S-T-I-K-S. Легавая

Легавая, устроившись на жёстком холодном полу, в какой-то момент незаметно для себя задремала. Хотя правильнее было бы сказать – вырубилась минут на десять, максимум на пятнадцать. Сон оказался неприятным: он давил, тревожил и не приносил ни отдыха, ни облегчения.

Разбудил её резкий оклик Полкана:

– Легавая, на выход!

Она подскочила, как будто её окатили кипятком, и за секунду полностью протрезвела. Остальные сокамерницы, сопевшие и дремавшие до этого, зашевелились и подняли головы, наблюдая, как одну из них выводят наружу.

– Эй, подруга! – Окликнула её невысокая девушка с тёмно-русыми волосами. – Держи хвост пистолетом! Не теряй достоинства!

Легавая чуть не прыснула. Вот уж не думала, что в этом гадюшнике найдётся кто-то, кто вспомнит про «достоинство». Сдержала улыбку, кивнула девочке, мол – уяснила. А про себя только и подумала: с чего это я его потеряю … было бы оно после этой ночи вообще… Через две минуты она уже знала, с чего.

Полкан лично сопроводил её в свой кабинет. Тот оказался типичным полицейским помещением, но в нём явно угадывалась претензия на стиль и статус. Сквозь широкое внутреннее окно из толстого прозрачного стекла открывался вид на общий холл, где за столами сидели сотрудники. Понятно дело, это окно сделали не для красоты, а для того, чтобы полковник мог наблюдать, как его подчинённые изо всех сил имитируют бурную рабочую деятельность.

На крепкой коричневой двери из лакированного дерева поблёскивала аккуратная прямоугольная табличка с чёткой чёрной гравировкой на золотистом фоне: «ПОЛКОВНИК ПОЛИЦИИ – ПОЛКАН». Ну а кто ещё мог здесь сидеть? Сразу было понятно – хозяин этого кабинета человек с солидными амбициями и привычкой к демонстрации своего положения.

Окна внутри были надёжно занавешены плотными коричневыми жалюзи, которые не пропускали ни лучика утреннего света. Стены обтянуты спокойными бежевыми обоями. По размеру помещение занимало около пятнадцати квадратных метров – не слишком просторно, но и не тесно. У самого окна стоял массивный, дорогой и явно тяжёлый стол из тёмного полированного дерева. На столешнице возвышалась зелёная лампа в старомодном ретро-стиле, будто позаимствованная с киносъёмок советского фильма о следователях. Рядом с ней лежали аккуратные стопки кожаных и пластиковых папок, сложенные так, чтобы ни один уголок бумаги не торчал наружу. Открытый ноутбук, стоявший по центру, тускло мигал экраном, на котором мерцали какие-то служебные, до невозможности скучные таблицы.

Хозяин кабинета восседал в мягком и явно дорогом кожаном кресле с высокой спинкой, в котором любая спина чувствовала бы себя как в отпуске. Слева от него стояло ещё одно кресло – уже массажное, японское, с блестящими боковыми панелями и мягкими подлокотниками. Похоже, оно предназначалось для тех моментов, когда полковнику требовалось восстановить силы после тяжёлых и напряжённых… пяти минут совещания. Справа от стола, у стены, возвышался высокий металлический шкаф с массивным замком, который явно не открывался просто так.

Перед столом стоял один-единственный скромный стул, обитый чёрной тканью, который предназначался для гостей, подчинённых и задержанных. Выглядел он так, словно на нём людям полагалось чувствовать себя как можно менее комфортно.

Слева от этого одиночного и немного угрожающего стула расположился коричневый кожаный диван, на котором вольготно устроилась Лидия. Она сидела с прямой спиной, излучала спокойствие и уверенность, а в руках держала фарфоровую чашку с горячим кофе, попивая его с видом человека, находящегося не в кабинете полковника, а на деловой встрече в уютном офисе.

В дальнем углу кабинета тихо побулькивал кулер с водой, рядом с которым вдоль стены разместился сервировочный столик с электрическим чайником, банкой молотого кофе и большой тарелкой, на которой лежал лимонный пирог. У самой двери висело большое зеркало во весь рост и стояла массивная вешалка для верхней одежды.

Чуть ближе к двери, прямо возле металлического шкафа, светился небольшой квадратный аквариум. В нём плавали яркие разноцветные рыбы, на вид дорогие и, возможно, экзотические. Вот только встроенный фильтр работал с таким громким гулом, что казалось, будто где-то неподалёку запускается реактивный самолёт. На настенных часах медленно ползли стрелки, и циферблат показывал ровно пять утра.

– Присаживайся, гражданочка, присаживайся, – мягко, почти ласково указал Полкан правой рукой на черный стул перед его столом.

Легавая опустилась, испытывая дежавю. Она вспомнила своё первое дознание у ментата: официальность и строгость.

– Чай? Кофе? Живца? – На удивление гостеприимно предложил полковник, сцепив пальцы в замок на столе.

– Не отказалась бы от живца, если можно, – отозвалась она с ровностью в голосе.

Лидия вспорхнула как чайная фея, в мгновение налила грамм двести живчика в гранёный стакан и приблизилась с этой своей лисьей, тягучей интонацией:

– Держи, душа моя.

От этой “души моей” Легавой захотелось выть. Слишком уж вежливо. Так лебезят лишь, когда что-то нужно. Она поняла: начинается звездец. Стандартный допрос в стиле "плохой-полицейский и добрый-полицейский".

Но Легавая уже выучила Лидию, как состав своего любимого сидра: она явно не годилась на роль доброго следователя. Слишком хищная. Грациозная, как змея в шелковом шарфе. Ей не шла эта роль.

Лега сделала три аккуратных, выверенных глотка. Горло обожгло, тело приятно разогрело. Мир немного замедлился. Она кивнула, поблагодарив:

– За живчик спасибо.

– Итак, Легавая, ты знаешь, по какой причине сейчас сидишь перед главой полиции стаба? – Начал Полкан, звуча так, будто выносил ей приговор.

– Догадываюсь, – ответила она, даже не моргнув.

– Просим, поделись догадками.

– Вам нужен ребёнок?

Полкан откинулся в кресле, провёл двумя пальцами по усам. Задумался.

– Так-то оно так, – протянул он, – но это не главная причина.

Легавая вскинула брови.

– Видишь ли, – продолжил он, – я ознакомился с твоей ментат-картой и досье, так сказать. Полиграф и ещё один надёжный человек, которому я доверяю, – он бросил короткий взгляд на Лидию, – заверили меня, что в cтабе появился ценный кадр. Что ни один из моих ребят с тобой не сравнится. Шесть лет в убойном отделе – это, конечно, не двадцать, но и не два дня. До крутого спеца тебе, естественно, ещё пилить и пилить, но на фоне тех, кто у меня в наличии, ты – золото. Подготовка не требуется. Я уже хотел выслать тебе приглашение на собеседование в нашу… уважаемую структуру…

Тут Легавая чуть приподняла бровь и с трудом сдержала смешок.

– …как вдруг этот ценный специалист в первую же ночь после выхода из бункера оказывается в обезьяннике. И вот теперь скажи мне, Легавая, это как понимать?

– Я не считаю нужным отчитываться перед вами, – ровно, как по нотам, ответила она. – Я не ваша подчинённая. Моя личная жизнь и досуг касаются только меня. Не слишком ли много на себя берёте, предъявляя мне претензии?

И тут позади послышалось, как у Лидии отвалилась челюсть и укатилась под диван.

– Чего вы от меня хотите? – Она сузила глаза.

– Я думал дать тебе шанс. Пригласить на испытательный срок, – хмуро сказал он.

– А с чего вы взяли, что мне это надо? – процедила она сквозь зубы. – Я что, перед вами в долгу?

Наступила тяжёлая пауза. И тут в разговор вплелась Лидия, её голос был не просто мягким – он был шёлковым:

– Полкан, позволь мне поговорить с Легавой наедине пару минут…

Она не говорила – она ворковала, пытаясь максимально смягчить ситуацию.

Полкан продолжал сверлить Легавую взглядом. Его глаза будто забивали в неё гвозди. Он не привык к тому, что ему не поддакивают, что перед ним не стелятся ковром, что на его попытку давления отвечают тем же напором.

– Легавая, душа моя, давай выйдем, – Лидия медленно поднялась с дивана, изящным, театральным жестом указав на дверь.

Та встала со стула так неторопливо, как назло. Глаз от Полкана не отвела. Потом, не спеша, развернулась и направилась к выходу.

– Мы на две минутки, дорогой, – мурлыкнула Лидия, закрывая за ними дверь, и тут же оборвала кошачью грацию.

– Ты что творишь?! – Зашипела она, едва дверной замок щёлкнул. – Ты вообще в своём уме?!

– Вполне, – ровно ответила та.

– Ты сумасшедшая! – Она почти задохнулась, от обиды и возмущения. – Послушай, ты, кажется, не совсем понимаешь, в каком ты положении.

– В каком?

– В каком?! – Переспросила Лидия, и сама себя осекла. Поправила свою нелепую камуфляжную футболку, которая на ней смотрелась так же естественно, как фата на крокодиле. – Ты нарушила комендантский час, сухой закон и самое ужасное… Ты ударила главу стаба!

– Аааааа… Ссссс… – Легавая сквозь зубы втянула воздух. – Так вот оно что…

– А?! А! Дошло-таки осознание! – Победоносно констатировала Лидия.

– Я знать не знала, кто был тот амбал. А на лбу у него не написано!

Глаза у неё полыхнули так, что Лидия рефлекторно отшатнулась на полшага.

– Где твои мозги, Легавая?! А ещё ты только что нахамила полковнику полиции! Ты не понимаешь – тебя уже поставили на счётчик! Скажи спасибо, что не назначали трибунал!

– Как это понимать?

– Нарушение правопорядка – это штраф и отработка. И я даже боюсь представить, сколько тебе насчитают после этой ночи! И Веда тебя не прикроет. А возможно, и ей достанется! Тебя накажут. И накажут жёстко!

– Я уйду из стаба.

– Не получится!

– Вы не имеете права меня удерживать.

– Послушай, даже если сбежишь – ты уйдёшь налегке. У тебя не будет ни транспорта, ни оружия. Мы в самом пекле, ты не выживешь! Тебя сожрут за час за пределами ворот!

– Как-то выживала три дня с младенцем на руках и без вас.

Лидия замялась.

– Это не обязательно. Слушай… – голос её дрогнул, впервые по-настоящему искренне. – Я знаю, ты меня не жалуешь. Как и твоя сестра. Но я правда хочу тебе помочь. Не пори горячку. Выслушай наше предложение. Я поговорила с Полканом. Он… он готов рискнуть, чтобы выбить для тебя максимально мягкое наказание. Насколько это вообще возможно. Но ты же понимаешь – ударить Эльбруса… это недопустимо. Ты его унизила… На глазах его подчинённых, благо он кваз благородный, не опустился до личной мести.

Она зажмурилась и начала тереть виски пальцами.

– Короче, тебя в любом случае не отпустят, пока не отработаешь штраф…

– Гнилое у вас тут место, – выдохнула Легавая с неприязнью.

– Нет! Нет! Оно справедливое! – Лидия перешла на истерику, но тут же осеклась. – Мы дали вам кров, еду, безопасность! Вы моетесь в горячей воде, едите вкусную и горячую пищу, пьёте лучший чай, танцуете в клубах! Как в ни в чём ни бывало! Как будто нет всего этого ужаса за забором! А ты… – она сбилась – …ты принимаешь это как должное, а не стоит. Тебе крупно повезло, что ты попала именно в этот стаб… Попади ты в тот же Гадюшник, никто бы там с тобой не церемонился…

Пауза.

– Хорошо, – холодно бросила Легавая. – Пошли закончим разговор с твоим благоверным.

– Только… без фокусов!

– Без фокусов.

– Полкаша, Легавая готова продолжить беседу, но уже в более продуктивном русле, – сладко, с маслом в голосе сообщила Лидия и вплыла обратно в кабинет.

Полкан, как сидел в кресле, сложив руки домиком, так и не шелохнулся. Молчал. Думал. Или прикидывал, как бы повкуснее насолить.

– Я вас слушаю, – спокойно проговорила Легавая, опускаясь на стул.

Полковник открыл одну из своих кожаных папок, достал лист А4 с красной гербовой печатью. Бумага хрустнула в его руках. Он зачитал вслух четко, будто в суде:

– "Я, Легавая, в здравом уме и ясной памяти, передаю под личную опеку несовершеннолетнего ребёнка Веронику гражданам Полкану и Лидии. Взамен получаю одну красную жемчужину, сотню споранов, десять горошин и иные ценности, указанные ниже…"

Он аккуратно протянул лист и положил рядом с ним дорогую перьевую ручку с позолотой.

– Так быстро? – Легавая вскинула брови. – А я думала, мы будем болтать о моих проступках, штрафе и о том, какая я засранка неблагодарная.

– Что предлагаешь?

– Я не уверена, что могу доверить вам девочку, – холодно сказала она. После чего в комнате стало как-то особенно тесно.

Лидия тут же подскочила с места, будто кто-то щекотнул ее током.

– Легавая, послушай! Мы отлично ладим с детьми! Каждый из нас воспитал по два поколения! В прошлой жизни и у меня, и у Полкана были дети и даже внуки! А ты? Ты даже не знаешь, как правильно держать малышку! Что ты ей можешь дать? Кроме своего колючего языка и вечного кислого взгляда? А у нас она получит все: любовь, заботу, воспитание, безбедную жизнь! И что важно – белую жемчужину!

– Хочу половину дуплекса Веды. Он пустует. Хочу три красных жемчужины, две сотни споранов, сотню гороха и снятие всех обвинений.

Полкан поперхнулся.

– Губа не дура у тебя, барышня!

– Так точно, – кивнула Лега.

– Одна красная жемчужина, две сотни споранов, пятьдесят горошин, половина дуплекса Веды. И на этом всё.

– Нет.

– Нет? – Переспросил он, будто ему послышалось.

– Неа. Вы не поняли. Я не торгуюсь. Это не аукцион. Это окончательная цена. Хотите – платите. Не хотите – забирайте свою гербовую бумажку и сделайте из неё туалетную.

– Я не могу снять с тебя обвинения, – медленно проговорил он. – Это было бы по-твоему справедливо?

– Вы ж глава полиции. Вы можете всё. А ещё спишите с меня тех уродов на заправке, они получили по заслугам.

– Причем тут уроды на заправке? – Полкан приподнял бровь. – Да они просто пыль. Грязь под ногтями. В Улье каждый день мрут миллиардами. Был человек – нет человека. Плевать. Расходный материал! За них тебе ничего не предъявят. Дело в том, что ты напала на главу стаба.

– Это сложно назвать нападением. Пострадала только я.

– И то верно, – хмыкнул Полкан. – Но такие вещи не забываются и не прощаются. Это тебе надо понимать. Троих уродов – да, я с тебя и так спишу. Что случилось за периметром, остаётся за периметром. Но нападение на главнокомандующего… Увы. Даже не надейся.

– Хорошо. Тогда так: три красных жемчужины, сто гороха, двести споранов, половина дуплекса, вернуть всё мое оружие и списать троих говноедов с заправки. А также нарушение комендантского часа и дебош в баре. Обвинение в нападении на главу стаба оставляйте. Раз уж невозможно убрать.

Полкан замолчал на целую минуту. Легавая чувствовала, как позади Лидия нервно топчется на месте, шуршит штанами и, вероятно, сверлит Полкана глазами, умоляя согласиться, пока всё не пошло прахом.

Наконец тот поднял взгляд:

– Завтра подойдешь ко мне в кабинет в полдень. Точнее, уже сегодня, – он посмотрел на часы. – К этому времени я подготовлю новый акт у нотариуса.

Он махнул рукой, как король на троне:

– А теперь марш отсюда с глаз моих!

Лидия сияла от счастья. Еще чуть-чуть и взлетит.

Легавая поднялась, не глядя ни на него, ни на неё. Выходила она медленно, гордо. Сняла перевязку с локтя, рука чувствовала себя уже лучше, немного ныла, но не так больно.

С одной стороны, она была собой довольна. Вышла с интересным бартером на руках. С другой стороны… как?! Как ей, чёрт возьми, отдать девчонку? Она ведь уже привыкла к ней. Нет, в глубине души она прекрасно понимала – она не мать. Ну не мать и всё тут. Ни одеялко тёплое ночью подоткнуть, ни кашку сварить, ни песенку спеть… И даже белую жемчужину она Веронике не достанет. Но не слишком ли это? Поторговаться за ребенка, как за мешок картошки на рынке… Да уж, эти моральные качели были такие, что её аж укачало. Облегчение и тяжесть, одновременно.

Она прошла мимо дежурки. Там сидела та самая блондинка и смотрела на Легавую с тем самым выражением лица, от которого хочется проверить, не капает ли у тебя что-то из носа. «Чего вылупилась, Барби?» – подумала Лега, поёжилась и ускорила шаг.

Но стоило ей выйти наружу, как вдруг она успокоилась. Солнце! Роса блестит на листьях, травка, птички. А воздух! Какой он сладкий и чистый, свобода! Легавая аж потянулась с хрустом в спине. И вот тут, как из ниоткуда, к ней уже несутся Веда, Берта и Рикошет.

– Боже, сестра моя, прости меня! – Запричитала Веда, кидаясь на шею и едва не кланяясь.

– Всё нормально. Меня выпустили, как видишь, – хмыкнула Лега, вытирая щёку от неожиданно слюнявого поцелуя.

– Что случилось-то? Как тебя вообще замели?

– А то ты не знаешь? – Прищурилась та. – Ты же у нас знахарь, мать-ведунья.

– Эй, не издевайся. Я ж не на такие мелочи распыляюсь, – фыркнула Веда, но глаза у неё стали виноватые.

– «Мелочи», – Легавая округлила глаза, ткнула её пальцем в бок. – Это ж, по-твоему, мелочь?

– Пошли домой. Устала небось, – уже мягко, по-сестрински обняла её Веда.

– Пошли… Устала – это слабо сказано. Ах да. Скоро мы с Рикошетом переезжаем. У нас будет свой дом. Больше не будем тебя теснить.

– Не поняла, – Веда остановилась и переглянулась с Рикошетом. – Какой дом?

– Лидия и Полкан заставили меня подписать отказную на Веронику. Взамен они отдают нам вторую половину твоего дуплекса. И ещё там… кое-что вкусное.

– Так, стоп, – Рикошет мгновенно занял боевую стойку. – Что значит "отказную на Веронику"?

– Они её заберут, – голос Легавой стал ровным.

– Нет! Ты что?!

Веда мягко положила руку ему на плечо:

– Рикошет, так будет лучше. В первую очередь для самой малышки. Мы не сможем дать Веронике то, что дадут они. Ни безопасности, ни иммунности. А девочке нужен дом, любящая семья. Как бы я не поносила Лидию, но она повернута на материнстве и знает о детях всё. – Надо будет кстати Веронику у Сакуры забрать, – добавила она буднично.

Рикошет всё прекрасно понимал. И всё равно не мог согласиться. Его губы дрогнули. Он сжал кулаки.

– А Берта? – Спросил он вдруг, будто хватался за последнюю соломинку.

– А о Берте речи не шло, – Легавая удивлённо моргнула. – Берта остаётся с нами. Это не обсуждается.

– Понятно… – выдавил он меланхолично.

– Ой, а ты чего это руку жмёшь? – Веда прищурилась, заметив, как Легавая прижимает правую руку к груди, будто прячет что-то очень ценное… или болезненное.

– Да так, история достойная быть экранизированной в каком-нибудь дешёвом ситкоме, – усмехнулась она, но улыбка вышла кривой.

– Тебя что ли стращали в камере?! – Взвыла Веда и вспыхнула, как спичка.

– Нет-нет, ты чего. Я сама кого хочешь застращаю.

– Ну это да… – осторожно согласилась знахарка, но добавила уже тише, – и всё же?

– Если коротко, – вздохнула она, – я врезала Эльбрусу с локтя в нос.

– ТЫ ЧТО-О-О-О?! – Крик Веды, высокий и звонкий, разнёсся по округе так, что стая голубей в панике сорвалась с веток и исчезла за крышами. Даже Бертa подпрыгнула от неожиданности.

Глава 4: что с даром?

Всю дорогу до дома Веда не умолкала. Она превратилась в мобильную версию следственного комитета: вопросы сыпались один за другим, то руками размахивала, то хваталась за голову, то за Легавую. Досталось и Рикошету пару раз по спине.

Когда добрались до дуплекса, Веда выдохлась. Полчаса пялилась в выключенный плазменный телевизор. Потом молча открыла холодильник, достала бутылку пива и, не раздумывая, опустошила её залпом. Да уж… Она с самого начала чувствовала, что между Легавой и Эльбрусом что-то должно произойти. Но чтоб такое…

Вернулась Лега около часа дня – от Полкана, без лишних приключений. Он её, к счастью, не задерживал.

– Настоящие, – кивнула Веда, внимательно осматривая красный жемчуг на ладони сестры.

– А что, бывает не настоящий? – Рикошет искренне удивился, чесанул затылок.

– Конечно. Время от времени пытаются гнать контрафакт8. Но не в нашем стабе, – фыркнула знахарка. – Здесь такие фокусы быстро заканчиваются… и плачевно.

– Мда-а-а-а у-ж-ж… – протянул Рикошет, глядя на три сияющих бусины, – как будем делить?

– Одну мне, вторую тебе, третью Веде, – пожала плечами Легавая. Ей было, по сути, всё равно.

– Нет, – резко отрезала Веда. – Все три подходят только Легавой.

– Почему? – Опешил Рикошет, явно не готовый к такому раскладу.

– У неё шанс обратиться и пережить последствия меньше, чем у нас, – серьёзно сказала Веда. – И больше шансов прокачать и раскрыть свои дары. Это важно. Это безопаснее.

– Эх, понятно… – Тот сглотнул. Немного обидно ему.

– Не печалься, ты этих жемчужин потом штук сто ещё насобираешь, – подмигнула ему Веда.

– А ты откуда знаешь?

– Я же знахарь, – довольно усмехнулась она, деловито поправив очки-пустышки на переносице. – Когда там эта коза драная, ээ… то есть Лидия, придёт за малыхой?

– Через час… – вздохнула Легавая с грустью в голосе.

Она подняла малышку на руки и прижала к себе. Та блаженно заулыбалась и пустила пузыри слюней. Легавая чувствовала, как сердце сжимается. Как же ей не хотелось расставаться с этой упрямой, капризной, своенравной, часто какающей, маленькой женщиной… Но что сделано – то сделано… Она поцеловала её в макушку, приятный телесный запах молочка обдал нос, типичный аромат всех младенцев.

– Кстати, о Лидии… – вдруг вспомнила Легавая. – Она как-то сказала, что уже дважды бабушка. А выглядит бодро, моложаво. Я вообще здесь ни одного старика не видела, —задумчиво протянула она.

– Ты шо, брошюру не читала? – Важно подняла бровь Веда, облокотившись на барный островок.

– Да не успела ещё, тут же суета, беготня…

– Легавая! – Веда демонстративно поправила очки на переносице, – будь поответственнее. Это нереспектабельно!

– Здесь вообще никто не стареет, – вставил Рикошет, также налегая локтями на столешницу. – Пока мы в бункере куковали, я ту брошюру раз десять перечитал. Возраст откатывается. Никто здесь старше сорока не выглядит. Болячки заживляются, органы восстанавливаются, конечности отрастают обратно. Очки, слуховые аппараты – всё не нужно.

Он покосился на Веду:

– А тебе кстати зачем очки?

– Для респектабельности! – Отчеканила та и с достоинством поправила вновь сползающую оправу.

– Насчёт быстрой регенерации я слышала, – кивнула Легавая, укачивая малышку, – а про возраст… да, конечно, здорово.

– Так, уважаемый пациент Рикошет, пройдите, пожалуйста, в кабинет знахаря на диагностику. Будем щупать ваш дар, – Веда сделала приглашающий жест в сторону гостиной.

– Э-э-э… – Тот выпрямился и поплёлся к дивану, явно не уверенный, что готов, чтобы его «щупали».

– Нет-нет-нет, на софу укладывайся, – деловито поправила его Веда.

Раздался ожидаемый звонок в дверь. Легу потряхивало, она нервничала. Кажется, воздух кто-то украл из атмосферы. Сложно было дышать, в горле ком дурацкий…

– Вот, – буркнула она. Передала малышку Лидии – руки дрожат, губы поджаты.

Лидия тут же прижала Вероничку к себе, а та давай улыбаться и весело размахивать ручками и ножками.

– Ай, ты девочка моя сладкая! Моя крошка! – Лидия, кажется, сейчас расплачется.

Легавая тоже с трудом держалась.

– Спасибо, Легавая. Я благодарна тебе за этот чудесный и прекрасный дар. Это самое ценное, что теперь у меня есть, – прошептала Лидия, поцеловав малышку в лоб.

– Пжалста! – Та резко шагнула назад и закрыла дверь, так ничего не ответив Лидии.

«Дура… разве какой-то там жемчуг стоит такой чудесной крошки?». Помотала головой, чтобы стряхнуть с себя тоску и привязанность.

– Как всё прошло? – Тут же подскочил Рикошет. Надо ж ему, любопытному, знать.

– Нормально, – пожала плечами Лега. Ну, не рассказывать же ему, как сердце теперь воет от тоски.

– Сестра, можешь посидеть пока на втором этаже или прогуляться? Мне надо закончить с Рикошетом. Чтобы он ни на что не отвлекался, – попросила Веда, уже оттаскивая беднягу за ухо.

Та ушла отдыхать, если это вообще можно было назвать отдыхом. Дрёма пришла быстрая, но рваная, тревожная: тело подрагивало, то ли от холода, то ли от напряжения. Она дёргалась, вздрагивала, будто что-то преследовало её в полусне. Но прошлая ночь и половина дня были тяжёлыми, и хотя бы немного восстановиться было жизненно необходимо.

***

– Итак, господин хороший, – начала Веда. – Как я и говорила раньше, ты можешь отражать или отталкивать летящие в тебя предметы.

Рикошет лежал на софе, сложив руки домиком на животе.

– Понятное дело, что ядерную боеголовку ты даже при развитом даре не отразишь, – Веда скривилась, – но всё же штука полезная.

Она повернулась к ноутбуку и начала клацать по клавиатуре как заведённая. Щёлк-щёлк-щёлк.

– Значит так. Дар активируется в двух случаях: либо по твоей воле, либо когда подсознание чувствует угрозу и включает его автоматически. Но, – она подняла палец, – тренировать надо именно сознательное включение. Каждый день. Как зарядку, понял?

– Понял, – кивнул Рикошет.

– В момент опасности вокруг тебя образуется поле. Всё, что в него попадёт – отбросится ровно по той же траектории назад. То есть если тебе в глаз метнули нож – нож вернётся отправителю. Но если между вами окажется твой союзник… – она строго посмотрела, – сам догадываешься.