Полная версия
Татьяна Вторник
Невесты Рогатого Бога
Часть 1. Кроатон
Серое марево скрывало бескрайнюю пустоту, сужая её до видимости протянутой руки. Существо с уродливой мордой, подёрнутой пеплом и увесистыми ветвистыми рогами в мёртвом мху, сидело на корточках, подпирая щёку одной рукой, в полном забытье, под слоем вековой пыли. О том, что оно ещё существует, говорили его прикрытые подрагивающие веки и дрожащие от напряжения пальцы. Оно не мертво, но и не живо. Застряв в безвременье, зверь лишь слышит отголоски своей прошлой жизни и видит размытые образы тех, кто ему был дорог. А был ли ему кто-то дорог? Почему он стал таким? Как это произошло? Когда? У него не было ответов, как и не было вопросов. Больше не было ничего. А те скудные призрачные воспоминания навевали только тоску одиночества и боль утраты чего-то ценного, чего-то важного.
– Цернунн…
Сквозь дремоту, до его ушей дошёл слабый, дрожащий от страха женский голос. Почему его опять беспокоят? Кто может осмелиться призвать зверя? Для чего? Это неважно. Главное – его призвали, а значит больше не будет ни боли, ни страха. Он теперь сам воплощение боли и страха. Охота началась.
ПРОЛОГ
1587г., где-то в Атлантике.
«Дорогой дневник, сегодня капитан обнадёжил нас скорейшим прибытием к землям колонии сэра Уолтера Рэли. Это придаёт мне силы, и я чувствую безмерное счастье от предстоящей встречи со своим супругом. Я не видела Ананияса с момента его отъезда на остров Роанок. Долгих пять месяцев. Надеюсь, наша встреча в Новой Англии обрадует его, как никогда. Ведь наш союз благословил сам Господь. А вскоре после его отъезда, я узнала, что жду первенца.
…
С момента отбытия из Лондонского порта прошло два месяца, а я уже отяжелела. Пожилая женщина по имени Долорес, с которой я сдружилась во время путешествия, уверяет, что чудо произойдёт в скором времени, как только мы сойдём на берег. Надеюсь, что Господь будет милостив к своей пастве и позволит добраться до берегов Новой Англии без потерь.
…
По просьбе моего отца, губернатора Джона Уайта, капитан предоставил мне свою личную каюту до конца плаванья. Моё положение и постоянная качка не позволяют свободно передвигаться по палубе, поэтому моё заточение, хоть и в просторной, но одинокой каюте, скрашивает дорогая Долорес, которая на моё счастье, присоединилась к другим переселенцам в Лондоне. Бедная женщина, уроженка северных графств, бежала от гнёта католиков, как и многие из нас. Её живость ума и несгибаемая сила воли вызывают уважение и гордость. Она без конца радует меня забавными историями и сказаниями, а также следит за моим самочувствием. Её знания трав и целебных мазей не уступают именитым лекарям столицы, а доброта и благочестие не имеет границ. Надеюсь, Ананияс с радостью примет её в наш дом. Я также уповаю на твою милость, Господь. Сохрани нас в целости и сохранности до самого прибытия.»
Корабль неспешно шёл по ночным волнам, медленно рассекая черную гладь, словно черпак в кастрюле с киселём. После недельной непогоды и качки, пассажиры наконец-таки смогли отдохнуть и успокоиться, хотя некоторых по-прежнему мутило и одолевала слабость после перенесённой лихорадки.
– Вы очень много пишите, Mistress Дэйр, – пожилая женщина, сидя в тёмном углу, тускло освещённом наскоро слепленной из прогоревшего воска свечой, вывязывала детские носочки. – Не стоит доверять бумаге свои мысли. И вообще, это не женское дело – бумагу марать.
– Прошу, Долорес, – поглаживая округлый живот, девушка с завивающимися соломенными волосами, небрежно собранными в ночной чепец, отложила дневник в сторону, – мы же договорились, что как только мы прибудем в форт, ты останешься со мной в нашем доме и будешь называть меня по имени.
– Боюсь, вашего решения не одобрит ваш муж, Элеонора, – перекидывая петли, ворчала старуха. – Как и вашу любовь к бумаге. Где ж это видано, чтобы столько книг с собой везти? Женщина должна мужа уважать и детей рожать, а не чернилами быть перемазанная, словно трубочист сажей.
– Главное, мы уже получили разрешение отца, а Ананияс его даст, как только познакомится с тобой и увидит, какая ты добрая и хозяйственная. Я не сомневаюсь в этом. К тому же кто, если не ты будет принимать роды? А кто поможет мне с ребёнком? – она чуть привстала на локтях в кровати и жалостливо перечисляла все доводы остаться в её семье. – Нас сто пятьдесят пять, то есть с тобой сто пятьдесят шесть человек на корабле, но женщин среди переселенцев не составит даже и трети. В форте одни мужчины, а местным аборигенам я никогда не доверю дитя.
– Напрасно, – откладывая вязание, женщина взяла блюдце со свечкой и пересела на край кровати. – Они знают, как вырастить в тех условиях детей. Они их там уже не одно поколение взращивают.
– Но он будет первый англичанин, рождённый в Новой Англии, а не абориген, – строго отчеканила девушка, – и его воспитанием должны заниматься мы с тобой, а не голые люди в перьях.
– Конечно, госпожа. Но это девочка.
– Почему ты так в этом уверена? – вспыхнула как спичка зеленоглазая блондинка, – сэр Дэйр, как и мой отец будут рады и девочке, но я уверена, что это будет мальчик.
– Это девочка, – вздохнув и задувая свечу, уверенно отрезала Долорес, пока разговор не перерос в очередной спор.
1. Прибытие
22 июля 1587г., Новая Англия, остров Роанок.
Корабли стояли пришвартованные к хлипенькой дощатой пристани, сколоченной на скорую руку, которая не внушала ни малейшего доверия. Доски натужно скрипели и прогибались под тяжестью новоприбывших. Погода встречала новых жителей острова теплом и лёгким бризом. Песчаный берег, уходивший белой полоской с зелёными проплешинами травы в воду, слепил глаза. Ветер путался в густых кронах сосен и белых кедров, надёжно прячущих под своими игольчатыми сводами горы и холмы. В форде находилось пятнадцать человек, но на берегу стояло лишь девять угрюмых мужчин, в одном из которых Элеонора безошибочно узнала своего супруга.
Первым спустился губернатор Джон Уайт, отец Элеоноры. Энергичный мужчина лет сорока пяти, невысокого роста и с выпирающим животом, не любил откладывать дела «на потом». Быстро перекинувшись приветствиями, отдал распоряжение помочь спуститься пассажирам с их багажом и мелким скотом.
– Всё очень плохо, – пока люди неспешно высыпались на берег, губернатор обратился к командующему флоту, Симону Фернандесу. – Форт подвергся нападению. Убиты шесть человек. Остальные выжили, благодаря лишь тому, что укрылись в дружественном нам племени Кроатон. Я думаю, что нам следует сообщить остальным и как можно скорее вернуться в Англию.
– Нет, – сухой голос командующего, пропитанный категоричностью, заставил вздрогнуть мужчину, а ястребиный взгляд, вперенный в губернатора, не оставлял никаких шансов на пересуды.
– Вы подвергаете опасности всю колонию, сэр… – попытался возразить Джон.
– Это приказ королевы, сэр Уайт. Поэтому люди останутся на острове и обустроят новую колонию. К тому же, у вас есть время, чтобы применить своё ораторское умение и наладить отношения с индейцами.
– Что ж, – не очень дружелюбно процедил сквозь зубы Mr Уайт. – Когда мы вернёмся, я постараюсь объяснить ситуацию в колонии и попросить помощи, но вы!..
– Поступайте как знаете, но на мои корабли не ступит нога ни одного колониста, пока на это не будет приказа самой королевы, – мужчина, заложив руки за спину, гордо вскинул подбородок, обходя губернатора.
– Посмотрим, Mr Фернандес, – попытался вставить шпильку Джон, хоть и понимал всю тщетность данной выходки, которая лишь позабавила командующего.
Мужчине ничего не оставалось, как только вернуться на пристань и выместить свою злость на нерасторопных моряках.
– Аккуратней с багажом! Помогите дочери, ей вот-вот рожать, – кричал он.
– Спасибо, но я сама, – застенчиво улыбаясь, Элеонора аккуратно переступала тонкие продольные рейки на деревянном трапе, с очень крутым наклоном. – Лучше помогите моей домохозяйке. Её ноги не столь молоды, как мои.
– Здравствуйте, дорогая супруга. Я рад вас видеть, но что это за новости? – раздражённый услышанным, мужчина в строгом камзоле, застёгнутым на все пуговицы, несмотря на жару, и с резкими чертами лица и колким взглядом, с лёгким налётом презрения, осматривал старуху, медленно спускающуюся с корабля. – Где вы вообще нашли эту старую черепаху?
– Сэр Дэйр Ананияс, я рада приветствовать вас, но я прошу соблюдать приличие, – возмущённо, с укором шикнула Элеонора.
– И не подумаю, – схватив за тонкое запястье хрупкую девушку, которая была ниже его почти на два фута, мужчина небрежно подталкивал жену в сторону губернатора, вычитывая её на ходу. – Эта старая жаба должна была быть скинута за борт, как только вы отбыли из Англии. Как губернатор мог пустить её на борт? Где были его глаза?
– Сэр Уайт! – он окликнул губернатора, прежде чем тот затерялся среди толпы поселенцев, обступившего его с расспросами и в ожидании иных распоряжений.
Мужчина удивлённо посмотрел на дочь, которую грубо тянули за запястье. Подойдя ближе, Ананияс подпихнул Элеонору к отцу.
– Если вы думаете, что профессия каменщика – легкая и может прокормить лишний рот, то я предпочту вернуться в Англию, а после того, что здесь случилось… – он замялся, понимая, что не следует сейчас обсуждать разногласия колонистов с местными племенами. Поэтому просто пренебрежительно тыкнул пальцем в сторону пожилой женщины, которая неспешно собирала свои раскиданные по пристани котомки, – Как вы вообще смогли допустить эту развалюху на корабль?
– Она пробралась тайком на судно, но во время плаванья помогла избежать эпидемии лихорадки и, благодаря своим отварам, поставила всех на ноги. В том числе и вашу жену, – старался отвечать спокойно сэр Уайт, хотя тон командующего флота всё ещё не выходил из головы и раздражал неимоверно.
– Она хотя бы пуританка?
– Она отличный лекарь, которого нам зачастую не хватает.
– И поэтому я должен прокормить третий рот, который не в состоянии прокормить себя, как ваша дочь и ещё не рождённый внук? – закипая, мужчина сжал кулаки.
– Не волнуетесь об этом, – грубее и тише ответил губернатор, – я дождусь рождения внука и вернусь в Англию за припасами, а также привезу ещё группу колонистов.
– И сколько времени это займёт?
– Не более полугода.
– И я должен полгода кормить эту старуху?
– Я позабочусь об этом, – спокойно ответил Джон. – Я оставлю вам провиант на неё, дочь и внука, если вы не в состоянии позаботиться о членах своей семьи.
Мужчина с ненавистью скривил губы, но воздержался от брани. С негодованием фыркнув, он широким шагом удалился от отца с дочерью, что-то злобно выговаривая себе под нос.
– Иди, дорогая, – погладив по плечу пригорюнившуюся девушку, Джон кинул печальный взгляд на оставшийся багаж дочери, валявшийся на трапе. – Я дам распоряжение на счёт багажа, и вас с Долорес проводят.
2. Туру супаи
– Ваш отец хороший человек, – стирая вещи новорождённой Вирджинии в небольшом тазу, Долорес время от времени встряхивала их и перекидывала в бочку с чистой водой.
– Он много путешествует и хорошо рисует, – выполаскивая и отжимая бельё, Элеонора бережно развешивала его на просушку.
– А сэр Дэйр всегда был таким?
Элеонора долгое время молчала, не зная, как ответить на столь провокационный вопрос. Ведь, по сути, она его знала не больше нескольких месяцев. Всё произошло быстро, по договорённости между ним и её отцом. Тогда ей казалось, что отец нашёл для неё самого лучшего мужчину на Земле. Вскоре супруг отбыл в Новую Англию, чтобы подготовить к её приезду дом. Разве не об этом мечтает каждая незамужняя девушка?
– Он просто много работает и устаёт. К тому же, его подкосило рождение Вирджинии. Он до последнего надеялся, что у нас будет сын.
Женщина с сочувствием посмотрела на исхудавшую после тяжёлых родов, и измученную упрёками супруга, девушку. Казалось, что даже солнечные волнистые локоны стали серыми и тусклыми.
– Вы же понимаете, что дальше будет только хуже? Тем более, что Вирджинии исполнился месяц, а ваш отец уже готов к отбытию в Англию.
– Хватит, Долорес, – вставая рядом с женщиной, Элеонора принялась простирывать вещи и гневно окидывать округу.
Форт не был просторным, а потому все жители были как на ладони. Мужчины и женщины были заняты рутинной работой. Кто-то покидал форт для переговоров с индейцами, или возвращался с охоты, но Элеонора пристально наблюдала за каждым, чтобы их шептания не вышли за пределы и не казались подозрительными.
– Он мой муж и твой господин, который даёт тебе кров и пищу, – продолжала вычитывать Элеонора. – Не забывай об этом. К тому же, это ненадолго. Отец вернётся через несколько месяцев.
– Через полгода. И то, если его ничего не задержит в пути.
– Лучше расскажи о себе, Долорес, – девушка вытерла руки о фартук и убрала выбившиеся локоны под чепец. – Ты же соврала, когда сказала, что прибыла с севера Англии. У тебя французский акцент. Многие уже шепчутся о твоём умении исцелять неизвестные хвори.
– И что же шепчут? – иронично усмехаясь, выкручивала мокрое бельё женщина.
– Что эти знания и умения не от нашего Господа у тебя, – девушка быстро перекрестилась. – Не может человек иметь такие знания, тем более женщина…
В этот момент из открытого окна раздался плач ребёнка. Девушка, не дождавшись ответа, поспешила к дочери, а старая Долорес, достирав бельё, вернулась на кухню. Через полчаса Элеонора присоединилась к Долорес за столом, помогая перебирать крупу.
– Всё хорошо? – безучастно спросила старуха.
– На кроватке сидела саранча. Наверное, её стрекот разбудил Вирджинию, но уже всё позади. Я покормила и уложила её, – девушка несколько раз взглянула на сморщенное лицо женщины, прежде чем вновь продолжить разговор. – Почему ты решила отправиться в Новую Англию в столь преклонном возрасте?
– По той же причине, по которой покинула Францию, – она устало вздохнула и постучала скрюченным пальцем по виску. – Мои знания пугают многих людей, а умениями хотят обладать алчущие величия и власти дураки, но они – только для избранных.
– Кем избранных? – девушка побледнела, а трясущиеся пальцы сами потянулись ко лбу, чтобы осенить себя знаком Господа. Ведь перед отбытием в Новую Англию она слышала разговоры и сплетни в подворотнях Бишопсгейтса о том, что во Франции началось гонение и преследование ведьм, которое распространилось и на Англию.
– Конечно же Господом нашим, – неуверенно пожала плечами Долорес, – и немножко мной.
– Ты уверена, что Господом? Может сам дьявол тебе шепчет в ухо? – вставая со скамейки и крестясь, Элеонора попятилась к выходу. – Не за ведьмовство ли тебя преследовали во Франции, а потом и в Англии?
– Посмотри на меня! Я похожа на ведьму? Я всего лишь старая женщина, которая помогла выжить тебе и твоей дочери, когда она шла на свет ножками вперёд и обмотанная пуповиной, – жёстко парировала она.
– Я безмерно благодарна тебе и нашему Господу за проявленную милость к нам, но, если в тебе живёт дьявол…
– Живёт во мне? – гортанно, по-старчески, со скрежетом, рассмеялась женщина. – У тебя непозволительно богатая фантазия для пуританки. Да, я не такая как ты, но во мне никто не живёт.
– Тогда кто ты такая? – в ужасе крестясь и оглядываясь на колыбель, возмутилась девушка.
– Чего ты так испугалась? – не прекращая хохотать, искренне изумилась женщина. – Я всего лишь знаю врачевание и разбираюсь в травах. И если на мне и есть грех, то только тот, что я – католик. Для меня Новая Англия – это новые возможности обрести дом и семью.
– Старовата ты для этого, – девушка вернулась за стол, но всё ещё кидала настороженный и недоверчивый взгляд в сторону женщины.
– От чего же? – усмехнулась она. – Я обрела тебя и маленькую Вирджинию. Вы мне стали как семья, кроме твоего муженька, конечно же, – язвительно добавила она.
Слова старухи не успокоили и не внесли ясности в подозрения поселенцев и самой Элеоноры, но настаивать не было смысла. Долорес была упёртой и характерной, но при этом, отзывчивой и трудолюбивой, а главное – знала врачевание.
***
«Дорогой дневник. После того как отец покинул Роанок, меня не покидает тревожное чувство. Наше поселение часто посещало дружелюбное нам, индийское племя кроатоан, но последняя встреча прошла быстро и пугающе. Во время визита их почтенного старца-колдуна, мы с Долорес работали на грядках, а маленькая Вирджиния играла рядом с нами в корзине. Этот ужасный старик указал в нашу сторону пальцем и, выкрикнув «туру супаи»*, плюнул несколько раз в нашу сторону, покинув форт. После этого инцидента, индейцы больше не посещали нашу общину, а злобные шепотки теперь преследовали не только Долорес, но и мою дочь. Одни сплетничали, что он разглядел дитя дьявола в глазах маленькой Вирджинии. Другие говорили, что он указал на меня. Кто-то уверял, что на Долорес. Но в любом случае – это не сулит ничего хорошего и скорее всего нас прокляли. Моей помощнице проще справиться с нападками общины, так как болезни вынуждали обращаться за помощью к ней, а меня и маленькую Вирджинию все сторонятся. Муж говорит, что успокоения и прощения я найду в молитвах. Но я знаю, что мой маленький цветочек никакая не «туру супаи», чтобы это не значило. Вся моя жизнь, с появлением этого старика, начала рушиться на глазах. Я стала обузой. Муж мой всегда отличался строгостью и прагматичностью, но его словно подменили, и он превратился в чужого мне человека. Иногда из его уст льются потоком ужасные и чудовищные слова, которые он раньше не смел бы произнести вслух. Он пугает меня. Я боюсь за свою судьбу и будущее маленькой Вирджинии. Скорее бы вернулся отец. Я хочу обратно в Англию.»
__________
Туру Супаи* – в некоторых племенах тот, кто живёт в лесных болотах. У него человеческий облик, он пугает маленьких детей и иногда крадёт их души.
3. Оспа
Элеонора, с годовалой Вирджинией на руках, каждый вечер приходила на пристань и часами всматривалась вдаль, в ожидании парусов на горизонте, но чудо не происходило. Припасы колонии истощались, а отец не возвращался. Казалось, что сама природа встала против них и взбунтовалась. Живность не попадалась в силки, рыба не подходила к берегам, а скота осталось так мало, что его берегли, словно детей малых. У Долорес же напротив, словно открылось второе дыхание. Ловко управляясь с хозяйством, она успевала расставлять сети, в которые редко, но хоть что-то заплывало. Девушка была рада любому её улову, чего нельзя было сказать о супруге. Собственные неудачи на фоне даже мелких удач старухи, и сплетни о проклятии жены и дочери, его ожесточали и злили. Каждый день его гнев выливался на домочадцев руганью и наказаниями. Синие колени Элеоноры, от многочасового проведения в молитвах, опухали. А сине-жёлтые следы пальцев на запястьях и шее, которые она тщательно скрывала под платьем, не успевали сходить. Её муж всегда был строг, но никогда не был жесток. Перемена его настроения и отношение к семье пугали. Да и в общем, настроение людей в колонии менялось не в лучшую сторону. Все понимали, что ещё месяца три и наступит голод, но неизвестная болезнь опередила его.
Всё началось с незначительного маленького прыщика на щеке одного из охотников, который через пару дней перерос в обильную сыпь по всем телам переселенцев. Даже нёбо и десна покрывались папулами и везикулами. Всё это сопровождалось неимоверным зудом и лихорадкой, с высокой температурой.
– Я уже видела такое, – осматривая маленькую Вирджинию, старуха хмурилась и наносила свежий бальзам на покрытую прыщами детскую кожу.
– Она будет жить? – чуть дыша и маявшаяся жаром, Элеонора, с надеждой ждала вердикта Долорес.
– В Италии один врач описывал подобный случай. Гвидо Гвиди*, – она подошла к женщине и аккуратно нанесла бальзам на раздражённую зудом кожу. – Постарайся не расчёсывать.
– Что это? – тяжело дыша, требовала ответа девушка.
– Оспа.
Элеонора жалобно всхлипнула, сдерживая слёзы. Закусывая губу, девушка отвернулась от старухи, на морщинистой коже которой не было ни пятнышка.
– Да, дорогая. Ты всё правильно поняла. Вы умрёте. Уже к утру, бездыханное тело Вирджинии будет погребено под землю, как и твоё, – при этих словах на лице женщины играла лёгкая улыбка, а в выцветших глазах не было ни капли сострадания.
– Замолчи, ужасная женщина! – выкрикнула Элеонора, в попытке дотянуться до колыбели, в которой, от расчёсывания, натужно кряхтел ребёнок.
– Спаси её, – тут же жалобно простонала она, – Прошу. Я знаю, что ты можешь.
– Я могу спасти тебя, но не её, – зашептала она на самое ухо. – Но если ты спасёшься, то у тебя будет шанс вернуть свою дочь к жизни. А иначе, я завтра утром буду оплакивать ваши тела с пережившими сегодняшнюю ночь лицемерами и злоязычниками.
– Я не понимаю, что ты хочешь от меня? – задыхаясь и дёргая мокрую сорочку на груди, Элеонора пыталась собрать последние остатки здравомыслия.
– Ты понимаешь, – растянула в улыбке морщинистые губы Долорес. – Обратись к нему. Попроси его и он поможет.
– Разве я мало молилась? Разве не об этом каждую минуту прошу нашего Господа? – расстроено выдохнула Элеонора.
Девушка кинула печальный взгляд на Долорес и замерла в оцепенении. Старуха смотрела на девушку, не моргая и не двигаясь, словно замершие люди на портретах Антонелло да Мессина. Её губы, растянутые в подобии улыбки застыли, нагоняя жути и повышая тревожность. Огонь свечи, отражающийся в глазах, делал их бездонно чёрными, запуская дрожь и новую волну жара в груди.
– О ком ты? – с прерывистым дыханием девушка сжала в дрожащем кулаке мокрую сорочку.
– Попроси его и он одарит тебя бессмертием и дарует силы, которыми не обладает ни один человек на Свете. Он заберёт у тебя всё, но даст гораздо больше. Ты будешь жить, ты будешь вечно юной и молодой, и сама вернёшь себе дочь. Свою маленькую крошку Вирджинию.
Девушка перевела испуганный взгляд на колыбель, в которой постанывал ребёнок и отчаянно замотала головой.
– Ты ведьма! Ведьма! Они были правы. Всё это время мой муж был прав.
– И что? – расхохоталась она, – Да, я ведьма, но посмотри на меня.
Элеонора зажмурилась и начала неистово креститься.
– Ты же знаешь меня. Я лечу недуги людей, я помогаю выжить твоей семье и за это вы боитесь меня и ненавидите? Я не могу вернуть себе молодость, потому что стала ведьмой, когда уже превратилась в старуху. Но даже в этом дряхлом теле я не жалею ни об одном дне, прожитом за двести шестьдесят лет.
– Господи… – заливаясь слезами, всхлипнула Элеонора, прижимая руки к горлу.
– Твой Господь уже к утру уложит вас с дочерью на шесть футов под землю, а твой изверг-муженёк уже через месяц обрюхатит другую. Твой отец не увидит, как растёт его внучка. И тебя он больше не увидит.
– Замолчи, прошу, – просипела она, растирая слёзы по воспалённому лицу.
– Мои Боги жестоки, но они и щедры к своей пастве.
– Ты поклоняешься дьяволу, – с упрёком выплюнула девушка в сторону женщины.
– Это вы ему дали имя, а не мы. Мой Рогатый Бог – Цернунн и триединая Богиня Луны – Геката.
– Нечистый и проклятая, – прохрипела Элеонора.
– Это твой выбор, – Долорес подошла к детской кроватке.
– Не трогай её! Уйди! – взмолилась Элеонора.
Старуха аккуратно достала ребёнка и, чуть укачивая на руках, вернулась к девушке. Элеонора, не дожидаясь, когда Долорес протянет руки, сама выхватила дитя и прижала к груди, укладывая с любовью и нежностью крохотную Вирджинию.
– Попрощайся со своей дочерью. Я вернусь на рассвете. Не хочу, чтобы дом на такой жаре пропах трупным ядом.
– Постой, – прижимая к себе дочь и заливаясь слезами, невнятно сипела девушка с раскрытым ртом в немом крике, – постой…
Старуха замерла на пороге, но не спешила оборачиваться.
– Она будет жить? – срываясь на тихие завывания и жалостливый скулёж, девушка пыталась убаюкать ребёнка, перебирая малюсенькие пальчики.
– Я тебе уже всё сказала. Ты потеряешь всё, что дорого тебе здесь, но сможешь вернуть себе дочь.
– Что я должна? – она завывала и сбивалась. – Что я…?
– Ты станешь невестой Цернунна, как и все мы. И тогда Геката обратит на тебя свой взор и одарит невиданной силой. Ты обретёшь соратника, сможешь видеть и слышать больше, чем другие. Управлять стихиями и природой.
– Как?
– Я всё сделаю сама, тебе останется только назвать его имя.
Элеонора, не в состоянии ответить, судорожно закивала головой.
– Хорошо, – тепло улыбнулась Долорес и провела рукой по головам девушки и малышки.
___________
* Гвидо Гвиди – итальянский врач ХVI века, который первый описал симптомы ветряной оспы.
