S-T-I-K-S. Легавая

Женя Дени

S-T-I-K-S. Легавая

Дисклеймер

Все персонажи, события и организации, упомянутые в данной книге, являются вымышленными. Любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями, местами или организациями – случайность и не имеет преднамеренного характера.

Автор не ставит целью пропаганду каких-либо взглядов, убеждений или моделей поведения. Настоящее произведение создано исключительно в художественных целях и не призывает к каким-либо действиям. Мнение персонажей не обязательно отражает позицию автора.

В тексте присутствуют сцены насилия, сцены сексуального характера, жестокость и ненормативная лексика. Книга предназначена исключительно для лиц старше 18 лет. Не рекомендуется к прочтению впечатлительным людям, а также тем, кого могут потревожить описания физического и психологического насилия. Чтение осуществляется на ваш страх и риск.

Глава 1: душный бункер.

Рикошет окликнул Легавую:

– Мы ей сейчас ничем не поможем, – тяжело выдохнул он, вертя головой по сторонам и водя лучом фонаря, с помощью света пытаясь развеять темноту вокруг. Лампы в тоннеле были слишком слабыми.

– Пошли. Надо к общему собранию успеть подтянуться, – Лидия поправила Вероничку на руках.

Легавая неспешно развернулась, и в груди как будто что-то ёкнуло. Это было ощущение, которое приходит, когда ты внезапно осознаёшь, что твой мир рассыпается на куски, а ты стоишь среди этих обломков, пытаясь собрать их обратно, но они, как назло, только больше рассыпаются сквозь твои пальцы. Вся реальность начинает трещать по швам. Она почувствовала, как меняется воздух, как ощущения теряют свою чёткость, как восприятие начинает глючить, нарушая привычную картину мира. Как вдруг поняла: здесь, в этом новом мире, она уже не была собой. Это была реальность с другими законами, с другими правилами, с другой Верой. Та Вера, которая осталась в прошлом, до катастрофы, была лишь тенью того, что она сейчас видела перед собой. Эта новая Вера не была просто её копией, она была чем-то совершенно иным.

Встретиться с собой в таком виде – это как смотреть в зеркало, но не видеть в отражении себя, а какого-то чужого. Да, у копий тот же взгляд, те же черты лица, мимика, голос, интонация. Это ты, но и не ты. Это твоя оболочка, но не твоя душа. И это ощущение ты не можешь признать. В этом было что-то завораживающее, невообразимо странное… Но вместе с тем – жуткое, пугающее, неестественное. Потому что осознаёшь: ты не единственная, ты – просто одна из множества копий, разбросанных по этим бесконечным мирам.

Чтобы пережить это, чтобы принять новую реальность, нужно обладать либо стальной психикой, либо стальными яйцами, либо и тем, и другим. Иначе всё это может разорвать тебя. Легавая ощутила, как её разум балансирует на грани срыва. И почему эти мысли накинулись на неё именно сейчас? Почему прямо в этот момент?

Она догнала Рикошета, винтовка в её руках была сжата крепко, но видно, что ей пока не совсем привычно с ней.

– Это чисто для формальности, – покосилась на неё Лидия, – стрелять тут не придётся. Так что, поаккуратнее с этой штукой!

– Я умею обращаться с оружием, – отрезала Легавая с холодным упрёком, как бы предупреждая: не надо мне тут устраивать лекции.

Ширина тоннеля не превышала трёх метров. Прочный, и похоже недавно возведённый, рукав уходил в темноту, а его дальнейшая длина для новичков стаба оставалась загадкой. С обеих сторон по сероватым металлическим стенами тускло светили лампы, их свет был мягким, едва мерцавшим, но достаточным, чтобы дорога совсем уж не сливалась с тенью. Местами фонарики группы добавляли уверенности.

Бетон под ногами был ровный, слегка шероховатый. Воздух насытился запахом краски, извёстки, чего-то металлического и маслянистого, как в метро.

Тоннель спускался под мягким углом, словно приглашал их в недра земли. Шаги отзывались глухо, эхом пробегая по стенам.

– Сколько нам идти? – Легавая обернулась на Лидию.

– В целом примерно три с половиной километра. Но тут не по прямой, – Та на ходу пыталась вспомнить маршрут, щурясь в темноту. – Будем ориентироваться по указателям. Через метров сто должен быть поворот, этот тоннель объединяется с соседскими в один общий.

По обеим стенам тянулись нарисованные стрелки – блеклые, но всё ещё различимые. Через сотню метров на правой стене действительно появился значок перехода: грубые чёрточки, будто нарисованные в спешке, символ объединения веток. Тоннель расширился и, потеряв прежнюю замкнутость, стал напоминать что-то вроде железобетонной платформы метро.

Позади послышались чужие размеренные и уверенные шаги, по звуку которых сразу можно было понять, что приближается двое. Это были мужчина и женщина, на первый взгляд совершенно обычные люди, если не обращать внимания на то, что за их плечами висели вместительные походные рюкзаки, в женской руке поблёскивал включённый фонарь, в ножнах покоился клинок, а на ремне мужчины через корпус тела покачивался автомат. Мужчина оказался невысоким, не выше метра семидесяти, с гладко выбритой блестящей головой и добродушным, даже простодушным лицом. Его лёгкая сутулость говорила о том, что он, вероятно, всю жизнь привык таскать на себе тяжёлые грузы. Женщина же была явной уроженкой азиатских земель, возможно, переселенкой из Кореи. Её аккуратное, словно выточенное лицо обрамляли тёмные волосы, собранные в практичный хвост, а внимательный, чуть прищуренный взгляд скользил по окружающему пространству, оценивая обстановку. На вид им обоим можно было дать не больше двадцати пяти лет, однако в их движениях, в усталой глубине глаз и в мимике читалось совсем иное – возраст был куда старше. Всё же, слишком возрастные глаза для таких молодых лиц.

Лидия подняла руку в знак приветствия:

– Кремень, Сакура, здравствуйте!

Легавая, Рикошет и Пух кивнули коротко и без слов. Формальность соблюдена.

Пара поравнялась с группой, звук их шагов раздавался гулко.

– Здравствуйте, люди добрые! – Кремень говорил громко, с налётом добродушия. – Чо хоть там происходит?

– Веда сказала, что орда к нам идёт, – ответила Лидия, не сбавляя темп.

– Да ну? Вот те раз! А знахари ж такие вещи заранее чувствуют! Да и дроны же наши кружат… Что ж не предупредили-то?

– Дроны не засекли ничего, видимо… Эх, вот видишь, как оказалось – не всегда можно надеяться на технику и знахарей, – пожала плечами Лидия. – Хотя вот Серж, собака плешивая, в Гадюшник свалил позавчера. Дескать, там новый знахарь появился. Надо, мол, поднатаскать его. Выглядит как предлог…

– Ага! В Гадюшнике? Знахарь? – Кремень фыркнул. – Да уж… Там только маргинал и умственно отсталый может остаться жить. Тьфу, – он театрально сплюнул.

– Кремень, ну ты чего! – Сакура поразилась тактичности своего спутника, видимо уже в который раз, – ну нельзя же так. Наверняка там есть адекватные люди!

– Не знаю, не встречал, – отрезал он. Потом прищурился, разглядывая Легавую и Рикошета. – Веда, а ты чего такая тихая?

– Это не Веда… – толкнула его локтем Лидия, – это копия её, представляешь?! – И глупо заулыбалась.

– Вот те на! Ну повезло Веде, я вот уж сколько? – Озорно посмотрел он на Сакуру. – Десятый год жду своего клона, так сказать, всё что-то никак с ним не найдёмся.

– И слава богу! Я бы вас двоих не вывезла! – Та положила руку на сердце.

Кремень лишь на это громко расхохотался.

– Новенькие, стало быть, вы с этим парнишкой? Девочка тоже ваша что ли? И овчарка? А сколько вы тут уже? – Было ощущение, что мужчина хотел знать всё на этом свете.

– Да, – Легавая ответила немногословно. – В этом стабе всего день.

– Ааа, ну, так сказать, добро пожаловать! Милости прошу к нашему шалашу, – Кремень заулыбался.

– Спасибо, здесь очень… гостеприимно, – с иронией ответила она, оглядывая серые стены тоннеля.

– Ты это… не подумай чего. У нас тут всё довольно благополучно. Девять лет назад, когда бункера ещё и в проекте не было, приходилось нам, конечно, кочевать, проситься в другие стабы, по времянкам ютиться. А бывало, вернёшься: а от стаба одни щепки да пепелище… Хорошо, что глава у нас мужик с головой, людей нашёл, всю систему эту разработал, – он очертил пальцем круг в воздухе. – Семь лет назад бункер этот отстроили. Тогда каждый при деле был, и платили, как чичас помню, хорошие деньги. Теперь вот и безопасность есть. А орды… они, конечно, не каждый день образуются, но стабильно раз в год, а если повезёт – то и раз в два. Иногда вот проходят мимо. Места у нас такие… Близко к самой жопе, самые горячие точки, – он засмеялся.

Сакура толкнула его в плечо.

– Ой, да ладно тебе! Не вредничай! Все свои.

Легавая вдруг замедлила шаг, задумалась.

– А когда туман… ну этот, кислый, появляется, вы что, кочевать начинаете или тоже сюда же спускаетесь? – спросила она, бросая взгляд через плечо на Кремня.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Тот сплюнул, скрестил пальцы, три раза пошевелил ноздрями, два раза моргнул, видимо на всякий случай. – Вот ведь. Если бы тут пошла перезагрузка, то есть кисляк – тут бы остался только голый лес с озерцом. Тебе не объясняли, что нельзя находиться на кластере во время перезагрузки? Тут же всё сразу исчезает. Всё, что построил – сразу в труху. А живое существо либо помрёт… либо, – он цокнул языком, закатил глаза, – станет дурачком. Хотя мёртвых хоронить удобно. Закопал на временном кластере и всё, полная утилизация. Могилки как не бывало.

– Вот кто о чём… – Сакура покосилась на него. – Зачем ты сейчас это сказал?

– Для общего развития! – Пожал плечами тот.

Легавая нахмурилась. Где-то под сердцем кольнуло. Ведь она похоронила Карла Максимыча на временном кластере. Прямо под той ёлкой… Значит, если вдруг перезагрузка, то даже тела не останется.

– Но ты не переживай, кокотка, – голос Кремня стал неожиданно мягким. – У нас тут стабильный кластер. Перезагрузки тут быть не может. Насколько я слышал, лет двадцать как тут ничего не перезагружалось.

– А кладбища тут нет? – Помрачнела она.

– Тьфу ты!.. Ну я кому только что объяснял?! – Отплёвывался он. – Нет, конечно! Мы всех… почивших… закапываем на времянках. Нет тут кладбищ. Ни к чему они. Ох, у заражённых-то нюх, будь здоров. Они, вон, и под землёй тело учуют.

Легу передёрнуло. Лицо посерело от навязчивой, холодной мысли: если заражённые действительно чувствуют даже то, что под землёй… Могилу Карла Максимыча могли вывернуть, словно консервную банку и останки растащить. Что-то сжалось внутри, желудок сковал спазм. Руками она судорожно вцепилась в винтовку. Возникло острое, безумное желание вернуться назад, к заправке. Туда, где под елью осталась не просто могила, а часть её самой. Но нельзя. Ни сейчас.

Они продолжали идти в тягостной тишине, которую заполнял лишь монотонный гул шагов, шарканье подошв по бетонному полу и редкое шлёпанье капель, падающих с потолка. Примерно через километр в их спины упёрся свет фонариков ещё одной группы, которая догнала их на этом участке тоннеля. Людей было не меньше двадцати. Сначала из-за поворота донёсся глухой и размеренный топот, затем впереди прорезался свет фонарей. Стены тоннеля ожили, пошла дрожащая рябь, отблески пробежали по лицам, вырывая из темноты то напряжённые, то безразличные выражения. Вскоре шум шагов смешался с голосами, и в замкнутом пространстве поднялся галдёж.

Все оживлённо переговаривались, обсуждая опасность приближающейся орды, делились ранее пережитым опытом и новыми догадками о происходящем. Лидия охала и театрально вздыхала, но в то же время внимательно слушала каждого без исключения, выхватывая из чужих слов обрывки и детали, которые могли ускользнуть от невнимательного уха. Она ловко вытягивала информацию, словно пылесос, высасывающий пыль из самых тёмных углов, но, несмотря на её старания, никто не мог рассказать больше того, что уже успела сообщить Веда. Ничего нового.

А вот что действительно бесило Легавую, так это как на неё теперь смотрели, на Лидию то есть. Несколько человек одобрительно похлопали её по плечу с таким видом, будто поздравляют с рождением ребёнка. Как будто это её девочка. А она вся светилась и временами косилась на Легавую. Но всё же парировала поздравления, патетично вздыхая: мол, не её малышка, и она пока что, просто нянчит. Вот это "пока что" Легавую тоже бесило. Она молчала, но чувствовала, что под этой учтивой добротой Лидии прячется что-то скользкое. Что-то, от чего хочется съёжиться и отстраниться. И непонятно, почему всем так нравится эта женщина.

Наконец добрались до третьего перехода. Их встретила массивная, старая, довоенная гермодверь. Естественно – бронированная, с толстой обшивкой, скользила при открытии по рельсам влево. Такие обычно ставят на случай вражеского вторжения, химической атаки или вот такого, как теперь апокалипсиса с тварями. В бетонных стенах строители проделали прорези для фиксации. Справа, под толстым слоем пыли и защитным стеклом, располагалась красная кнопка.

Кремень протолкался вперёд, откинул стекло и нажал. Пуньк – ни-че-го!

Он выпрямился, почесал лысое темя.

– Не хотят нас впускать, ребятки.

Дверь должна была по дуге мягко отъехать вбок, но не шелохнулась. Лишь лампочки вдоль стены мигнули змейкой: погасли и по одной включились снова. Толпа зашевелилась и заойкала.

– Ну вот, ещё и электричество шалит, – нахмурился он.

– Попробуй ещё разок, – Лидия показала на кнопку, тряся рукой. – Может, со второго, с третьего раза пойдёт.

– Там предохранитель, – Лега дулом винтовки указала вниз.

– Что? – Та резко к ней повернулась.

– Предохранитель. Без него ворота не откроются.

– Чёрт… – Кремень хлопнул себя по лбу. – Точно! Совсем вылетело, что там блямба эта стоит!

Он нагнулся, порылся у основания гермодвери, откинул металлическую крышку. Внутри располагался узкий отсек со штифтом и рычаг. На случай, если отключат питание или автоматика взбесится.

– Ща…

Он обхватил рукоятку и дёрнул, послышался щелчок. Где-то в стене глухо затрещало и дверь дрогнула, затем медленно сдвинулась и внезапно встала. Кремень снова нажал на красную кнопку. Ворота заскрежетали, поддались и тягуче поехали влево.

– Проходим, соседушки, проходим, – сказал он, сделав приглашающий жест рукой, будто предлагает не в бункер завалиться, а на чаепитие.

За воротами их встретил такой же коридор-близнец, абсолютно идентичный предыдущему. Плавный спуск вниз, с теми же стенами, с теми же блеклыми светильниками. Через метров триста – снова ворота, снова кнопка, всё довольно шаблонно и предсказуемо. Кремень прижал ладонь, и механизм, ворча, сдался.

А вот за следующими воротами началось нечто похожее на муравейник. Около пятисот человек суетились в холле. Люди метались туда-сюда, гул голосов заполнял пространство, в воздухе витала суета с привкусом волнения. Все были на взводе.

Группа Легавой вошла в просторный холл размером с добротный школьный спортзал, из которого отходили три тоннеля. Через двадцать минут всех пригласили в центральный проход, он вывел в помещение вдвое больше предыдущего.

Тут уже стояли лавки, в углу красовался термопот, компанию ему составлял кулер и скромный стол с пластиковыми стаканчиками, над которым висела доска с листами А4. На другой стене прикреплён огромный экран, который наверняка временами что-то показывал. Что именно Легавая не знала, потому что просто не застала такие времена.

Вскоре в зал зашли двадцать человек в камуфляже. На каждом висели АК-12 наперевес, лица у всех служивых каменные. Те деловито начали собирать оружие у присутствующих, записывая что-то в бумажные планшеты. Лега поначалу заартачилась. Ей это не понравилось ни капли, но она поняла, что оружие в панике и тесноте лучше держать подальше от нервных рук.

Народу в зале было много. Больше всего было женщин, далее дети, несколько мужчин. Кто-то сидел, кто-то стоял, кто-то ютился у входа буквально плечом к плечу. Ни о каком комфорте речи не шло. Лега, Берта, Рикошет, Сакура и Кремень устроились у дальней стены напротив той, где висел экран. Лидия с малышкой заняла место на лавке впереди Легавой.

Когда все, кто мог, нашли себе угол, перед толпой вышел черноволосый мужчина с красивыми, медовыми глазами. Камуфляж сидел на нём как на офицере с военного мотивационного постера, то есть безупречно. Держался он уверенно, степенно, будто всё вокруг под контролем. В его осанке чувствовалась армейская выучка и железная привычка быть у руля.

Он заговорил чётко и формально, как и положено человеку его ранга.

– Уважаемые граждане. Вы все меня знаете, а кто не знает – представлюсь. Меня зовут Уж. Я – подполковник стаба Форт Воля. На момент эвакуации я назначен командующим этим бункером. Все решения здесь принимаются исключительно мной. Все запросы проходят только через меня.

Он сделал паузу, давая присутствующим осознать простую истину: тут он – закон, суд и охрана в одном лице.

– Также объявляю военное положение на всё время пребывания в бункере. Военное положение будет сохранено и на поверхности в течение двух недель с момента выхода.

Гул прокатился по толпе. Пульс самого пространства участился.

– А это значит: сухой закон, комендантский час, ограничение перемещений, полное подчинение военному руководству, запрет на конфликты и самосуд. За нарушение устава последует изоляция, а в тяжёлых случаях и ликвидация.

Толпа затихла.

– Теперь перейдём к основной причине эвакуации и мобилизации. С северо-запада мигрирует орда численностью сто двадцать тысяч особей. Наш стаб, к несчастью, стоит прямо на пути их передвижения.

В зале повисла гробовая тишина. А потом поднялась волна охов, шорохов, испуганных переглядов, всхлипов и ахов.

– Причин для паники в настоящий момент нет, – отчеканил подполковник. – Специалисты по скрыту и иллюзиям обеспечивают полную невидимость поселения. Все действия координируются генералом Эльбрусом.

И тут из толпы раздался противный, мужской, высокий голос:

– А почему вы кисляк не пустите?

Уж даже не удивился, только повернулся в сторону голосующего.

– Уважаемый, всем известно, что кисляк – эффективное, но временное средство отпугивания заражённых. Они не уйдут навсегда. Они почувствуют кисляк и подождут. Потому что на уровне инстинкта понимают: если пошла перезагрузка значит, скоро будет подано кушать. Это не работает в долгосрочной перспективе.

Он замолчал, оглядывая зал, затем добавил:

– Поэтому наши скрыты и иллюзионисты справляются гораздо эффективнее. Ваша задача – сохранять спокойствие, выполнять инструкции и не мешать тем, кто знает, что делает. Далее, – продолжил он, не сбиваясь с официального тона. – Информация для семей мобилизованных.

Выдержал паузу. Толпа замерла.

– В случае потери кормильца или члена семьи, семья погибшего получает ряд компенсаций. Если вы снимали жильё – проживание в текущем месте компенсируется за счёт стаба в течение двух месяцев. Коммунальные услуги покрываются на протяжении месяца. Семья без детей получает единовременное пособие в размере двадцати горошин и ста споранов. Для семей, где есть дети, – продолжил Уж, – выплаты производятся ежемесячно в течение года. Пятьдесят споранов и десять горошин каждый месяц.

Он снова выдержал театральную паузу, на этот раз с намёком на гордость за щедрость системы. Хотя по лицам в зале было видно: особого восторга эти щедроты не вызвали. Что там эти спораны да горошины, когда любимый человек жуткой смертью отошёл в мир иной?

– Распорядок дня и регламент нахождения в бункере вы можете изучить на доске информации, – кивнул он в сторону стены, где над столом с кулером и стаканчиками висели небрежно приклеенные листы А4 на пластиковой, синей доске.

– После моего выступления обязательно подойти к дежурным и пройти регистрацию. Перепись, так сказать.

Он осмотрел толпу, прищурившись, словно в каждом искал подозреваемого или, как минимум, будущую головную боль.

– Вопросы есть?

Руки тут же поползли вверх. Кто-то начал выкрикивать что-то про орду, кто-то про питание, кто-то про возможность связи с родными. Но Уж, не дрогнув ни одной мышцей, поднял ладонь строго, резко и безапелляционно.

– Вопросов нет? Отлично! Позвольте откланяться. Все обращения производятся через координаторов. Если потребуется моё участие, они меня оповестят. Комфортного вам пребывания в бункере! Он сделал полшага назад, кивнул, и удалился.

Легавая приподняла бровь. Губы её едва заметно дёрнулись в усмешке. И, повернувшись к Кремню, едва слышно бросила:

– Мда, пиздодельный.

Кремень, который в этот момент как раз делал глоток живца, с шумом подавился, закашлялся, отчаянно хлопая себя по груди.

– Ох, милочка, – хрипло выговорил он, вытирая рот рукавом. – Ты поосторожнее с такими фразами… У Ужа слух как у летучей мыши, а нюх как у ищейки. – Он покосился на Берту, понизив голос. – С такими, как он, лучше не конфликтовать. Поверь мне, я видел, как он однажды…

Он не договорил, потому что именно в этот момент мимо как раз прошёл один из бойцов с планшетом в руках и слишком внимательным взглядом.

– Эээ, короче потом как-нибудь! – Махнул он рукой и пошёл болтать с полноватой женщиной.

– Да не слушай ты его. – Сакура проводила взглядом своего друга. – Он любитель жути нагнать. Тем более уж тебе-то точно не стоит Ужа бояться. Ты ж копия Веды.

– Что это значит? – У Легавой вытянулось лицо.

– А? Ой! Ты не знаешь, да?

– Видимо да. А чего я не знаю? – Уточнила она.

– Слушай, это уже не моё дело. Веда сама как-нибудь тебе расскажет. – Подмигнула Сакура и направилась к Кремню.

Тут Лидия сорвалась со своего места, как если бы её шершень в задницу ужалил, сонную малышку ловко скинула на руки Легавой, которая даже не успела пикнуть, и как бульдозер понеслась дальше между лавками. Люди едва успевали отскакивать.

– Чего это она? – Не отрывая взгляда, удивился Рикошет, отпивая живчик из бутылки Веды.

– Понятия не имею, – флегматично отозвалась Легавая, следя за траекторией Лидии.

Надо было отдать ей должное: несмотря на крепкую комплекцию, она двигалась проворно и гибко. Уж не успел и глазом моргнуть, как она уже встала у него на пути. По его лицу скользнула тень раздражения. Было очевидно: меньше всего ему сейчас хотелось разговаривать с ней. Похоже, для него она была сплошной головной болью, навязчивой и прилипчивой обузой, от которой стараешься избавиться вежливо, не переходя на грубость.

– Достопочтенный Уж! Я – Лидия, жена… – начала она с чувством и толком.

– Жена начальника полиции стаба – Полкана, – перебил он, без особого восторга. – Мы с вами встречались. Раз пять. И каждый раз незабываем. – Улыбка у него вышла кривоватая, будто ему шпилькой по мизинцу заехали.

– Да-да, вы, конечно, правы! Уважаемый Уж, не оказали бы вы мне услугу? Мне необходимо узнать о состоянии моего мужа, и желательно… желательно бы с ним связаться…

– Ваш муж сейчас находится на передовой. При штабе Главнокомандующего Эльбруса, – отозвался подполковник с заунывным тоном. – Полкан – ценный специалист по обороне. Одно из ключевых звеньев нашей многоуровневой цепи. Без него ну, сами понимаете, узел ослабнет. Так что, поверьте, он под надёжным присмотром.

Он уже попытался пройти мимо, но Лидия перегородила ему отход, вцепившись взглядом.

– И всё же… Я была бы очень благодарна, если бы вы позволили мне хотя бы краткий контакт. Всего несколько слов, услышать голос…

Она состроила лицо в стиле «все котята мира умрут, если вы откажете». Даже губы дрогнули. Словом, включила тяжёлую артиллерию.

– Сейчас нельзя, у нас радиомолчание. Эфир не засоряем. – отрезал Уж. Голос у него вдруг стал жёстким. Он отодвинул её лёгким движением тыльной стороны ладони. Без грубости, но и без сантиментов.

Лидия хотела что-то ещё сказать, даже вдохнула для этого… но в следующую секунду он уже пошёл прочь. Как будто её и не существовало. В зале шумело. Словно кто-то открыл шлюзы. Люди загудели, заговорили, заголосили.

Сквозь толпу Лидия шла как танк. Подойдя к Легавой и Рикошету даже не протянула руки к малышке. Только бешеный взгляд, надутые щёки.

– Пошли, – буркнула она, окинув взглядом зал и сдувая с лица кудрявую прядку. – Надо зарегистрироваться. Мне должны выделить комнату в связи с моим положением в cтабе. Поэтому малышку я возьму к себе. А вам, – она резко глянула на парочку, – койки в общей спальне. Привыкайте. Добро пожаловать в коммунальный ад.

Надо было видеть лицо Рикошета в этот момент. Сначала он застыл, как пёс, которому кинули палку, а потом как будто понял, что это был кирпич, а не палка. Глаза налились злобой, губы дрогнули, и если бы не своевременное вмешательство Легавой, в воздухе уже висела бы жирная, блестящая, завёрнутая порция благородного, и не очень, мата.