S-T-I-K-S. Легавая

– Да, – снова кивнул.

– Отлично. Теперь про активацию. У каждого она своя: кто-то шевелит ноздрями, кто-то щёлкает пальцами, кто-то дышит маткой, кто-то делает пассы руками, как в «Наруто» или «Магической битве». Смотрел?

– Эээ… нет.

– Ну и лох, чего сказать, – Веда закатила глаза и поправила очки на переносице. – Короче. Хочешь – выбери физическое действие. Хочешь – работай без него, просто представляй вокруг себя энергетическое поле: как оно выглядит, чем пахнет, как ощущается. Но это сложно. Поэтому все начинают с физики.

Рикошет снова кивнул. Уже чуть осмысленнее.

– Не переживай, я тебе всё записываю в памятку, – заверила Веда. – Так. Развитие дара. Ты уже знаешь, что дар развивается с помощью гороха и жемчуга. С жемчугом нам с тобой не повезло. Но позже разживёшься. Красный и чёрный – только с моего разрешения. Только знахарь может сказать, выдержит ли твой организм ту или иную жемчужину. Белый – можешь принимать сам. Перорально. Это важно!

Рикошет смерил её взглядом типа, «ну я ж не идиот совсем».

– Жемчуг употребляют в чистом виде. Ни в уксусе, ни в спирте не растворять! Понял?

– Ага.

– Теперь про горох. В памятке тебе пишу:

Налей в рюмку треть уксусной эссенции или лимонного сока.

Долей воды до конца.

Брось туда горошинку, жди пока она растворится.

Погаси уксус половинкой чайной ложки соды.

Потом пропусти через фильтр или марлю, слоев 6 минимум – хлопья, что останутся, ядовиты – их употреблять нельзя!

Чистый раствор выпей.

– Тебе строго по одной бусине, – Веда подняла палец. – То есть горошине – раз в три дня, не больше! Всем начинающим иммунным настоятельно рекомендуется начинать с одной горошины. Сначала смотришь, как организм отреагирует, не пойдёшь ли пятнами, не начнёшь ли вести себя неадекватно, не ухудшится ли самочувствие. Перегрузка тебе ни к чему. Опытные могут до пяти бусин принимать за раз – но только когда уже знаешь, что делаешь. Превышение дозировки может привести к… ну, скажем, неприятным побочным эффектам.

– Каким, например? – невинно поинтересовался Рикошет.

– Недомогания, мутации, потеря контроля над собой и своим даром, или… смерть. Вариативность, как видишь, богатая.

– Понял.

– Дальше. Где-то через два месяца после начала курса можно уже подключать по две горошины.

– А несколько жемчужин за раз можно проглотить?

– Жемчужины – строго по одной. С интервалом не меньше трёх, а лучше четырёх дней. Никаких жадных глотков горстями! Это не драже "Тик-Так". Если проглотишь две, можешь проснуться квази. Или скорее всего не проснуться вовсе. Тут тебе не шутки, тут дозировка – это вопрос жизни.

Рикошет задумался.

– Живец. Запоминай. Максимум – литр в неделю. Я сама пью по 700 миллилитров – мне с моей комплекцией этого более чем достаточно. Но если ты дар задействуешь часто или получил ранение – расход живца как и гороха, кстати, увеличивается. Это логично, да? Регенерация, восстановление, вся хрень. Смотри по состоянию. Только без фанатизма!

Она ткнула в него пальцем.

– Запомни главное: если начнёшь борщить и обпиваться живуном, быстро станешь либо заражённым, либо квазом, либо… ну, ты понял. Так что не лей в себя это как шампанское на корпоративах. Мера – наше всё. Как готовить живчик – всё в брошюре написано.

Глава 5: второй шанс.

Неделя выдалась тяжёлой. Для Легавой.

Да, у неё теперь была целая половина дуплекса в распоряжении официально. По факту жила она у Веды. Не потому что не могла иначе, а потому что не хотелось по-другому. Потому что в своей половине было слишком неуютно и чуждо, и слишком мало сил, чтобы с этим справляться.

Веда не возражала. Она не лезла, не спрашивала, не укоряла. Просто принимала как есть. Легавая валялась у неё на кровати в спальне для гостей, закутанная в одеяло как в гусеница в коконе, иногда спала, чаще просто лежала, смотрела в одну точку и… ревела.

А в это время Рикошет… Рикошет жил. Он с Берточкой обосновался во второй половине дуплекса, с радостью принял территорию, начал делать ремонт, кое-какую мебель для него раздобыла Веда. Успел и в рейд сгонять, и вернуться не с пустыми руками: одна седая прядь, десять споранов, четыре горошины, куча тряпья и несколько коробок дорого французского шоколада. Записался в качалку и даже успел сходить на свидание с Маргошей. Продуктивная неделя у парня, ну прям не жизнь, а инстаграм9 – лента.

А вот Легу накрыло по-полной. Её никогда особо не штормило. Она знала, как выключать эмоции, как заполнять каждую минуту чем-то, лишь бы не слышать себя. Работа, тренажёрка, прогулки, мечты о собаке, рейды в ММОРПГ, подкасты про маньяков – всё это было способом заглушить внутренний шум.

Теперь же… Шум прорвался. Как если бы ты годами складывал мусор в один шкаф, а потом однажды открыл дверцу – и тебя похоронило под лавиной дерьма. Именно так на неё и обрушилось всё, что она когда-то не прожила, не позволила себе прочувствовать.

Она просто лежала и плакала. Часами. Засыпала – и просыпалась снова в слезах. И нет, не из-за наказания за нападение на Эльбруса – на это ей было плевать. Уборка псарни через месяц? Да пожалуйста, с лопатой и ведром, с шампунем и кондиционером для псов – все равно. Штраф в четыреста споранов и двести горошин? Ха! Дайте два! Хотя нет, спасибо не надо. Вообще, могла бы и большую сумму тогда на сделке у Полкана запросить, кстати. Ну уж… Что уж теперь…

Нет, дело было не в наказании. Она вспоминала Карла Максимыча, бабушку и сестру. Её рвало изнутри этими чувствами: виной, стыдом, бессилием. Снова и снова, как будто реплей зажали, она прокручивала в голове ту сцену. Смерть. Кровь. Как всё могло бы быть иначе. Как она должна была поступить. Как не смогла. И эти сценарии – спасения, предотвращения, возвращения – они только сильнее вонзались в мозг, как ржавые гвозди. Она занималась, по сути, психологическим садомазо.

А Веда? Веда была рядом, но не вмешивалась. Просто иногда разряжала воздух вокруг. Даже Рикошету сказала: «Не трогай её». Потому что знала – никто не сможет вытащить Легавую из этой воронки, кроме неё самой. Это её бой.

Пару раз заходила Лидия с малышкой. Расстраивалась, когда узнавала, что Легавая ещё не в себе.

Прошла неделя. Казалось, что за это время безнадёга успела врасти в стены дома, став частью его конструкции, и ничто уже не могло её нарушить. Однако вдруг, неожиданно, раздался звонок стационарного телефона, установленного в спальне Веды. Самое неприятное было в том, что Веды дома в этот момент не оказалось. Аппарат звонил долго, методично, словно знал, что в доме есть кому ответить, и намеренно выматывал нервы своим неторопливым, дотошным трезвоном. На третьем звонке Легавая сдалась. Она медленно поднялась со своей уже изрядно продавленной лежанки. Шатаясь, как медведь-шатун, добралась до спальни своей копии и сняла трубку.

– Дом знахаря Веды, – произнесла она хриплым, севшим голосом.

– Здравствуйте, меня зовут Кошка, я секретарь полковника полиции Форт Воля. Могу я услышать Легавую? – прозвучало в трубке женским голосом, ровным, но слегка нарочито официальным.

– Я Легавая, – отозвалась она.

– Мы приглашаем вас пройти собеседование на должность следователя по особо тяжким делам. Как вы на это смотрите? – продолжала Кошка.

Легавая замолчала. Как она на это смотрит? Да никак. Ей было всё равно. Глаза у неё покраснели, под ними залегли тёмные круги, а сухие пятна на коже напоминали ожоги, хотя на самом деле это были островки, высушенные солёными слезами. Волосы торчали в разные стороны, напоминая сухую солому, которую развеял по ветру упрямый ураган. Она перестала думать о том, что ест, что пьёт и как выглядит, – всё это утратило значение. И уж тем более ей было безразлично какое-то там собеседование.

– Ау? Вы ещё тут? – Донеслось из трубки.

– Ладно, – произнесла она хрипло, слова приходилось вытаскивать из горла.

– Тогда просим вас подойти завтра в здание полиции к одиннадцати утра. В дежурной части отметьтесь и скажите, что пришли на собеседование, – сухо и быстро сказала Кошка, после чего в трубке щёлкнуло, и послышались короткие гудки.

Потом снова наступила тишина. Только дождь стучал по крыше, а пустая, чужая комната медленно погружалась обратно во мрак.

Утро следующего дня началось с бранных слов Веды. Она безуспешно пыталась разбудить Легавую: трясла её за плечи, тормошила, брызгала на лицо холодной водой, но та никак не реагировала. В конце концов Веде пришлось стаскивать её с кровати и буквально волочить в ванную. По дороге Легавая что-то мычала, но слов из этой бессвязной речи разобрать было невозможно.

Кое-как она привела себя в порядок. Веда действовала, как опытный полевой медик, знающий, что каждая минута на счету: в руки Легавой она вложила кружку с крепким капучино со вкусом «сникерс» – напитком, который был одновременно сильным, как удар под дых, сладким, как грех, и ароматным до такой степени, что даже мёртвый енот из городской канализации выглянул бы ради чашечки. После кофе последовала яичница с яркими, будто солнечными, желтками и гренками с чесноком, жареными до золотистой корочки. Это был не просто завтрак – это был настоящий ритуал воскрешения. И он сработал: Легавая постепенно ожила.

Если уж отправлять её в логово волков, то пусть хотя бы выглядит она уверенно. Военное положение никто не отменял, и одеваться пришлось снова в чёрное, но на этот раз Веда решила обновить гардероб. Она попросила одну из своих знакомых, девушку, часто ездящую в рейды, достать что-то подходящее. Та справилась блестяще: теперь на Легавой была чёрная джинсовая юбка до колена, свободная серая оверсайз майка с огромным принтом среднего пальца на груди и чёрные кроссовки, украшенные стразами. MILFка осталась дома, а на собеседование пошла настоящая боевая единица.

В дежурной части за стойкой сидела та же самая Кошка – блондинка с фривольным взглядом, которая неделю назад раздавала задержанным живца. Она медленно окинула Легавую взглядом с ног до головы, затем с ленивой грацией вышла из-за стойки и зашагала вперёд, покачивая аппетитными бёдрами, при виде которых можно было хоть балладу сочинять, хоть сразу вызывать пожарных.

– Привет, я Кошка. А ты на собеседование, – не спросила, а просто констатировала.

– Получается, так, – ответила Легавая.

– Помнишь, где кабинет Полкана?

– Помню, где кабинет Полкана, – как дрессированный попугай, механически отозвалась она.

– Ну тогда шлёпай. Он ждёт.

Легавая постучала и вошла. Кабинет поприветствовал её запахом кофе. Сам Полкан выглядел … скажем так, они с Легавой могли устроить соревнование в чьих мешках под глазами поместиться больше картошки.

– Ну, здравствуй, Легавая, прошу, присаживайся. Угощайся бразильским натуральным кофе, – сказал он и махнул рукой в сторону стола.

На нём стояли две чашки: одна для него, вторая для неё. И это уже было чересчур. Что-то многовато кофе для утра, но отказываться было как-то некрасиво. Легавая взяла чашку, отхлебнула. И тут мир замер. Вкус оказался глубоким, густым, с влажными нотами какао, где-то на грани сладости и горечи. Как будто кто-то размолол лесной орех прямо в небесах и опустил в чашку. Тело кофе плотное, бархатистое. В послевкусии чувствовались смолистые древесные оттенки. Но больше всего Легавую волновало другое – туалет. Вот прямо сейчас. Почему именно сейчас – вопрос без ответа. Видимо побочный эффект кофеина. Но она решила перетерпеть.

Полкан достал из ящика папку и начал листать, шурша штампованной бумагой.

– Как жизнь молодая? – Спросил он с подозрительным дружелюбием.

– Бывало и лучше, – отозвалась она, прищурившись и отпив кофе. – Вас что, самосвал помял?

Полкан хрюкнул.

– Выглядит так, что нас помял один и тот же самосвал. Ты выглядишь не лучше.

Легавая не ответила. Поставила чашку на блюдце.

– Вероничка по ночам спать перестала, – сказал он, как бы между делом. – Жена её развлекает как может. А я… привык в тишине. Вот… Перестраиваюсь потихоньку.

Легавая подняла глаза и улыбнулась уголком рта.

– В субботу праздник был в честь появления дочурки, – Полковник кашлянул неловко. – Жена заходила к вам, приглашала… Веда сказала, ты болеешь.

– Ничего. Я и правда плохо себя чувствовала.

– Сейчас как?

– Лучше.

– Ну и славно.

Неловкость повисла в воздухе. Оба не знали, куда себя деть. Но тут раздался спасительный стук в дверь.

– Войдите, – сказал Полкан.

В кабинет вошёл молодой рыжий парень с голубыми глазами. Камуфляжный костюм цвета утреннего неба разбавлен чернильными пятнами, берет с золотой буквой «М» – свеженький, выхоленный. В руках – синяя папочка.

– Доброго времени суток. Я ментат от администрации.

– Отлично! – Встал Полкан, хлопнув ладонью по столу. – Легавая, если ты закончила с кофе, пройдём в комнату для… эээ… собеседований.

Комната для собеседований, она же – допросная №2, производила гнетущее и холодное впечатление, в котором не было и намёка на уют. В центре помещения стоял тяжёлый железный стол с закреплённым сбоку кольцом для наручников, а по обе стороны от него находились два одинаковых железных стула, намертво приваренные к полу. Стальная дверь с массивным замком замыкала пространство, а единственное узкое окно с толстой металлической решёткой пропускало внутрь лишь скупой свет. На одной из стен установлено прямоугольное горизонтальное зеркало, служившее очевидным средством скрытого наблюдения, оно отражало всё происходящее в комнате, делая это как-то ненавязчиво, но оттого ещё более настороженно.

Весь участок, к слову, был построен по старому лекалу, из памяти Полкана. Это было двухэтажное здание с глубоким цоколем, функциональное до отвращения: на первом этаже располагался, само собой, просторный холл, дежурная часть с пуленепробиваемым стеклом, табло с очередью, где никого никогда не вызывают. За стеклом мелькало одно и то же лицо: Кошка. Слева по коридору устроили три камеры временного содержания: металлические, холодные, с лавками, на которых уже протёрта краска от частых ягодиц. По центру вольготно располагался холл или опенспейс для следователей, слегка разграниченный гипсокартонными колоннами, столы шли в шахматном порядке, имелась магнитная доска, кипы бумаг, кофейные кружки, в которых уже живут цивилизации. Сразу за ним обнаружился аналогичный отсек для оперативников и участковых. Здесь пахло табаком, потом и, похоже, слезами уборщицы. Кабинет Полкана красовался справа, застеклённый, для лучшего контроля над работой сотрудников. Напротив – оружейная. Дальше, на втором этаже обустроили три комнаты для допросов, комнату с уликами, лабораторию и цивильную столовую. А в подвале были камеры для тех, кто задерживался надолго. Имелась также и душевая – с ржавыми кранами и запахом дешёвого мыла.

– Ну-с, Легавая, Стартер задаст тебе стандартные вопросы, на которые тебе необходимо будет ответить честно. Это обязательно. Мы тщательно отбираем сотрудников, сама понимаешь.

Легавая кивнула. Она вообще не переживала. Ей было всё равно.

– Ну а я пойду займусь неотложными делами, – продолжил он.

– За зеркалом? – Кивнула она, улыбаясь в сторону прямоугольного стекла, за которым скрывалась комната для наблюдения.

– Да! – Чуть смутился он, пошевелив усами.

Легавая была не тупая. Да и каждый бы догадался, на самом деле, что за этим стеклом будут следить. Полкан вышел из допросной, закрыв за собой дверь.

– Начнём, – с серьёзным лицом посмотрел на Легавую Стартер.

– Ваше имя?

– Моё настоящее имя или имя, данное мне в Улье?

– Имя, данное в Улье, – сухо ответил ментат, не отрывая взгляда от папки.

Легавой это даже понравилось. Никаких ужимок, никаких подмигиваний, никаких заискиваний. Сухо, чётко, по делу. Значит, разговор будет продуктивным. И, может, даже… приятным.

– Легавая, – произнесла она спокойно.

Ментат чиркнул что-то в синей папке. Что именно – не видно, но наверняка там был не просто блокнот, а продуманный до буквы опросник. Типичный для таких собеседований.

Он поднял глаза, кивнул сам себе и начал задавать вопросы ровным голосом:

– Возраст, когда впервые столкнулись с насилием?

– Эммм, с насилием по отношению ко мне или к другому?

– В целом, что было первее.

– 4 года.

Ментат на секунду поднял на Легавую глаза, потому опустил и снова что-то прописал в папке.

– Какова ваша реакция на виды крови, ранений, трупов?

– Нейтральная.

– Были ли у вас родственники, связанные с правосудием, армией, криминалом?

– Как это влияет в этом мире? – В её голосе да и на лице отразилось искреннее удивление.

– Были ли у вас родственники, связанные с правосудием, армией, криминалом? – Сухо повторил он.

– Да.

– Кто и с чем связан?

– Отец служил в Чечне, затем работал в ОМОНе. Мать была дочерью вора в законе.

Ментат снова поднял на Легавую взгляд и покачал головой. Похоже она поторопилась с тем, что эта беседа будет приятной.

– Есть ли у вас пристрастия, которые могут повлиять на вашу работоспособность? Алкоголь, препараты, азартные игры, зависимости любого рода?

– Нет.

– Неверный ответ. Мне повторить вопрос?

Легавая задумалась.

– Алкоголь.

Ментат отметил у себя ответ.

– Приходилось ли вам убивать?

– Да.

– Опишите содеянное.

– Я убила троих мужчин в своем праве самозащиты. Они убили моего напарника, а меня пытались изнасиловать.

– Как вы действуете в условиях угрозы жизни?

– Спокойно.

– Что для вас важнее: буква закона или его дух?

– Дух.

– Есть ли у вас нерешённые внутренние конфликты, которые могут повлиять на вашу объективность при расследованиях?

– Нет.

– Какую самую трудную моральную дилемму вы когда-либо решали?

– Нет такой.

– Считаете ли вы себя эмоционально устойчивой?

– Да.

– Нет, Легавая, не считаете. Насколько вы склонны к насилию?

– Не склонна.

Ментат отрицательно покачал головой.

– Каковы ваши отношения с авторитетом?

– Я соблюдаю субординацию и распоряжения в полной мере.

– Умеете ли вы лгать?

– Нет.

– Действительно, не умеете.

– Мы закончили. – Резюмировал он

– Так быстро? – Она округлила глаза

Он не ответил и лишь постучал в дверь. Его выпустили и зашёл второй ментат. Мужчина средних лет ровно в такой же форме и с такой же папкой. Это было странно. Он задавал вопросы про взаимодействие с мурами, внешниками, разными сектантами и некоторыми соседними стабами. А ещё спрашивал обладает ли Легавая одним из перечисленных даров, одним из которых был дар нимфы. Ещё спросил, какими конкретными дарами она обладает. Та пересказала всё, что успела вытянуть из Веды. Не прибавила, не убавила. За что купила, за то и продала. Ментат, сдержанно приподняв бровь, пару секунд сверлил её взглядом, усердно проверяя на вшивость, а потом без комментариев открыл свою папку и начал строчить. Только ручка тихо скребла бумагу.

Через полчаса опросы закончились. Из душевного допроса выжали последнее. Ментат, не попрощавшись, ушёл. И тут же, будто по таймеру, из-за угла возник Полкан.

– Ну что могу сказать, – начал он, почесав затылок. – Несколько важных вопросов ты завалила в пух и прах.

Легавая пожала плечами и направилась к лестнице. Не собиралась оправдываться.

– Но твои дары это компенсируют, – бросил он ей в спину. – Поговорим в моём кабинете.

Пока шли, её будущие коллеги явно не скучали. Она чувствовала на себе взгляды – изучающие, прицельные. Мужики щурились и с интересом её рассматривали. Женщин тут – раз-два и обчёлся. Кошка, повариха и уборщица. Остальные – крепкие парни с лицами, словно их вырубали топором из цельного подозрения.

Где-то сбоку, в дымной полосе воздуха, пробурчал прокуренный голос:

– Это она что ли Эльбе всадила?

Ответа не последовало. Только кто-то толкнул его локтем, мол, заткнись уже.

В кабинете Полкан уселся в своё кресло.

– В целом, я готов принять тебя на службу во благо нашего стаба, – сказал он, привычно сцепив пальцы. – Но только после того, как ты отработаешь своё наказание на псарне. У тебя есть время сгонять в рейды, просто отдохнуть, а потом тебе позвонит Кошка и введёт в курс дела.

– Понятно, – коротко кивнула Легавая.

– Вопросы?

– Как Эльбрус отнесётся к тому, что баба, которая ему вмазала, будет работать в органах власти?

Полкан хмыкнул.

– Скажем так, ты его впечатлила. Нет, правда. Он удивлён твоей смелостью. Не каждый день двухметрового кваза пытается избить женщина. Вопрос урегулирован, но… Ещё два нарушения устава и ты вылетишь отсюда как пробка из бутылки шампанского.

Он сделал паузу, посмотрел прямо в глаза:

– Блюститель порядка должен быть примером, а не махать кулаками направо и налево. Пойми меня правильно. Наше знакомство началось паршиво, но я искренне хочу сыграть с тобой более позитивную партию. Я, Веда и моя жена – мы несем за тебя ответственность.

– А Лидия тут при чём?

– А Лидия поручилась за тебя. Она внесла залог в ночь твоего заключения. Хотя я был против.

– Я не знала ни о каком залоге.

– Верно. Тебе никто и не сказал. Таких забияк, как ты, выпускают либо по залогу, либо через трое суток. В твоём случае просто невероятно повезло.

Да, как же, повезло, угу, она бы и копейки не отстегнула, если бы не Вероничка.

– С Эльбрусом могло закончиться иначе. Будь ты мужчиной – тебя бы уже давно вздёрнули. Да-да, не стреляй глазами. То, как ты ударила его, ещё долго будут обсуждать. Но запомни – он дал тебе шанс. Не смей больше его унижать.

– Я поняла, – тихо сказала Легавая и впервые по-настоящему смутилась за долгое время.

Что-то ненормальное. Нездоровое. Щекочущее изнутри, как будто в кишках поселился рой мохнатых бабочек, и каждая шепчет одно слово – Эльбрус. И чего, спрашивается, её от этого имени током бьёт? Что за жужжащая навязчивость…

– Чего покраснела? – Кивнул в её сторону Полкан. – Можешь идти. Через четыре недели жди звонка от Кошки.

Легавая вспыхнула ещё ярче. Щёки пылали, как будто кто-то изнутри взялся за них паяльником. Она попрощалась и вылетела из здания полиции.

Глава 6: все мои дары.

Дома, стоя у барного островка, Лега тщательно разбирала и прочищала всё, что вернули с КПП. Металл скрипел, масло пахло ароматно. Берта дремала рядом, периодически вскидывая уши и тихо вуфкая. Что-то снилось хорошей девочке.

К вечеру пришла Веда.

– Как прошло? – Спросила она с порога.

– Задали тысячу вопросов…

– Ментат?

– Целых два.

– Понятноооо, – протянула она. – Ну что, готова принять красную жемчужину?

– Уже? Это больно?

– Не-а. Даже приятно. Ничего особенного, просто берёшь и глотаешь, как таблетку.

Веда вытащила из сейфа футляр – увесистый, металлический, платина или что-то очень похожее. Внутри красовался зелёный бархат с углублениями, десять мест, но занято всего три красненькими бусинами. Веда медленно, с важным лицом взяла каждую по очереди, посмотрела, покрутила в пальцах секунд по тридцать и наконец протянула Легавой одну.

– Вот эту ешь. Прям здесь и прям щас.

– А почему не ту… или вон ту?

– По кочану и по кочерыжке. Эта теряет стабильность, её надо срочно употребить.

– Как это теряет?

– Женщина, ты когда-нибудь буклет прочитаешь, а? Жемчуг – это концентрат энергии. Чёрные и красные жемчужины обладают активной и изменяющейся энергией.

– Я поняла…

– Давай, глотай.

Легавая взвесила жемчужину в ладони. Та отливала на свету лампы как пятнышко бензина в луже, очень красиво.

– Просто так? Без воды?

– Можешь просто так.

Легавая кивнула, сунула бусину в рот.

– Только не раскуси её, – предупредила Веда, не глядя.

– Ммм… Тепло в животе… О, ой, уже не тепло.

– Ну вот, – Веда принялась складывать оставшиеся жемчужины обратно в футляр, – теперь ждём-с.

– Чего ждём-с?

– Реакции твоего организма. У этой бусины примерно 40% шанс обращения в кваза.

Легавая застыла. Моргнула. Потом ещё раз.

– Что?!

– Да не кипятись. Протянула бы ещё месяц и был бы уже 50%. Тебе досталась не самая свежая партия. А я выбрала лучший вариант. Вероятность обращения всего 40%. Ты не в худшей ситуации.

– "Всего"?! – у Легавой отвисла челюсть. – А если стану?

– Исправим. Рикошетина уже во второй рейд ушёл. Притащит тебе белую жемчужину. – Съязвила знахарка.

– Здорово, что он адаптируется… Я волновалась за него.

– Да знаю. Ему ещё Маргоша помогает. Два раза уже у него ночевала.

– Так, стоп. Они что, вместе жить собираются?! – Напряглась Легавая. – Вторая половина дуплекса официально моя!

– Не жадничай. Ты всё равно у меня живёшь и живи дальше. Я не люблю одиночество. Переедешь, и мне совсем гнусно станет.