
Полная версия
165 историй Благовещенска
Телеграф
В 1890 году по пути на Сахалин в Благовещенске останавливался великий русский писатель и драматург А.П. Чехов. Можно с уверенностью утверждать, что первым делом он отправился в почтово-телеграфную контору в надежде получить от кого-нибудь весточку. Он любил телеграф – это чудо техники XIX века! Однажды написал из Мелихова издателю А.С. Суворину, с которым был дружен: «Телеграфируйте мне о чём-нибудь. Я так люблю получать телеграммы».
Может быть, любовь эта объясняется тем, что телеграфисты безбожно перевирали передаваемые сообщения, и телеграммы были неиссякаемым источником сюжетов для ранней – сатирической – чеховской прозы? Чего стоит, например, телеграмма, которая нашла Чехова 7 июня 1890 года в Иркутске. Он пишет родным: «Получил сейчас от Суворина такую телеграмму: «Не хвались до стенли далеко приветствует золотая и медные бедные дом прекрасный жалеем что Вас нет хмурые люди второе издание всем на зависть вы бедный хороший мы вас любим студента Казанцева ныне скучно когда вас принесет обратно. Суворин». Мудрый Эдип, разреши!» «Ваши телеграммы, – писал Чехов Суворину по возвращении с Сахалина в Москву в декабре 1891 года, – получал я в невозможном виде. Все перевраны».
Конечно, Чехов ценил это новейшее средство связи и за удобство: телеграф обеспечивал невероятную скорость общения и значительно упрощал жизнь. «Желающим ехать на одном из первых пароходов в мае или начале июня, – сообщал томский «Путеводитель по всей Сибири и Средне-Азиатским владениям России», – советуем запасаться билетами заблаговременно, ибо в первые рейсы все пароходы буквально переполнены пассажирами. Пароходные конторы, обыкновенно, оставляют билеты по письменным или телеграфным требованиям».
Остановившись в Екатеринбурге, Антон Павлович послал запрос в Тюмень и оповестил об этом родных: «…жду ответа из Тюмени на свою телеграмму. Телеграфировал я так: «Тюмень. Пароходство Курбатова. Ответ уплачен. Уведомьте, когда идёт пассажирский пароход Томск» и т. д. От ответа зависит, поеду ли я на пароходе или же поскачу 1½ тысячи вёрст на лошадях, по распутице». Через несколько дней Антон Павлович получил ответную телеграмму из Тюмени: «Первый пароход в Томск пойдёт 18 мая». «Это значило, что мне нужно было, хочешь – не хочешь, скакать на лошадях. Так и сделал», – сообщил он родным.
Первая почтово-телеграфная контора на Амуре была открыта в 1862 году, в Николаевске. Вскоре было принято решение о строительстве Амурской телеграфной линии от Сретенска до Хабаровки. Прорубали просеки, устанавливали столбы, тянули провода забайкальские и амурские казаки. В 1870 году амурский телеграф соединился с сибирским, а затем и с телеграфом Европейской России. В том же 1870 году была открыта телеграфная контора в Благовещенске. Она размещалась в трёх деревянных домах, арендованных у купчихи Е. Флеркевич (дома стояли в Проезжем переулке, теперь это часть городского парка).
Остров Сахалин с материком соединял подводный телеграфный кабель. На осуществление этого проекта Государственный совет Российской империи в феврале 1881 года выделил 250 тысяч рублей. В июле (!) того же года работы по прокладке кабеля были завершены. Среди сахалинских каторжан ходили слухи о том, что по этому кабелю – его представляли в виде большой трубы – можно добраться до материка…
В 1890 году благовещенская почтово-телеграфная контора имела семь аппаратов и статус международной (отсюда можно было отправить телеграмму хоть в Париж, хоть в Сан-Франциско), работала круглосуточно, в ней числилось 28 служащих. Начальником был коллежский асессор К.И. Адамсон. В числе сотрудников было четверо датских подданных и – большая редкость по тем временам – женщина-телеграфистка Э.И. Паульсен.
В благовещенской почтово-телеграфной конторе (здешние телеграфисты были, видимо, более профессиональными и более ответственными, чем в Иркутске) Антон Павлович получил 26 июня 1890 года вполне «читабельную» телеграмму от Суворина. Алексей Сергеевич сообщал, что у родных Чехова всё хорошо и предлагал ему возвращаться в Европейскую Россию через Америку. Антон Павлович в ответ написал: «Вы телеграфируете, чтобы я возвращался через Америку. Я и сам об этом думал. Но пугают, что это дорого обойдётся». Если бы решился, Чехов первым из русских писателей совершил бы сухопутно-морское кругосветное путешествие.
Телеграммы были дорогим удовольствием. Отправители платили по пять копеек за каждое слово в Европейской или Азиатской России. Если телеграмма отправлялась «за Урал» или в обратном направлении, стоимость слова удваивалась, плюс пятнадцать копеек нужно было заплатить отдельно за саму телеграмму. По доходам в XIX веке телеграф уступал только винной монополии.
В начале ХХ века благовещенская пресса довольно часто писала о местном телеграфе, главным образом, когда с ним что-то случалось. В начале 1903 года, к примеру, на Зее проходила операция «по отысканию телеграфного кабеля» линии Благовещенск – Хабаровск (современное название было утверждено в 1880 году): он был проложен по дну реки. Надо было найти спайку «благодаря которой кабель действует не совсем исправно». Искали больше месяца. На песчаной косе вырыли канаву длиной около 120 метров и полтора метра глубиной. Местные чиновники уже хотели махнуть рукой, рассчитали рабочих и решили, что и так сойдёт. Но окружное телеграфное управление потребовало продолжить поиск и работы возобновились.
Нарушали бесперебойную работу телеграфа не только технические неполадки: «На перегоне Благовещенск – Буссе при осмотре телеграфной линии оказалась масса разбитых изоляторов. Начальник телеграфно-почтового округа винит в этом явлении местных жителей, бьющих изоляторы ради развлечения»; «На днях прекратилось телеграфное общение с Хабаровском. Причиною прекращения служит обрыв проводов через речку Архара. Пароход «Кондор», проходя по Архаре, задел трубой за провода, подвешенные над рекой, и оборвал их».
Мешали сообщению сильные грозы и ветер, пожары и наводнения. При авариях на прямой линии Сретенск – Благовещенск телеграммы в Европейскую Россию и Сибирь отправляли «в обход»: из Благовещенска – во Владивосток, оттуда по проводам, идущим вдоль Китайско-Восточной железной дороги, – в Забайкалье и дальше – на запад. Ответные сообщения передавались в обратном порядке. Телеграммы приходили адресатам с задержкой на несколько дней.
В 1910 году в Петропавловске-Камчатском строилась радиостанция – одна из самых мощных по тем временам. На следующий год между Благовещенском и Камчаткой было налажено радиотелеграфное сообщение.
1911 год стал прорывным для амурского телеграфа. В сентябре начала работать линия Благовещенск – Красноярово – Ивановское – Мазановская. В том же месяце в Амурском управлении водных путей сообщения при участии представителей пароходчиков, горнопромышленников, переселенческого управления, управления строительства средней части Амурской железной дороги и биржевого комитета состоялось совещание. Поводом для него стала просьба начальника почтово-телеграфного округа «сообщить сведения, необходимые для изыскания устройства новых телеграфных линий, а именно, на каких пунктах желательно установить телеграфные станции».
Участники совещания дали ответ очень оперативно, назвав требуемые пункты, снабдив выбор пояснениями.
Овсянка на Зее. Отсюда начинается зимняя дорога в золотопромышленные районы, а летом здесь располагаются склады.
Кухтерин Луг на Зее – один из центров переселенческого движения, крупный торговый центр, здесь выход на Амурскую железную дорогу.
Ивер на Зее. В районе села казённые каменоломни, залежи мрамора, известковые заводы, золотые прииски, на реке – перекаты, опасные для судоходства.
Новопокровка на Амуре. Это крупный «заселённый» центр. Вверх и вниз от Новопокровки перекаты, на которых пароходы часто налетают на камни, садятся на мель. В случае аварии парохода очень нужна связь.
«Помимо этого, желательно было установить телеграфные станции в Белогорье, Новоандреевке, Суражевке, Красноярово», – решили участники совещания, и подсказали телеграфному руководству: лучшее время для изысканий – май-июнь, для строительства – июль-середина октября.
В том же году в благовещенской почтово-телеграфной конторе был установлен новейший аппарат «Дуплекс» системы «Уинстон» для связи с Иркутском и Владивостоком. На этих аппаратах можно было одновременно принимать и отправлять телеграммы. Увы, работать на них было некому. В 1909 году Благовещенская почтово-телеграфная контора была переведена из второго разряда в первый, имела право увеличить штат на 20 человек, но местных телеграфистов не было, из Европейской России специалисты не ехали по разным причинам, в том числе и потому, что им не платили подъёмные. «18 сентября Владивосток прекратил работать с Благовещенском, заявив, что у них нет винстонистов (так называли тех, кто работал на аппаратах «Уинстон»), – сообщала газета «Эхо» 22 сентября 1911 года. – Мы думали, что у нас нет кадров, оказывается, это явление хроническое».
Летом 1912 года начальник края Н.Л. Гондатти, побывав в Благовещенске, посетил почтово-телеграфную контору и обратил внимание на «сравнительно малочисленный состав служащих-телеграфистов в силу чего некоторые аппараты бездействовали». Он затребовал направить из Европейской России двадцать почтово-телеграфных чиновников специально для благовещенской конторы.
В 1908 году сам редактор газеты «Торгово-промышленный листок объявлений» А.А. Константинов побывал в почтово-телеграфной конторе и описал условия, в которых работали тамошние чиновники: «Дежурят сутки через двое. Ночью отдыхают 4-5 часов. Комната на 6-7 человек, а диван только один. Где они отдыхают? Рядом с аппаратной – уборная. В ней освещение плохое, нет вентиляции. Мне случалось бывать в квартире, занимаемой начальником почтово-телеграфной конторы, и я нахожу, что она устроена весьма комфортно и снабжена всеми удобствами настолько же, насколько помещение почты и телеграфа их не имеют».
Начальник почтово-телеграфной конторы В.Е. Раздеришин посчитал обвинения несправедливыми и ответил через газету: «В аппаратной кожаный диван один, а в конторе их девять! Есть где отдыхать. Константинов легким балетным пируэтом обходит неудобные для него места и замечает только то, что хочет». Об уборной, которая отравляла атмосферу миазмами, – ни слова.
Телефон
Первые в Благовещенске телефоны установили в своих магазинах фирмы «И.Я. Чурин и Ко» и «Эмери Инок и Ко» – для служебного пользования. Было это в 1890 году.
Упоминание об оборудовании городской телефонной сети в Благовещенске удалось обнаружить в «Амурской газете» от 23 июня 1896 года. Заметка в одну строку: «Устройство телефонной сети в городе быстро продвигается вперёд под личным наблюдением электротехника Успенского» (Василий Степанович работал техником Благовещенской почтово-телеграфной конторы, преподавал арифметику в Алексеевской женской гимназии).
На организацию телефонной связи требовалось 22 000 рублей, с горожан собрали 10 000 рублей, остальные средства поступали в виде предварительной абонентской платы. Кассиром этого предприятия выбрали С.С. Шадрина.
Телефонная связь в Благовещенске начала действовать 1 декабря 1896 года. Сначала станция располагалась в деревянном здании на том месте, где сейчас стоит гостиница «Зея».
В «Обзоре Амурской области за 1908 год» приводятся данные о деятельности городской телефонной станции. На 1 января 1909 года в Благовещенске насчитывалось 367 абонентов первой категории (такой абонент располагался не дальше двух вёрст от центральной станции, годовая плата – 75 рублей), 103 абонента второй категории (абонент располагался от центральной станции дальше, чем две версты; годовая плата 75 рублей плюс за каждые 100 саженей свыше двух вёрст – ещё по три рубля), служебных телефонов – пять, общее число аппаратов – 503. «Протяжение голых проводов на воздушных линиях» – 983 сажени 360 аршин. Число переговоров за год (оказывается, их тоже считали!) – 1 798 430. Сумма поступлений за 12 месяцев – 38 024. В штате телефонной станции состоял 21 сотрудник, в том числе 12 телефонисток.
В 1914 году для телефонной станции построили каменное здание на пересечении Иркутской и Торговой. Архитектор – военный инженер Э.И. Шеффер.
Жители города активно пользовались услугами телефонной сети.
Вызывали врачей… Когда в ресторане «Македония» посетитель выстрелил в себя из револьвера, начали по телефону вызывать врача. Но врачи (дело было накануне нового, 1909 года) были, кто в клубе, кто в театре, кто в гостях. Наконец, дозвонились до доктора Хоммера. Он приехал, «подал» первую помощь, отправил пострадавшего в Красный Крест. Не будь телефона, на поиски доктора потратили бы полночи.
Отправляли важные сообщения… В августе 1911 года министр путей сообщения С.В. Рухлов инспектировал ход строительства Амурской железной дороги и 13 августа прибывал по Зее в Благовещенск. Корреспондент газеты «Эхо» подробно описал это знаменательное событие: «Задолго до появления парохода «Амур» к министерской пристани начали съезжаться начальственные лица, представители города и духовенства. В начале 1-го часа дня пристань получила телефонаду (сообщение, переданное по телефону) из Астрахановки от командующего судоходного старшины о том, что пароход с министром проследовал Астрахановку.
При подходе парохода к министерской пристани министр стоял на верхней палубе, откуда раскланивался с публикой (обязательная церемония встречи: городской голова приветствует, городская депутация преподносит хлеб-соль). Министр сказал: «Строительство Амурской железной дороги идёт успешно, через год-два в Благовещенске услышат свисток паровоза» (регулярное железнодорожное сообщение из Благовещенска началось в 1913 году).
Менее важные, чем приезд министра, сообщения абоненты телефонной станции игнорировали, как, например, в сентябре 1909 года. «Корабельная контора иногда вызывает со стороны пароходовладельцев справедливые нарекания за проволочки в оформлении документов, – пишет рассерженный читатель газеты «Эхо». – Так, 16 сентября, пароходы «Мария» и «Александр» должны были выйти из Благовещенска в 7 часов утра, вышли около 10 часов дня. Задержка произошла из-за того, что дежурный чиновник Добжинский вместо 7 утра, когда должна открываться контора, явился около 10 часов несмотря на то, что собравшиеся в конторе пароходные служащие четыре раза по телефону напоминали о себе в таможенную заставу!»
Собирали нужные сведения… До появления телефонов врачи сообщали о случаях заразных заболеваний (почти постоянно в городе регистрировали скарлатину, дифтерит, оспу, тиф, дизентерию и т.д.) городскому врачу и в городскую управу по почте. На это уходило не меньше, чем два-три дня. По телефону сведения можно было передать в несколько минут. 13 ноября 1911 года попечительский совет городских лечебных заведений обратился с просьбой к врачебному управлению (действовал такой порядок) обязать всех практикующих в городе врачей извещать о заразных заболеваниях городского врача, на обязанности которого лежит дезинфекция помещений, – по почте, а городскую управу – по телефону. Предложение попечительского совета было одобрено.
Делали заказы… Ещё в 1899 году «Амурская газета» из номера в номер публиковала объявление: «Сим довожу, что с 4 декабря открыта мясная торговля по Амурской, между Торговой и Мастерской, в доме Буянова, ежедневно, с 6 утра до 7 вечера. Для удобства публики заказы принимаются по телефону №252 с доставкой на дом». Да, ничто не ново под Луной.
Возможность иметь оперативную связь стоила дорого. «Телефон такие изрядные барыши получает, что не мешало бы об удобствах абонентов подумать», – возмущались обыватели, недовольные качеством услуг, и приводили в своих письмах в газеты подробности: «В последнее время телефоны соединяются, разъединяются, звонят без всякого участия со стороны абонентов. Чтобы поговорить с кем-то, требуется больше усилий, чем если бы пользовались услугами извозчика»; «Телефон в Благовещенске создан исключительно для мучений публики. На микроскопической станции кроме «Не слышу, повторите!» нельзя добиться ничего»; «Из первого полицейского участка вызывали центральную телефонную станцию около часа. Соединение дали на полминуты, потом снова пришлось полчаса дозваниваться. Но не получилось – с кем бы ни просили соединить, всё время отвечали от Курилова» (контора Курилова занималась отловом бесхозных, уборкой и утилизацией околевших животных).
А ещё из-за телефонов происходили разные непонятные, неприятные, а то и опасные явления. Однажды заведующий бактериологической станцией В.А. Смолич, разговаривая по телефону, …упал в обморок. Придя в себя, написал и отправил письмо в газету «Эхо»: «Милостивые господа редакторы! Через посредство вашей уважаемой газеты обращаюсь к господам электротехникам за разъяснением одного весьма интересного случая, который, однако, мог окончиться для меня очень печально.
21 числа в 4 часа вечера ко мне обратились по телефону (живу я в бактериологической станции, в пяти верстах от города). Отвечая пригласившему, я плотно прижал трубку к уху, так как с трудом мог расслышать слова, но в это время почувствовал звон в ушах и в глубоком обмороке я упал, ударившись лицом о стоявший подле меня стул. Очнувшись от обморока, я увидел возле себя лужу крови и, как ни был слаб, но первой мыслью было остановить сильное кровотечение из носа, явившееся следствием моего падения и довольно серьёзных ушибов, что и удалось сделать при помощи имевшихся под рукой средств и подоспевшего на помощь фельдшера городской бойни.
Обморок произошел с такой быстротой, что я положительно не могу отдать себе отчёта, как всё это случилось, а равно не могу объяснить причины такого небывалого со мной явления тем более, что я вполне здоров и в тот день чувствовал себя хорошо. Мой партнёр говорит, что и он почувствовал, как бы удар (не от падения ли брошенной мной трубки?), что заставило его на время отнять трубку от уха.
Не отрицая возможности самостоятельного обморока, я желал бы знать от компетентных лиц, возможно ли по техническим условиям устройства телефона передача путём этого последнего настолько сильного электрического тока, который мог бы обусловить обморок человека?» Чуть позже Владимир Алексеевич получил от электротехников разъяснения (то, что они ему сообщили, сегодня изучают в седьмом классе средней школы).
В другой раз во время грозы в конторе управления Амурской железной дороги «дважды произошла разрядка электричества, причем, был испорчен телефон, у которого сожжен предохранитель». Рядом с телефоном чиновники видели шаровую молнию, ещё они слышали звук наподобие револьверного выстрела. В общем, страху натерпелись.
Гроза в тот день была, видимо, сильнейшая: на набережной Амура против арки разрядами «изорвано на части несколько проводов».
Очень быстро присмотрелись к телефонам воры и грабители. Время от времени местные газеты под заголовком «К сведению обворованных» помещали списки краденых вещей. Вот полный перечень добра, похищенного у обывателей Благовещенска в июне 1912 года. «В сыскном отделении находятся следующие краденые вещи, отобранные у разных лиц: тесак казённого образца, серебряный портсигар с двумя золотыми монограммами, портсигар кавказского серебра, разные карманные часы, новый ручной фотографический аппарат, новая голубоватого цвета скатерть с плюшевой отделкой, совершенно новые вилки, ножи и ложки фраже (изделия варшавской фирмы французских ювелиров из посеребренной меди), два совершенно новых будильника, столовые часы орехового дерева, два золотых обручальных кольца, три перстня, золотая двубортная тонкая цепь, золотой суперик (тоненькое колечко с камнем), железная дорожная складная кровать, золотая брошь, совершенно новая телефонная трубка со шнуром, телефонный аппарат».
Из криминальной хроники 1 августа 1912 года: «В ночь на 31 июля из мастерской Рунгайна по Графской, в доме Скрябина, неизвестными, пробравшимися в мастерскую через окно, украдено три велосипеда, пять револьверов, ружьё системы «Монтекристо» и один телефонный аппарат. Велосипеды найдены брошенными недалеко от мастерской, телефонный аппарат – под мостом на Рёлочном переулке, против дома Лукина».
Идя на грабёж, злодеи теперь первым делом обрывали телефонные провода. В апреле 1908 года восемь человек ограбили контору Х.П. Тетюкова. Очевидец описал происшествие так: «Наставили револьверы и ружья, двери закрыли, телефон оборвали. Пограбили 10 000 рублей».
А вот анекдотичный случай. Владелец магазина Симонишвили спал в торговом зале на прилавке, когда в два часа ночи к нему забрались воры. Они набрали вещей на 80 рублей, уходя, уронили бутылку с вином. Звук разбитого стекла разбудил хозяина. Он проснулся, побежал за ворами, но догнать никого не смог. Сообщить о происшествии в полицию тоже не получилось: злодеи обрезали телефонный провод.
Телефонные хроники
По материалам газет «Амурская газета», «Амурский листок», «Торгово-промышленный листок объявлений», «Эхо» за 1902-1912 годы.
«Обнаружив убийство Дубровских, Дмитриев явился в контору инженера Эмери как самое ближайшее место, где есть телефон, чтобы сообщить в сыскное отделение. Швейцар, ссылаясь на распоряжение хозяев, не позволил ему передать сообщение. Дмитриев смог позвонить только когда швейцар ушел спрашивать разрешения. Назавтра Дмитриеву понадобилось вновь сообщить, но швейцар отказал: «Мне за вчерашнее досталось» и выпроводил его. В таких экстренных случаях едва ли есть основания для отказа».
«Переводчики китайцы Ван-Жи и Сун-Фа-Фу держат подпольную игру и опиекурильню, принуждают китайцев ходить туда. Не получая содержания (зарплаты), они арендуют громадные квартиры, имеют китайскую прислугу и телефоны! Конечно, их ежедневный доход 50-100 рублей».
«Торговый дом «Алексеев с С-ми» и другие заинтересованные коммерсанты на свои средства устроили корабельную контору на Зее. На их же средства установлен телефон».
«Заведующий телефонной станцией обратился в городскую управу с просьбой убрать киоск на углу Торговой и Амурской – он мешает телефонным проводам. Управа отказала, так как киоск сдан в аренду, срок аренды ещё не закончился, снести нельзя».
«В видах большой и более своевременной осведомлённости мы, не останавливаясь перед большими затратами, вошли в соглашение с собственными корреспондентами во всех сколько-нибудь значительных пунктах земного шара и междупланетного пространства и все сообщения оттуда с настоящего времени будем получать по беспроводному телефону, который недавно установили у себя» (шутка газетчиков редакции «Эхо» 16 ноября 1909 года).
Электричество
Первые частные электростанции в конце XIX века устроили торговые дома «Кунст и Альберс», «И.Я. Чурин и Ко», «Коковин и Басов», винокуренный завод Лукина. Они использовали электричество для снабжения энергией своих предприятий и домов, а также продавали киловатты ближайшим состоятельным соседям.
Когда в 1908 году в Благовещенске начала действовать городская электростанция, управа потребовала от частных электростанций «убрать в недельный срок проходящие через улицу провода». То есть никаких сторонних абонентов у частных электростанций быть не должно, вырабатывать электроэнергию они могли только для собственных нужд. Может, и напрасны были эти строгости: из-за больших накладных расходов тарифы частников были значительно выше и постепенно они сами ликвидировали свои электростанции. Так, летом 1910 года на освещение от городской электростанции перешел винокуренный завод наследников В.М. Лукина, потому что собственная станция требовала расходов на 900 рублей в месяц.
«Электрическое дело» было новым и неизведанным. Наверное, поэтому у городской думы ушло аж два года на разработку правил пользования электрической энергией: утвердили их только в конце 1910 года. Согласно правилам, каждый горожанин, пожелавший иметь в доме электричество, подавал прошение в контору станции, при этом подписывал «обязательства с условиями поставки и оплаты». За присоединение к сети платили 10 рублей. Если же надо было устанавливать дополнительные столбы, ещё по 10 рублей за каждый новый столб. Установка одной лампочки обходилась тоже в 10 рублей (в 1910 году в домах благовещенских абонентов было уже 10 000 лампочек). За свет платили ежемесячно – в течение семи дней с момента получения извещения. При несвоевременной уплате поставка электроэнергии прекращалась.
Тарифы на электроэнергию утверждались постановлениями местных органов самоуправления, поэтому по всей России стоимость «кило-уатта» (так в то время писали привычное нам слово «киловатт») была разной. В декабре 1909 года одна из благовещенских газет напечатала заметку на эту тему: «В Уфе и Полтаве один кило-уатт стоит 40, в Кременчуге и Тифлисе – 35, Оренбурге – 36, Москве – 50 копеек. Следовательно, наша плата 40 копеек за кило-уатт довольно дешева в сравнении с указанными городами». Поразительно, но благовещенский тариф на электроэнергию в то время не повышался, а понижался: с 1 января 1911 года частные абоненты платили за «кило-уатт» 30 копеек (а во Владивостоке – 28 копеек).