
Полная версия
Женско-мужской разговорник. Отношения до, после и вместо
Заебалась я печатать на этом «асусе», чтоб его…
Лучше расскажу историю про садик и Мишину маму. Вечер буднего дня, мама идет забирать сына Мишеньку. Оставшиеся на то момент в наличии дети выбегают навстречу, потому что каждый ждёт СВОЮ маму. Потому что к концу дня они как натянутые струны. Караулят подсознательно, кому же наконец можно будет выплеснуть скопившееся напряжение. Плакать воспитателю совершенно не интересно («отойди, я не тебе плАчу!»), куда как занятнее плакать своей личной маме. Она и посочувствует, и в резонанс с тобой войдет, и разрыдается. Будет вам совместный катарсис. Они не всегда плачут, чаще просто капризничают, что-то требуют, но мы сейчас про Мишину маму.
Дорогая шуба. Блестящие волосы тщательно уложены. Плотный, почти вечерний макияж. Пятеро или шестеро внимательных зрителей/слушателей стоят почтительным полукругом.
– Ах, вы знаете, я каждый раз после работы еду за ребенком, – Мишина мама поправляет волосы.
– Да-да, конечно, – стараюсь проявить заинтересованность.
– А ведь в ВУЗе так тяжело преподавать, – Миша вертится рядом, пытаясь обратить на себя внимание.
– Понимаю вас, – заинтересованность никак не хочет проявляться.
– И я так долго не могла забеременеть. Уже решила, что это невозможно, начала работать над кандидатской и тут наконец случилось чудо, – чудо уже готовится начать требовать внимания погромче, а лучше навзрыд.
– Удивительно, вот ведь как бывает, – моя улыбка почти искренняя.
– И вот на руках у меня маленький ребенок, такой долгожданный, а тут эта научная работа. Вы бы знали, как я заебалась писать эту кандидатскую!…
– Ну все дети, мы проводили Мишу, пойдемте в игровую.
Когда мы покинем это занятное место, наши души будут приняты в любящие объятья, как маленькие дети после бесконечного, многотрудного дня в детско-пенитенциарном учреждении. Это конечно же не будет массово. Мы, жильцы дома, на собрании нашего дома… Нет, это будет индивидуальная работа. Никто не будет допрашивать с пристрастием. Тебя просто обнимут молча.
Мальчик-третьеклассник приходит на уроки трижды в неделю. Живет в соседнем подъезде. Правила семьи обязывают отзваниваться каждый раз, как только он заходит в чужую квартиру. Текст всегда звучит одинаково. «Бабуль, алло, привет, я у неё. Ну все бабуль, пока. С Богом!». Ни у репетитора, ни у учителя, ни по имени-отчеству. Ни на уроке, ни на занятии. У неё. У той, кого нельзя называть. Чувствую себя хтоническим чудовищем. Пожалуй, мне нравится эта роль. Возможно, пора начинать жрать младенцев по утрам. Для тонуса и поддержания имиджа.
В своё время я, как и многие дети, подверглась семилетней пытке музыкальной школой. Я всё понимаю, мама действовала из лучших побуждений. Я как-то интересовалась потом у нескольких взрослых и выяснила, что всем снятся кошмары примерно одного содержания. Сольфеджио в разгаре, а ты катастрофически не готов. Причём спрашивают именно тебя. Наверное, этот ужас как-то раздавали всем учащимся по вайфаю прямо в процессе обучения, даже если тогда ещё не знали такого слова. Но трансляция шла мощная.
Продолжу тему. Была у меня одна молодая преподаватель фортепиано. Вполне, надо сказать, гуманная и обаятельная. Я её очень любила. И была её мама, которая вела хоровые занятия, тоже нравилась. В один из дней я спросила у старшей про младшую: «А где она? Опаздывает?» И как же мне потом от них всех и от мамы влетело…
А ещё я помню метроном. Почему-то его не оказалось в музыкальной школе, но у учителя дома имелся. Отбивал такт моему наказанию. «Отбывать срок, тик-так». Мерный стук делал более сносным всё это мучение. Как будто задавал некий обозримый предел. Вот сейчас тебе будут отрезать ноги по одной, но ты потерпи, слушай, как спокойно щёлкает маятник и думай о светлом будущем.
Глава 5
10 ноября.
У попа была собака, она спасала его от брака.
У Арефьевой – от мрака.
Ольга прекрасна. Собака кого хочешь от чего хочешь может спасти. От мрака, брака, фрака. Сожрет и не заметишь. Сожрет твои тапки, твою тоску, излишки времени и денег. Одна из клиенток регулярно спасает зверей из приюта. Выхаживает, выкармливает. Любит до одурения. У нее они делаются упитанные и холёные, лоснятся и ласкаются. Только на моей памяти у неё было и есть две собаки и две кошки. За такой объем вложенных душевных сил и тепла однозначно полагается списание семи смертных грехов как минимум, если они у неё вдруг были.
У попа была собака, / Она спасала его от мрака,
Она давала ему тепло, / Когда, казалось бы, всё сгнило.
Срисовала несколько монет с утконосами и другой фауной. Давно хотела. Ненаглядное наглядное пособие. Закончила, полюбовалась и только потом поняла, что ни на одной не указала номинал, хотя он так крупно прописан. Прямо-таки огромными цифрами. Слепота невнимания. Мёртвая зона. Эффект невидимой гориллы. Мы просто смотрим, смотрим на жизнь. Казалось бы пристально, а какая-то глобальная горилла всё равно проскальзывает незамеченной. Близкие люди? Работа? Смысл жизни? Невыносимая прелесть осеннего бытия? Что мы пропустили? Что нам потом подскажут организаторы эксперимента? Куда надо было смотреть на самом деле? Подскажут? В чем был основной замысел и что удалось подтвердить в результате?
…Пришёл ребенок, поинтересовался почему мучаюсь с ноутом. Возьми, говорит, отдельную клавиатуру, да и воткни. Аллилуйя! Господи, наконец-то мне удобно. Вот хотя бы ради этого момента стоило рожать детей. Окупились все бессонные ночи и прочий геморрой последних восемнадцати лет. Кроме того, очень удобно посылать детей по магазинам – и им в радость, и мне не заморачиваться. Единственное исключение – я люблю ходить в ларек на перекрёстке, там торгуют гости города, там всегда свежайший лаваш, ещё теплый. И мясо, и зелень. Пойду придумаю обед.
Написали с прошлого места работы. Ближайший языковой центр. Нет, меня там всё устраивало – стабильный поток студентов и разнообразие, почти отсутствующая отчётность и регулярная зарплата. Только ставка за час прямо-таки смешная, и почему сотрудники задерживаются там на много лет мне совершенно не ясно. Слёзно попросили выйти, ибо группа провисает и некому её взять. Буду два раза в неделю выгуливать застоявшиеся платья.
10 ноября.
Сегодня праздник у девчат. Сегодня алименты. Двенадцать тысяч на двоих, зато стабильно. Уже немало. Отцу детей за это большое человеческое спасибо. Он старше на 18 лет. Вот что у человека в мозгах – я до сих пор затрудняюсь ответить. Девочка в два раза младше тебя, зачем ты ввязываешься в столь сомнительное предприятие? Хотя у них, у взрослых мужчин, эта магия срабатывает каждый раз.
Я часто хожу пешком. Это излюбленный способ перемещения, причём достаточно быстрый. Свежеоставленный муж называл это «включила третью лисью скорость», поскольку именовал лисой чуть ли не с самый первых дней. Сначала просто из-за цвета волос, а потом и за общую хитрозачатость натуры. «Сказала не брала, значит не отдам» – моё кредо, а выносливость – «способность вынести максимум ценных вещей из помещения за ограниченное количество времени». Я в свою очередь тоже регулярно раздавала ему прозвища, разной степени обидности. Самое невинное – колобок-моджахед. Это когда он бороду уже год не стриг, а голову почти налысо обрил. Лиса и колобок, прекрасная классическая пара. Иногда меня с самого утра торкало на пространные монологи по поводу всего подряд, это называлось лиса fm. Лисье радио. Фенек stand up.
Обещала рассказать про ложь, она же хитрость, хотя я по-прежнему это хитростью не считаю, в отличие от мужчины. Просто разумная осторожность. Ситуация сложилась так, что тайком, но по договорённости со мной, отец детей (первый муж) периодически забирал их из садика. Причём дело было не в том, что нельзя детей забирать в принципе, а в том, что сначала я сама должна была их из садика забрать, а потом в руки отцу передать. Шпионские игры. Вот действующий на тот момент мужчина и пришел в неправедную ярость – он, видите ли, был категорически против. «Ты знала и мне не сказала, значит, ты мне лгала!» Да нет же, я просто промолчала, зная, что это вызовет бурю негодования. «Нет, это подлая и наглая ложь!». Так и не пришли тогда к соглашению. Сложно понять эту странную логику здоровой головой. Но мужчина очень не хотел, чтобы воспитатель знала о том, что в нашей семье существуют ещё какие-то отцовско-мужские фигуры кроме него, царя-императора.
Подозреваю, что дети мне тоже многое и многое не рассказывали. Ради сохранности моей же психики. Однажды в разгар буднего рабочего дня звонит дочь: «Ты представляешь, мы играли-играли с одноклассниками в прятки у нас дома – и вдруг, совершенно случайно – ррраз и выпало стекло из балконной двери! Прямо удивительно! Наверное, это голуби влетели и ударились». Ага, голуби. Финисты. Всей стаей. Рванула домой, опасаясь осколочных ранений. Открываю дверь – и как в сказку попала. В третьем классе они в обязательном порядке носили ярко-синюю форму. Открываю двери – эти синие человечки прыскают в разные стороны и потом робко выглядывают из-за каждого угла. Штук восемь тогда насчитала. Стекло выпало довольно удачно, не разлетелось, а просто раскололось на несколько крупных частей. Сразу вспомнилось как у троллей в «Снежной королеве» попало всем в глаз и сердце по осколку разбившегося зеркала. Хорошо, что не случилось. В поисковой строке на компе висела надпись «где быстро и недорого вставить балконное стекло». Вероятно, тоже голуби лапами натоптали.
Ещё дети скрывали от меня курение, пытались, во всяком случае. В четырнадцать уже бросили со словами (дочь) «ты знала, что курение очень вредно?! Это очень опасно, я на Ютубе видела один ролик, только его нигде не афишируют, наверное, шифруют эту информацию, и ты мне тоже не говорила». Да-да. Мировой заговор. Заманивают в сети.
Между тем врать прекрасно можно и себе самому. Даже прежде всего и главным образом – себе. Я люблю таро, но для самопредсказаний гадать чудовищно сложно. Так и норовишь выдать желаемое за так и было. На редкость убедительно и складно у меня это получается. Но даже понимая, что это ложь, я все равно не готова отказаться от ежедневных раскладов. Без колоды как без органа чувств, если бы кто-то вдруг осмелился её у меня отобрать.
10 ноября вечер.
Мужчины уходят вместе со своими телевизорами. Есть в этом что-то отчетливо фрейдистское, да поправят меня психоаналитики. Но я прямо чувствую, что это что-то корневое, коренное, без чего не мыслит себя мужчина. В первый раз такое случилось неожиданно и некстати. Во второй я просто хмыкнула. В третий – развеселилась. Почему-то им это важно. Это Я купил. Это моё. И не замай. Личная граница.
Жила-была дама приятная,
На вид совершенно квадратная.
Кто бы с ней ни встречался,
От души восхищался:
«До чего ж эта дама приятная!»
Это как раз обо мне сегодня. Отёк на лице после установки импланта принимает причудливые геометрические очертания. Так и до Пикассо недалеко. Вроде бы как нужно позвонить врачу, поинтересоваться, запланирован ли такой исход, но я почему-то жду. Вдруг да сама собой разрешится интрига.
Лимерики – чудесный жанр. Собирай любую галиматью, укладывай в готовую форму и запекай до полной готовности. Литература сродни готовке? Стишки-пирожки.
Сегодня я подумала, что буду первой бабушкой в истории бабушек, которая вопреки всем национальным стандартам, но в соответствии с французскими литературными канонами ждёт внуков к себе в гости с их собственными пирожками (дочь очень вкусные печет). Потому что я вот лично не готова – пусть сами заморачиваются за всё это неподнявшееся тесто и солить по вкусу. У меня даже моральное оправдание моему поведению есть. В моем детстве пирожки бабушкины пирожки были столь прекрасны, что нечего даже и пытаться воспроизвести этот божественный вкус, а жалкая пародия лишь подчеркнет высоту и недосягаемость идеалов.
Пирожки с малиной всегда пеклись только летом – просто какая-то квинтэссенция всего прекрасного в одном произведении. С эффектом синергии, ибо малина сама по себе чудесна, а когда она умножена на бабушкину выпечку – я решительно отказываюсь это повторить. Зимой же наступал черед «семейки»: плотно прижавшихся друг к другу румяных булочек с маком. В ней всегда оказывалось ровно столько мака и сахара, сколько требовалось для эталона. Я долго страдала по маковым цветам. Когда в 90-е резко потребовалось удалить эти трепетные лепестки со всего огорода, то попыталась сохранить хоть один. Не удалось – всё выдиралось безжалостной и твердой рукой.
Одна из учениц научилась делать кольца из эпоксидной смолы. Такая прелесть. Прозрачные, нежные, невесомые, причём ей самой не нравятся. Я выпросила в подарок одно из разноцветной россыпи, крыжовенного цвета. Под цвет собственных глаз. Буду ходить блистать.
10 ноября.
Надеюсь, я не доживу до того дня, когда буду выходить бесконечно с одной и той же репризой три десятка раз за ночь, хотя у некоторых получается. Бывает, напишут люди двадцать-тридцать песен, придумают к ним какой-никакой конферанс, подводки, шутки юмора и шутят их потом ещё сорок лет, не меняя интонаций и последовательности. Пролистывая только города и концертные площадки. Ничего, живут, не жмёт им нигде. Считают себя творческими. Не дай мне, Господи, докатиться до такого. Убей молнией загодя.
Меня сегодня поставили в тупик вопросом – как ты себе представляешь своего читателя? Какой реакции ждёшь? А правда – как? И какой? С одной стороны, так и подмывает куда-то выложить это всё и смотреть, что из этого получится, притаившись за шторкой. (Мама рассказывала, что в детстве я всегда очень ждала гостей, а когда они наконец приходили, могла убежать, спрятаться в шкаф, да так и просидеть там весь вечер).
Сеанс магии с последующим разоблачением. С одной стороны мне не хочется быть узнанной и с этой же стороны хочу, чтобы все те, кто был и будет упомянуты в тексте, остались безымянными. Не тревожу чужую приватность. А с другой – неудержимо тянет рассказать всё обо всем. Начинаю понимать чувства маньяков, оставляющих фирменные отметки и играющие в эти страшные догоняшки (tag в английском). Тэгните меня. Я искренне буду делать вид, что убегаю.
Как некая игра. Хомо люденс во всей своей красе.
«Сыграть во все игры нельзя одному / Ни мне, ни тебе, никому-никому».
Как минимум нужны зрители. Подумалось про соучастников (тема маньяков не желает уходить).
Кто меня может читать? Кто-то мучительно похожий на меня саму. Самапосебейная женщина средних лет, не отягощенная повышенной ответственностью и обремененная непомерным любопытством, а также страстью к игре словами.
А реакция – какая? Благожелательная, конечно. Чтобы никто иголки под ногти не совал. Исключительно тактично и бережно по относился ко всехним чувствам. Где дают такие интернеты, вы не в курсе?
Писать в стол, в никуда, рушить психику всем близким и знакомым, вынуждая их это прочитывать – тоже такое себе. Писательство – вид энергии, и если не дать ей выход, она снесет всё к чертовой матери. Нева металась как больной. По большому счету это из чувства самосохранения всё делается.
Со стосороквосьмой стороны маячит вульгарнейшее слово – монетизация. Взаимодавец. Удавец. Душеприказчик. Что-то из этого гнезда. А со стосорокдевятой – почему бы и нет.
10 ноября.
Что для меня одиночество? То, к чему я так стремилась последние недели и то, чем я так быстро пресытилась. Говорю себе, что надо хотя бы месяц прожить вот в этом состоянии, прочувствовать его до глубины. Лишь потом, оттолкнувшись от дна, снова всплыть и хватать воздух новых отношений. Боже, целый месяц. Я же с ума сойду! Но я должна узнать саму себя, на что способна, не опираясь ни на кого. Я сейчас не про деньги, не про быт и общую организацию жизни. Это вообще всё давно налажено и не требует вмешательства, идёт своим чередом. Я про морально-эмоциональную сторону. Опять же, про внутреннюю акустику. Всё время говорю сама с собой – в устной, письменной ли форме – так и сосновый бор (местная клиника неврозов) скоро поманит меня, как уже манил однажды. У медведя во бору я феназепам беру. Способен ли хоть один нормальный человек всё время выслушивать мои словоизлияния? (Ой, у меня, кажется, случилось внутреннее словоизлияние…). Или не стоит вообще никого подобной радостью глушить? Не царское это дело – женщину выслушивать, а тем более понимать. И ещё более тем более – вникать во все перипетии и тонкости.
Глава 6
11 ноября.
Фотография – ещё один художественный способ врать себе. Особенно та, что студийная, когда за твои же деньги специально обученные люди будут профессионально льстить и аккуратно щадить самолюбие. Другое дело – случайная неподготовленность или, что ещё хуже, подготовленность. Тут фотография безжалостна. Всё как на духу. Ноги толстые, одежда неудачная, глаза маленькие и общее выражение, как у душевнобольного, тщательно скрывающего этот факт.
С зеркалом игры затевать сложнее. Отрегулировать свет, лучше в сторону затемнения. Осторожно высунуться из-за края рамы. С утра, там конечно же триллеры показывают, но постепенно мрак рассеивается и уже во второй половине дня вполне себе ничего так. Можно спокойно пройти мимо зеркала в прихожей и не отшатнуться в ужасе. Со своим зеркалом как-то постепенно можно договориться. Оно дружественнее настроено что ли, но стоит попасть к кому-нибудь в гости – оттуда опять смотрит какая-то нечёсаная рожа. Требуется прикормка дополнительная. Регулярные энергетические донаты в пользу зазеркальных монстров.
Одиннадцать дней писала сама для себя. Сегодня решила выложить тексты, но только в ограниченный доступ, потому что трясёт и колотит. «Это что-то чудовищное. Нельзя позориться и при этом так переживать из-за ерунды», – мамин голос отчетливо звучит в голове. Ничего ужасного не происходит, но любая публичность – страшно табуирована в семье. Нельзя выносить сор на суд, а всё то, что касается душевных переживаний – это, безусловно, сор, самый что ни на есть. Руки немеют ниже локтя. Плечи как будто закованы. Конкистадор в железном панцире. В животе ворочается ужас. Причём такой древний, что Иштар с Ваалом явно не прошли мимо при его сотворении и внедрении. Все глубокие физические настройки говорят, что это запрещено, ни в коем случае, недопустимо. При этом разум на правах маленького комарика с фонариком таки пытается пробиться и что-то там заявить о свободе слова и волеизъявления. Но где комарик и где Иштар?
Тут надо сказать большое спасибо телесным психологам. За то, что они в принципе догадались обращать на это внимание. Так больно? А тут болит? А если надавить? А что ты чувствуешь? И как-то надо самому себе объяснить – а что я, собственно, чувствую? Каким словом назвать это?
Дано мне тело, что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
Мандельштам, интересно, пошел бы к психологу, если бы жил в наше время? Почему-то мне кажется, что пошёл бы. Судя по стихам, он сама мнительность и неуверенность, другой вопрос, не счел ли бы поэт всю эту индустрию низкопробной профанацией?
При ближайшем, но отстраненном – остраненном – рассмотрении моя жизнь похожа на хождение одними и теми же тропами. Что-то вроде Леса из «Улитки на склоне». Ты ходишь по кругу как зачарованный и даже не понимаешь этого. Замыкается ли он? Нет, он бесконечно путается, петляет. Идешь по своим же следам, видишь их как будто впервые. Хвойно-лиственная сансара.
Я не умею ориентироваться в лесу. Даже зная, что в ста метрах позади огромный лагерь, перемещаясь вдоль просеки или ЛЭП, я могу отойти на двадцать шагов, несколько раз обернуться вокруг пня, собирая ягоды, и всё, вызывайте бригаду, спасаем машеньку. От неё же самой.
Зачем я пишу? Просто не могу не писать. Ощущается как физиологическая потребность. Вот зачем публикую – это уже другой вопрос, но пишу, чтобы увидеть себя саму. Пока пишу уроборос является во всей красе. Я проживаю некие события, и я же говорю об этом. Запускается новый цикл ощущений, проживаний, переживаний и пережёвываний. В аналитической психологии уроборос символизирует темноту и саморазрушение, но при этом и плодородность, и творческое начало. Вот как-то так, да. Сегодня прямо-таки день поминания психологов всуе.
А ещё – случалось ли вам когда-либо ненароком вылетать из тела? Мне дважды. И оба раза это были ситуации критические для жизни. В первый раз меня сбила машина, во-второй я особо неудачно грохнулась в обморок. И оба раза отчетливо видела со стороны картину – как подлетаю и разворачиваюсь в воздухе или как вокруг меня суетятся родные, пытаясь привести в чувство. Обратно в тело возвращаться совершенно не хотелось, но выбора не было. Длилось это тоже недолго – секунда или две.
Писанина – это тоже сродни выходу, только чуть более плавному на поворотах, без необходимости умирать в каждой строке. С подробной инвентаризацией увиденного/услышанного/понятого, да и просто повеселиться лишний раз.
Про смерть и её постоянное присутствие. Всё-таки мексиканцы совсем не дураки со своей Санта Муэртэ. Сегодня давайте поговорим про любимых и случайных покойников. Покойники разной степени близости.
Первой была бабушка. Мне исполнилось тринадцать в конце июня, а через неделю, 1 июля она умерла. Вечером прекрасного долгого жаркого июльского дня упала от инфаркта посреди необъятной грядки с клубникой. Скорая, больница, там она и покинула нас, во сне, не придя в сознание. Детство кончилось. На клубнику с тех пор аллергия.
Сорок дней скорби и рыданий. На сорок первый день дед привел в тот деревенский дом и сад, где каждый листок и травинка лежали именно так, как бабушка им повелела, следующую жену. На самом деле она была первой, ещё до бабушки (тогда, в молодости, по её вине погибли их двое малолетних детей, и дед ушёл). Женился снова и вот они все мы. Но власть переменилась, появилась третья, она же первая. Я даже не знаю, можно ли было ещё размашистее плюнуть нам всем в душу. Азог-осквернитель. Взрослые ещё какое-то время ездили в деревню помогать с урожаями, мы, дети, перестали там появляться.
Постепенно не стало других бабушки и дедушек, но почему-то это уже не поражало меня так глубоко.
Следующая смерть – папин друг. Они всю жизнь дружили, с первого курса. Одновременно женились и обзавелись детьми. Друг был англофил и алкаш по совместительству. Язва, циник, и кажется даже переводчик по профессии. Умница, любящий это демонстрировать. Почему-то я ему нравилась. Нет, не в бунинском смысле, легкое дыхание не пострадало. Но ему всегда было любопытно, что и как я сказану. Учил со мной гимн СССР в первом классе. Усмирял родителей, когда я как-то особо ядрено и ядерно портила им нервы. После сорока стал стремительно и неудержимо спиваться. У него у первого из их компании случился юбилей, полсотни лет. Собралась большая толпа, ресторан, куча старых друзей. Меня там не было, но я написала стихи, песню поздравительную и тому подобную ерунду, а через три дня он повесился. Это надолго отбило всякое настроение писать подобные складные «поздравляем-желаем». Мне исполнилось восемнадцать. Завершилось отрочество.
Снова сковало панцирем плечи. И руки похолодели. Видимо, рептильный мозг опять считает, что вытворяю недозволенное и нельзя выдавать сокровенное. Придётся ему смириться и простить меня.
Третий покойник – муж. Нет, он не у меня на руках скончался, а у следующей, более молодой жены. Версия 5.0 или сколько там. Прожив полтора года вместе, до ЗАГСа так и не дошли, хотя заявление подавали. Характером обладал премерзким, ревность шкалила. Если по шкале Рихтера – то это все 25 магнитуд. Мне тогда двадцать пять исполнилось, а ему пятьдесят два, сплошные зеркала. Хотя если бы я связалась с младенцем больше чем на четверть века младше себя, тоже бы с ума сходила от ревности. Другой вопрос, что я бы не связалась. Мы разъехались. Он по быстренькому сориентировался и сошелся с девочкой ещё моложе. Из странностей вспоминается мучительная привязанность к моим детям, особенно к сыну. Мог невзначай подкатить на детскую площадку, где мы обычно гуляли по вечерам, пришлось устроить скандал, чтобы отбить охоту совершать подобные вылазки. Через год у молодой жены родилась дочка. Ещё через год у него оторвался тромб. Её это надолго и всерьёз подкосило, а я лишь отметила для себя начало смутных времен междуцарствия. Но бестелесное его присутствие я отчетливо чувствовала ещё несколько лет. Он был по-прежнему ревнив и любил моего сына как родного.
Дальше с миром или без мира упокоившиеся уже мелькают как верстовые столбы.
Последняя, о ком я хотела бы рассказать – сестра Брендана, австралийца (австралитянина, как выражалась администратор хостела, «сегодня трое австралитян заселились»). По плану Брендан должен был приехать в Екатеринбург в начале ноября. Но 29 октября его сестра покончила с собой. Молодая красивая женщина, тридцати пяти лет, мать двоих подростков, старшая дочь и младший сын. История сама по себе уже чудовищная. Но ещё больше меня поразил вот такой нюанс. Брендан раненым зверем ломанулся через полмира к себе домой (из Баку в Мельбурн со сколькими-то пересадками). Самолет сильно задержался, и когда он наконец прилетел, последний автобус до его захолустья в двухстах километрах от Мельбурна уже давно ушел. Звонок родителям и ответ: «Ты же можешь переночевать там где-то, в гостинице, и завтра доберешься сам на автобусе». Блин. У вас только что погибла дочь. Ваш единственный сын не был дома пару лет. Он так долго добирался к вам, но нет ни одного шага навстречу. И когда я всем лицом изумилась в ответ – неужели у тебя настолько ужасные отношения с родителями? «Да нет», – ответил он. «Я очень люблю их. Они очень любят меня. Но это не повод ехать вечером в другой город». В этот момент я подумала, что, наверное, не просто так сестра решила повеситься, и в чём-то я её понимаю. И как я могу доверять и доверяться такому человеку?