
Полная версия
ТИДА Книга вторая
– Да, касательно этого, нам об этом говорили и прежние врачи, которые осматривали нашу дочь, – сдержанно кивнул отец.
– Ну вот, вы спросили, а я ответил, – спокойно произнёс Мухит. – Понимаю: больше всего нас пугает неизвестность. Но хочу сказать одно – доверьтесь специалистам. Мы глубже погружены в эти процессы, нам действительно виднее, как и что происходит внутри организма. Иногда просто нужно немного времени и терпения.
Мухит сделал лёгкий вдох, выпрямился и вдруг заметил в коридоре Мереке. Подняв руку, он дал ей знак, и она, остановившись, кивнула в ответ.
– Спасибо вам большое, доктор… Всё, что вы сказали, было таким важным и понятным. До этой встречи мы чувствовали сильное напряжение, тревогу… А сейчас, как будто стало легче. Вы развеяли наши сомнения, – произнесла мать девочки, пытаясь справиться с эмоциями. – Мы бы очень хотели, чтобы именно вы стали лечащим врачом нашей Эльзы. Может, это просто родительское чувство, хотеть лучшего и сразу… Но мне кажется, что с вами её выздоровление пойдёт пусть не сразу в гору, но всё же, спокойнее и увереннее. Хочется в это верить…
Она достала из кармана платочек и вытерла слёзы, набежавшие от облегчения.
– Вы, наверное, спешите… Спасибо вам за вашу доброту и терпение.
– Хорошо. Спасибо и вам. За то, что выслушали. Сейчас это редкость. Я завтра дежурю. Обязательно внимательно посмотрю её документы. Честно говоря, мне и самому уже интересно вникнуть и сделать кое-какие пометки. Контакты мои у вас есть, верно? И ещё, постарайтесь не расстраиваться. Вы же сейчас идёте к ней. А значит, надо держаться. Правда ведь?
Шутливо улыбнувшись, он пожал им руки и, попрощавшись, направился к Мереке, которая терпеливо ждала его в коридоре.
Позже, за ужином, он захотел рассказать о том, как прошёл день, но Мереке и Карлыгаш, посмеиваясь, обсуждали что-то своё тихо, по-домашнему. «Как хорошо, что рядом есть такие люди», – мелькнула у него мысль. И в этой простоте, в этих тихих будничных чудесах, он вдруг понял одну простую истину: счастье, пусть негромкое и незаметное, оно у него есть.
Глава 2. Маяки
Каждый его рабочий день был по-своему особенным. Не из-за событий, что, словно вихрь, подхватывали его, и не из-за каких-то перемен. Просто потому, что он сам этого хотел. В каждом дне он заново находил оттенки звуков, в голосах коллег знакомые мотивы песен, а в рутине – ритм, в такт которому билось его сердце.
Он приходил на работу рано не из долга, а потому что любил эти тихие минуты: когда дети, ещё сонные, потягивались в постелях, мягкий свет пробивался в окна, а кофе пах особенным утренним теплом. Иногда он всё же опаздывал. Тогда он извинялся перед коллегами, но те, улыбаясь, молча хлопали его по плечу. Некоторые из близких коллег позволяли себе язвительные шутки, но он старался не обращать на это внимания.
И сегодня, направляясь в ординаторскую, он вспомнил про оставленный на верхней полке глобус. Магический шар, на который достаточно взглянуть, и вот ты уже пересекаешь материки и океаны, представляешь себя счастливым… Словно снова ребёнок: с пыльными коленками приходишь домой и, сияя, показываешь родителям своё сокровище – камешки в форме рыцарей или палку, похожую на меч.
Иногда он закрывал глаза в обеденный перерыв и видел, как бежит босиком по горячему, обжигающему пятки песку. В кармане засахаренная конфета, а неподалёку, в высокой траве, затаившись в тени, поёт свою грустную песню жаворонок.
Это мгновение счастья не было чем-то грандиозным. Оно было простым. Настоящим. Тем самым, когда ты слышишь, как хрустит под ногами лёд, и машинально озираешься вокруг в поисках людей. Пусть незнакомых, но добрых. Тех, кто готов протянуть руку, если станет тяжело. Тогда он улыбался. Не всерьёз, а по-детски, искоса, будто украдкой, разглядывая каждого с теплом.
Да, сегодня он спешил за глобусом. Подарком, который собирался вручить одному особому ребёнку. Тому самому мальчику, который, доверившись ему, однажды открыл своё сердце.
Мысленно он уже готовил ответ на возможный вопрос: зачем доктору глобус? И в этот момент он не сразу заметил, как рядом остановилась медсестра.
– Вас внизу ждёт мальчик и его мама. Они сказали, что вы должны их сегодня принять, – тихо сообщила она.
– Спасибо тебе большое. Да, я их жду… Проведи их, пожалуйста, в мой кабинет, – ответил он немного взволнованным голосом и, бросив короткий взгляд на глобус, подождал, пока медсестра выйдет из ординаторской.
Поднявшись с места, он направился в свой рабочий кабинет. Через несколько минут в кабинет вошёл Канат с мамой.
– Здравствуйте. Как вы? Как ваше здоровье? – мягко обратился он к женщине, краем глаза наблюдая за мальчиком. – Привет, Канат. Мне кажется, ты подрос. Как у тебя дела?
Он сделал паузу, затем протянул мальчику аккуратно завернутый глобус.
– Вот, это тебе. Помнишь, мы как-то говорили о мире. Большом, загадочном, без границ? Так вот, это он…
Мухит немного улыбнулся.
– Это глобус. По нему нас в школе учили географии. Так называется школьный предмет о странах, морях и континентах. Теперь он твой.
Канат взял глобус обеими руками, подержал не много, а затем, не зная, что с ним делать, передал маме.
– У меня день рождения, мама? – спросил он удивлённо.
Мама ничего не сказала. Только погладила его по голове.
– Нет, просто мне захотелось тебе это подарить, – сказал доктор. – Иногда бывает так: ты что-то видишь и сразу понимаешь – это нужно не тебе, а кому-то другому.
Он наклонился к мальчику:
– Представь, Канат: ты держишь в руках целую планету. Её можно изучать. И она всегда будет с тобой. Дома поставь её на самое видное место и рассматривай, исследуй. Может быть, со временем ты её полюбишь.
Через некоторое время, когда мальчик уже с интересом разглядывал глобус, он выпрямился и решил снова обратиться к нему.
– Ты принимаешь лекарства, которые я тебе назначал? Молодец. Главное, продолжай делать то, чему мы с тобой учились. Хорошо?
– Папа, мне сложно это объяснить… Я слышал, как взрослые, наши соседи, говорили, что меня неправильно лечат…
– Ты принимаешь таблетки?
– Да… Мама даёт их мне, а я не всегда хочу их глотать. Тогда она расстраивается.
– Канат, Канатик… Ты должен слушаться маму. Не огорчай её.
Он погладил мальчика по голове.
– А как твой щенок? Играешь с ним?
– Он плохо меня слушается… Мне нужен поводок. Да, поводок.
Канат замолчал, потом тихо добавил:
– Я помню, что вы мне говорили. Вы всегда много думаете…
– О тебе? Это так… Ты всё хорошо подмечаешь. Я, правда, люблю размышлять. А о чём ты больше всего любишь думать? О чём любишь размышлять?
– Я люблю головоломки. Мне нравится там всё разгадывать.
– Мы с тобой в этом похожи. Не скажу, что в них я особо преуспел, как ты. Но всё равно, не хочу отставать от тебя я… Поэтому стараюсь, как могу… Видишь, как здорово?
– Но я, наверное, их люблю даже сильнее, чем вы…
Мухит улыбнулся:
– Тогда знаешь что? Давай будем друг для друга настоящими головоломками.
– Я не знаю… – задумчиво протянул Канат. – Спасибо вам за глобус. Он красивый… И он большой…
– Пожалуйста, Канат. Узнавай про мир как можно больше. А когда мы снова увидимся, я покажу тебе на нём целые континенты, океаны и страны. Ты удивишься, я обещаю. – Пусть Канат немного посидит и поразглядывает глобус. Может, выйдем и немного поговорим с вами наедине? Думаю, так будет лучше, – предложил Мухит женщине и заметил, как она кивнула и поднялась.
– Сынок, я выйду ненадолго. Побеседую с доктором, – тихо сказала она, нежно проведя рукой по его спине.
За дверью Мухит заговорил первым:
– Я понимаю, что из-за моей занятости не так часто навещаю вас дома, как раньше. Но всё же… Вы продолжаете следовать тем рекомендациям, которые я давал? Насчёт добавок и занятий в том частном медицинском центре?
– Да, я стараюсь делать всё, как вы сказали. Но, честно говоря, нам тяжело. Все занятия – и по сенсорной интеграции, и у нейрологопеда, платные. Я не жалуюсь… Просто вчера, я разговаривала там с одной мамой. Она тоже водит туда свою дочку. У наших детей схожий диагноз. Хотя я о чём? Туда ведь обращаются родители детей только с этим диагнозом… Так вот, она рыдала… Сказала, что больше не может платить, и от отчаяния ей пришлось положить малышку в психиатрическую больницу.
Женщина на мгновение замолчала, бросив взгляд в приоткрытую дверь, где её сын, поглощённый глобусом, что-то рассматривал.
– Я воспитываю сына одна. И я всё чаще ловлю себя на мысли: а если вдруг со мной что-то случится? Кто тогда будет рядом с ним? Кто позаботится о моём сыне, доктор? Для любой матери рождение ребёнка – это, без сомнения, одно из самых прекрасных и значимых событий в жизни. Но почему же, несмотря на это, так часто на первом плане оказывается лишь одно желание, чтобы ребёнок был здоровым? Мы всё чаще воспринимаем рождение как нечто должное, забывая, что сама возможность дать жизнь – это уже дар, не подвластный человеческому контролю. Забываем, что каждый ребёнок – это не проект, не идеал, а чудо, пришедшее в этот мир со своим предназначением. Может быть, дело в страхе…
– В страхе перед неизвестностью, перед болью, перед трудностями, которые может принести особенный ребёнок. Вы же это хотели сказать? Я убеждён, что любовь к ребёнку не должна зависеть от ожиданий? Разве не в безусловном принятии и есть подлинный смысл родительства? Мы разучились видеть в рождении не просто физиологический факт, а проявление чуда, доверия жизни к человеку. И, возможно, именно это стоит вспомнить каждому из нас.
– Вы поняли меня. И за это вам огромное спасибо.
– Пожалуйста. Всё же не думайте плохо о себе или о Канате… Конечно, я не могу вас заставить изменить мысли. Но всё же прошу: не позволяйте плохим мыслям одолевать вас. Хотя бы при мне… Позвольте мне быть рядом, ведь я действительно привязался к вашему сыну. А ещё… Он называет меня по-особенному… Вы не представляете, как это трогает меня. Ни один ребёнок раньше так ко мне не обращался.
Женщина медленно выдохнула, опуская глаза:
– Когда мой супруг и папа Каната покинул нас, я была потрясена наступившей тишиной. Знаете, пока кто-то рядом, жизнь наполнена звуками и у неё есть свой ритм. Ты слышишь знакомые звуки: шаги, скрип обуви, даже ворчание или кашель… И вдруг, всё в одночасье замолкает. Возникает тишина, которая давит. С тех пор я всё время ищу, чем бы заполнить этот тихий ад.
Замолчав на секунду, она взглянула на своего сына:
– Я сейчас не о Канате. Это другое. Но вы тоже подумайте. Не заглушаете ли вы свою собственную тишину? Ту, что внутри вас?
Она попыталась улыбнуться, но Мухит сумел в этот миг почувствовать, как много усилий ей это стоило.
– Я понимаю вас, – ответил он тихо. – И, если честно, мне нечего добавить. Поймите и вы: всё, что я делаю – ради выздоровления вашего сына. Это моя единственная цель. Я обещаю, что отдам все силы и знания, чтобы помочь ему.
Поздоровавшись с проходящими мимо коллегами, он снова взглянул в сторону мальчика, увлечённо рассматривающего глобус.
– Глобус ему, похоже, очень понравился. Он так долго не отрывает от него глаз… И мне это приятно. Вы очень хороший человек, Мухит. Знаете, ваши слова мне даже излишни. Вы и так всё доказали. Я верю вам по-настоящему. Спасибо ещё раз вам, доктор.
– Это вам спасибо за доверие. А это… – он протянул ей небольшой свёрток. – Не смейте отказываться, обижусь. Это для Каната. А здесь – мои новые назначения. Я потом всё объясню по телефону. Ну что, пойдёмте к нему?
С минуту она стояла в растерянности, глядя на свёрток в руках. Она не знала, как реагировать. Но вдруг, из-за двери раздался пронзительный детский крик из соседней палаты. Женщина вздрогнула, будто её вырвали из сна, и сказала:
– Бедные дети… Как жаль их всех… Спасибо вам за всё.
Она пошла следом за врачом, села в кресло и, чуть склонив голову, всё пыталась понять, что же хотел тот плачущий ребёнок.
– Не обращайте внимания на шум, – мягко сказал Мухит. – По вашей реакции видно: вам всё ещё тяжело здесь.
Мухит повернулся к Канату:
– Ну что, Канат, мой подарок тебя увлёк? Покажи, что ты там рассматриваешь…
– Там кому-то больно… Я не могу найти наш город. Помогите мне… – запинаясь, но, не отрывая взгляда от глобуса, прошептал Канат.
В этот миг он неожиданно напомнил Мухиту его собственного сына. Сына, которого не стало с ними из-за трагической случайности… Не подав виду, Мухит подошёл ближе и, чуть дрогнувшей рукой, молча указал на мелкими буквами написанное слово «Кызылорда». Сев за стол, он продолжил наблюдать за мальчиком, погружаясь в мысли. В глубокие, тяжелые мысли, что делали боль в его сердце всё острее.
Вдруг, будто что-то вспомнив, он быстро вытер лицо платком и тихо сказал:
– Знаешь, Канат… Я ведь чуть не забыл. Я обещал одной девочке познакомить её с тобой. Её зовут Эльза. Красивое имя, правда? Она, как и ты, особенная. Хочешь, сходим к ней? Просто познакомитесь. Я говорил ей, что ты самый умный мальчик на свете. Но она тоже не простая. Представь, что это как задание, как головоломка…
– Я всё помню… Как головоломку? Хорошо тогда. Только… Пусть он останется тут, – он посмотрел на глобус. – Я не хочу показывать его… И ещё… Девочки часто кричат, а я этого не люблю. Она такая, папа? Мама, можно мне посмотреть на неё?
– Конечно, иди, сынок. Ты же с доктором. Я подожду вас здесь, – мягко сказала мама и, улыбнувшись через усталость, перевела взгляд на Мухита. – Вы не против?
– Вы ещё спрашиваете? Конечно, не против. Это займёт немного времени. Палата совсем рядом.
Они взялись за руки, и вышли из кабинета, направляясь к палате Эльзы. Там, в тишине, маленькая девочка, ничего не подозревая, лежала на кровати и с грустью разглядывала бумажных птиц, развешанных на окне.
– Здравствуйте, дети, – поздоровался Мухит, входя в палату. Он подвёл Каната к стулу и усадил его рядом с Эльзой.
Девочки оживились, заметив незнакомого мальчика. Они с интересом разглядывали его.
– Канат, поздоровайся с девочками. Видишь, они ждут этого.
– Эльза, присядь поближе, – обратился он к ней мягко. – А я пока осмотрю остальных. Не обращайте на меня внимания.
Эльза поднялась в кровати, чтобы лучше разглядеть гостя.
– Значит, тебя зовут Канат? Но почему ты здесь? Ты тоже лечишься?
– Нет… Аутизм… У меня аутизм. Я боюсь звуков, – прошептал он, не поднимая головы, проводя пальцами по рисункам на её одеяле.
– Я забыла… Хочешь яб-ло-ко, Канат? Возьми.
– Здесь тоже нарисованы яблоки. Можно я буду называть тебя Фена?
– Фена? Это странно. Почему ты так хочешь?
В этот момент вмешался Мухит, стараясь разрядить атмосферу:
– Ну что, интересно было поговорить? Канат, твоя мама, наверное, уже ждёт тебя?
Эльза нахмурилась:
– Доктор, почему он назвал меня Фена? Я же Эльза! Это нормально? Но… Не ругайте его.
– Видишь, Эльза… Канат, как и вы все – особенный. Я уверен, в следующий раз он расскажет тебе про Фену. Правда, Канат? – он дружески похлопал мальчика по плечу, но тот отвернулся.
В палате повисла тишина. Даже другие девочки перестали шуметь, прислушиваясь к разговору. Чтобы снять напряжение, Мухит улыбнулся и задал вопрос, надеясь, что Канат ответит:
– Мне кажется, Фена любит танцевать. Причём танцует она особенно красиво. И ещё – она любит смеяться. Правда, Канат?
– Да, она любит танцевать… Но мама меня ждёт… – тихо отозвался Канат, и Мухит облегчённо вздохнул.
– Если она танцует, тогда я хочу быть Феной! Канат, спасибо тебе, – с радостной улыбкой сказала Эльза и посмотрела на девочек в палате.
Попрощавшись с детьми, Мухит и Канат вышли в коридор и направились к ожидавшей их матери. Они шли молча, и Мухит, пользуясь редкой возможностью тишины, погрузился в мысли: как могла бы сложиться его жизнь, если бы всё пошло иначе, и он не встретился бы с этим мальчиком? Он не замечал, как снова начинал проецировать на мальчика собственные вопросы, на которые сам давно не искал ответов.
Мама Каната встретила их усталой, но искренней улыбкой. В её взгляде смешались благодарность и тревога, как у любого родителя, принимающего чужую помощь.
Взяв сына за руку, она мягко обратилась к Мухиту:
– Знаете, я хотела вам кое-что сказать. Мой сын часто говорит о вас. Он просит меня рассказывать о вас снова и снова. Я благодарна вам за всё, что вы для него сделали. И всё же… Я не могу принять вашу помощь. Я оставила пакет на вашем столе. Мне кажется, будет неправильно, если я приму его. На свете нет ничего ценнее, чем протянутая в трудный момент рука… Но, наоборот, это я должна быть вам благодарна, а не вы нам.
– Зачем вы так сделали? Почему? Я ведь хотел только помочь. Этим поступком вы разбили мне сердце. Как мне теперь смотреть в глаза Канату, зная, что его мать нуждается в помощи, а я…
– Вы хороший человек. Мне кажется, в вас есть то, что даёт людям надежду. Я бы хотела, чтобы мой сын стал на вас похож. Ах да, я не говорила – нам придётся на время пожить у моей младшей сестры. У неё тоже дети, и скоро каникулы. Думаю, общение с ними пойдёт Канату на пользу. Что вы думаете об этом?
Закончив, она замолчала. В её голосе прозвучала какая-то нотка прощания и это кольнуло в сердце Мухита. Её слова отозвались в нём, как тонкая, тревожная струна. Он понял: молчать теперь было нельзя.
– Да, ваша сестра, должно быть, очень близко к сердцу принимает вашу боль. Её невозможно упрекать, ведь она хочет добра вам и вашему сыну… Но Канату необходимы специализированные занятия. Их нельзя пропускать. Самый главный фактор в лечении, не только соблюдение моих и других рекомендаций, хотя это, безусловно, важно. Есть нечто более ценное. Это время. Нельзя надеяться на «авось» и думать, что всё можно будет наверстать позже… А то, что он начал рисовать? Важно не то, как он рисует. Главное, он взял в руки кисть. Он прислушался. Сауле, вы хорошая мама. А он, удивительный мальчик. Конечно, вы правы. Ему необходимо общение. Но общение под контролем специалиста – это не каприз, а необходимость.
– Я занимаюсь с сыном, но прогресса ведь нет… У меня опускаются руки… Как-то раз я не сдержалась и сказала ему, что никому мы не нужны. Что нас никто не любит. И знаете, что он мне ответил? Он сказал: «А кто меня таким родил? Это вы не выполнили свои обязанности. Это ваша вина, а я за неё расплачиваюсь». После этих слов я не нахожу себе места. Я действительно виню себя за то, что он у меня такой. Каждую ночь я засыпаю и просыпаюсь в слезах, доктор. Где нам искать помощь? Если у вас есть ответ, скажите мне его, пожалуйста… – Я понимаю вас… Но вы должны помочь ему не только усилиями, но и терпением. Вы думаете, прогресс должен быть постоянным? Нет. Навыки развиваются постепенно, как по ступенькам. Мы медленно поднимаемся вверх. Часто, когда встречаем преграды, хочется сдаться. Но стоит их преодолеть, и ребёнок делает скачок. Многие этого не осознают и сдаются раньше времени.
– Если бы всё зависело от меня… – прошептала она почти неслышно.
– От неправильного к себе воздействия он может совсем закрыться, тем самым, всё, что было наработано месяцами, оно пропадет за зря. Подумайте еще раз над моими словами. Прошу, только не принимайте опрометчивых решений. Хорошо? Вы не приемлете от меня помощь. Но я же вправе дать вам дельный свой совет! Неужели вы мне не верите? Я же ведь врач… Врач вашего сына! Помните я говорил вам, и вы ведь соглашались тогда со мной, что необучаемых детей не существует? Ну, вспомните… Прячась от трудностей, вы никогда не решите поставленной задачи. Мне жаль, что вы так, на полпути, сломались. Позвоните мне на днях. Я буду ждать от вас звонка, – холодно высказав свои слова, сдерживая внутреннее свое негодование, он протянул свою руку, чтобы погладить голову Канат и быстро зашел в свой кабинет.
Снова и снова, перебирая в голове все высказанные ими слова, вдруг он заметил, как на столе, будто застигнутый врасплох, неуверенно озираясь по сторонам, стоял подаренный мальчику глобус. Он захотел дотронуться до него, но что-то его остановило.
– Неужели она оставила его намеренно? Но, почему? Может она забыла его? – вновь и вновь мысли, словно острые нити, сплетаясь, резали его сознание. С каждым всплеском воспоминаний, с каждой новой мыслью, напряжение внутри только нарастало, будто древнее и забытое пыталось вырваться наружу.
Он взглянул снова на шар. Тот больше не казался безобидным – реки, что должны были наполнять живительной влагой всё живое, теперь будто врезались в поверхность, оставляя за собой лишь трещины и разломы. Он дышал как живой. Он жил своей, чуждой человеку жизнью. Холодная волна прокатилось по телу. Мир перед глазами менялся. Как менялся и он: кровь приливала к каждому мускулу, и тело хотело испытать боль. Боль, которую он заслуживал. Заслуживал, как никто! Которая давила бы изнутри, ломала бы его мысли, превращая их в обломки прошлого… Теперь он стоял перед зияющим разломом равнодушно, как природа смотрит на страдания человека. Всё вокруг говорило само за себя. Кругом раскинулась пустота. Манящая, обещающая растворить в себе все тревоги… Но упорно отказывавшаяся унести с собой тяжесть мыслей и чувств.
– Ты здесь? Я звонил тебе… У тебя всё хорошо, Мухит? Тебя все там внизу обыскались. Эй, что с тобой случилось? На тебе же лица нет, Мухит? Ты похож на привидение. Дружище, выпей воды. Ну, вот держи, – налив в стакан воды и протянув его, обратился к нему Есет.
– Ну, точно, ты сегодня явно заработался. Впервые вижу тебя таким. Давай, рассказывай – случилось что-то серьёзное? – продолжил Есет, подсев рядом и похлопав его по спине.
Есет был его давним другом, немного старше по возрасту. Он работал рентгенологом. Его кабинет находился в соседнем корпусе, и из окна он мог видеть, на рабочем ли месте сейчас Мухит.
– Есет, знаешь, есть такое выражение, и ты его должен был слышать: «обескураживающий удар». Да или нет? – неожиданным образом он задал ему свой вопрос, чем не на шутку, заставил того удивиться.
– Что это значит твоё «да или нет»? Если ты насчет того, что к нам собирается приехать комиссия с министерства, то я уже в курсе тех новостей… Так ведь мы рядом сидели на той планерке… Я же говорю всегда, что тебе не надо так выкладываться на работе. Дружище, если каждый раз будешь так переживать о своем, то когда-нибудь просто сломаешься, и тебя попросту не станет. Или всё же дело в ином? Зачем тебе такие условности и формулировки? И всё же у тебя уютно. Смотрю, ты хорошо устроился… Сидишь и подсматриваешь на свою красивую карту. Наверное, это расслабляет. Кстати, откуда он? В прошлый раз его ведь не было. Это я точно знаю, – после своих слов, он задумчиво посмотрел на него, желая дождаться от него ответа.
– Да, ты прав, тут уютно… Особенно, если ты не любишь солнце, свежий воздух и плесень… Этот, так называемый школьный атрибут, был моим подарком одному мальчику. Подарком, который был отклонен ими… В смысле ее мамой… В этом-то и причина, что ты видишь меня таким сейчас. Никогда я не ощущал себя таким отвергнутым. Ничтожно отвергнутым…, – холодно ответил Мухит и опустил свою голову.
– А знаешь, каково это: ощутить себя в тот момент? – продолжил он и, медленно, подняв свою голову, уже посмотрел на него.
– То не плесень! Совсем видать сбили с толку тебя, что всюду уже мерещится плесень. Откуда ей взяться, если здание нашей больницы совсем новое. А стоит ли мне знать это? Как ты там говоришь? Вас самих, неврологов, надо лечить! И лечить прежде ваши головы! Не то сидите и пыль пускаете… Нужны ли мне эти ощущения? Не зацикливайся ты так на людях… Кто их знает: может они не хотели тебя расстраивать, но все вышло из-под контроля? Дружище, почему же ты не стараешься видеть во всём позитива? Значит тебе надо обратно поговорить с ними… Тогда и вручишь им, ну скажем, позабытый оставленный их подарок. Или просто оставишь там его на видном месте, раз так тебе не терпится подарить его обратно им… Если ты так сильно хочешь его передать, есть ведь и другие способы… Скажи им, что они…, – на мгновенье он застыл, не зная, как дальше реагировать. Мухит, тем временем, изменившим в лице, встал и захотел что-то добавить свое:
– Ну да, точно. Как же я не додумался до этого? Его мать ведь точно могла забыть забрать этот глобус. А Канату он понравился сразу… Ну и все мы так порой поступаем, когда наша голова забита всякой ерундой… Спасибо друг. Извини, ну а ты по каким тут делам? А я и не спросил то тебя. Что-то важное у тебя ко мне?
– Возле тебя любой забудет про своё. Впрочем, я вспомнил… В моей машине что-то барахлит. Я бы хотел, чтобы ты вечером глянул бы… Не нравится мне вся эта возня с машиной. То одно, то другое ломается… Ну что скажешь: получится ли у тебя вырваться и найти время помочь другу? Да даже, коллеге… Заодно и поговорили бы у меня по душам. Пожалуйста, не тяни и дай мне свой ответ. Так что? Или мне так и стоять, дожидаясь твоего ответа? – задав свой вопрос и чуть огорчившись не последовавшему сразу от него ответа, он повернулся, и решил было покинуть его кабинет, но Мухит, вовремя придя в себя, его остановил.