Неупокоенные кости

Их небольшая квартира находилась на втором этаже здания, прямо над помещением принадлежавшей Мэтту пекарни-бутика, носившей название «Хлебный пит-стоп». Через два месяца после того, как он пропал в горах, Джейн пришлось закрыть пекарню и уволить немногочисленных работников. Точнее, отправить их в бессрочный неоплачиваемый отпуск, но какая, к чертям, разница?.. Сейчас банк требовал платежа по закладной, и у Джейн не было таких денег, а это означало, что через месяц-другой придется объявить о банкротстве. Терять принадлежащую Мэтту пекарню ей не хотелось, и она надеялась, что удастся что-нибудь придумать, как-то выкрутиться. Самым простым и логичным выходом из ситуации казалась продажа пекарни, но для этого требовались соответствующие юридические полномочия, а получить законное право распоряжаться бизнесом своего даже не мужа – жениха, которого к тому же пока не признали мертвым в судебном порядке, было той еще задачкой. Джейн лучше других знала: когда кто-то пропадает без вести, все очень запутывается. Она пока не могла найти в себе силы хотя бы попытаться разобраться в ситуации. Да что там – она до сих пор не могла признаться себе, что очень скоро станет матерью-одиночкой, воспитывающей ребенка, который, возможно, никогда не увидит отца.

На мгновение она замерла, стараясь справиться с очередным приступом горя, которое жгло ее изнутри как огонь.

«Будь ты проклят, Мэтт. Как ты смел поступить так с нами обоими? Никогда тебя не прощу!»

Джейн залила кипятком суповой концентрат и, держа в руках кружку, перешла на диван. Включив телевизор, она выбрала в меню программу новостей КТКС-ТВ, которая автоматически записывалась каждый вечер, и перематывала запись до тех пор, пока на экране не замелькало лицо Анжелы Шелдрик. Остановив перемотку, Джейн нажала «Воспроизвести».

«В темные предутренние часы на склоне горы Хемлок, – бодро вещала Шелдрик, – строительные рабочие Бенджамин и Рафаэль Дювалье сделали страшную находку…»

– Приве-ет… Кто-нибудь дома?

Джейн выронила пульт и резко обернулась, едва не пролив на себя горячий суп.

– Господи, мама! Какого черта? Как ты вошла?

Ее шестидесятичетырехлетняя мать, одетая в спортивный костюм, держала в руках бумажный пакет с эмблемой ближайшего продуктового магазина. Отвечая на вопрос, она потрясла в воздухе связкой ключей.

– С помощью ключа, который ты мне дала. Ты хотела, чтобы я поливала цветы, пока…

Она не договорила, но несказанные слова отчетливо звенели в воздухе. «Пока ты ездила в горы искать Мэтта».

– Я бы постучала, – добавила мать, водружая пакет на столик возле мойки. – Однако… Ты не отвечала на звонки и сообщения, и я решила, что ты, вероятно, по горло увязла в этом деле… – Она кивнула на экран телевизора. – Думала, задерживаешься на работе, и собиралась просто занести тебе ужин, чтобы ты могла его разогреть, когда вернешься…

С этими словами мать Джейн достала из пакета пластиковый контейнер с едой. В воздухе тотчас распространился острый запах говяжьего фарша, карри и специй, и у Джейн потекли слюнки. Сначала она рассердилась и хотела выпроводить мать, но сейчас передумала. Запах подсказал, какое именно блюдо та ей принесла, и Джейн мгновенно догадалась, чего она добивается. Мать хорошо знала, что Мэтт всегда готовил для нее, когда она работала над делом, и попыталась заполнить пустоту.

– Почему ты не отвечала на мои звонки? – спросила мама, открывая контейнер и доставая из буфета тарелку. Найдя в ящике нож и вилку, она положила их на стол.

– Я была занята. Как ты сама сказала, у меня новое дело.

– Оставь этот суп. Сядь за стол и поешь как следует. У тебя будет ребенок, ты должна и о нем подумать.

При этих словах Джейн снова почувствовала себя девятилетней, и, как ни раздражала ее навязчивая материнская забота, маленькая девочка, которую она спрятала на самое дно души, по-прежнему хотела, чтобы ее нежили, ласкали и говорили, что все обязательно закончится хорошо.

– Боботи, – прокомментировала мать Джейн, выкладывая на тарелку порцию классического южноафриканского кассероля. Над тарелкой поднялся ароматный пар. – Помнишь, в детстве ты любила боботи больше всего – даже больше всякого шоколада. Это блюдо утешало тебя лучше, чем мороженое! Твой отец всегда покупал боботи в бистро «Кейп вайндз» возле доков.

– Да, я помню. – Джейн грустно улыбнулась. – Он говорил, что это единственное место в городе, где в боботи и самосы кладут все, что полагается.

– Саму́сы, – поправила мать. – Хендриксы называют их «самусы». Это совсем не то, что самосы. Они меньше и обжарены до хруста – очень похоже на спринг-роллы.

– Хорошо.

Джейн взяла вилку и, отправив в рот порядочный кусок, зажмурилась от удовольствия. Еда была божественной.

– Как поживает мистер Хендрикс? – спросила она. – Я давно не заходила в «Кейп вайндз».

– Нормально поживает. Он, правда, очень стар и к тому же совершенно ослеп, но… Уверена, мистер Хендрикс твердо решил, что не умрет, пока не отыщет сына, который пропал много лет назад. Теперь всем бизнесом управляет его дочь, Даниэлла. Помимо бистро Хендриксы занимаются выездным обслуживанием банкетов и прочих мероприятий, сотрудничают с крупными продуктовыми импортерами и промышленной кухней – той, что находится близ Марин-драйв. У них много богатых клиентов.

Джейн отправила в рот еще немного боботи и показала вилкой на контейнер.

– А ты не хочешь перекусить?

– Сегодня вечером у меня книжный клуб. – Мать посмотрела на часы. – Ну вот, я уже опаздываю. Я не собиралась задерживаться – хотела просто занести тебе ужин.

Джейн опустила вилку.

– Спасибо. Нет, правда, боботи пришелся очень кстати…

Мать посмотрела ей в глаза.

– Когда ты ко мне зайдешь? Я хотела бы пригласить родителей Мэтта и… Как насчет воскресенья?..

– Мам, я…

– Они тоже по нему скучают, Джейни. К тому же это и его ребенок… Для них будет большим утешением знать, что в их жизни скоро появится внук…

Слезы неожиданно затуманили Джейн зрение.

– Я… я сейчас не могу. Может, попозже…

– Я ни на чем не настаиваю. Просто подумай об этом. Когда у тебя будет перерыв в расследовании…

Мать отвела взгляд. Несколько мгновений она смотрела на экран телевизора, потом вздохнула и снова повернулась к Джейн:

– Я тут подумала… Что, если отремонтировать половину нашего дома, превратить ее в отдельную квартиру? Ты и ребенок могли бы…

– Нет. – Джейн решительным движением положила вилку на стол. – Мой дом здесь. Мой и Мэтта.

Покачав головой, мать присела на табурет возле кухонной стойки.

– Тебе нужно что-то делать с его пекарней.

– Знаю.

– И вообще, пора начать планировать будущее, Джейн. Ради ребенка. Теперь ты заботишься не о себе одной, нужно думать и о малыше… Наверное, тебе кажется, что три месяца – очень большой срок, но, поверь мне, это не так. Ты и оглянуться не успеешь… В общем, о таких вещах лучше позаботиться заранее, потому что потом у тебя просто не будет времени. Кстати, ты уже написала заявление на отпуск по уходу?

– Напишу, когда буду готова, – отрезала Джейн. – Они там ждут не дождутся, пока я это сделаю, до того им не терпится сбыть меня с рук. Потому-то меня отправили перебирать древние висяки… И, уж конечно, никто не рассчитывал, что не пройдет и недели, как я получу это дело. «Смерть при подозрительных обстоятельствах», если пользоваться официальной терминологией.

Мать некоторое время молча ее разглядывала, потом нерешительно откашлялась.

– Если ты переедешь ко мне – в ту отдельную квартиру, которую мы для тебя обустроим, – я могла бы помочь с ребенком, если тебе захочется вернуться на работу до окончания отпуска. Можно, к примеру, сделать между квартирами дверь…

– Я вернусь на работу как можно скорее. Я не могу не работать, – перебила Джейн.

Мать кивнула.

– Я знаю. Поэтому и предлагаю свою помощь. Воспитывать ребенка в одиночку невозможно – для этого нужна община, клан, семья. И в этом нет ровным счетом ничего зазорного… Я знаю, у тебя непростая работа, вижу, как она на тебя действует – и это сейчас! А когда появится ребенок, когда ты станешь матерью… Нужно быть честной с собой, Джейн, нужно уметь смотреть правде в глаза. Позаботься обо всем заранее, и тогда потом тебе будет легче.

– Господи, мама, может, хватит?!

– Я хорошо тебя знаю, Джейн, – невозмутимо продолжала мать. – Ты никого к себе не подпускаешь и терпеть не можешь, когда кто-то видит твою слабость. Помнишь, в детстве ты не разрешала смотреть, как учишь уроки, – сразу начинала кричать и топать ногами. Но сейчас тебе нужны друзья. Нужны как никогда. Тебе нужны твои родные. И тебе, и твоему ребенку.

– У меня есть друзья, – сухо заметила Джейн.

– Владелица похоронного бюро, медсестра паллиативного отделения и доула для умирающих?[8] Все незамужние? Прямо «клуб мертвых девушек»[9] какой-то!.. – Мать встала с табурета и кивнула в сторону телевизора. – Ты уже знаешь, сколько времени она пролежала под часовней?

– Пока нет.

Некоторое время мать молча смотрела на экран.

– Я думала, тебе пора в книжный клуб, – напомнила Джейн.

– Да, уже ухожу. – Мать потянулась к сумочке, но замешкалась. – Позвони как-нибудь родителям Мэтта, хорошо? Им тоже больно.

Наконец она ушла. После ее ухода Джейн почувствовала себя окончательно выжатой. Усталость, впрочем, не мешала ей испытывать сильнейшее раздражение из-за того, что мать лезет не в свое, как она полагала, дело. Вместе с тем Джейн не могла не признать, что та во многом права. Ей действительно пора начать думать о ребенке. Начать планировать собственную жизнь. Да и позвонить родителям Мэтта тоже не помешает…

Завтра, решила она и, плюхнувшись обратно на диван, запустила материал Шелдрик с самого начала со звуком. Доедая боботи, Джейн внимательно слушала репортаж и громко выругалась, когда журналистка сообщила про обнаружение женского сапога.

Похоже, на время расследования чертова Шелдрик станет ее персональным проклятием. Уже стала. А значит, Джейн придется очень постараться, чтобы постоянно опережать журналистку хотя бы на один шаг.

«Шестерка из Шорвью»

Боб

Погожее и ясное весеннее утро вставало над островом Сомерсби. Легкий океанский бриз проносился над виноградником, шелестя листьями. Боб Деви́нь в сопровождении двух своих бордер-колли медленно шел вдоль виноградных кустов, высаженных на сравнительно узком участке земли между океаном и величественным гранитным утесом. Виноградник, понижаясь, упирался в стоявший возле самой воды особняк, где они с Карой поселились сравнительно недавно. С архитектурной точки зрения особняк был выстроен в стиле Западного побережья: стены из кедрового бруса и высокие окна, выходящие на океан. Небольшой частный пляж заканчивался длинным причалом, выступавшим далеко в сверкающую воду. У причала была пришвартована его моторная лодка, а в небольшом эллинге хранились легкие прогулочные каяки. Пролив Баундари отделял принадлежащие США острова Сан-Хуан от канадских островов Галф, и в ясную погоду со здешнего берега можно было увидеть американский остров Уолдрон.

Бобу очень нравилась эта часть Сомерсби. Живописный ландшафт острова дополнялся сухим и солнечным микроклиматом, влажным океанским бризом и плодородной почвой – глинистой, но с высоким содержанием морских осадочных пород, придававшей его винограду специфический приятный вкус, характерный для всего региона Селиш[10]. Именно этот уникальный терруар[11] обуславливал неповторимый букет сортовых вин, производившихся в усадьбе Девинь, – пино нуар, гевюрцтраминер, пино менье, мускат и гаме.

Собаки убежали далеко вперед и рыскали между шпалерами, гоняясь за мелкими зверьками или вынюхивая следы диких коз. Боб и его жена Кара купили это поместье год назад, когда, уходя в отставку, он передал дела своим коллегам по юридической фирме, где много лет был ведущим адвокатом, специализировавшимся на делах, связанных с мошенничеством. Помимо жилого дома и виноградника, в поместье имелись винодельня, небольшое кафе, коттедж, где жил главный специалист-винодел, хозяйственные постройки и службы, винодельческое оборудование и техника. Увольнять прежнего винодела они не стали, зато наняли нового шеф-повара, который превращал местную баранину, сыры и прочее в изысканнейшие блюда. Все продукты на острове были экологически чистыми, выращивались без использования пестицидов, да и самые методы обработки земли способствовали сохранению окружающей среды. В результате вина усадьбы Девинь могли похвастаться отменным качеством и тончайшим букетом.

Пять месяцев назад Кара и Боб окончательно переселились на остров. Их сын и невестка взяли на себя управление кафе, которое называлось «Бешеный козел». Трое внуков Боба учились в местной начальной школе. Дочь с мужем занимались на материке маркетингом произведенных на острове вин и прочими организационными вопросами. В короткие сроки усадьба Девинь стала процветающим семейным предприятием, как мечтали когда-то он и Кара. И сегодня Боб чувствовал себя так, словно это весеннее утро знаменовало собой начало некоей новой эпохи, которая будет длиться до конца его жизни. Наконец-то он может спокойно отдыхать, наслаждаясь плодами собственных многолетних трудов… Но его беспокоила одна проблема.

Боб наклонился, чтобы выдернуть из земли какую-то сорную травинку. Да, все шло слишком хорошо. Настолько хорошо, что просто обязано было закончиться плохо.

Выпрямившись, он обтер ладони о джинсы, мысленно возвращаясь к вчерашнему вечеру. Звонок стал для него полной неожиданностью, да и последовавший разговор показался ему по меньшей мере странным.

«Привет, Боб, это я. Давненько мы не виделись… Найдется минутка? Нам нужно срочно поговорить».

Они действительно давно не виделись и не созванивались. С момента их последнего разговора с Мейсоном – он же Рок или Рокко – прошло лет восемь. Или даже больше.

Машинально сорвав с лозы засохший листок, Боб прокрутил в голове вчерашний разговор со старым приятелем.

* * *

«Видел сегодняшние вечерние новости по КТКС-ТВ? Ну, насчет строительных работ в “Хемлоке”?»

«Нет, а что?»

«Они там демонтировали фундамент старой часовни и нашли человеческие останки».

«Что-о?!..»

«Вот именно. Строители нашли тело. Кто-то закопал его под фундаментом».

Сейчас Боб набрал в грудь побольше воздуха и медленно выдохнул, стараясь успокоиться, но нервный, хриплый голос Мейсона продолжал звучать в его сознании:

«Помнишь ту часовню? Ну конечно, помнишь: вы с Карой там венчались… Скажи, Боб, какова вероятность… – Последовала длинная пауза. – Куда ты его спрятал, Боб?»

«Не понимаю, о чем ты».

«Все ты отлично понимаешь. Я говорю о той ночи… о трупе… Куда вы его дели?»

«Ты что, спятил? На что ты намекаешь, черт бы тебя драл?»

«Вы так и не сказали мне куда. Может, вы хотели…»

«Послушай меня, Рок, послушай внимательно. Эти… эта находка не имеет к нам никакого отношения. Никакого, понятно?.. Часовню построили в шестидесятых. Если тело нашли под ней, значит, закопали его в конце пятидесятых – начале шестидесятых. Нас тогда еще и на свете не было, не сходи с ума, ладно? Держи себя в руках. Ты меня понял?»

И снова Рок долго молчал. Боб отчетливо слышал, как позвякивают кубики льда в стакане. Значит, Рок снова пьет. В школе он был абсолютно неуправляемым, буйным подростком – таким же, впрочем, как и его старший брат Зан. Обоих «воспитали» до неприличия богатые, но не слишком внимательные родители, которые совершенно искренне полагали, что родительские обязанности заключаются в предоставлении чадам полной свободы и регулярном снабжении их крупными суммами «на карманные расходы». Неудивительно, что братья довольно быстро перешли в состояние, так сказать, свободного падения, слетели с нарезки. Кончилось это, разумеется, плохо. Зан погиб на шоссе Ситускай, когда, мчась на своем мотоцикле на бешеной скорости, не вписался в поворот и врезался в каменную стенку. Рокко начал злоупотреблять алкоголем. Ему потребовалось больше десяти лет, в течение которых он несколько раз попадал в специализированную реабилитационную клинику, чтобы взяться наконец за ум и распрощаться с прошлым. К настоящему моменту он уже довольно долгое время жил более или менее нормальной жизнью (так, во всяком случае, казалось Бобу и Каре). Сначала Рок нашел себя в музыкальном бизнесе, потом перебрался на телевидение, став программным директором одной из местных телерадиовещательных компаний. И все же годы злоупотребления алкоголем не прошли даром: он постоянно нервничал без всякого повода, мог сорваться на пустом месте и вообще вел себя совершенно непредсказуемо. Была и еще одна причина, по которой Боб предпочитал держаться подальше от старого школьного приятеля. То, что Рокко помнил – или не помнил – о роковом вечере семьдесят шестого года, давно стало бомбой замедленного действия под жизнью каждого из бывших одноклассников.

«Мы дали клятву, Рок, – сказал он ему. – Мы шестеро… Прошлое должно остаться в прошлом».

«Да, конечно, мы дали друг другу слово, но вы ведь так и не рассказали, что же случилось после того, как я…»

«Не торгуйся. Мы ничего и никому не расскажем, Рок. Ни сейчас, ни потом. Никто из нас не проговорится, понятно? Что касается тебя… чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Мы же о тебе заботимся! То, чего ты не знаешь, не может тебе навредить!»

«Вот что, Боб… Журналистка отдела уголовной хроники нашей станции собирается подробно описывать это расследование. Вцепилась в него как клещ… Она задумала сделать криминальное реалити-шоу, посвященное останкам из-под часовни, и…»

«Я же сказал тебе – расслабься! Это дело не имеет к нам никакого отношения».

«Ну хорошо, хорошо… Я… я просто хотел убедиться. Чтобы потом не было никаких сюрпризов».

«Их не будет, старик. Можешь быть спокоен».

* * *

Но как только Рок дал отбой, Боб поспешил к компьютеру, чтобы посмотреть репортаж. Барабаня по клавиатуре, он с неудовольствием заметил, что его руки дрожат, а во рту пересохло. Из новостей он узнал, что найденные останки, по всей вероятности, принадлежат женщине и что на ногах трупа были сапоги на танкетке.

«Совсем как у моей подружки в тот день, когда она исчезла…»

Ночью Боб плохо спал. Он ворочался с боку на бок, потом ненадолго погружался в сон, но жестокие кошмары заставляли его просыпаться в холодном поту. Телефонный звонок Рока открыл в его мозгу запертую дверь, выпустив на свободу воспоминания, которые, как Боб думал, давно похоронены в мрачных глубинах разума. И вот они снова выползли наружу – бледные, скользкие, гадкие, корчащиеся… Словно личинки, оказавшиеся на ярком свету и стремящиеся снова уползти обратно в свои сырые, мрачные норы под землей. Неужели Рок прав? Неужели после долгих лет забвения страшная находка на горе Хемлок снова оживит прошлое, взорвет их спокойное и приятное бытие?

Глядя на освещенные солнцем ряды идиллических виноградных лоз, Боб невольно сглотнул. Это Кара захотела, чтобы они венчались в той дурацкой часовне для лыжников.

На мгновение он со всей отчетливостью представил себе Кару в фате и белом платье. Солнечные лучи проходили сквозь разноцветное витражное стекло в стене за алтарем, отбрасывая на нее красные, голубые и золотые зайчики, и казалось, что разноцветное сияние исходит от нее. Он тогда подумал, это высшие силы благословляют Кару, благословляют их союз. После церемонии они устроили пикник в лесу на склоне горы, откуда открывался потрясающий вид на город и заливы, сверкающие далеко внизу. В тот день с ними были родители, родственники, близкие друзья. Нанятые музыканты играли допоздна, оглашая сумерки мелодичными импровизациями, оранжевые искры маленьких костров поднимались высоко в небо, а они танцевали вокруг них, словно средневековые друиды, поклоняющиеся заходящему солнцу, наступающей ночи, вращению Земли и движению звезд по небосводу. Праздновали начало новой жизни – безмятежной и долгой, как они свято верили. Каким счастливым и свободным он тогда себя чувствовал! Можно было подумать, на него и впрямь снизошло благословение Господне.

Ее родители, греки по происхождению, хотели, разумеется, чего-то другого, не столь похожего на языческое празднество. Супруги Константайн настаивали на пышном приеме в их роскошном клубе на Холиберн – традиционном приеме с угощением и праздничной программой, на котором могли бы присутствовать все члены клана. Но Кара считала, что венчание в крошечной часовне будет гораздо романтичнее. И, как и во многих других случаях, сумела настоять на своем. Это символично и важно, объясняла она родителям. Во-первых, они будут венчаться в соответствии с греческой традицией, отдав таким образом своеобразную дань корням (правда, ее родители давным-давно не были верующими, но этот аргумент они нашли достаточно убедительным). Ну а во-вторых, сказала Кара, она и Боб очень любили посещать «Хемлок» – кататься на лыжах, ходить на снегоступах или совершать дальние пешие походы по лесам и долинам. Они действительно ездили туда постоянно еще с тех пор, как в одиннадцатом классе начали регулярно встречаться.

И тут же в голове Боба возникло другое, не слишком приятное воспоминание о том, при каких обстоятельствах они стали парой. Это случилось после сентябрьской ночи семьдесят шестого, когда бесследно исчезла прежняя постоянная девушка Боба, которая была подругой Кары. Он и Кара нашли друг в друге утешение; точнее, это она утешала его, и настолько успешно, что с ней Боб начисто забывал о горе, растерянности и сожалении. Ее нерассуждающая любовь дарила ему покой и чувство безопасности. А кроме того, ему очень нравилось, что ради него Кара готова на все, в том числе и на ложь.

Только благодаря ей он нашел в себе силы жить дальше. Общие страдания упрочили их связь, сделали ее неразрывной. Их верность друг другу еще больше укрепил страшный секрет, который он, Кара, Джилл, Рокко, Мэри и Клод поклялись беречь от всего мира. Боб не мог разорвать узы брака, связавшие его с Карой, и точно так же она не могла уйти от него. То, что ей было известно, могло уничтожить его. То, что знал он, могло погубить Кару. Это касалось и остальных – шестерых друзей, шестерых одноклассников, которых накануне последнего учебного года накрепко связала одна сентябрьская ночь. Каждый из них мог разрушить жизни другим. Стоило кому-то проговориться, и взаимное уничтожение было гарантировано. Особенно сейчас… Если бы правда выплыла наружу, катастрофа коснулась бы не только их самих, но и их детей, внуков и других родственников. Да, теперь они могли потерять гораздо больше, чем когда им всем было по шестнадцать.

Встряхнувшись, Боб отогнал от себя тревожные мысли. Он больше не хотел думать о прошлом. Свистнув собакам, он забрался в свой внедорожник. Один пес запрыгнул на переднее сиденье рядом с ним, второй растянулся сзади. Боб завел мотор и помчался по грунтовке к своему дому у воды. Все будет в порядке, твердил он себе. Прошлое прошло.

«Вот только порой оно догоняет настоящее», – отвечал ему тихий голос откуда-то из подсознания, и Боб почувствовал холодок в костях. У него появилось ощущение, что он оказался на пути неостановимой лавины, которая рано или поздно похоронит его под собой.

Джейн

– Ну что ж, давайте начинать, – сказала Джейн.

Она прикрепила фотографии человеческих останков к большой доске в рабочем зале полицейского участка. Старомодно, но Джейн нравилось, когда фотографии жертв и потенциальных свидетелей день за днем глядели на членов ее маленькой группы, напоминая им, зачем они здесь и в чем заключается их работа. Подарить справедливость родственникам и друзьям пострадавших. Установить и задержать преступников. Защитить мирных граждан от повторения подобных преступлений.

В настоящее время в распоряжении Джейн была команда из четырех детективов, включая Дункана. Все они прибыли в полицейский участок Северного Ванкувера рано утром и потратили первый час рабочего дня, обживая выделенный им кабинет. Группа была, конечно, совсем небольшой, но шеф наделил Джейн правом не только увеличить ее численность, если возникнет такая необходимость, но и пользоваться всеми ресурсами КККП, включая лабораторные исследования и сложные экспертизы.

Кроме нее самой и Дункана в группу входили седой ветеран убойного отдела Тэнк Копер, новоиспеченный детектив Юсра Гайт, которая родилась в Египте и свободно говорила на арабском и фарси, а также Мелисса Бранд – администратор и специалистка по компьютерам.

В почтительном молчании группа рассматривала фотографию черепа с широко открытым ртом, из которого как будто рвался наружу беззвучный крик.

– Наша Джейн Доу[12], – пояснила Джейн, показывая на снимок.

– То есть уже установлено, что жертва – женщина? – тотчас уточнил Тэнк.

– С большой долей вероятности, – сказала Джейн. – Так утверждает доктор Элла Квинн, эксперт-антрополог, руководящая раскопками.