ТИДА Книга вторая

– Руководство в курсе всего… Я просто мечтал об одном. Может, это прозвучит странно, но когда-то я хотел помочь нашему сыну справиться со своим недугом… Но его больше нет с нами. И ты хочешь, чтобы я отказался от мечты? Я долго не мог себе в этом признаться, но… Мне действительно не хватает Паши. Разве можно всё рассказать по телефону? В последний раз он говорил, что скоро возьмёт отпуск и приедет… Как бы я хотел снова увидеть его, поговорить… Уверен, мы бы вместе нашли выход из этой головоломки.

– Милый… но он ведь не твой сын. Ты вторгаешься в чужую жизнь… Иногда, чтобы поступить правильно, мы отказываемся от многого, Мухит. Даже от мечты. Ты ведь скоро снова станешь отцом… Я надеюсь, что подарю тебе сына. Но, честно, я запуталась…

– Да, родная. Я всё понимаю…

– Ты ведь рассказывал, что высокофункциональный аутизм и синдром саванта связаны с аутизмом, но это всё же разные вещи? Почему ты употребляешь оба термина, говоря о том мальчике? Там действительно всё так сложно?

– Знаешь, Мереке, я бы не хотел углубляться в термины и приводить множество примеров, чтобы объяснить их различия. Хотя ты задала действительно хороший вопрос. Если говорить просто – высокофункциональный аутизм означает, что человек с РАС может адаптироваться, функционировать в обществе, пусть и с трудностями. А синдром саванта – это когда на фоне нарушений у человека проявляется одна выдающаяся способность. Они могут сочетаться, но чаще – существуют отдельно. Что касается Каната… Его удивительная память и то, как он детально выстраивает целый выдуманный мир – это, безусловно, нечто уникальное. Я не удивлюсь, если однажды он покажет что-то совсем неожиданное.

– Мне кажется, ты просто устал, дорогой. Тебе не кажется, что тебе стоит немного отдохнуть от этой работы?

– А знаешь… Возможно, ты права. Может, я действительно устал и начинаю перегорать. Честно говоря, все эти испытания иногда словно берут надо мной верх. Но я пытаюсь видеть в этом смысл. Может, Аллах испытывает меня, потому что любит… И, возможно, именно поэтому мне так важно доказать себе, что всё это не зря. Что я боролся. Отсюда – моё полное погружение в работу. Иногда это даже пугает меня. Ты – единственная, кому я могу всё это сказать, Мереке. Я боюсь…       И не знаю, что мне делать. Ты, наверное, скажешь: пройди это с достоинством. И ты будешь права. Все ответы ведь, кажется, лежат на поверхности – нужно лишь набраться смелости и протянуть к ним руку. Если бы только всё было так просто и понятно. Ты, наверное, уже устала от моих размышлений, милая. Пойдём домой. Спасибо тебе за то, что выслушала меня.

– Не за что, милый. Я надеюсь, что время всё расставит по местам. Я верю в тебя, Мухит. Верю, что ты найдёшь ответы на все свои вопросы. Конечно, я не специалист, как ты, но у меня в голове мелькнула одна мысль. Я давно хотела задать тебе один вопрос. Прости, что делаю это сейчас, но всё-таки задам. Мы ведь оба знаем, что в нашем городе есть частные центры, где помогают детям с аутизмом. Я помню, ты говорил, что тот мальчик, ходит туда на комплексные занятия. Неужели ты ни разу не интересовался, как именно они проходят?

– Я думал об этом. Пока что не принял никакого решения. Конечно, было бы правильно познакомиться со специалистами. Наверное, мне особенно важно услышать мнение именно тех педагогов, которые работают с Канатом. Мереке, пойдём домой. Я знаю, ты хочешь поговорить ещё, но уже совсем похолодало. Мы ещё успеем обсудить это.

Мысли, как пёстрые огоньки на поверхности реки, вспыхивали и исчезали. День пролетел быстро, оставив странное ощущение – будто что-то важное ускользнуло. Жест, слово… Или, может быть, взгляд… И всё же среди быстро мелькавших воспоминаний снова и снова всплывала одна мысль. Что-то значительное, способное вернуть утраченную ясность и равновесие. Что-то по-настоящему важное.

Он закрыл глаза и попытался заставить себя уснуть.

Уснуть так крепко, чтобы на следующее утро не чувствовать себя снова разбитым и уставшим. Не делать вид, что всё хорошо. Не откладывать дела на потом. Не молчать, не прятать свои чувства, не избегать трудных разговоров. А просто – чувствовать. Всё, что есть… Несмотря на боль и страх. Он понял: именно в этом процессе и кроется начало перемен – даже если они кажутся трудными или пугающими. Иногда нужно позволить себе быть уязвимым, чтобы потом снова подняться.

– Но почему? Я должен был выслушать свою дочь. Почему же я такой? Безвольный тип? Может, она хотела рассказать мне что-то важное, а я своим не к месту рассказом заставил её замолчать? Какой же я после этого отец? Почему я не умею по-настоящему слушать своих близких?

Мысленно задав себе эти вопросы, он почувствовал, как сон, который тягучим дымом обволакивал его, начал медленно отступать и растворяться лёгкой дымкой…

Он перевернулся на бок и укутался плотнее в одеяло. В голове снова пронёсся весь день – на этот раз медленно, будто в замедленной съёмке. И среди хаоса мыслей вдруг мелькнуло что-то тихое, тёплое и родное: чей-то голос, улыбка, прикосновение. И только тогда, с этой мыслью, он, наконец, провалился в долгожданную тишину сна.

Утро обещало быть прекрасным. Мухит проснулся с лёгкой улыбкой на лице. Мереке возилась на кухне, и хотя аппетитный запах ещё не добрался до спальни, он уже ясно ощущал его в воображении – тёплый, притягательный аромат.

Это предвкушение подталкивало его подняться и поспешить туда – в самую гущу её кулинарной стихии.

– Доброе утро, дорогая. Кажется, я сегодня опоздаю на работу. Почему ты не разбудила меня раньше? Что ты готовишь на завтрак? Можно сказать, меня разбудил этот необыкновенный запах. Мне уже не терпится… Пожалуйста, налей мне чаю в кружку, – сказал он на ходу и быстро ушёл в ванную. Через несколько минут он уже сидел за столом, попивая чай и ел тщательно обжаренные сосиски.

– Мухит, нам нужно поговорить. Не сейчас, конечно… Я бы хотела, чтобы ты сегодня не задерживался на работе. Ещё – чтобы мы вместе заехали на рынок. Мои родители приедут уже завтра. Они очень соскучились по внучке. Ты хоть помнишь, что я говорила тебе об этом? Хотя, скорее всего, забыл… Договорились, милый? – сказала она, на секунду замерев. В этот момент казалось, что всё вокруг перестало её волновать. Даже тихое шкворчание нарезанных сосисок на раскалённой сковороде…

– Ммм… Да, конечно, милая, – понимающе отозвался он, посматривая на часы. Глобус… Вот чего мне не хватало! Надо же… Оказывается, ответ-то был на поверхности. Да, конечно… Мне точно пора на работу, – добавил он, не поднимая глаз. Быстро вытер руки салфеткой, встал из-за стола и направился к выходу.

– Спасибо, милый, – успела сказать она ему вдогонку.

Он уже выходил из дома, всё ещё не понимая, почему слово «глобус» так крепко засело у него в голове.

Мереке на мгновение застыла, задумчиво глядя ему вслед. Она не нашла ответа на мучивший её вопрос. Словно стряхнув с себя груз тяжёлых мыслей, она сняла фартук и, улыбнувшись чему-то неясному, занялась домашними делами.       Целый день на работе Мухит пытался не думать о предмете, который, словно наваждение, не желал отпускать его из своих мыслей. Осмотрев детей в отделении и побеседовав с их родителями, он решил ненадолго отлучиться и отправился в знакомые магазины в надежде найти там глобус. Он уже почти отчаялся, когда в последнем магазине из составленного им мысленно списка, наконец, наткнулся на нужную вещь. Лёгкость конструкции немного удивила его, но в целом он остался доволен покупкой.

В ординаторской, куда он поставил глобус поверх полок с документами, всё, как ему показалось, оставалось нетронутым. Глобус оказался повернут к тому месту, где он обычно сидел.       Выжженная солнцем, окрашенная в светло-коричневый тон часть Африки сливалась с древесным фоном мебели. А огромная Евразия, такая близкая и значимая, оказалась на невидимой стороне шара. За изогнутым контуром Урала, где свет из окна поглощал очертания материка, его мысли начинали рассеиваться.

– Неужели никого не привлек этот глобус? Как же так! – на мгновение пронеслось в его голове, что после, он захотел подойти ближе к нему.

Рассматривая теперь его с близкого расстояния, он немного покачнул его рукой, что будто вся планета колебнулась под рукой Создателя, теряя равновесие. Казалось, глобус ждал чего-то, как ждут некоторые вещи или предметы, к которым еще не притронулись нужные им люди. Люди, которые могли бы раскрыть их скрытую значимость.

– Ах вот, кто принес и поставил этот глобус в ординаторскую? Здравствуй Мухит. Как ты? По таким глобусам нас учили ведь в школе… Ну, рассказывай… Представляешь, Мухит, родители девочки с шестой палаты приходили и возмущались тем, что тебя не назначили лечащим врачом их девочки. Ну, неужели ты не помнишь ту девочку с ДЦП, которую еще зовут таким редким и красивым именем? Грозились тем, что пожалуются наверх…, – быстрым шагом зайдя в ординаторскую, уткнувшись в свои бумаги и не поднимая свою голову, обратился к нему Султан. Через некоторое время он посмотрел на него пристально и решил дополнить свои слова:

– Странно всё же это… Мухит, что ты думаешь касательно этого?

– Эльза… Её зовут Эльза. Да, согласен. Имя действительно редкое и красивое, – коротко ответил он, и, уже собираясь замолчать, вдруг вспомнил, что так и не ответил Султану на его вопрос.

– Спасибо, что спросил. У меня всё в порядке. А у тебя как дела?

Ненадолго задумавшись, затем он решил добавить:

– Но почему родители девочки были возмущены? Им что-то не понравилось в твоём лечении? Ты ведь сам говорил, что наблюдаются положительные сдвиги в её состоянии.

Взяв паузу, затем он твёрдо продолжил:

– Ты знаешь, я всегда был и остаюсь убеждённым: лечащего врача нельзя менять просто так, по желанию. Даже если оно кажется обоснованным. Это может навредить ребёнку.       – Да, ты прав. Но… Есть одно "но", с которым нам, увы, приходится считаться, Мухит. Может, это всё потому, что я ещё молод?

Махнув рукой и, сменив тон, он продолжил с улыбкой:

– Ладно, хватит о работе. Скажи лучше: для кого ты купил этот глобус? Или решил подрабатывать географом? Давай, не тяни, признавайся! Зная тебя, я бы не удивился.

Султан, уже ближе подойдя к Мухиту, похлопал его по плечу:

– А насчёт Эльзы – тебе просто стоит поговорить с её родителями. Они обещали зайти к концу дня.

Мухит вздохнул, бросив взгляд в сторону окна:

– К концу дня? Вот как. А я ведь обещал Мереке, что мы сходим куда-то вместе.

Он на секунду задумался, а потом улыбнулся:

– Султан, ты умеешь не только настроение поднять, но и заставить задуматься. Не скажу, что это у тебя – врождённое… Может, тренируешься тайком? Так что, на что мне сначала отвечать? На вопрос про глобус или про Эльзу и её родителей?

Изобразив притворное возмущение и, с лёгкой иронией в голосе, он стал ждать от Султана очередной фирменной шутки. И не зря – лицо коллеги озарила знакомая тёплая улыбка, будто солнце проникло в ординаторскую.

– Спасибо тебе за эту шутку. Представляешь, слова родителей той девочки меня, по правде говоря, немного задели. Я, конечно, не подал виду. Но ты знаешь – от тебя я всё равно ничего не могу скрыть. Кстати, ты чем занят сегодня вечером?

– Ничем особенным. Сам знаешь, чем обычный семьянин занимается по вечерам – и ещё спрашиваешь,– усмехнулся Мухит.

– Ну ладно, рассказывай про глобус.

– Я купил его, чтобы подарить одному своему маленькому другу. Не спрашивай, как его зовут – идея пришла внезапно, как это у меня обычно бывает. Утром, когда, казалось бы, ничего не предвещало…

– И ты хочешь это рассказывать мне, человеку, который тебя, можно сказать, сто лет знает? Очнись, Мухит! Лучше расскажи это кому-нибудь, кто не в курсе, какой ты на самом деле. Ты же у нас спонтанный от природы. Уверен, что можно сказать, ты с рождения такой… Или я не прав? – рассмеялся он.

– Не знаю даже, как и что ответить тебе, Султан. Кофе будешь?

– Давай, почему бы и нет. Кстати, у тебя ведь скоро отпуск, да? Или я ошибаюсь? Какие планы? Давай лучше поболтаем о приятном. У меня отпуск через пару недель. Заявление начальству уже написано. Собираемся всей семьёй в Египет. Жена и сыновья мечтают увидеть пирамиды. Ты же, кажется, там уже был? Расскажи, как оно там на самом деле. А то мы так далеко ещё ни разу всей семьёй не выбирались.

– До отпуска мне ещё далеко… – с легкой улыбкой ответил Мухит. – Величественные Пирамисы… Что я могу сказать? Непременно побывайте возле них. Да, там должно, наверное, впечатлять… А Эльза в шестой палате, Султан? Думаю, будет лучше, если я зайду к ней. Хотя… Может, пойдём вместе? И не обижайся, что не могу сейчас подробно рассказать о той поездке в Египет. Это было так давно, что я уже сам плохо помню. К тому же я был в Каире, а не в Гизе. Это совсем другое. В следующий раз – обещаю, расскажу всё по душам. Просто… мне кажется, я что-то упускаю. Что-то важное.

– «Пирамисы»? – переспросил Султан, улыбаясь. – Ты хотел сказать «пирамиды»? Хотя, тебя понять можно… У тебя ведь всё спонтанно – как всегда! И как только с тобой уживается Мереке? Ей точно памятник нужен. Ты же вечный ураган с сумбуром в голове. Но я тебя понял. Только не забудь, ты обещал рассказать в деталях про Египет. Кстати, я слышал, туда можно даже зайти внутрь. Или это миф? А Эльза – да, в шестой. Иди один, я задержусь здесь немного. Только прошу тебя, не упоминай при ней её родителей. Уже несколько дней она здесь, но всё ещё не может или не хочет прийти в себя. Постоянно плачет. Вот тут, старина, и нужна твоя светлая голова. Ты уже однажды мне помог. Выручишь и на этот раз, Мухит?

– Да, конечно. Без проблем.

– Вот и спасибо. Тогда ты загляни к девочке, а потом всё обсудим. Лучше утром. Сейчас совсем не успеваю. Видишь, ещё по поручению начальства выехать надо… Наш босс обожает такие "срочные дела". Ты меня понимаешь… До завтра?

– До завтра, – отозвался Мухит, с лёгким раздражением в голосе. – Хотя ты мне об этом не говорил…

Он даже не посмотрел в сторону Султана. Его мысли были заняты другим: он не выпускал из головы идею, которой собирался поделиться с Эльзой. Интуиция подсказывала, что девочка обрадуется его визиту. И особенно тому, что он хотел ей предложить.

Уже немного воодушевлённым, Мухит вышел из ординаторской и широкими шагами зашагал по коридору больницы. Услышав позади себя голоса, он обернулся и заметил родителей, ожидавших своих детей. Вежливо кивнув им, он замедлил шаг, сосредотачиваясь на том, как лучше воплотить в жизнь своё намерение.

В просторной палате, где окна были украшены разноцветными бумажными птицами, солнечный свет, проходя сквозь них, рассыпался по комнате мягкими бликами. Казалось, птицы оживали, отбрасывая на детские кроватки переливчатые тени.

В палате царила тишина. На мгновение показалось, что дети участвуют в особой, ими же придуманной игре – молчать, пряча свою обиду. Обида эта была понятна: на то, что любимые родители оставили их здесь. Пусть и ненадолго – одних.       Мухит заметил Эльзу. Она сидела, задумчиво глядя на пустую соседнюю кровать. Тогда он сделал шаг вперёд и, первым поздоровавшись, постарался привлечь её внимание:

– Здравствуй, Эльза. Как ты себя чувствуешь? Я вот пришёл навестить тебя. У вас в палате так уютно… Красиво, правда?

– Вы? Здравствуйте, доктор, – тихо ответила она, чуть подняв голову и жестом указав на окно с бумажными птицами.

–Эти птички? Неужели тебе они не нравятся? – он подошёл ближе и с улыбкой посмотрел на разноцветные фигурки. – Кто же сделал такой райский уголок? Разве отсюда хочется уходить? Наверняка вы даже дали им имена, да?

Он нарочно обратился ко всем детям в палате, надеясь оживить атмосферу и понять, кто как реагирует.

– Это мама моя… – вдруг прошептала Эльза и напряглась, чуть приподнимаясь в постели.

Мухит сразу почувствовал, что ошибся с темой.

– Знаешь, как здорово, что кто-то так постарался для вас… – мягко сказал он, стараясь уйти от темы родителей. – Эльза, тебе здесь нравится? Ты подружилась с кем-нибудь из ребят?

– Нет. Я не подружилась ни с кем. Они не понимают, когда я что-то говорю. А эта девочка… Она всё время плачет, – грустно сказала Эльза и посмотрела на соседнюю, пустую кровать.

– Наверное, она на процедуре, – мягко ответил Мухит. – А ты не спрашивала, почему она плачет?

– Он посмотрел на других девочек в палате, надеясь, что кто-то поддержит разговор.

– Её зовут Жанар. Она ушла с медсестрой… Она говорит, что всё время голодна…, – откликнулась девочка у окна.

– Правда? Неужели вас плохо кормят? Придётся поругаться с поварами! – попытался пошутить Мухит и посмотрел на Эльзу. – Тебе, наверное, иногда кажется, что все тут злые, да?

Мухит обвёл взглядом всех девочек.

– Но это не так. Все взрослые здесь – и врачи, и медсёстры – хотят только одного: чтобы вы скорее поправились и вернулись домой. Что ты об этом думаешь, Эльза?

– А я… Я смогу снова танцевать, доктор? – неожиданно спросила девочка, чуть надув губы. – Мама сказала, если я тут полечусь, то смогу танцевать. Но у меня болят руки… И ноги… Она замолчала, будто ждала, что её надежду либо разрушат, либо подтвердят.

– Мы с тобой вместе выучим эти движения. Я уверен, ты обязательно научишься танцевать. Главное – терпение. Договорились?

Улыбнувшись и, заметив лёгкий отклик в её взгляде, он продолжил:

– Спасибо тебе… Знаешь, я слышал, ты уже начала пробовать кое-какие движения. Не покажешь мне?

И, словно доверяя ей что-то важное, он понизил голос:

– Мне однажды рассказали про одну девочку из Италии. У неё был тяжёлый диагноз – детский церебральный паралич, спастический тетрапарез. Извиняюсь, это я, врач, – опять сложные слова вырываются… Так вот, она не могла ходить и передвигалась в инвалидной коляске. Но с самого детства мечтала петь.

Он замолчал на секунду и посмотрел на Эльзу.

– Её звали Альфина Фреста. Родители поддержали её мечту, помогли заниматься вокалом. Сейчас она известная оперная певица. Музыка стала для неё всем: голосом, светом, душой… С самого детства она чувствовала особую связь именно с оперой.

Мухит хотел, чтобы эта история зажгла в девочке надежду. И, может быть, не просто вдохновила, а попала в самое сердце. В то самое место, где она хранила свою мечту.

– Да, я тоже очень хочу… Сейчас покажу, – с серьёзным выражением лица сказала Эльза и, преодолевая неловкость, сделала медленное круговое движение, придерживаясь за руку Мухита.

– Вот видишь… Мне понравилось, как ты закружилась, – с теплом сказал он, а затем чуть смущённо добавил:

– А ещё… Я ведь пришёл к тебе не только за этим.

Заметив, как девочка удивлённо посмотрела на него, он поспешил объяснить:

– Я хотел бы познакомить тебя с одним своим другом. Мне кажется, вы бы подружились. Его зовут Канат. Как тебе это имя?

– Он мальчик? Имя у него красивое… Но мальчики всё время бегают. Мне это не нравится. А он хороший?

– Очень хороший. И умный. А ещё – он умеет рассказывать удивительные вещи. Правда, говорит не всегда – только если сам захочет. Иногда он стесняется, особенно когда вокруг много людей. Но он умеет слушать. Очень внимательно. А ещё… У него дома есть белый щенок. Маленький. С чёрным, смешным носом.

– Щенок? Я даже не знаю… – Эльза замолчала задумавшись. – Я бы хотела посмотреть на него. Я, между прочим, щенков не боюсь!

– Спасибо тебе, Эльза. Тогда договорились.

Повернувшись к остальным и улыбнувшись, он попрощался:

– До свидания, девочки.

Направляясь к выходу, он заметил в коридоре девочку, которая только что отсутствовала в палате. Она шла рядом с медсестрой. Мухит вежливо поздоровался, пропустил их вперёд и, чуть замедлив шаг, вышел следом, погружённый в свои мысли.

Приближаясь к ординаторской, он заметил родителей Эльзы. Подправив халат, Мухит ускорил шаг.

Разговор оказался недолгим. Выслушав их обеспокоенность за дочь, он спокойно и уверенно изложил своё мнение:

– Хорошо, что вы пришли немного раньше. Я боялся, что придётся задерживаться, чтобы дождаться вас. С самого первого дня я заметил, что у вашей дочери особенное мышление. Она очень умная, чувствительная и тонко воспринимает всё, что происходит вокруг. Сейчас мне важно детально изучить, какое лечение ей назначалось, и какие промежуточные результаты уже есть. Это, безусловно, важно. Но, как ни странно, в данный момент ключевым для неё может стать совсем другое. Ей нужен разговор… Просто живое общение – спокойное, безопасное, человеческое. Это может показаться слишком простым, но такие разговоры помогают детям почувствовать себя услышанными и нужными. Иногда достаточно того, чтобы рядом оказался кто-то, кто не будет торопить или оценивать, а просто выслушает. Для ребёнка, особенно находящегося в больнице, это может оказаться мощной поддержкой. И если мы создадим для неё такую возможность – просто говорить, делиться, доверять – это станет основой для дальнейшего прогресса. Мы, как врачи, «подхватим это движение» и поможем ей продвигаться дальше. Простите за такие формулировки. Иногда мне нравится выражаться немного необычно. Работа такая – искать смыслы и доносить их по-особенному. Мои знакомые давно привыкли к этому, – добавил он с лёгкой улыбкой.

– Я даже немного растерялась от того, что услышала… Представьте, доктор Мухит, я совсем забыла, что хотела у вас спросить, – сказала женщина с лёгкой улыбкой. – Надеюсь, ничего, что я обратилась к вам просто «доктор»? Кажется, не только пациенты, но и ваши коллеги называют вас так. Простите, если перебила. Мы бы хотели выслушать вас до конца.

Мухит кивнул, приветливо улыбнувшись:

– Конечно. Я рад, что вы так откровенны. Продолжу. Я невролог. Наверное, поэтому всегда стараюсь заглянуть ребёнку в глаза. Для меня всё начинается с этого. Не просто как с метафоры, что «глаза – зеркало души» или «мозг, обращённый наружу», как иногда говорят в нашей профессии. А потому что именно в глазах можно заметить то, что ребёнок ещё не может выразить словами.

Сделав небольшую паузу, он продолжил:

– Они, дети, понимают больше, чем мы думаем. Иногда в их взгляде – одиночество и отчуждённость, как будто они уже чувствуют себя не в своей среде. А ведь даже у взрослых, казалось бы, успешных и умных людей, бывает так, что им не с кем поделиться своими мыслями. Это очень тяжёлое ощущение – быть один на один со своими переживаниями. А у детей всё ещё сложнее. Они не всегда умеют говорить о боли или тревоге. Они молчат… Замыкаются… Уходят в себя.

Посмотрев на родителей, он понял, что некоторые важные слова, которые должны были быть сказаны, так и не прозвучали. И в этот момент он решил сказать их:

– Для меня каждый ребёнок – это чудо. Каждый – это пример того, как за внешними трудностями может скрываться глубокий внутренний мир. Иногда прогресс не виден сразу. Но это не значит, что его нет. Просто нужно научиться «слышать» ребёнка иначе. Через жесты, взгляд, молчание. Я стараюсь именно так подходить к своей работе.

Мухит чуть улыбнулся и добавил:

– Надеюсь, я не утомил вас своими словами. Просто иногда важно не только лечить, но и говорить. И быть услышанным. И ребёнку, и нам – взрослым.

– Вы так красиво всё сказали…

– Спасибо. Знаете, я вспоминаю одну девочку, которую лечил несколько лет назад. У неё была редкая форма аутизма. Она не говорила с младенчества, проявляла стереотипные движения, приступы агрессии и глубокую отстранённость. Даже для меня, с моим опытом, это был уникальный случай. Врачи тогда считали, что её мышление будет сильно отличаться от привычного. А ещё, у неё была апраксия речи, то есть она не могла управлять речевыми мышцами, хотя в голове, как позже выяснилось, формулировала мысли вполне чётко. Мне тогда пришло в голову попробовать научить её печатать на клавиатуре. И что важно, её родители меня поддержали. Было нелегко, но она была настойчива. И вот – первые фразы: «Мама, я хочу воды», «Мне больно от громких звуков». Эти простые предложения, были настоящим прорывом. И что оказалось? У неё яркое мышление, чувство юмора, эмоциональная глубина. Главное, она обрела возможность выражать себя. А это бесценно.

Он сделал короткую паузу, потом продолжил:

– Я понимаю, как сегодня тяжело родителям. Мы живём в мире, где дети буквально прилипают к экранам. Смартфон стал их "окном в мир". Но важно помнить: ничто не заменит живого общения. Ни для них, ни для нас – взрослых. Мы все нуждаемся в том, чтобы нас услышали.

Теперь он захотел посмотреть в глаза собеседникам:

– Вы хотели что-то сказать? Пожалуйста, не сдерживайтесь. Я всегда говорю родителям – лучше выговориться. Я здесь, чтобы слушать.

– Знаете, но ведь наша дочь не аутистка… Она же болеет ДЦП. Неужели и в нашем случае, нам надо действовать так же? – вырвалось удивленно у отца девочки, на что Мухит немного улыбнулся.

– Да, вы абсолютно правы, что обратили внимание на это. Я понимаю, откуда возник вопрос, и хочу пояснить: ваша дочь, конечно, не страдает аутизмом, у неё другой диагноз – детский церебральный паралич. Однако в лечении и, особенно в реабилитации, некоторые терапевтические подходы могут быть схожими у детей с разными диагнозами. Например, физическая терапия важна как при ДЦП, так и при аутизме. При ДЦП она помогает улучшать двигательную активность, при аутизме – развивает координацию и сенсорную чувствительность. Логопедическая работа – также общая область: у детей с ДЦП могут быть нарушения речи из-за поражений определённых участков мозга, а детям с аутизмом нужна поддержка в формировании коммуникативных навыков. Эрготерапия – ещё одно важное направление. Она помогает детям адаптироваться к повседневной жизни, учит навыкам самообслуживания, развивает моторику, что ценно для детей с любыми сложностями в развитии. Конечно, между этими диагнозами огромная разница, и подходы адаптируются индивидуально. Просто я привёл пример, чтобы показать: за диагнозами всегда стоят живые дети, и мы, врачи, стремимся не ограничиваться рамками, а искать лучшие пути помощи с учётом всех сторон: физических, эмоциональных, речевых. Не волнуйтесь, если вы почувствовали, что я отошёл от темы, я всегда готов объяснить более чётко. Если будет интересно, вы сможете ознакомиться и с другими методиками. Они доступны в открытых источниках. А главное сейчас – мы вместе, и я помогу вам пройти через всё это.