Дракон из черного стекла

Наконец Врит добрался до сердца машины. Еще шестеро в серых рясах трудились вокруг массивного железного стола, служащего ныне алтарем. Как и у всех Исповедников, длинные волосы были у них заплетены в косички, обернутые вокруг шеи и завязанные под подбородком, а на лицах чернела татуировка, изображающая повязку на глазах, которая символизировала способность таких людей видеть то, что не могли узреть все остальные.

Предводитель этих шестерых, Исповедник Бкаррин, заметив появление Врита, выпрямился и почтительно склонил голову.

– Хорошо, что ты наконец появился здесь! С тех пор, как прозвенел последний колокол, его гнев накалился еще пуще. Уже две кровожитницы сгорели в огне его ярости.

Врит бросил взгляд туда, где недавно заметил Феника. «Неудивительно, что юноша столь усердно осматривал это последнее дополнение…»

Повернувшись обратно, он взмахом руки велел остальным отойти от железного алтаря.

– И что его так взбудоражило?

– Я не знаю. – Явно обескураженный, Бкаррин схватился за связанные под подбородком седые косы, словно опасаясь, что они его задушат. – Он просто пробудился к жизни, громогласно выкрикнул твое имя и потребовал твоего присутствия.

Недовольно скривившись, Врит приблизился к алтарю и распростертой на нем бронзовой фигуре, остановив взгляд на сияющем лике этого таинственного существа. Это было лицо спящего мужчины с курчавой бородой. Тончайшие пряди волос развевались в воздухе, словно их шевелил невидимый ветер. Вокруг щек и лба бушевала аура энергии, подпитываемая светящимися резервуарами, окружавшими алтарь.

Врит отметил, что глаза фигуры плотно закрыты бронзовыми ресницами.

– Он опять спит?

– Когда сгорели сразу две кровожитницы, оставшихся одиннадцати оказалось недостаточно, чтобы поддерживать его. – Бкаррин махнул рукой. – Я уже распорядился поместить в освободившиеся ячейки новых.

– Очень хорошо, – произнес Врит, зная, что более молодому Исповеднику нужны эти ободряющие слова.

Бкаррин со вздохом облегчения отпустил свою косу.

– Это будет сделано в самое ближайшее время.

Врит кивнул, воспользовавшись этой заминкой, чтобы еще раз изучить дремлющую перед ним загадку. Бронзовая голова этой фигуры – а скорее бюст – была обнаружена еще два тысячелетия назад глубоко под корнями какого-то древнего дерева и с тех пор перебывала в бесчисленном множестве рук. Бюст изучали, про него забывали, он не раз становился украшением залов императоров и королей, пока наконец не оказался в Азантийе.

Со временем сведения, почерпнутые из древних фолиантов, позволили получить некоторое представление об истинной сущности этого бронзового чуда – о том, как его можно воскресить, если правильно подпитать жизненными силами. И тем не менее Ифлеленам потребовались столетия, чтобы пробудить талисман ото сна и получить от него хоть что-то. С тех пор как голова ожила, она пыталась заговорить лишь четырежды. Все ее изречения были совершенно загадочными, произнесенными шепотом и на никому не понятном языке.

«А потом, полгода назад…»

Воспоминание о случившемся тогда острой болью отозвалось в пустой правой глазнице Врита. Прикрывавшая ее кожаная повязка ничуть не притушила ужас того момента, когда бюст вдруг резко и неистово пробудился к жизни. Врит представил, как эти бронзовые глаза широко распахиваются, сияя лазурным огнем – словно два ярких солнца, пылающих адскими энергиями.

Увиденное повалило тогда Врита на колени – равно как и требование, прозвучавшее в звенящем голосе, который разнесся по всему святилищу, подвигнув его к действию, возложив на него повинность, от которой он не мог отказаться.

Два этих судьбоносных слова навсегда изменили ход жизни Врита – повеление, слетевшее с этих бронзовых уст.

«Восстанови меня!»

Врит обвел взглядом большой железный алтарь. То, что некогда было лишь бюстом, выросло и вытянулось в скелетоподобные очертания высокой фигуры. Руководствуясь тайными знаниями, которыми делился этот бронзовый бог, Врит и ему подобные постепенно создавали для него новое тело. Обретенная мудрость была столь же непостижимой, сколь и пугающей, хотя и несомненно захватывающей. И все же Врит сознавал, что он и его подручные были не более чем простыми кузнецами, выполнявшими грубую черную работу и добывавшими для нее сырье и материалы – порой настолько редкие, что их приобретение требовало просто-таки астрономических денежных сумм.

Ведь бо́льшая часть роста осуществлялась без постороннего вмешательства, самой бронзовой фигурой. При достаточном количестве жизненного топлива, получаемого из сотен быстро сгорающих кровожитниц, бронза плавилась сама по себе, обретая форму прямо у них на глазах, а пустая полость на месте грудной клетки заполнялась некоей кристаллической структурой, пронизанной столь же быстро разрастающейся и разветвляющейся путаницей темных прожилок.

Поначалу Врит пытался выведать тайну, стоящую за этими чудесами, но лазурные глаза лишь презрительно смотрели на него. Единственный все-таки полученный ответ звучал полной тарабарщиной и особо ничего не прояснил. Насколько Врит сумел понять, бронзовый бюст действовал подобно семенной коробочке, только заполненной не семенами, а некими двигателями – в тысячу раз более мощными, чем огромный инструмент Ифлеленов, и в то же время такими малюсенькими, что многие миллионы их могли поместиться на острие иглы. При достаточной подпитке извне эти крошечные механизмы могли создавать порядок из хаоса, образовывать форму из ничего.

Врит еще раз присмотрелся к распростертому на алтаре бронзовому богу. Нечто подобное представлялось совершенно невероятным. Хотя наглядное доказательство этому лежало прямо перед ним.

Пальцы невольно сжались в кулаки от раздражения. Узнать удалось много, но приобретенные знания лишь подчеркивали его невежество. Вриту казалось, будто он по-прежнему стоит перед высокой стеной, отделяющей его от потаенного мира за ней.

Страстно желая узнать как можно больше, он изучал бронзовую фигуру – пока что лишь наполовину сформировавшуюся, – пытаясь читать ее, как книгу, написанную на каком-то утраченном языке. Раскинувшееся перед ним тело мало чем отличалось от тел кровожитниц, поддерживающих в нем жизнь. Грудная клетка у него была так же вскрыта, обнажая сверкающее неведомыми кристаллами и пронизанное разветвляющимися металлическими прожилками нутро, по которому, искрясь и потрескивая, струились потоки энергии. Выступающие наружу начатки конечностей уже понемногу обретали форму. В основном они пока оставались скорее очертаниями, чем чем-то материальным, но одна рука выглядела почти законченной, вытянувшись от плеча узлами тугих мускулов и заканчиваясь крупной ладонью с едва наметившимися пальцами – словно сырое тесто, не успевшее еще полностью подняться и принять нужную форму.

Уже больше полугода Врит с трепетом наблюдал за происходящим. Учитывая количество кровожитниц, сожженных этим всепожирающем пламенем, трансформация должна была завершиться совсем скоро. Почесывая подбородок, он уставился на светящиеся резервуары, бурлящие жизненной силой, которая вливалась в быстро обретающую человеческие очертания фигуру сквозь путаницу хрустальных и медных трубок, все из которых служили для того, чтобы приковать этого бога к месту, постоянно держать его привязанным к алтарю – что давало Вриту некоторое ощущение контроля над происходящим.

«Но что будет потом?»

Эта мысль не давала ему покоя.

Едва только получив этот приказ, Врит взялся за его выполнение с неистовым рвением, движимый жаждой утраченных знаний. Но в последнее время в равной степени неуклонно росла и тревога. Когда бюст впервые пробудился к жизни, Врит узнал две дополнительные детали.

Первой было имя этого бога.

Крест Элигор.

Второй – причина столь внезапного его пробуждения. Ею стало имя, произнесенное на языке Древних – Вик дайр Ра. Так некогда именовали предсказанного пророчеством демона, Царицу Теней – зловещую силу, летящую на огненных крыльях и призванную уничтожить мир.

Врит, как и многие его собратья-Ифлелены, с некоторых пор начал подозревать, что эта Вик дайр Ра и вправду успела уже возродиться – приняв облик девушки с болот, обладающей такими удивительными способностями и силой, чтобы превратить в щепки военный летучий корабль в Студеных Пустошах.

Подняв руку, Врит коснулся повязки, закрывающей пустую глазницу. Глаз он потерял как раз в тот момент, когда тот халендийский корабль разлетался на куски – пусть и в сотнях лиг от него, – и это увечье служило постоянным напоминанием об опасности, которую представляла собой эта девица.

«Если б я только не преследовал ее…»

Вот уже почти год Врит упорно охотился за этой девушкой и ее союзниками, причем вовсе не из-за этого мрачного пророчества, а по той причине, что они повсюду таскали с собой другую бронзовую фигуру, которую Врит откопал в гулд’гульской шахте. Откопал лишь для того, чтобы ее у него сразу же украли – потеря, которая до сих пор болезненно жгла его.

Он уставился на дремлющую бронзу перед собой.

«Однако теперь у меня есть своя собственная».

Хотя это сокровище вроде должно было удовлетворить его, растущая тревога заметно умеряла энтузиазм Врита. Его все чаще стали посещать подозрения, особенно касательно истинных намерений этой фигуры.

Элигор выражал страстное стремление остановить Вик дайр Ра, утверждая, будто ее возрождение и пробудило его к жизни после тысячелетнего сна. Хотя Врит сильно подозревал, что многое из намерений Элигора оставалось невысказанным. Он боялся, что воскрешение этого бога может оказаться не менее опасным и угрожающим, чем возрождение Царицы Теней.

«Но что еще я могу сделать?»

Однажды ступив на этот путь, Врит уже не осмеливался повернуть назад.

Чтобы достичь даже нынешней точки этого пути, он пренебрег своим долгом перед королевством, чем поставил под угрозу свое положение при дворе. Врит потратил многие десятилетия, чтобы втереться в доверие сначала к одному королю, а затем к другому. Его влиятельное положение среди властей предержащих не раз сослужило ему добрую службу в его стремлении к тайным знаниям. Однако после пробуждения Элигора он фактически сложил с себя придворные обязанности, передав их младшим членам ордена и вмешиваясь лишь в случае совсем уж крайней необходимости – в частности, когда речь зашла об отравлении королевы. Врит не мог доверить такое деликатное дело никому другому.

«Будем надеяться, что это завоюет мне некоторую благосклонность в глазах короля…»

– Смотри! – выпалил Бкаррин, привлекая внимание Врита, после чего указал куда-то за алтарь. – Похоже, размещение новых кровожитниц наконец-то успешно закончено!

Врит сразу заметил, что так взволновало Бкаррина. Два из окружающих алтарь резервуаров – до сих пор почти темные – теперь светились ярче. Сияние их то усиливалось, то ослабевало, словно отражая биение сердец новых кровожитниц. Янтарное свечение неуклонно усиливалось, пока резервуары наполнялись жизненной силой.

Врит опасливо попятился от алтаря. И успел сделать лишь один шаг, когда бронзовые веки внезапно широко распахнулись, выпустив наружу ослепительный лазурный свет.

У Врита перехватило дыхание, когда лежащая на алтаре голова вдруг повернулась и устремила на него свой ужасающий взгляд. Никогда прежде бюст не мог отвести глаза в сторону, вечно нацелившись взглядом вверх.

Бронзовые губы чуть приоткрылись, а затем скривились в усмешке.

– Врит…

Остальные Исповедники, собравшиеся вокруг алтаря, попадали на колени. Врит опустился лишь на одно, склонив голову.

– Крест Элигор, ты звал меня?

– У меня не должна возникать нужда звать! – Тон его стал еще резче. – Собака лучше всего служит своему хозяину, если никогда не отходит от него.

Врита задело подобное сравнение, но он не поднял почтительно склоненной головы.

– Что-то случилось, мой повелитель?

– Я чувствую другого та’вина.

Врит все-таки поднял взгляд, наморщив лоб. Слово «та’вин» было ему знакомо – он уже выяснил, что так эти бронзовые создания назывались в древности.

– Другого? Ты хочешь сказать, другую – ту, что украли в Гулд’гуле?

Буквально на днях до Вышнего Оплота дошли слухи, что Никс и ее спутники были замечены в Восточном Венце. Подтверждает ли заявление Элигора, что бронзовая женщина по-прежнему путешествует с ними?

– Нет! – прогремел Элигор. – Кто-то ближе. Он пытается спрятаться, но по мере того, как моя сила растет, я улавливаю проблески его эманаций. Шепотки… Тени… Он приближается даже сейчас, то появляясь, то пропадая из виду.

Потрясенный, Врит встал.

– Что же грядет? Союзник это или враг?

Последовала долгая пауза. Огонь в лазурных глазах погас. Следующие слова прозвучали еле слышным шепотом:

– Я не знаю.

Врит прищурился, принимая во внимание этот новый аспект и уже прикидывая, как обернуть это в свою пользу.

Элигор, судя по всему, был занят тем же самым.

– И все же не столь важно, союзник это или враг… Этот та’вин и сделает то, чего я больше всего желаю. То, что самому мне сейчас не под силу.

– Что именно?

Бронзовая рука впервые оторвалась от железного алтаря и согнулась в локте. Зачаточные подобия пальцев сжались в кулак. От следующих слов у Врита похолодело в жилах, как будто этот наполовину сформировавшийся бог мог прочесть его самые сокровенные мысли.

– Он наконец порвет цепи, что опутывают меня!

Глава 11

Вместе со своей маленькой группой Канте спешил по освещенному факелами туннелю. Этот широкий гулкий проход с высоким сводом тянулся на целый фарлонг в длину, насквозь прорезая Штормовую стену – высокий крепостной вал, окружающий собственно город.

Сотни горожан и десятки повозок, запряженных буйволами и мулами, нескончаемыми потоками текли по нему в обе стороны, мешая продвижению их группы. Воздух, запертый массой камня над головами, был густо пропитан запахами навоза, пота и мочи.

Подняв взгляд, Канте невольно поежился – не столько от тяжести, давящей на него, сколько от того, что скрывалось за каменным сводом у него над головой. Давным-давно Штормовая стена была изрыта арсеналами и казармами, а ее внешняя сторона усеяна узкими бойницами для лучников. Бессчетное количество вражеских армий разбилось в прах об этот нерушимый оплот.

«А теперь мы крадемся сквозь него, точно крысы по сточной трубе…»

Фрелль толкнул Канте локтем.

– Не поднимай голову!

Вняв этому предупреждению, тот опустил взгляд и надвинул свою дельфтскую шапочку пониже на лоб. И вправду: не хватало еще, чтобы кто-нибудь узнал его в этой фальшивой личине…

– Почти выбрались, – прошептал Рами, указывая на клочок дневного света впереди.

Это замечание вызвало сердитый взгляд Фрелля. Алхимик ткнул пальцем в медальон на груди у Рами, указывая на зашитые губы гджоанского писца и напоминая клашанцу, что он в их компании изображает немого.

Рами смущенно приподнял плечи.

Возглавляли группу Тихан с Ллирой, быстро шагавшие впереди. Предводительница воровской гильдии постоянно норовила вырваться вперед, поторапливая остальных. По другую сторону от Тихана поспешала Касста, поддерживая свою роль телохранительницы. За ними следовали Шут и Мёд, вполголоса переговариваясь друг с другом – с из стороны звучали в основном жалобы вперемешку с бранью, хотя иногда доносились и взрывы смеха. Похоже, что предстоящее рискованное предприятие ничуть не смущало эту парочку.

– По-моему, кое-кто только что внес плату за вход в этот туннель, – проворчал Мёд.

Канте оглянулся через плечо. На ладони у того лежал увесистый кошель с монетами. Едва заметное движение руки – и украденный кошель бесследно исчез, словно его никогда и не было. Хоть Канте и оценил ловкость рук вора, их группе все-таки не стоило привлекать внимание городской стражи.

Заметив интерес Канте, Шут махнул ему куда-то вперед.

– Лучше смотри под ноги!

Словно услышав его слова, земля задрожала у них под ногами – поначалу слегка, а затем заходила ходуном. Крики и визг эхом заметались между стенами. Подземные толчки усилились. Пара буйволов в панике замычала и ломанулась к выходу, волоча за собой повозку. Над головой с оглушительными хлопками трескались кирпичи. Вниз посыпалась пыль.

– Держитесь за этой скотиной! – крикнул Тихан, устремляясь вслед за буйволами в оставленный ими просвет в толпе.

Остальные тоже бросились к концу туннеля.

Повсюду вокруг них с треском сыпались камни, раскатываясь по сторонам.

Несмотря на то, что громыхающая повозка немного расчистила путь, тряска под ногами превратила их бегство в какую-то пьяную пляску. Особо мощный подземный толчок подбросил Канте в воздух. Остальным пришлось не лучше. Только Касста с Тиханом как-то ухитрились удержаться на ногах.

– Быстрей! – проревел Тихан, пытаясь подхватить Ллиру на руки.

Предводительница воров ловко вывернулась и махнула остальным, подгоняя их вперед:

– Не останавливайтесь! Держитесь ближе друг к другу!

Земля по-прежнему неистово содрогалась и раскачивалась под ногами. Выход был уже близко, но за жерлом туннеля вовсю бушевала гроза. Едва они вырвались из Штормовой стены, как на них обрушились холодные струи дождя.

Оказавшись на открытом месте, Канте пренебрег предостережением Фрелля и подставил лицо ливню, позволяя ему остудить свою разгоряченную кожу. Шаги его замедлились, а часто колотящееся сердце, подскочившее было куда-то к горлу, вернулось на свое обычное место.

И тут Канте крепко хлопнули по спине, после чего чьи-то крепкие руки бесцеремонно подхватили его и вздернули на цыпочки.

– Не останавливайся, дурень! – прошипел Шут ему в ухо.

Мёд вцепился в Канте с другой стороны, и воры дружно поволокли его между собой вперед.

Причина их тревоги прояснилась уже через миг – с уходящего ввысь фасада Штормовой стены с оглушительным треском откололась здоровенная каменная плита с острым краем, которая лезвием топора устремилась к жерлу туннеля.

Повисший в крепких руках своих спутников Канте наконец зацепился болтающимися ногами за булыжники, вместе с обоими ворами ударившись в бегство. Остальные тоже бросились наутек вместе с прочей толпой – хаотичным потоком охваченных паникой горожан и животных. Ударившись о землю, плоская глыба древнего камня взорвалась, как бомба. Большие и мелкие осколки разлетелись по сторонам, круша все вокруг. Какой-то фургон разлетелся в щепки. Люди истошно кричали, кто-то уже неподвижно лежал на земле.

Вслед пытающимся спастись лавиной налетела туча пыли, поднявшейся даже сквозь струи дождя, прилипая к одежде и коже.

Канте долго кашлял и отплевывался, пока воздух наконец не стал чище, после чего на подкашивающихся ногах двинулся дальше, позволяя дождю омывать его.

Ллира указала вправо, на боковую улочку.

– Давайте сюда!

Все ошалело поволоклись вслед за ней.

Оглянувшись на Штормовую стену, Канте остолбенело уставился на открывшееся ему зрелище. Вход в туннель за серой пеленой дождя исчез, полностью заваленный обломками. На протяжении тысячелетий этот крепостной вал пережил бесчисленное множество нападений, с честью их выдержав. И хотя стена опять устояла, истинные масштабы нанесенного ей ущерба было трудно переоценить.

За все годы своей жизни в Азантийе Канте никогда еще не сталкивался со столь лютым землетрясением. Обернувшись, он заметил Фрелля, который, задрав голову, пристально смотрел на вероятную его причину – высоко в небе сквозь разрыв в дождевых облаках просвечивала луна.

Проследив за его взглядом, Канте попытался понять, не стал ли ее серебристый лик еще больше, но облака опять сомкнулись, скрывая его призрачное сияние.

– Время на исходе, – встревоженно произнес Тихан. – С каждым днем силы луны все яростней вцепляются в этот мир.

– Это не единственная проблема, – напомнила им Ллира, опять увеличивая темп. – Дом я вам подыскала. Но мы заскочим туда только для того, чтобы по-быстрому захватить все, что нам понадобится.

* * *

Под так и не смолкающий звон тревожных колоколов, разносящийся по всему попавшему в беду городу, Канте и его спутники стали подниматься в ту его часть, что была известна как Среднеград.

Бо́льшая часть богатства Азантийи текла как раз через эту ее часть, распространяясь от краев к центру – от засиженных мухами мясных лавок, прилепившихся вдоль Штормовой стены, через постоялые дворы и гостиницы, портняжные и сапожные мастерские к серебряным дел мастерам, ювелирам и банкирам, пристроившимся под самыми стенами Вышнего Оплота.

По мере того, как они поднимались все выше в город, становилось ясно, что эти высоты счастливо избежали самых сильных толчков. Какие-либо повреждения были здесь практически незаметны. По обеим сторонам улиц стали попадаться более крупные дома, украшенные яркими цветочными ящиками на окнах. При многих виллах имелись крошечные благоухающие садики, укрытые за высокими стенами или выглядывающие из-за решетчатых чугунных ворот с торчащими наверху пиками. Казалось, что даже капли дождя падали на Среднеград более мягко, бесшумно встряхивая листья и лепестки и тихонько постукивая по мраморным фасадам. Воздух на этих высотах, просоленный непрерывным ветром с залива, был свободен от вони и грязи Понизовья.

И все-таки Канте приметил кое-какие изменения, не имеющие никакого отношения к землетрясениям. Окна нескольких вилл были заколочены досками, а одна из них сгорела дотла, оставив после себя лишь обугленный остов. Взору открылись и более мелкие детали – сорняки, давно удушившие цветы в ящиках под окнами, заросшие и неухоженные сады…

Фрелль тоже все это заметил.

– Похоже, налоги твоего братца берут свое.

Канте указал на сгоревший дом позади них.

– Кто-то, должно быть, слишком уж громко выражал свой протест.

Атмосфера Среднеграда определенно изменилась. Те немногие люди, что попадались им по пути, опускали головы и прятали глаза, словно опасаясь пересечься взглядом с кем не надо.

Тут внимание Канте привлек взрыв смеха впереди. Звучащее в нем беззаботное веселье было подобно солнечному свету среди всего этого сумрака. Какая-то пожилая женщина – судя по ее простой одежде, гувернантка – вела за руки двух нарядно одетых мальчишек. Не обращая внимания на землетрясение – а может, и восторгаясь им, юнцы весело болтали и шлепали по лужам.

Канте улыбнулся их ужимкам, припомнив те времена, когда им с Микейном было так же весело в обществе друг друга. Представил себе их потешные поединки, бесконечные игры, шумную беготню по Вышнему Оплоту – даже дерзкие вылазки на дворцовую кухню с целью похищения медовых пирогов.

Канте посмотрел вверх, на высокие стены Вышнего Оплота.

«Как же мы докатились до жизни такой?»

Один из проходивших мимо мальчишек наткнулся на него и отскочил в сторону, не обратив на это внимания и не извинившись.

Гувернантка притянула своих подопечных поближе к себе.

– Простите, сир.

– Ничего страшного, – заверил ее Канте, опять улыбнувшись.

Женщина благодарно кивнула, но, едва отвернувшись, опять резко оглянулась на него. Застигнутая за этим, она так же быстро отвела взгляд, развернулась и поторопила мальчишек.

Фрелль лишь коротко выругался, протягивая руку к подбородку Канте. Опустив ее, он показал оставшиеся на пальцах белесые пятна.

– Дождь… Он начинает смывать твой грим.

Канте машинально коснулся своего лица, а затем посмотрел в сторону удаляющейся троицы. «Не промелькнул ли в глазах у этой гувернантки проблеск узнавания?»

Фрелля, судя по всему, терзали схожие опасения.

– Надо поскорей убираться с этих улиц.

К счастью, до места их назначения оставалось всего несколько поворотов.

Ллира привела их к портняжной мастерской, о чем свидетельствовал наперсток, вырезанный на висящей над дверью дощечке. Свет в окнах первого этажа не горел, но наверху сквозь тонкие занавески тускло светились зажженные лампы.

Ллира постучала в дверь – судя по всему, условным стуком, – и мгновение спустя дверь распахнулась. На пороге стояли две темные фигуры, загораживая проход. Канте уловил короткий отблеск меча.

Ллира махнула рукой, призывая всех заходить.

– Ну что ж, давайте-ка всех вас подготовим.

Прежде чем войти вслед за остальными, Канте немного помедлил, оглянувшись туда, откуда они все пришли, и все еще переживая касательно той гувернантки – не узнала ли она в нем принца под гримом.

Ухватив Канте за рукав, Тихан затянул его внутрь. Его следующие слова лишь усилили беспокойство принца:

– Теперь начинается самая опасная часть нашего путешествия.

Глава 12

Скрестив руки на груди, Фрелль внимательно осматривал лицо и тело Тихана, которые опять приняли новые очертания. Смена облика бронзовой фигуры представляла собой и пугающее, и завораживающие зрелище – словно плавящаяся свеча принимала новую форму по собственной воле.