Коллекция. Оседлавшие бурю

Показались светлые шатры и редкие знамена. Здесь было оживленно. На самом деле, от мельтешивших гонцов и суетившихся людей рябило в глазах.

На нас не обращали никакого внимания. Мы не были похожи на французских кирасиров, а остальное пока было не важно.

Я заметил куцый строй пикинеров и мушкетеров, который прямо сейчас формировался под отрывистые приказы и тревожный барабанный бой, перед лагерем с той стороны, где французские всадники громили левое крыло.

Я бросил взгляд назад, но увидел лишь смешанную свалку, в которой не ясен был победитель, но от этой свалки продолжали отрываться фигурки имперских всадников и солдат, двигавшихся в ту же сторону, что и мы.

– Полк Фаджиано! Где Фаджиано?!

Дядя начал кричать, как только мы подъехали к рядам солдатских палаток. Никто не отвечал ему, спеша по своим делам. Уже виднелись впереди офицерские шатры, когда дядя резко развернул коня перед солдатом чуть старше меня, который бежал куда-то со свернутым знаменем.

– Полковник Фаджиано! Где он?

Знаменосец не сразу понял даже, что обращаются именно к нему, но все же поднял взгляд на фигуру дяди и прокричал, приняв его, видимо, за офицера:

– Не могу знать, синьор! Кажется, полки итальянцев были на флангах нашей пехоты первой линии.

– А где его шатер?

– Не могу знать, синьор! Шатры офицеров в той стороне.

Он махнул рукой в сторону больших шатров, о которых и так было понятно, что это жилища офицеров. Я ожидал, что дядя отчитает глупца, но он, напротив, отпустил его с благодарностью. Я первый заметил знамя с черным вороном в белом поле и указал на него дяде. Мы были уже почти на месте.

Разумеется, синьора Фаджиано здесь не было – он был со своими людьми на поле боя. Нас встретил только его слуга. Дядя обратился к нему, не спеша оставить седло:

– Я – Гарсия де Фасис-и-Монтехо. Где я могу найти синьора Фаджиано?

– Приветствую, синьор. Синьор Родольфо сейчас участвует в битве, но вы можете подождать его здесь, если желаете.

– Нет. Где именно находится синьор Фаджиано?

– Полк синьора Родольфо должен быть в первой линии, справа от испанских полков.

Дядя бросил взгляд туда, где должен был находиться пехотный строй центра, но увидел, разумеется, лишь ряды палаток.

– Так. Я не знаю, давно ли ты служишь своему синьору и насколько ты его знаешь, поэтому спрошу так: ты не знаешь, где он держит книги, которые взял с собой в эту кампанию? Если точнее, это два печатных тома в переплете из черной кожи.

Слуга бросил быстрый взгляд на лицо дяди Гарсии, но лишь на мгновение. Он понял, о чем спрашивал дядя. Я это заметил:

– Отвечай на вопрос.

– Диего!

Я повернулся к дяде и прочитал недовольство на его лице. Слуга, между тем, заговорил:

– Я склоняюсь пред весом вашего имени, синьор, и лишь поэтому отвечу, что с этими книгами синьор Родольфо не расстается никогда, и сейчас они с ним.

– Что? На поле боя? Зачем?

– Это решение моего синьора…

– Черт!

Я продолжал смотреть на лицо дяди и хорошо видел его волнение. Неожиданно его блуждающий и даже мечущийся взгляд остановился на мне.

– Диего, останься здесь.

– Нет…

Я осекся, увидев знакомый блеск в глазах дяди. Этот блеск означал, что он все решил, и все мои препирательства будут лишь тратой времени.

Я спешился под его слова:

– Это мой племянник Диего, дай ему вина и еды, устрой коня. Он родственник твоего синьора, как и я.

После этого дядя обратился ко мне, и я поднял на него взгляд:

– На твою долю еще хватит битв. Сегодня ты останешься здесь. Жди меня. Если я не вернусь, обратись к синьору Фаджиано. Если…

Дядя прервал себя и посмотрел на слугу.

– Если не вернется и он, обратись к дону де Мело, назови мое имя, покажи наш герб.

Он дождался моего кивка, а после этого с места подхлестнул коня так, что тот сразу перешел на галоп. Мне оставалось только проводить его взглядом.

– Синьор… Синьор, вам нужно что-нибудь из сумок?

Кажется, слуга Фаджиано обращался ко мне уже не в первый раз, но я все никак не мог оторвать взгляд от того места, где фигура дяди скрылась за рядами палаток. Я моргнул несколько раз, а затем, не ответив, подошел к своему коню и снял седельную сумку.

– Синьор, позвольте мне отлучиться, чтобы отвести вашего коня на конюшню. Все остальные слуги с синьором Родольфо, так что я буду вынужден оставить вас на некотор…

– Да, конечно, иди.

Я остался в одиночестве в просторном шатре синьора Фаджиано. В груди билось разочарование, а еще злоба. Я уже не ребенок, мне почти четырнадцать, и мне предстоит еще много битв. Так почему бы не начать с этой?

Я взял табурет и сел за легкий походный стол, на котором были разложены без видимого порядка какие-то бумаги. Я пригляделся к ближнему листу: это был список каких-то трав. Напротив некоторых названий стояли пометки.

Стоило мне сесть, как я понял, что довольно сильно измотан. Не знаю, было ли дело в волнении от первой в жизни битвы, или в бессонной ночи, но я почти сразу стал клевать носом. В один момент я перестал бороться и просто положил руки на столешницу, а на них, в свою очередь, пристроил голову. Ничего дурного не случится, если я немного подремлю. Последним, что я слышал, прежде чем провалиться в темноту, была артиллерийская канонада.

***

Я проснулся резко, с бешено бьющимся сердцем и горяченным лицом. Мне снился сон, в котором кто-то кричал, ржали кони и звучали выстрелы. Я несколько мгновений хлопал глазами, окончательно вытряхивая из них сон, и только после этого понял, что никакого кошмарного сна не было. Вокруг действительно кричали люди, ржали кони и раздавались выстрелы.

Я вскочил, опрокинув табурет, и вылетел из шатра на улицу. Ровно для того, чтобы получить сапогом по лицу от промчавшегося мимо всадника. Я упал, держась за нос. Мне казалось, что мне его сломали, но я оторвал руку от лица и вообще не увидел крови. Боль тут же отступила, спрятавшись куда-то в глубину души, вместе со страхом.

Лагерь горел. Я не знаю, что произошло. Была ли это хитроумная засада или удачный прорыв в тылы, но здесь явно больше не было безопасно. Я поднялся на ноги и стал двигаться в сторону ограды, держась ближе к палаткам. По дороге то и дело проносились всадники, и я почти не понимал, чьи это всадники. На меня они не обращали внимания.

Неожиданно ворота лагеря перегородили четыре всадника – это точно был враг. Я в этот момент как раз перебегал дорогу и застыл на месте, парализованный ужасом. Они поехали прямо на меня. Не быстро, но неотвратимо. А я все стоял, оцепенев, и не мог сдвинуться с места.

Все происходило очень медленно. Они медленно приближались ко мне, один из них медленно поднял свой пистолет и еще медленнее навел его на меня. В этот момент время совсем остановилось. Мне показалось, что я вижу, как пуля вылетает из черного дула.

Что-то просвистело мимо моей левой щеки, обдав ее сильным жаром. И время снова пошло вперед. Я закричал и, не думая, не рассуждая, побежал прямо на всадников, одновременно вытаскивая шпагу и дагу. Кажется, это было последнее, чего ожидали эти всадники. Устрашающая их цельность тут же рассыпалась. Один погнал коня на меня. Второй, напротив, стал неловко разворачиваться на месте. Еще двое подняли свои пистолеты и выстрелили куда-то мне за спину. Я, подбодренный их неудачей, снова закричал, да так громко, будто кричало человек пять взрослых мужчин.

Я был уже рядом с крайним правым всадником, прыгнул под живот его кобылы и ударил ее по ногам дагой, выкатился с другой стороны, и едва успел откатиться от падавшего всадника. Кобыла истошно ржала от боли, а ее наездник был уже мертв, коснувшись земли – вместо лица у него была кровавая каша.

Только тут я заметил, что мою атаку поддержали несколько человек. Им удалось отбросить всадников. Однако мимолетная радость тут же сменилась ужасом. Они стали отшатываться в стороны, а через мгновение мимо меня стали проноситься лошадиные ноги. Копыта били по земле совсем рядом со мной. От этого чудовищного грохота мне стало так страшно, что я закрыл уши руками и, кажется, закричал.

Они все скакали, будто не было им конца, как воде в горной реке. Не знаю, как и чем, но я смог отползти в сторону и стал, не поднимаясь, двигаться прочь от этого грохота. Не знаю, куда я полз. Я почти ничего не видел, а слышал только гул, грохот и собственное дыхание.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова смог оглядеться. С моих губ сорвался разочарованный стон – передо мной на некотором отдалении были изрубленные и занимавшиеся пламенем офицерские шатры.

В этот момент меня ударили по голове. Я вновь был на земле, но теперь оказался на спине. Надо мной возвышался страшный человек в кирасе, ловившей на себе блики пламени. Он держал тяжелый кавалерийский палаш у моего лица. Я дернул правой рукой, в которой каким-то чудом все еще была моя шпага, но он наступил на кисть и продолжал давить до тех пор, пока я не разжал ладонь.

В следующее мгновение страшный человек дернулся всем телом и издал тихий стон, а затем какая-то сила отшвырнула его в сторону. Этой силой был слуга синьора Фаджиано, сжимавший в руках окровавленный кинжал. У него на лице и руках было много крови, но он не выглядел раненым. Он протянул мне руку.

Я поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что вообще не ранен. Только в голове немного шумит. Я подхватил свою шпагу и поспешил вслед за слугой.

И вновь я видел ограду лагеря впереди себя. Неужели мне все же удастся выбраться из этой ловушки? Сзади раздались крики. Я обернулся и увидел всадников, один из которых указывал на нас рукой. Страх вновь сковал меня тяжелой цепью.

Слуга синьора Фаджиано схватил меня за руку и буквально потащил за собой. Когда до свободы оставалось не больше десяти шагов, он подтолкнул меня вперед и отпустил мою руку. Я обернулся в его сторону. Всадники приближались, а он, кажется, больше не собирался бежать. Не глядя в мою сторону, слуга синьора Фаджиано, бросил:

– Бегите, синьор.

Затем он повернулся ко мне и прокричал:

– Беги, парень!

И я побежал.

***

Я бежал все дальше. Не думая, не давая себе даже возможности отдаться чему-то еще, кроме бега и дыхания. Вокруг что-то взрывалось и кричало, но я почти ничего не слышал из-за грохота своего сердца. Ноги быстро налились тяжестью из-за дублета, а воздух обжигал легкие огнем.

Наконец, силы оставили меня. Я остановился и упер руки в колени, сплевывая горькую вязкую слюну. Ровно на мгновение я будто бы остался один во всем мире. А потом на меня все навалилось. Грохот канонады, лязг оружия и крики. Кошмарная разноголосица приказов, воплей, молитв и стонов.

Я заставил себя выпрямиться и огляделся. Так стремясь убежать от битвы, я лишь приблизился к ней еще ближе. Впереди я увидел тыл пехотного строя. Поискал глазами знамена – это была испанская терция.

Кажется, как и ранее в лагере, потеряв голову, я во время бега наворачивал круги и петли. Никак по-другому нельзя было объяснить то, что пылавший лагерь был не более чем в нескольких сотнях шагов от меня. Я разозлился на себя. Захотелось исхлестать себя по щекам. Неужели я настолько трус? Неужели настолько схожу с ума от страха, что не могу даже понять, куда бегу?

– …его!

Сквозь гул битвы до меня донесся отдаленный крик. Мне показалось, что назвали мое имя, причем обращаясь именно ко мне. Я попытался понять, откуда был этот крик, но вокруг происходило так много всего, что крик, даже если он повторялся, больше не долетал до моих ушей.

На меня чуть не наскочил кирасир без шлема и с перемотанной головой. Конь встал на дыбы прямо рядом со мной, и я только чудом успел отскочить в сторону.

– Диего!

Нет, мне не показалось! И не могло быть ошибки – кто-то искал меня. Из всех Диего, которые были на этом поле, кто-то искал именно меня. И теперь я мог понять, с какой стороны раздался этот крик. Силы вдруг вернулись ко мне, и я побежал еще быстрее, чем прежде. В спину мне летели проклятия кирасира, который все еще пытался укротить своего коня.

– Диего!

Я двигался в нужную сторону. Как ни странно, крик раздавался со стороны горевшего лагеря нашей армии. Наконец, я заметил фигуру всадника. Кажется, кричал именно он. Продолжая бежать, я вскинул правую руку вверх и крикнул:

– Дядя!

Я видел, как дядя Гарсия стал вертеть головой – он услышал меня. Наконец, он тоже заметил мою фигуру и пришпорил коня. У меня из груди вырвался сдавленный крик. Это были радость и облегчение, и я понял, что сейчас разревусь, как девчонка. Пришлось быстро взять себя в руки, я даже ущипнул себя.

Дядя остановил коня едва ли не с галопа и, не говоря ни слова, протянул руку. Я протянул свою в ответ, и он единым рывком забросил меня на конский круп.

– Держишься?!

Несмотря на то, что я был совсем рядом, дядя кричал во все горло. Я схватился за заднюю луку седла и ответил:

– Держусь!

Кажется, я тоже кричал.

В следующие мгновения я запомнил только ветер в ушах, запах коня и коричнево-зеленую реку внизу. Неожиданно река замедлилась и превратилась в истоптанную грязь. Я понял, что дядя что-то говорит и заставил себя слушать.

– …разгромлены. Я не смог пробиться к полку Фаджиано. Попал прямо под атаку жандармской конницы, кажется, это был сам герцог. Он обошел наш строй, разбил пехоту второй линии и вышел в тыл нашей кавалерии правого крыла. Если его там не отбросят, все дело будет проиграно.

Дядя осекся и повернул голову, пытаясь, видимо, заглянуть в мое лицо.

– Ты не ранен?

Я помотал головой, а потом все-таки ответил:

– Н-нет.

– Хорошо! Сейчас я отвезу тебя к синьору де Фонтену. Он командует терциям в центре. Там ты будешь в безопасности.

Я не стал оборачиваться, но подумал о горевшем лагере, оставшемся позади. Там я тоже должен был быть в безопасности.

– А вы куда?

– Я попробую прорваться к синьору Фаджиано еще раз.

– Я с вами.

– Нет. Мой конь будет идти медленнее с тобой, а второго коня у меня для тебя нет. Кроме того, это очень опасно.

– Да здесь везде опасно, дядя!

Он не ответил, а я не стал дальше спорить. Он был прав – от меня на крупе будет больше проблем, чем толку.

Мы выехали на небольшую возвышенность, которую трудно было назвать даже холмиком. Тем не менее, именно благодаря этой возвышенности я впервые смог окинуть взглядом поле боя. Несколько наших полков на флангах пехотного построения были выдвинуты вперед и охвачены змеей вражеского строя. Их поддерживали наши пушки, расположившиеся перед терциями, которые пока стояли неподвижно и незыблемо, как маяк над обрывом. Все смешалось на флангах, там строи смялись, и казалось, будто два зверя слились в смертельных объятиях. Но людей там, кажется, было значительно меньше, чем в центре. Я оглянулся назад – все поле за нами и до самой крепости было усеяно множеством пестрых фигур. Здесь никакого порядка или строя не было, но продолжались кое-где схватки одиночек или даже небольших отрядов. Вся эта картина поразила меня. Я будто бы вознесся с этого поля наверх и видел все очень четко. И то, что я видел, не радовало меня. Но самым поразительным было чувство жизни, царившее вокруг. Все шевелилось, перекачивалось, стонало и ползло. Поле боя было похоже на поедаемый мириадами тварей труп лошади или коровы. Даже гул, висевший над боем, был похож на гул гнуса.

Но холм остался позади, а перед нами потянулись линии терций.

– Де Фонтен?! Где генерал де Фонтен?

Дядя спрашивал на ходу. Кто-то отвечал ему, указывая дорогу. Мы приближались к центру построения. Я бросил взгляд вперед, потом оглянулся назад – если я все правильно понял, строй состоял из пяти терций. Три были выдвинуты чуть вперед, а две были позади, формируя рисунок шахматной доски.

– Генерал де Фонтен!

Кажется, дядя увидел того, кого искал, потому что стал яростно махать правой рукой. Его увидели. Строй немного раздвинулся, пропуская нас.

Генерал де Фонтен оказался глубоким стариком, который созерцал битву, полулежа на носилках. Тем не менее, он был в полном и даже чрезмерно тяжелом доспехе, какие сейчас редко носили, только без шлема. Голос его оказался высоким и скрипучим.

– Синьор де Фасис? Что вы здесь делаете?

– Мне нужно увидеть полковника Фаджиано.

– Его здесь нет. Он впереди.

– Я знаю. Я попробую пробиться к нему. Присмотрите за моим племянником.

Генерал сощурился и посмотрел на меня так, как будто только теперь заметил.

– А, приветствую юноша. Конечно, Справедливый рыцарь, я присмотрю за ним. Но скажите, слышно ли что-нибудь от генерал-капитана Бека? Когда он придет?

– Генерал-капитан Бек не придет. Он не поверил письму дона де Мело. Его силы будут здесь только к вечеру.

Старик что-то пробормотал себе под нос и опустил голову. Я спешился и отошел от коня дяди. Он бросил взгляд на ровный пехотный строй, а потом посмотрел на меня.

– Не вешай нос.

Сказав это, он развернул коня и направился прямо туда, где сейчас кипела битва. Я смотрел ему вслед, пока его фигура не смешалась с другими фигурами, метавшимися и колыхавшимися под какой-то ритм, который был почти неопределим, но слышался очень хорошо.

Я прошел к носилкам. Мне не нравилось то, что снова пришлось оставить дядю, но, пожалуй, все, что я мог сейчас сделать, это подчиняться его указаниям.

– Синьор, как вас величать?

Старик повернулся ко мне и даже немного свесился с носилок. На его лице играла добрая улыбка.

– Я – Диего де Фасис-и-Монтехо, сын Хуана де Фасис-и-Монтехо и Магдалены Вальехо-и-Фернандес, племянник синьора графа де Бикар и синьора Рыцаря Справедливости Гарсии де Фасис-и-Монтехо.

– Приятно познакомиться. А я Поль-Бернар, граф де Фонтен. Я рад, что новое поколение с юных лет стремится к славе своих предков. Жаль только, что дело, кажется, поворачивается не вполне к нашему успеху. Но не стоит унывать. Ведь так, синьор?

– Разумеется, синьор граф.

– Хорошо, что вы тоже так думаете. Изволите вина?

Я согласился и сделал несколько глотков прохладного вина из поданной фляги. Лицо бросило в жар, но это было даже хорошо. Сейчас, наконец-то не убегая и не сражаясь за свою жизнь, я почувствовал всю прелесть пасмурного весеннего утра в Арденнах.

Мой взгляд был направлен в битву, но, конечно, я не видел маленькой человеческой фигуры на коне.

– Это атака! Всем приготовиться!

По строю прокатилась волна приказов. Я перевел взгляд чуть левее – правое крыло неприятельской пехоты шло в атаку.

***

– Какая досада. Мы могли лишь отступать или атаковать – теперь противник лишил нас возможности делать и то, и другое.

По тону генерала де Фонтена не казалось, что он раздосадован. Напротив, он будто бы хвалил врага за его действия.

После этого де Фонтен негромко подозвал к себе одного из стоявших неподалеку офицеров и стал что-то объяснять ему так тихо, что до меня долетал лишь неразборчивый скрип старческого голоса. Офицер бросил немного растерянный взгляд на своего командира, а затем удалился в глубину строя.

– Что же, юный синьор. Кажется, наше сегодняшнее дело обретает скверный оборот. Что же нам делать?

Генерал посмотрел на меня так, как будто от моего ответа действительно зависели те решения, которые он дальше будет принимать. Я бросил еще один взгляд на баталию на левом фланге, затем перевел взгляд в ту сторону, где держался выдвинутый вперед полк Фаджиано.

– Синьор генерал, я полагаю, что мы должны исполнить свой долг и приказ Его Величества.

– Хорошо, мой мальчик. Вам лучше несколько отступить назад – скорее всего, атака кавалерии будет направлена именно сюда.

– Вынужден отказаться, синьор генерал.

Старик улыбнулся и отвернулся, а я прислушался к себе. Кажется, я сейчас совершил что-то смелое. Но внутри это никак не отозвалось. Я посмотрел на шпагу в своих руках и достал из-за спины дагу.

Приближение всадников неприятеля было заметно издалека. Они шли небыстрой рысью, держа четкий строй. Двигаясь немного с фланга, они должны были врезаться в наш строй под углом. Я был даже рад их появлению – смолкли вражеские пушки, не желая задеть своих. Они успели немного потрепать наш строй. И лишь одного брошенного назад взгляда мне хватило для того, чтобы понять, что эта атака будет первой и последней.

Рейтары, выдерживая линию, спокойно остановили коней и дали залп из пистолетов. Справа и слева от меня посыпались на землю люди, похожие на опрокинутые разбитые кувшины с красным вином. Меня не задело, кажется. Мне в последние мгновения все лишь казалось – я ни о чем не мог сказать наверняка.

Возникла пауза – из-за спин отстрелявшихся рейтар стали выходить спешенные драгуны. В этот момент меня немного бесцеремонно подвинул плечом солдат, бывший с меня ростом и примерно той же ширины в плечах, только совсем седой. Это был мушкетер – он вышел еще вперед, встав на передний край. Спокойно взял изготовку и выстрелил. Один из рейтар упал на землю. Я не уверен, что его поразил выстрел именно этого мушкетера. Взгляд мой ушел дальше – залп наших мушкетеров прилично проредил линию неприятеля. Затем пришел черед их драгун. Затем снова сработали наши мушкетеры.

Я услышал ритм – это был танец, и оба танцора были вполне удовлетворены друг другом.

– Отойди назад, парень.

Меня снова подвинули – на этот раз пикинер. Вскоре я понял, почему.

Удар кавалерии был похож на нажим пресса. Так и не набрав скорость – для этого просто не было места – неприятельские всадники врубились в наш строй и стали планомерно давить на него, все больше проминая. Солдаты все обходили меня, спеша туда – туда, где их соратники сдерживали натиск этой силы.

А почему все идут туда, а я оттуда? Стоило мне подумать это, как ноги сами понесли меня к переднему краю. Я никого не расталкивал, но проскальзывал и перебирался без особенного труда. Я увидел впереди круп красивой белой лошади, затем этот круп куда-то делся, а на его месте возник спешенный и немного ошеломленный кирасир. Я ринулся на него с рыком, который, кажется, больше был похож на визг, напрыгнул и ударил дагой в область шеи. Он оказался на своих двоих не по своей воле и все еще не до конца пришел в себя после падения, поэтому вообще не оказал сопротивления. Но и мой удар оказался неверен – шея была защищена. Меня учили фехтовать с благородными людьми на дуэлях, а не биться с бронированной кавалерией в пехотном строю. Мой удар соскользнул с горжета, и кинжал ушел вниз, а я, не владея больше своим телом, влетел в грудь кирасира плечом. Он не удержался на ногах, и мы оба упали на землю.

Я вспомнил наставления дяди – всегда и у любого противника искать самое слабое место. Одновременно с этой мыслью мой кинжал поразил поваленного врага в правую подмышку. Затем я вскочил и ткнул его шпагой в лицо. Кажется, он умер. Не так – я его убил.

Мои поступки все еще существовали помимо разума. Я поднял взгляд и увидел новые линии неприятельской кавалерии. Кажется, я оказался за нашим фронтом. Но тут справа и слева от меня надвинулась человеческая стена. Меня схватили за воротник и дернули назад – за линию этой стены.

– Сомкнуться!

Хриплый приказ раздался совсем рядом со мной. Я поднял взгляд и увидел рядом с собой немолодого бедно одетого человека, который совсем не был похож на офицера. Но именно он отдавал приказы, и его приказы выполнялись.

Рявкнул залп. Это были мы. Ответом на него был беспорядочный стрекот. Только теперь я оглянулся вокруг. Бой отбросил меня от знамен дона де Фонтена на несколько десятков шагов, а плотный строй моих соратников скрывал от меня все, кроме повисших на безветрии полотнищ.

Раздался еще один залп – это снова были мы. Ответный разрозненный стрекот был реже и, будто бы, стал отдаленнее. Я выглянул из-за плеча одного из мушкетеров и увидел, что всадники противника отступали. Неужели мы отбились?

Я отошел чуть назад – туда, где строй был не такой плотный. В уши мне тут же ворвались болезненные стоны и крики агонии. Я оказался в тылу, среди раненых и умиравших, с которыми суетились молодые солдаты примерно моего возраста и несколько людей в рясах.

Я поспешил мимо, стараясь не слышать этих воплей и мольбы. У знамен стояла какая-то суета. Носилки лежали на земле, а с их края свесилась безвольная рука. У меня внутри похолодело, и я побежал вперед, стараясь ни на кого не наткнуться.

Генерал де Фонтен был мертв – пуля поразила его в голову. Почему-то из всех жестокостей этого дня именно эта попала мне в желудок. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет, наклонился вперед, но, как ни странно, кроме позывов ничего не было, как будто мне было попросту нечем тошнить.

Я выпрямился и наткнулся взглядом на лицо одного из солдат. Он стоял, опустив голову и закрыв глаза, он едва ли не плакал. Я оглядел лица остальных бойцов, стоявших рядом. Не все они скорбели столь сильно, но все они скорбели.