
Полная версия
4. Убей всё, что тебе дорого
Долорес на кухне, в своих закромах нашла все необходимые травы и ингредиенты. Растерев пестиком в чаше ромашку, кориандр и бузину она добавила несколько кристаллов морской соли и две капли белладонны.
– Venire. (приди)
Перемешивая в кружке пахучую смесь, женщина потянулась за ножом, когда на столешницу, рядом с ней, прыгнула жирная саранча.
– Omne quod est carus occidere te. (Убей всё, что тебе дорого)
Взяв за длинные лапы насекомое, она выверенным движением полоснула его по брюху, выпуская коричневую слизь в чашку, и тут же неприятно сморщилась от чрезмерно громкого стрекота в ушах, который слышала только она.
– Omne quod est carus occidere te. (Убей всё, что тебе дорого) – приговаривала она, неспешно помешивая жижу.
– Я так и знал! Ты, старая, проклятая ведьма!
От неожиданности, Долорес чуть не вывернула готовую смесь на пол.
– Я делаю лечебную мазь для вашей малышки, сэр Дэйр.
Старуха зажала чашу в руке и боком пробиралась к двери, ведущей в комнату Элеоноры.
– Ты меня не обманешь, старая, – кричал мужчина, удобнее перехватывая молоток в руке. Свой рабочий инструмент. – И болезнь – это твоих рук дело, но ты оказалась слабой. Она уже отступает. У многих спал жар и люди идут на поправку.
– Бедный, сэр Дэйр, – с наигранным сожалением, качала головой женщина.
– Potire eam (возьми его под контроль), – обратилась она к кому-то незримому. – Вы так устали. У вас начался бред. Вам надо прилечь и отдохнуть.
Мужчина пошатнулся и схватился за висок.
– А-а-а, —вскрикнул он, когда в ушах раздался громкий стрёкот, а из левого уха вылезла серо-коричневая лапа саранчи.
– Что ты сделала со мной, ведьма? – не понимая, что происходит, он, медленно моргая, начал заваливаться на пол. Мужчина из последних сил пытался дотянутся до маячащей, перед закрывающимися глазами, краёв юбки, прокрадывающейся мимо него старухи.
– Не волнуйтесь, сэр Дэйр. Это переутомление. Вы сейчас поспите и всё пройдёт, – она проскользнула за дверь, где полулёжа ждала её девушка.
– Пей, моя Элеонора, пей… – поднеся чашу к пересохшим губам, она силой вливала жижу в захлёбывающуюся и слабо сопротивляющуюся девушку, – Omne quod est carus occidere te.
– Не верь ей! – мужчина из последних сил полз к комнате, бормоча полусонным голосом просьбу.
– Пей, дорогая, – причитала старуха, укладывая руки вдоль тела Элеоноры, которая впадала в забытье. – Всё будет хорошо.
– Она ведьма. Никто не… А-а-а, – от очередного стрекота, мужчина сжал со всей силы уши, и в конвульсиях задёргался на полу, окончательно теряя сознание.
– Пусть Богиня обратит на тебя свой взор, – макнув два пальца в жижу, старуха начертила на лбу девушки знак Триединой Богини. Дугу молодой Луны, круг – полнолуние и дугу старой Луны.
– Пусть Цернунн наречёт тебя своей невестой, – она рванула мокрую сорочку на животе больной. Обмакнула два пальца и чуть ниже пупка нарисовала круг. Разделила крестом его на четыре части и в каждой поставила по точке (знак – засеянное поле, или Мать Сыра Земля). – Пусть он засеет тебя или сделает нашей Матерью. Omne quod est carus occidere te.
После произнесённых слов, девушка распахнула мертвенно-блёклые глаза, в которых не было ни зрачка, ни радужки. Лишь пугающая пустота. Её тело изломилось, поднимаясь с кровати и перекосилось, будто невидимый кукольник неумело дёргал марионетку за ниточки. С завалившейся головой за спину, она, неуклюже выворачивая коленки вовнутрь и в стороны, пошатываясь, делала шаги к двери, за которой лежал в беспамятстве муж. Толкнув дверь плечом, Элеонора сделала пару шагов и замерла перед недвижимым телом. Нагнулась за молотком мужа так резко, что могло показаться, что у неё переломалась поясница. Не разгибаясь, в согнутом положении, она зажала рукоять молотка и неестественно прямо и быстро вздёрнула руку вверх, замахиваясь им.
– Подожди, дорогая, – Долорес присела рядом с мужчиной и, поднеся руку к его уху, тихо произнесла, – Venire. (приди)
В ушном отверстии лежащего супруга показалось два длинных уса, а затем и коричневая голова саранчи. Пошевелив усиками, она неспешно выползла на руку женщине. Та прижала крупное насекомое к груди и отошла в сторону.
– Продолжай.
Рука девушки, со вздутыми от натуги мышцами и венами, быстро начала вскидываться вверх и опускаться молотком на голову мужа. Словно она шинковала капусту, а не орудовала тяжёлым инструментом. Кровь, кусочки мозга и осколки черепа разлетались во все стороны под самодовольный хохот Долорес. Рука Элеоноры продолжала ритмично взлетать и опускаться, с сочным хлюпаньем и глухими шлепками, пока старуха не успокоилась. Девушка замерла на мгновение, после чего резко выпрямилась и, занеся молоток над головой, направилась на негнущихся ногах в спальню, где мирно спала дочь.
Старуха вышла на улицу, залитую ярким светом Луны и, внимательно осмотрев спящие окрестности, наложила на дом «полог тишины». Отрезая все звуки дома от ушей поселения. Через миг в доме раздался истошный вопль, переходящий в истеричный визг. Элеонора выла и голосила, кричала до хрипов и осипшего горла, захлёбываясь горем и случившейся трагедией. Она не понимала, зачем это сделала, не знала, что ей управляло в этот момент, но она видела своими глазами, сквозь замутнённую призму всё, что сотворила со своим мужем и дочерью. Она кричала, звала, умоляла, но не могла остановить ту силу, что управляла ей. Сейчас же, перепачканная в крови родных ей людей, стоя на коленях в разодранной сорочке, она орала и орала, теряя рассудок и поддаваясь безумию, ударяя себя кулаками по голове и выдирая волосы. Казалось, это может продолжаться вечность, но в дом вернулась Долорес. Одним своим касанием ко лбу Элеоноры, прекратила её истерику и остановила безумие.
– Ты обещала, – с громким стоном, девушка упала лицом в пол и начала бить кулаками по окровавленным доскам. – Ты обещала.
– Соберись, – встряхивая за плечи, старуха вздёрнула девушку на ноги. – Ты вернёшь её, если позовёшь его.
Девушка, опустив голову, тихо рыдала, поскуливая, готовая вот-вот снова упасть.
– Зови его! – встряхнула её ещё раз Долорес. – Если хочешь вернуть дочь, то призови его.
– Цернунн, – просипела она.
– Ещё!
– Цернунн, – выкрикнула Элеонора, захлёбываясь слезами. – Цернунн, Цернунн, Цернунн…
– Хватит, – выпуская её из старческих цепких пальцев, старуха оттолкнула от себя девушку и отворачиваясь, хмуро добавила. – Иди. Он сам тебя найдёт.
Элеонора, перемазанная кровью, в одной ночной сорочке, выбежала на улицу, не понимая, что делать и куда идти. Она посмотрела на живот, на котором тускло светился символ Рогатого Бога. Провела по нему пальцами и, кинув печальный, прощальный взор на окна своей комнаты, где сейчас всё было залито кровью, побежала в сарай. Коровы и овцы, почуяв запах беды, взволнованно замычали и заблеяли. Босые ноги по щиколотку проваливались в разжиженный мочой навоз, который из-за болезни поселения никто не убирал. Пошатываясь и подвывая, она ухватила висящие поводья со стены и медленно побрела, под животный вой, в поисках крепкой балки, способной выдержать вес её тела. Глаза из-за слёз ничего не видели, а пальцы дрожали, но упорно продолжали скручивать петлю.
Скотина, ещё больше взволновавшись, замычала. Коровы, переступая из стороны в сторону в узком стойле, испуганно выпучивали глаза. Овцы, блея, забились в самые дальние углы сарая. Внезапно, в один момент, как по щелчку пальцев, всё стихло. Элеонора остановилась, оглядывая в полутьме притихшую живность. Её пальцы, задрожав, разжались, роняя поводья, когда в лопатки кто-то сверху тяжело выдохнул зловонием гниющей плоти и тошнотворно сладким трупным ядом. Страх сковал всё тело, словно паралич. Она затряслась с приоткрытым ртом, из которого было невозможно выдавить даже стон. За спиной ещё раз тяжело вздохнули и выдохнули горячим смрадом. От чего по лбу и вискам покатились капли пота, а кисти рук затряслись, ударяя по бёдрам. Она хаотично дёрнулась, в попытке обернуться, но сильный толчок в спину огромной лапы, повалил её.
– Нет, – успела взвизгнуть она, падая и погружаясь в испражнения скота.
Девушка дёрнулась, подаваясь вперёд, чтобы отползти, но когтистая лапа схватила её за волосы, оставляя борозды содранной кожи под волосами и вдавливая её лицом обратно в навоз. Другой лапой прошлись медвежьими когтями от шеи до поясницы, вспарывая сорочку и плоть вдоль позвоночника до самых костей.
Элеонора истошно завопила от боли, пуская грязевые пузыри и судорожно забила руками и ногами в припадке и попытке вырваться. Существо на её трепыхания реагировало так, будто она была никчемной мухой, которой оно ради развлечения отрывало крылья и лапки. Колени, покрытые животной шерстью, без труда втиснулись между её колен. Неспешно расставляя их в стороны, зверь развёл ноги девушки. Он не спешил. Казалось, что он наслаждается её муками, от которых она по всем законам природы должна была уже умереть, но продолжала жить и страдать по его воле. Он отпустил её волосы и Элеонора, вынырнув, попыталась отдышаться, но трупный яд, окутывающий всю фигуру зверя, врезался в нос. Окровавленные волосы липли к глазам и щекам, какая-то часть волос с кусками кожи мерзко сползала по шее и груди, падая в навоз. Тошнота моментально подступила к горлу. Не в состоянии сдерживать её, Элеонора дернулась в спазмах, отплёвываясь и взвывая от непереносимой боли. Мощные лапы обхватили тощие бёдра, погружая тупые когти в плоть. Девушка затряслась в приступе адских мук и задохнулась рвотными массами, когда монстр вошёл в неё с яростным звериным рыком. Он тяжело дышал с нечеловеческим хрипом, обдавая гнилью на выдохе израненную окровавленную макушку. Постепенно прогибая её под собой и придавливая своим весом, наваливался сверху. Перехватив тонкие запястья, он вытянул руки девушки вперёд. Дышать стало трудно, нос с трудом удерживался над поверхностью жижи. С головы чудовища посыпались опарыши и жуки с проволочниками. Она замотала головой в попытке их скинуть, но они настырно пролазили под кожу, через раны на голове. Забивались в нос и уши. Опарыши, извиваясь, въедались в глаза и забирались под веки. По плечу неприятно проползло что-то большое, членистоногое. Сколопендра ловко юркнула в ухо девушки и, медленно перебирая острыми лапками, оглушающе громко шуршала своими хитиновыми сегментами. После этого мир поплыл и медленно стал исчезать, погружаясь в обманчивую тишину и забвение.
5. Забвение
– Индейцы! Индейцы! – бежала в панике, придерживая юбки и чуть прихрамывая, Долорес.
Раннее утро было окутано серой дымкой, ещё не взошедшего солнца. Люди миро спали, не зная, какой ужас произошёл ночью в их поселении. Первыми на улицу выбежали, наспех одетые мужчины. Каждый в руках сжимал подручное оружие. Вплоть до вил и сохи. Женщины в страхе загоняли домой и убирали от окон любопытных детей. Наглухо зашторивая окна и прячась под кроватями.
Мужчины сбежались на крики Долорес, с опаской оглядывая стены форта и округу, которая казалась умиротворённо тихой и спокойной, если бы не истошные вопли женщины.
– Тот колдун. Это всё тот колдун! – с отдышкой тараторила она. – Он со своими дикарями пришёл за Вирджинией и убил её и хозяина, когда тот хотел заступиться. Я спряталась под кроватью и всё видела. А моя госпожа успела убежать, но они нагнали её в сарае.
Больше мужчины не слушали её причитания, а кинулись на помощь к дому губернатора. Двери были распахнуты настежь, красные отблески на полу от света нескольких свечей, не сулили ничего хорошего. Кто-то из мужчин зашёл в дом и тут же выбежал за угол, придерживая ладошкой рот и извлекая из своего желудка характерные звуки.
– Она ещё жива! – донеслось несколько мужских голосов из сарая.
Долорес подхватила одну из висящих простыней, болтающихся на просушке, и поспешила на помощь. Забежав в сарай, старуха растолкала любопытных зевак и накинула простынь на истерзанное и грязное тело.
– Помогите занести её в дом.
Мужчины без пререканий, аккуратно подняли девушку и занесли её в дом, под чутким руководством Долорес. Она суетливо шагала за ними, всхлипывая и нарочито громко выкрикивая молитвы. Неуклюже перешагнув через труп в кухне, старуха первым делом вытолкала окровавленную колыбельную из комнаты.
– Уберите трупы и захороните. Я всё сама тут приберу и позабочусь о госпоже.
Она затащила огромный таз в комнату и захлопнула дверь перед изумлёнными мужчинами. После тихих обсуждений и переговоров за дверью, мужчины разошлись осматривать округу, а двое остались, чтобы убрать тела и подготовить их к погребению.
Долорес нагрела два ведра воды и приготовила несколько отваров. Влив всё в таз, она придвинула его ближе к постели с изувеченной хозяйкой. Стянув окровавленную простынь, внимательно осмотрела и прощупала все раны. Мокрым полотенцем утёрла лоб и, осмотрев полустёртый знак Триединой Луны, недовольно выругалась.
– Дьявол.
Оборвала ошмётки сорочки и протёрла живот. Знак Засеянного поля, который она нарисовала – стёрся, но на его месте осталось лёгкое свечение.
– Что ж, – ухмыльнувшись, она перевернула девушку на живот, чтобы омыть и втереть заживляющие мази, – Геката не сделала тебя нашей Матерью, но он оставил в тебе своё семя.
***
Время шло, а Элеонора продолжала неподвижно лежать под неусыпным надзором Долорес. Старуха тщательно обрабатывала раны и вливала отвары в девушку. О том, что она была жива, говорили только напряжённые мышцы и частые судороги, пробегающие по хрупкому телу, а также пот, который градом катился по лицу со стиснутыми зубами. Долорес знала, что происходит с её подопечной. Ведь через это проходила каждая ведьма. И, как давно бы это ни было, ужас и отчаянье, в котором они прибывали тринадцать суток после призыва Цернунна, отпечатывались навсегда. Каждую минуту в забытье они проходили через ночь призыва. Снова и снова. Выжигая в себе все остатки человечности и милосердия, так же, как и сейчас это происходило с Элеонорой.
Долорес притворно рассказывала любопытным о поправке госпожи, но запрещала навещать вдову по причине слабости и опасности заражения ещё не заживших ран.
Население без жертв переболело неизвестным недугом, но продовольствие иссякало на глазах. Индейцев не преследовали за якобы совершённое ими убийство по причине того, что переселенцев было мало и начинался голод, а война только усугубит и без того тяжёлое положение. Люди сами нашли объяснение действием индейцев и на колониальном совете постановили, что загадочный старик-колдун на самом деле что-то разглядел в малышке и решил избавить поселенцев от дьявола, а мать и отец попались под горячую руку, в попытке защитить дитя.
– Мерзкие пуриташки, – сквозь зубы шипела Долорес от такого решения, но пока она ничего поделать не могла. Первым делом надо было поставить на ноги свою подопечную, обучить её и желательно перетянуть кого-то ещё на их сторону. Но чопорные пуританки сторонились старухи и пришлось задабривать их семьи свежей рыбой и редкой живностью, попавшей в её силки. Так же, как и ничего не подозревающие девушки, шли в незримо расставленные ею ловушки. Теряли бдительность и всё больше сближались с щедрой женщиной, которая с лёгкостью залечивала внезапные хвори у мужей и детей.
6. Пробуждение
– Нет! Нет! Нет! – с душераздирающим воплем, распахнула глаза Элеонора.
Трясущимися руками она ощупала свою голову и попыталась дотянуться до спины, но мышцы ныли и не желали подчиняться.
– Не волнуйся, – в тёмном углу раздался спокойный и уверенный голос Долорес. – Всё зажило и следа не осталось.
– А душа? Как же моя душа? – жалобно пропищала она в ответ. – Я убила их. Убила!
Старуха, сидевшая в кресле, медленно подалась вперёд. Бледно-оранжевый свет свечи зловеще выхватывал её морщины и тёмные глаза, равнодушно наблюдающие за ней.
– У тебя больше нет души, но есть гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
– Ложь. Всё ложь, – затрясла она головой и пыталась отыскать глазами в темноте кроватку. – Я убила мою девочку. Я убила её.
– Даже спустя столетия, твоя рана не затянется по убитой дочери, но я не лгала. Ты сможешь вернуть её и это желание придаст тебе силы, чтобы исполнить нашу миссию.
– Всё ложь! – заливаясь слезами, девушка продолжала нервно ощупывать своё тело в попытке найти хоть малейший шрам или изъян.
Старуха подошла и, присев на кровать, схватила её за плечи, встряхивая, как тряпичную куклу.
– Когда Геката возродится, то она вернёт нам наши утраты и мы станем править этим миром под её началом. Никто! Слышишь?! Никто больше нас не тронет. Все преклонятся пред её и нашей мощью.
– Зверь! Зверь! Он был во мне, – шепча, с ужасом осматривая тёмный бревенчатый потолок, Элеонора, казалось, не слышала слов старухи.
– Да, – зловеще расплылась в улыбке Долорес. – Ты теперь его невеста, как и все мы, но тебя он благословил. Ты вынашиваешь в чреве его семя. Семя Рогатого Бога.
Девушка замерла, в ужасе выпучив глаза и начала задыхаться, закидывая голову назад.
– Глупая, – прижимая к себе, старуха начала гладить бедняжку по спине, – Это счастье. У тебя будет мальчик. Прекрасный мальчик.
– Это монстр, – через отдышку прохрипела она.
– Это дар тебе от него, – чуть отстраняясь, Долорес обхватила огрубевшими ладонями бледное лицо девушки. – Если его семя в тебе прорастёт, то на свет явится новый колдун.
– Он проклят, – брезгливо выплюнула она.
Долорес со всего размаха залепила девушке пощёчину.
– Хочешь убить и второе своё дитя?
Элеонора завыла, обнимая живот.
– Я не хочу быть матерью дьявола.
– Что за глупости? – возмутилась Долорес. – Он будет прекрасным ребёнком, как и все дети. Ты думаешь, что ты – единственная, кого он одарил своим семенем? Это великий дар! Ты никогда не сможешь забеременеть и родить от мужчины, но он даровал тебе свою милость и милосердие.
Элеонора скривилась и вжалась плечом в стену от кошмарных воспоминаний, которые она никак не могла назвать ни милостью, ни уж тем более, милосердием.
– Но ты сказала, что он будет колдуном, – нахмурившись, пробубнила она.
– Конечно, – согласно кивнула головой. – Колдуны в этот мир могут явиться только с благословления отца Цернунна своей невесте ведьме. По силе мы равны с колдунами, но только до тех пор, пока мы без Верховной. Наша Мать-Верховная дарует нам силы, которые смогут поставить на место этот вшивый форт за один день. Но пока у нас её нет.
– А где она? – чуть смирившись с положением дел, Элеонора бережно погладила свой живот.
– Мой ковен сожгли и запытали калёным железом во Франции. Когда Верховная погибла, мы стали слабы и уязвимы. А к другим ковенам я не собиралась присоединяться. Чужачек не любят нигде. К тому же, ни один ковен не пожелает принять к себе ведьму, потерявшую Верховную. Они быстрее изведут тебя и сживут со свету. Поэтому я отправилась в это путешествие не раздумывая, когда узнала, что в Новом Свете собираются обустроить первое поселение, – глаза старухи зажглись азартом и фанатизмом. – Мы начнём свой путь именно отсюда. Мы соберём самый сильный ковен и смилуется над нами Геката, рано или поздно, она одарит нас Верховной. Но для этого придётся приложить не мало усилий.
– Но как это вернёт мне дочь? – упиваясь своим горем и печалью, девушка упала на подушку. – Это сделает Верховная?
– Нет. Это может сделать только королева, которой должна стать одна из Верховных. Ты всё узнаешь в своё время, но запомни, – она угрожающе подняла палец. – Верховная никогда не должна узнать о своём пути к становлению королевы. Иначе она в последний момент дрогнет, как моя Мать, и погибнет, а мы все станем лёгкой добычей для палачей и чужих ведьм.
Девушка молчала. Она никогда бы не поверила ей, но после пережитого, не сомневалась в словах старухи.
– Верховная дарует нам силу и защиту. Нам только надо её найти и подготовить к высшей цели. Тогда твоя дочь вернётся к тебе.
Элеонора сжалась в комок, подтянув колени к подбородку, обдумывая всё услышанное. Она согласна была ждать веками Верховную, или королеву, или хоть самого дьявола, лишь бы вернуть маленькую Вирджинию. Мысли о ней терзали и рвали всё внутри, и она знала точно, что эта боль не утихнет никогда, пока она не увидит её лучезарные глазки и не услышит нежный детский лепет.
7. Поклонник
– Не иди прямо. Ссутулься, словно у тебя всё болит, – гневно, сквозь зубы цедила слова Долорес, придерживая Элеонору под руку.
– Для чего это представление? Я чувствую себя превосходно. На мне и шрамов не осталось, – гневно перечила ей Элеонора.
– Ещё как осталось, – злорадно проскрипела старуха. – Тебя нашли всю в крови. Никто не поверит, что ты поправилась за три недели.
– Доброго дня, Mistress Дэйр, Mistress… – джентльмен, подошедший к ним, замешкавшись, посмотрел на Долорес.
– Долорес Берг, – неохотно произнесла она.
– Mistress Берг, – улыбнулся он, почтительно склоняя голову.
Мужчина был очень мил и молод. Его светлые кудри аккуратно постриженные и уложенные под шляпу, разметались от ветра, когда он спешно снял её и начал перебирать в руках за поля. Голубые глаза излучали неподдельную радость.
– Вы меня не знаете. Я видел, как вы прибыли на корабле, – он поколебался и протянул ладонь. – Корнелий Гроут. Я помогаю в строительстве форта и являюсь кем-то, вроде посредника с местными племенами.
– Их несколько?
– Да, Mistress Берг. Кроатон и Секотан.
– Это очень познавательно, Mr Гроут, – вяло проговорила Элеонора, пожимая руку.
– Простите мне мою невежливость. Я хочу принести вам свои искренние соболезнования и сказать о том, что вы можете всецело полагаться на мою помощь, – он хотел поцеловать руку, но девушка уже начала выпускать его пальцы, отчего мужчина растерялся окончательно и неуклюже потряс её, пожимая.
– Спасибо, Mr Гроут.
– Можно Корнелий.
Элеонора лишь слегка улыбнулась в знак благодарности и проследовала мимо него под руку с Долорес.
– Я могу вас навестить сегодня или завтра? Может вам нужна помощь? – выкрикнул он в спину удаляющимся женщинам.
– Спасибо, Корнелий. Пока мы с Долорес справляемся, – она хотела пойти дальше, но пальцы, впившиеся в локоть старухи, остановили её.
– Хотя знаете? Я бы была рада вашему визиту. Что на счёт завтра?
– Послезавтра! – перебила её Долорес. – Завтра мы собирались заняться уборкой, поэтому было бы благоразумнее гостя принять послезавтра.
– Я рад, – нелепо улыбаясь, мужчина махнул им шляпой. – Я приду.
Элеонора мягко улыбнулась и пошла дальше.
– До свидания, Mistress Дэйр и Mistress…, – он раздосадовано махнул шляпой, не вспомнив имя помощницы, хотя его уже не видели и не слышали.
– И? – шикнула девушка.
– Надо узнать больше об этих дикарях, а он идеальный кандидат для развязывания языка.
– Он милый, – грустно выдохнула.
– Он полезный, – поправила её старуха. – К тому же, идеально подойдёт на роль отца для твоего ребёнка.
Девушка вскинулась, одёргивая локоть и ошарашенно уставилась на невозмутимо спокойное лицо Долорес.
– Тише, – снова схватив её за локоть, она зашептала. – В нашем положении лучше быть замужем. Больше доверия от благочестивых матрон и уважения у почтенных сэров.
– Но я его не знаю и не люблю, – возмутилась она.
– Зато он от тебя без ума. С первой вашей встречи, хоть ты его и не запомнила. А он ведь так старался принести наш багаж с корабля, и первый ломанулся в сарай за тобой, и даже цветы к могиле твоей дочери с усердием таскает.
– Тогда почему не завтра? – жёстко спросила она, нахмурившись, вглядываясь в два одиноких холмика, на одном из которых лежал свежий букет цветов.
– Завтра тебе будет не до него, – ехидно процедила Долорес, – Сегодня шестой день, как ты очнулась. Ты стала бессмертной невестой Рогатого Бога, а значит завтра ты получишь от него свой дар и познакомишься со своей силой и новым другом.
– С кем? – подходя ближе к холму, девушка остановилась, но с тяжёлым выдохом всё же подошла ближе и присела у маленькой могилы, проведя рукой по засохшим комьям земли.
– Этого я не знаю. У каждой ведьмы он свой, – Долорес равнодушно наблюдала за тем, как Элеонора бережно из кармана достала неказистую тряпичную куклу и положила её рядом с цветами.
– Она точно вернётся?
– Точно. Но не надейся, что скоро. Я королеву уже триста пятьдесят лет жду.
– По кому болит твоя душа?
– У меня нет души, – ушла от ответа старуха. – Как и у тебя.
8. Фамильяр
– Запоминай, – привязывая девушку к стулу, старуха монотонно вбивала в её голову свои знания. – Первый раз будет немного больно, а потом даже приятно, но постарайся отстраниться от этого. Когда ты услышишь своего фамильяра, то через его шум, ты должна сама проложить дорогу к своему дару.