
Полная версия
S-T-I-K-S. Легавая
Но Легавая спокойно положила ладонь ему на плечо и внезапно расхохоталась. Смех вышел звонким.
– Ты чего это? – Удивился тот, всё ещё готовый к словесному батлу.
– Да ничо, – хохотала она, вытирая слезу с уголка глаза. – Ты видел, как её только что побрили? Мисс Совершенство в гневе. Она аж челюстью заскрипела. Щёки как жаба надула.
Рикошет тоже не выдержал, губы дёрнулись в ухмылке, а потом и вовсе рассмеялся.
Лега знала таких, как Лидия. Опасны они. Когда такие не получают желаемого, у них внутри ломается рычаг, и дальше они действуют без тормозов. Дамочка была из тех особ, что в «нет» слышали личное оскорбление, проклятие и приглашение на дуэль. Она всегда получала, что хотела. Ценой чужих нервов, связей, манипуляций или крокодиловых слёз.
И, надо признать, Лидия не соврала. После регистрации их с Рикошетом действительно запихнули в общую спальню, причём на верхние койки. Сливки общества, а точнее, жирная пенка из начальства, их жён, детей, любовниц и особо ценных кадров, получили крохотные, но изолированные комнаты. Всяко лучше койки в общей комнате на сотню человек.
Бункер изначально проектировали на две тысячи душ. Но даже не набрав и половины этой численности, здесь уже ощущалась теснота. Сейчас в нём обитало около пятисот – вместе со служивыми. И уже было ясно: стоит добавить ещё сотню, и начнётся натуральная борьба за каждый клочок пространства и крошки хлеба. Возможно, под землёй имелись и другие помещения, залы, но до них пока никого не допускали.
В центре бункера находилась просторная столовая, по размерам значительно превосходящая актовый зал, в котором совсем недавно выступал Уж. В помещении рядами стояли длинные железные столы, отполированные до блеска, и такие же тяжёлые лавки. В воздухе витал насыщенный запах тушёной капусты, смешанный с тёплым, уютным ароматом сладких “пуховых” булочек.
Для соблюдения гигиены в бункере были предусмотрены общие душевые, отдельные для женщин и мужчин. Посещать их разрешалось строго в отведённые часы, и тот, кто пропустил свой временной слот, вынужден был ограничиться умывальником, что, мягко говоря, не доставляло удовольствия. Туалеты тоже были общими, но, несмотря на это, поддерживались в относительной чистоте и благоухали резким, но привычным запахом хлорки.
Для поддержания психического равновесия жителей обустроили три комнаты отдыха, каждая площадью около шестидесяти квадратных метров. Внутри этих помещений располагались мягкие кожаные диваны, собранные в уютные группы, а в углах громоздились шкафы, наполненные потрёпанными, но весьма разнообразными книгами – от «Войны и мира» до попсы под названием «Как стать богатым за десять дней». Для любителей развлечений имелись настольные игры: «Монополия», «500 злобных карт», шахматы, а также старенький набор «Мафии» с карточками, разрисованными вручную. Стены украшали красивые пейзажи в добротных деревянных рамах, которые придавали обстановке почти домашний уют.
В одной из комнат отдыха находился проектор с целым запасом старых фильмов – от «Броненосца Потёмкина» и «Чужого» до видавшего виды DVD-диска «Стриптитутки против зомби», просмотренного уже до дыр, и пары сезонов «Доктора Хауса», сохранённых на флешке. В углу третьей комнаты стоял кофейный автомат. Работал он нестабильно, но в те редкие моменты, когда удавалось получить из него стаканчик горячего напитка, он воспринимался как портал в рай.
Кроме того, в бункере имелись два тренажёра – велотренажёр и беговая дорожка. Оба скрипели так громко, что желание ими пользоваться быстро угасало, поэтому стояли они без дела практически всегда.
В целом, условия здесь были вполне сносные и позволяли жить без особых лишений, если, конечно, не придираться к мелочам.
Так компания и протянула здесь три долгих, мучительных для неё дня. Поначалу Берта скучала, но потом её заметили дети… Буквально не давали ей прохода: то покататься на ней хотят, то подрессировать, то за ушки подёргать. Легавой пришлось несколько раз проводить воспитательные беседы с детьми и их мамашами, объясняя, что собака – это живое существо, а не плюшевая игрушка. Рикошет ходил хмурый, как туча: стены бункера на него слишком давили.
А вот Лидия как в воду канула. Ни слуху, ни духу. Она ни разу не подошла к Легавой. А главное – малышка была у неё всё это время. Легавую это бесило до дрожи в печени. Она пыталась узнать у дежурных номер комнаты Лидии – сначала вежливо, потом менее вежливо, а потом уже с откровенными угрозами. Но система была глуха. Даже когда она выдавливала сквозь зубы: “У этой женщины моя дочка”, чтобы хоть как-то привести в движение шестерёнки бюрократической машины, уповая на сострадание и жалость – всё равно: “Извините, эта информация конфиденциальна”.
Да подавитесь вы своей конфиденциальностью!
На четвёртый день их снова согнали в актовый зал. Свет, как и всегда, был тускловат, а воздух тяжёлый и спёртый, пропитанный гулом собравшейся толпы.
Из коридора, величаво, словно королева, выплыла Лидия, держа на руках маленькую Вероничку. Она шла сквозь ряды людей так, будто провела последние трое суток не в душной, бетонной коробке, а в дорогом и расслабляющем СПА-салоне. На лице её играла уверенная, чуть снисходительная улыбка, а походка была размеренной и демонстративно женственной, с лёгким покачиванием бёдер. Лидия медленно обвела глазами зал, пока не наткнулась на злой и колючий, почти физически ощутимый взгляд Легавой. От этого взгляда её шаги заметно изменили ритм, и она, уже с осторожностью, направилась к ней.
Лега молниеносным движением выхватила ребёнка из рук самоуверенной «няньки-хапуги» и одарила Лидию таким взглядом, что у той, казалось, подкосились ноги. Если Лидия могла считаться мегерой королевского размера, то Легавая в такие моменты превращалась в ходячую, нестабильную атомную бомбу, способную своим гневом поднять целую гору, покрутить её на пальце, как баскетбольный мяч, а затем отправить в космос одним щелчком. С женщинами вроде Легавой в состоянии ярости лучше не вступать ни в какой контакт, и Лидия это прекрасно понимала. Она замялась, чувствуя неловкость.
– Ой, Легавая, душа моя… ну ты чего? Понимаешь, замоталась… – попыталась она оправдаться, но договорить не успела.
– Заткнись, – процедила та сквозь зубы, не оставив ни единого шанса на продолжение разговора.
Лидия лишь неловко поправила безупречно белую блузку – как она вообще ухитрилась найти и сохранить такую вещь в здешних условиях, оставалось загадкой – и перевела взгляд на входящего в зал Ужа.
Он появился так, как всегда умел – в камуфляже, с холодно-строгим выражением лица и поразительно яркими, медовыми глазами, которые излучали притягательный свет. Подполковник уверенно поднялся на импровизированную сцену, окинул зал внимательным взглядом, глубоко втянул воздух и заговорил громким, чётким и прекрасно поставленным голосом:
– Граждане стаба Форт Воля! – Произнёс он торжественно. – Поздравляю вас. Поздравляю нас всех. Благодаря усилиям семисот двадцати человек, которые находились на поверхности, буквально в шаге от гибели, нам удалось изменить траекторию движения орды.
В зале воцарилась короткая пауза, а затем люди загудели. Кто-то хлопал по плечу соседа, кто-то тихо всхлипывал, а кто-то просто обнимал ближайшего.
Уж поднял руку, и зал мгновенно затих.
– Два дня назад орда прошла в километре к западу от нас. Потери – ноль. Ни одного человека.
Зал выдохнул, затем громко и радостно заголосил.
А Уж тем временем продолжал:
– В течение двух часов всем надлежит покинуть бункер. Выход – только через ворота А1. Повторяю: только ворота А1. Нарушение маршрута будет считаться административным нарушением. Последствия будут соответствующие.
Как говорится, людям дважды повторять не нужно. Народ тут простой – сказали кабанчиком покинуть бункер, те и метнулись. Все быстренько собрали свои черевички и дружно, всем скопом, вышли через обозначенный выход. Оружие всем вернули на выходе.
Когда они выбрались из бункера, оказавшись на какой-то неведомой для Легавой улице посёлка, все поморщились от яркого солнца, которое без стеснения било в глаза. Лёгкие наполнились чистейшим свежайшим воздухом, а вокруг сразу распространился запах цветов и пыльцы. Легавая чуть не опьянела. Никаких запахов бетонных тоннелей и затхлого воздуха – какое же облегчение выйти на свежий воздух после всего того, что они пережили в подземке.
Люди начали расходиться по домам. Легавая ещё плохо ориентировалась, где она находится. Они с Рикошетом стояли и неловко оглядывались. Лидия, конечно, могла бы их сопроводить, но Леге не хотелось её видеть. Поэтому они попросили ближайшего человека подсказать, в какой стороне дуплексы. Тот, с какой-то непонятной завистью, оглядел их с ног до головы и указательным факом направил на юг. Это было странно, но Легавая не стала устраивать разборки из-за такой мелочи. В бункере за три дня и три ночи у всех поехали мозги. Эти бетонные стены и сдавленное пространство внизу не могли не отразиться на психике. Так что, она лишь сказала «спасибо» и пошла дальше.
Лидия, как бы невзначай, шла за ними – за Легавой, Рикошетом, Бертой и Вероникой. Она не знала, с какой стороны подступиться. Очевидно, уже ни с какой. Нужно было думать раньше, а не забирать себе девчонку на три дня. Теперь ситуация была запутанной, и Легавая, несмотря на все свои усилия, не могла избавиться от раздражения.
– Она идёт за нами, – тихо наклонившись к уху Легавой, сказал Рикошет.
– Да, вижу, пусть идёт, – ответила та, не оборачиваясь.
Через некоторое время Лидия свернула к зданию полиции, видимо, пошла искать своего мужа. Лега обратила на это внимание и с облегчением пошла дальше.
Дойдя до дуплексов, они заметили, забор, который раньше был защищён колючей проволокой и электрическими проводами, теперь выглядел как настоящая крепость. На его верхней части вдоль всей длины были натянуты дополнительные металлические шипастые сети, чтобы ещё больше усложнить попытки врага перелезть. Вдоль основания укрепили бетонные блоки, скрывающие ещё один слой колючей проволоки, замаскированной в земле и дёрне. На некоторых участках появились даже импровизированные стенки из мешков с песком, предназначенные для того, чтобы замедлять продвижение и вызывать дополнительные трудности при попытках преодолеть ограждение.
Дверь в их половину дуплекса была открыта настежь. Леге это, конечно же, не понравилось. Они поспешили войти в дом. Внутри было тихо. Веды не было на месте. Окна на первом и втором этажах закрыты стальными ставнями. Они не стали ждать знахарку и сразу распахнули все окна, чтобы впустить хотя бы немного света в этот мрак. Затем привели себя в порядок и переоделись.
Ой, ну какой же это всё-таки кайф – быть дома! Хорошо-хорошо, этот дуплекс не был их домом, скорее, как они считали, временным пристанищем. Но всё же – это непередаваемое ощущение, когда ты можешь с комфортом посидеть на толчке в одиночестве, помыться под тропическим душем с горячей водой, а не под скудным напором едва тёплой струйки. На тебя никто не пялится, ты не боишься уронить мыло в душе! Кайф!
На барном островке лежали пакеты ИРП, подумав, что это для них, не стали церемониться, просто закинулись содержимым. Берту с Вероникой тоже покормили. Теперь сами не знали, что делать дальше. Веда пока не вернулась. Поэтому выходили на улицу, гуляли вокруг дуплекса, и по асфальтовой дороге вдоль забора, затем до фонтана, пытаясь хоть как-то растянуть это бесконечное время.
Дело шло к вечеру. Солнце как-то ненормально стало заваливаться на бок и взорвалось на глазах. Легавая опешила. Небо и ночное, и дневное казалось ей странным с самого начала здесь. Она ещё в первую ночь заметила громадные звёзды, туманности и спирали. Где-то про себя она понимала, что тут что-то не так. И вот наконец-то смогла понять что. Со светилами тут происходит причудливое. И впрямь… Очередное подтверждение чужого мира…
Веда появилась уже затемно. Она ввалилась внутрь как подстреленный лось, рухнула мешком с картошкой на пол, звонко трахнулась грудью и животом о кварц-винил, перевернулась на спину и раскинулась звездой. На ней был зелёный камуфляж, потная кепка, чёрные пыльные кроссовки.
– Ойййй… – протянула она, не открывая глаз. – Ща бы холодненького пивка бахнуть…
Берта тут же метнулась к ней и начала вылизывать лицо. На морде у Веды был приличный слой дорожной пыли, судя по следам, которые Берта ловко слизывала языком. Прямо как крем с торта. Та морщилась и отпихивала собаку.
Легавая и Рикошет окружили её, в лицо полетел град вопросов.
– Что это было?! – Выпалила Легавая, присев рядом.
– Ты видела орду? А где она прошла? Они воняли? Шумно было? Они ели кого-нибудь?
– Ты чего так поздно вообще? Всех же ещё утром из бункера выпустили! Где ты шлялась? Что делала? Ты в порядке?
Веда лишь поморщилась, медленно сняла с головы кепку и с показной обречённостью напялила её себе на лицо, как бы ставя жирную точку в этом спектакле под названием «допрос с пристрастиями».
– Ребят… имейте совесть… Я четыре дня – не жравши, не спавши, не сравши. Может, хоть капельку пивка… ой, то есть уважения… к уставшей работящей женщине?
Легавая тут же прочухала намёк. Без слов рванула к холодильнику, достала оттуда бутылку пенного под звучным названием «Житиё Гусиё», открутила крышку и молча протянула её работяге.
Веда схватила бутылку с такой скоростью, будто это был не напиток, а исцеляющий нектар. Смачно присосалась к горлышку и, чёрт побери, это был момент абсолютного блаженства. Первый глоток, и по горлу скатилась пенная и искристая прохлада. Пиво будто разлилось по пищеводу мягким, тёплым золотом, обнимая вены и выгоняя усталость, пыль, ад и все ужасы последних четырёх дней. Сердце пропустило удар от наслаждения. Каждая клетка тела словно вспомнила, зачем вообще стоит жить. На душе стало тепло. Настолько, что захотелось рыдать от умиротворения и одновременно орать "ЖИЗНЬ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!". Голову приятно повело. Руки и ноги стали ватными и лёгкими.
– О-о-о да… – выдохнула Веда, отрываясь от бутылки. – Вот он, вкус цивилизации…
Легавая и Рикошет обменялись быстрыми, полными скрытой насмешки и лёгкой зависти взглядами, а затем одновременно потянулись холодильнику. Спустя минуту каждый из них уже держал в руке по прохладной бутылочке, на стекле которой блестели крошечные капли влаги.
Вскоре они устроились втроём на полу за диваном, вытянув уставшие ноги так, чтобы хоть немного расслабиться после всего пережитого. Легавая сделала глоток, и прохладная горьковатая жидкость мягко разлилась по горлу. Пена чуть коснулась губ, оставив лёгкое щекочущее ощущение, а капли конденсата скатились по гладкому стеклу бутылки, оставив на пальцах холодный влажный след. Пиво в этот момент казалось чем-то вроде манны небесной, святой водой, настоящим елеем для измученной нервной системы.
Никто из них не произносил ни слова. Даже обычно шумная и беспокойная Берта притихла, улеглась рядом и, свернувшись клубочком, уткнулась влажным носиком в колено Веды. Сейчас существовал только этот момент единения. Этот жаркий вечер. И вкус жизни, возвращённый одним глотком хмеля.
Глава 2: унесённые сидром.
Так они и просидели минут двадцать, тупо уставившись в стену перед собой.
Любопытство всё-таки победило, и Легавая, не удержавшись, продолжила допрос с лёгким садистским удовольствием:
– Ну так что? Рассказывай давай, как всё было? – Хлопнула она Веду по пухлой коленке, отчего та дёрнулась.
Ей до сих пор было дико странно видеть себя на двадцать килограммов тяжелее, а Веде – себя на двадцать килограммов стройнее.
– Пфффф… Ну что тут сказать… – протянула та, лениво почесывая подбородок. – Орда, примерно сто двадцать – двадцать пять тысяч особей, шла на нас как на шашлык. В стабе есть четыре человека с даром скрыта. Ммм… Это такой дар, который позволяет временно скрыть себя и тех, кто рядом – типа локальный невидимка. Также некоторые скрыты умеют и запах скрывать. Из всей четвёрки только один чувак был реально прокачан, его как раз и поставили в угол между нашей стеной, – она кивнула на ту самую, через дуплекс от них, – и северной. Там была ключевая позиция. Вот он и тужился скрывать охраняющий гарнизон.
– Ещё у нас был фамильяр. Это такой чувак, который может управлять животными: видеть их глазами, слышать их ушами, призывать как диснеевская принцесса. Он как раз отслеживал движение орды, потому что три дрона тупо сшибли элитники. Высоко-то в Улье ничего не летает, кроме птиц, а вот низко… А вот то, что летает низко, тут долго не живёт. Фамильяру и иллюзионисту пришлось выкатиться за пределы стаба вместе с другим скрытом, чтобы заманить толпу в другую сторону. Скрыт их скрывал, фамильяр отслеживал реакцию орды через вороньё, а иллюзионист гонял приманки туды-сюды. Пустил по полю иллюзию косули с детёнышами. Стадо потянулось за ней… Правда не сразу, засранцы морды свои воротили поначалу. Пришлось раз семь эту косулю несчастную пускать, каждый раз дальше и дальше. Чувак выдохся почти в ноль, пришлось его подзаряжать.
– Подзаряжать – это как? – Спросил Рикошет.
– Ну, типа как переливание крови, только энергии. Знахари умеют видеть потоки энергии, направлять их, передавать. Так вот ему… перелили немного.
– Ты тоже умеешь? – Уточнила Легавая.
– Ага, умею. Но, как уже говорила, моей батарейки хватит на синицу. Я не та, кто спасёт всех. У меня другой прикол… – она замялась.
– Что за прикол? – Подозрительно прищурилась Лега.
– Ну-у-у, извини. Эта информация не для посторонних ушей, – отшутилась Веда, теребя за ушками Берту.
– Сказала «А» – говори «Б», – вставил Рикошет, но тут же получил от Легавой тычок в плечо и грозный кивок: мол, не лезь куда не просят.
– Короче, в этот раз всё прошло тихо. Спасибо стратегии Эльбы.
– Кого?
Веда ехидно уставилась на Легавую, словно дразнясь.
– Эльба. Это Эльбрус.
– Кто такой Эльбрус, и почему ты на меня так смотришь?! – Легавая засмущалась, чуя неладное.
– Эльбрус – это глава стаба. Двухметровый квазище, шириной как шкаф-купе.
– Поняла… – буркнула Лега.
– Так что, пока живём, – заключила Веда, отпивая из бутылки. – Но… хи-хи-хи, у нас теперь военное положение на две недели! Так что, если поймают нас с пойлом, огребём как следует.
– Эй, а что у нас с дарами? – Спросил внезапно Рикошет. Этот вопрос жёг ему мозг четыре дня подряд.
– Точно! Ваши дары! – Хлопнула себя по лбу Веда. – Завтра разберусь с каждым индивидуально, но пока расскажу кратко. У тебя, Рикошет, дар отражения. Всё, что в тебя летит: стрелы, пули, ножи, лифчики, и так далее – отлетают обратно. Если враг стреляет с одной позиции и не меняет её – получит обратку. Но! Тут есть опасность фрэндли-файера1, если друг окажется на траектории полёта пули, – тут Веда сделала паузу, – то, ну… примите соболезнования. А ещё твой дар не распространяется на тяжёлые снаряды.
– Ого… Как в моба-игре прям, – протянул тот, почесав голову.
– Ага. Зато в рейдах будешь нарасхват. Рейд – это вылазка за ресурсами, оружием, споранами, горохом, жемчугом… ну, и всяким таким.
– Понял. А как записаться?
– Встанешь на биржу труда, у нас в администрации. Там тебе подберут группу. А ещё года через два у тебя, возможно, откроется второй дар – будешь пятым скрытом в стабе, если, конечно, останешься здесь.
– То есть, я смогу становиться невидимым?
– И делать невидимыми других. Только это надо развивать. Сложно, муторно, но оно того стоит. Иначе будешь мигать, как гирлянда или скрыт внезапно слетит в самый неподходящий момент.
– Ого.
– А у тебя, Легавая, – тут Веда ткнула подругу плечом, – тоже есть свои фишки. Во-первых, ты… ээээ… – Почему-то Веда замялась, подбирала слова. – Ты сенс. Видишь психическую энергию. Людей, заражённых, животных – всех. Но не дальше, чем на пятьсот метров. Хотя в редких исключениях, ты можешь переплюнуть эту дистанцию, только если твоё подсознание будет тебе посылать сигнал S.O.S., как инстинкт самосохранения, чтобы ты могла убраться подальше и спасти свою задницу. При самостоятельно включении твой потолок – это половина километра максимум.
– Я иногда вижу всполохи вокруг головы…
– Это оно. Чем сильнее тварь, тем ярче всполох. Помимо этого, ты можешь слышать и понимать заражённых. Общаться с ними. Дальше будет больше, если не будешь лениться и развивать свой дар, сможешь видеть их воспоминания и мыслеформы.
– Что?! Верка! Тьфу ты, Легавая! – Рикошет смотрел на неё, с восхищением, потом со смущением, а затем и вовсе со стыдом. – Прости… Я тогда не поверил. Думал, ты прикалываешься, ведь заражённые… Я слышал лишь как они рычат, урчат, хрипят…
– Я и сама не верю… Сама в шоке… Но я бы не очень хотела видеть их воспоминания…
– А ты поверь. Ты будешь мощным сенсом. Эти всполохи – пока только первая ступенька дара, вторая – это чтение мыслей… Заражённых… Третья – это умение с ними общаться, четвёртая – частичное видение их воспоминаний. Грубо говоря, всполохи вокруг головы – это черновик мысли, мыслеформы. Когда ты прокачаешься, сможешь видеть мутную картинку в этом всполохе. Я составлю индивидуальный план развития для каждого дара. Но это ещё не всё. На подходе у тебя ещё один, скажем так, тоже ментальный дар. Ты сможешь видеть энергетический след, сможешь воссоздавать картину произошедшего в течение суток.
Легавая одарила Веду недоуменным взглядом.
– Это как? – Спросил наконец Рикошет.
– Пф-ф-ф, в общем если Кролика Роджера пристрелят, ты сможешь, придя на место преступления, рассказать как, когда и кто это сделал. Но дар этот очень тяжёлый. Развивается постепенно и высасывает много сил. А ещёо-о-о-о через годик у тебя возможно откроется третий дар.
Легавая и Рикошет уставились на неё круглыми глазами.
– Иллюзионист. Как тот, что пускал косулю. Это дар тоже тяжёлый, энергоёмкий, требует воображения и концентрации. Развивается годами, всю жизнь. Но ты справишься. Получается, все дары у тебя завязаны на силе мысли. Это тяжёлые дары. Мало, кто добивается успеха в их развитии. Тем не менее, поздравляю! У вас у обоих – крутые подгоны от Улья. Во всяком случае лучше, чем чесать яйца без рук.
– Фуууу, что и такой дар есть. – Скуксилась Легавая.
– Нет, я пошутила. Хотя, кто знает… – Засмеялась Веда.
– Да уж… не ожидал, – пробормотал Рикошет, а потом посмотрел на Веду с интересом. – А у тебя ещё какой-нибудь дар есть?
– Ам-м-м…
Легавая сразу увидела у Веды этот их фирменный взгляд – тот самый, когда тебя спрашивают то, чего говорить не хочется, а врать ты толком не умеешь, у тебя всё на лице написано, но нужно как-то уйти от ответа. Она решила прийти на помощь своей копии.
– Она у нас самый крутой знахарь, и этого более чем достаточно! – Сказала та, обняла Веду и чмокнула её в грязную щеку, воняющую слюнями Берты… и тут же об этом пожалела.
– Тьфу! Фу! Хаптьфу!.. – Заплевалась она, вытирая губы, что вызвало смех у окружающих.
– Кстати… – сказала Веда, – у Берты тоже дар есть.
Все уставились на собаку. Овчарка тоже была в шоке, заводила ушами.
– Да-да! У неё теперь острый слух. Она улавливает опасность за версту. Будет как маячок. Животные в Улье вообще отдельная тема. Когда попадают сюда – или превращаются, или начинают умнеть. У них появляется… шестое чувство. Или седьмое, чёрт его знает. Короче, они становятся более осознанными что ли.
– Что за дивный новый мир… – философски выдохнул Рикошет, допивая последнюю каплю из бутылки. – А ещё какие дары есть у животных?
– Я узнала от одного знахаря, – начала Веда с видом конспиролога, – а тот от другого знахаря, а у того есть кореш, у которого есть генета2… Вот эта генета умеет создавать иллюзию. Типа рассыпается на несколько генет – целый табун генет. В случае опасности – шикарная штука.
– Ва-а-а-у-у-у-у… – протянул Рикошет, явно впечатлённый, глаза заблестели, как у ребёнка на ярмарке. – А шо такое генета?
– Понятия не имею, – честно пожала плечами Веда. – Кошка, наверное… экзотическая. Или обезьянка. Звучит экзотично.
– Да-да, экзотично… – послушно закивал Рикошет, уже представляя, как эта генета рассыпается на маленькие пушистые обезьянки как в замедленной съёмке под эпичный саундтрек и взрывы.
– А ещё, – подалась вперёд Веда, явно наслаждаясь моментом, – один импозантный, пьяный в зюзю дядька, когда-то проездом тут был, рассказал, что у его крестника есть одарённый – выделила она это слово как-то особенно – мэйн-кун3. Чует опасность, как Берта, только по-своему. Своя чуйка. И понимает своего хозяина буквально слово в слово. Ну разве что тапки не приносит. Хотя, кто знает… Так вот, этот кот несколько раз спасал ему жизнь.
– Да уж, здорово, – искренне восхитился Рикошет. – Круто, что и у животных есть свои дары…
– Ага, – кивнула Веда с умудрённым видом. – А у Веронички пока нет никакого дара, и не будет. Не будет пока не станет действительно иммунной и не вступит в симбиоз с грибом.