Тардрагон. Повелевающие огнём

Жить приходилось в домике Веллы. Убранство дома сочетало бежевые, светло-зелёные и золотые оттенки с тёмно-коричневой мебелью. Светлые оттенки всё чаще напоминали о Вивьен – тяжело было смириться с тем, что принцессу я теперь видела довольно редко. Но часто слышала о её успехах – то она посетила госпиталь, то организовала благотворительный обед со сбором средств для храма. Пока Трэвис вёл политические дела (и какие-то дела с моим отцом, раз он приезжал вчера в поместье), Вивьен только и успевала обустраивать жизнь простого народа. Она давно мечтала об этом.

Войдя в личную купальню, я с трудом забралась в неё. Мышцы не слушались, голова болела, к горлу подступала тошнота. Всю ночь я не спала, вспоминая наш вчерашний с Трэвисом поцелуй. И разговор, который закончился так внезапно. Мысли об этом не давали расслабиться. Но ещё больше выводило из себя чувство беспомощности. Оно, словно снежный ком из ретриханских краёв, росло с каждой секундой, а потом просто взрывалось, осыпаясь мелкими, до боли режущими крупицами.

Злило всё: желание Трэвиса сделать из меня фаворитку, мои чёртовы принципы, опасности, которые сопровождали короля, жизнь рядом с отцом. Поэтому заснула я только под утро.

Проснувшись, я взглянула на себя в маленькое зеркало, висевшее на стене. Под глазами скопились тени, лицо приобрело сероватый оттенок, казалось, будто меня только что достали из могилы, воскресив. Глаза потеряли всякий блеск и признаки жизни. Вместо меня осталась безжизненная оболочка.

Сжав зубы до скрипа, я пыталась заглушить нарастающее раздражение, но его волны приближались с каждой секундой. И в один миг просто разбились о волнорезы. И тогда я замахнулась и с силой ударила кулаком по зеркалу, лишь бы не видеть себя такой. Оно осыпалось градом осколков, на один из которых я случайно наступила, взвыв от боли. Теперь саднила не только рука, но и нога.

Я закричала, пытаясь хоть как-то выплеснуть эмоции. Военное дело спасало ещё и тем, что помогало справляться с эмоциями: гнев направляла на врагов, раздражение – на тренировочную стрельбу из лука, а злость – на бег.

Прекратив надрывать голосовые связки, я обессиленно опустилась в купальню и, доставая осколок из ноги, умудрилась сильнее поранить руку.

К чёрту.

Выбравшись из купальни, накинула ночное платье и поковыляла в комнату. Там в шкафу лежали травы и ткани для обработки ран.

Чуть больше недели прошло с Бала Сновидений, за это время мы с Юлианом ещё раз посетили салон мадам Мон Пари и успели наведаться к морякам, которые в пятницу вернулись с моря с богатым уловом. Всю субботу на рынке торговали рыбой и морепродуктами, и я соблазнилась на покупку щуки, за что получила строгий выговор отца. Он не преминул влепить мне крепкую пощёчину за то, что, по его словам, я притащила домой вонючие покупки, приобретённые за его денежные средства. Жалование-то мне больше не платили, после ухода из армии.

– Леди должна приносить платья из магазинов, а не эту гадость, – брезгливо произнесла Береника, поморщившись. Она с небывалым удовольствием следила за тем, как слуги по приказу отца выкидывали такую дорогую и вкусную рыбу.

Ещё в академии я научилась готовить щуку в сметанном соусе – своё любимое блюдо – и хотела порадовать старших братьев чем-то вкусным. Поэтому назло отцу вновь наведалась на рынок, купив новую рыбину. На этот раз оказалась умней – самостоятельно приготовила блюдо в домике и пригласила братьев на ужин. Юлиан притащил бутылку бурбона, Феликс поворчал на младшего брата за его пристрастие к спиртным напиткам, а на меня за то, что ослушалась отца, но после впился в кусок рыбы, бурча что-то про «пиявку, которая безумно вкусно готовит».

Неугомонные близнецы, подглядевшие за нами, доложили отцу о том, что я снова его ослушалась. Однако на этот раз он не пришёл «разбираться» со мной – видимо, был слишком занят прошедшим разговором с Трэвисом. Их объединяли какие-то дела, и это совершенно не нравилось мне. Корнак мог втянуть короля в авантюру.

«Он сможет постоять за себя», – убеждала я себя.

Обработав и перевязав раны, я направилась в столовую и села за стол, накрытый для завтрака на одного. Привычка завтракать в компании – с командой «Орион» в академии или в королевской столовой с Трэвисом и Вивьен – не покидала. Однако в семейном поместье никто не спешил завтракать со мной. Даже в главном доме каждый завтракал в одиночку. Я и раньше догадывалась, что Сильвермунов сложно было назвать семьёй, а с возвращением в поместье эта мысль и вовсе укоренилась в моей в голове.

Нехотя пробуя молочную кашу, я заметила комод, что стоял в гостиной и хорошо просматривался из столовой. На нём лежал амулет в форме пятиконечной звезды с ярко-синими камнями по ободку. Амулет ведьмы. Я не решилась вернуть его «воскресшей» хозяйке. Вместо этого, проводив вчера братьев после ужина, полночи промучилась с разгадкой тайны украшения. Оно излучало магию, словно заговорённое. Раньше я не ощущала этого – амулет всегда был спрятан. А после внезапного появления Весмы я вытащила украшение из шкатулки и обнаружила в нём магию – трепыхающуюся, пылающую, готовую вырваться в любую секунду.

«Это не ведьмовская магия». По крайней мере, раньше бы я так и сказала. В академии мы изучали природу магии, подвластной каждому живущему на континенте, будь то ведьма, полуночник или маг. Ещё месяц назад я бы сказала, что знаю, на что способна каждая из рас. Боги, создавшие континент, обладали силой, которую передали трём расам.

Почитаемая и любимая многими богиня любви, мудрости и плодородия Видая создала магов – такие ходили легенды. Магия, которой обладала она сама, передалась нам всем. Целительство, так ловко освоенное Катрин, являлось светлой магией, доступной только магам. Полуночники редко осваивали «светлую сторону», а ведьмы и вовсе обходили её стороной. Им полюбились стихии, которыми баловался Грагат – младший из богов. И доигрался однажды!

Я хмыкнула, отставив в сторону тарелку с недоеденной кашей. Кофе постигла та же судьба. А меня ждали книга заклинаний и амулет Весмы. Стоило вернуть хозяйке её вещь. Но прежде я решила попробовать кое-что ещё. Что-нибудь из той прекрасной семейной книги, которую удалось стащить из библиотеки Сильвермунов.

«Prohibitus Magicae». Запрещённая магия. Та, которую миру подарила богиня смерти Лорелея. Благодаря ей на земле появились Духи, в общество магов просочилась некромантия, с изучением которой я справлялась лучше всего. Её ещё в древности прозвали тёмной магией, и лучше всего она работала именно ночью. Лунной ночью. Вот почему полуночники, получающие силу из лунного света, легче осваивали эту науку.

Запретные защитные заклинания, как в книге «Prohibitus Magicae», относились к тёмной магии, подаренной Лорелеей, а вот боевые и защитные заклинания, допустимые в битве и при обороне, вместе с войной пришли в наш мир благодаря Боману – богу войны.

Но самые интересные дары преподнёс Арон – бог солнца. Кроме тепла и света, радующих жителей континента, Арон создал артефактику (магию украшений, амулетов и иных чудесных артефактов). Маги, осваивающие прикладную магию, могли создавать самые необычные вещицы, цены которым не было.

Правда, о магическом оружии ходили разные легенды: одни верили в то, что оно, как и первые артефакты, создано богом Ароном, другие утверждали, что первое магическое оружие было выковано Боманом – богом войны. Какой бы легенды ни придерживались жители Тардрагона, доподлинно известно лишь одно – оружие, которым военные сражали Духов, создавали кузнецы-маги, освоившие в своё время артефактику.

Усевшись на полу в центре гостиной, я раскрыла книгу заклинаний. Страницы, исписанные мелким почерком, кое-где пожелтели, порвались, надписи расплылись от капель свечного воска. Я попыталась отыскать в книге что-то, что позволило бы разгадать природу магии, заключённой в амулете. Ведьмы обладали не только прекрасными способностями к тёмной магии, но и могли использовать артефактику – накладывать запрещённые заклинания, заговаривать вещи на удачу, защиту и покровительство.

Мой амулет лисицы работал точно так же – надевала бы я его только почаще, а то пылился в шкатулке. Украшение работало как отталкивающее защитное заклинание. Вроде купола, что создавал Фергус, демонстрируя свою силу перед Трэвисом. Только если купол не пропускал магов и магию, то амулет работал немного проще – защита действовала лишь от тёмных сил.

Вдохнув сладковатый запах старой книги, я чуть не поперхнулась морозным зимним воздухом, ворвавшимся через распахнутую не то магией, не то мощным ударом ноги входную дверь. Вихрем подскочив с ковра, я оказалась у входа в гостиную и захлопнула дверь, позволяющую скрыть от незваного гостя приготовленную к несостоявшемуся ритуалу атрибутику. Карие, практически чёрные глаза старшего брата оказались так близко, что я невольно вздрогнула, заметив в них тени недоверия.

– Что-то нужно? – дерзко произнесла я.

– И тебе доброе утро, пиявка, – усмехнулся брат.

Феликс заглянул мне за спину, будто пытаясь разузнать что-то сквозь наглухо закрытую дверь в гостиную. «Охотничье чутьё». Затем он скользнул взглядом по перебинтованным руке и ноге, в немом вопросе вскинул брови, но ничего не сказал.

– Не хочешь потренироваться? Как охотник с охотником.

– Я лучница, – огрызнулась я.

– Да брось! – ответил Феликс. – Из лука ты меня сразу застрелишь, и будет не так интересно смотреть на твоё поражение.

Моё поражение?

Брат, видимо, издевался надо мной. Из всей семьи я единственная служила в гвардии королевства.

Всех старших детей семьи Сильвермун тренировал бывший генерал армии – Курт Сильвермун. Дедушка. От воспоминаний о нём в груди разлилось тепло. Но даже тренировки с бывшим генералом, который часто давал слабину, видя, как внуки изнывали от тяжёлых упражнений и словно поставленных в театре, безумно интригующих, разыгранных битв, не сделали из Феликса, Веллы и Юлиана первоклассных воинов. Охотников – да, но не воинов.

И с моим приходом в армию между нами образовалась огромная пропасть. Охотников обучали выслеживать и убивать Духов – тайно, быстро, чётко. Эти действия были не сравнимы с открытым боем, когда приходилось защищаться порой настолько неожиданно, будучи неподготовленными вовсе.

До войны, объявленной покойным королём Грегором шесть лет назад, охотники являлись первыми людьми в королевстве, потому и ценились такие семьи больше обычного. Охотники и разведчики часто работали вместе – добывали информацию, использовали магические вещицы вроде компаса Сильвермунов. Все клинки охотников тоже были магическими. Даже те, что отец подарил нам.

Я не упустила шанса осмотреть кинжал в ножнах из коричневого бархата, что не ускользнуло от Феликса. Брат расплылся в самодовольной улыбке. Оружие лежало на виду – на комоде в парадной, каждый раз напоминая о том, чего я с облегчением лишилась несколько лет назад и к чему теперь с болью в сердце вернулась. Это оружие словно якорь, связывающий меня с семьёй.

– Хорошо, – я кивнула. – Как охотник с охотником, если, конечно, ты не побоишься открытого боя.

Я не упустила возможности хищно улыбнуться. Феликс хмыкнул, закатив глаза. И если бы не различия во внешности – его тёмные, цвета воронова крыла волосы и практически чёрные глаза, – впору было бы сказать, что я смотрела на собственное отражение. Резкие черты лица, смягчённые округлённым подбородком и не ярко выраженными скулами, вечное закатывание глаз, хмурый взгляд – в чертах и мимике мы смахивали на близнецов.

Только если в собственном взгляде я всё чаще ловила настороженность и грубость, в его засела тоска. Так глубоко, что, казалось, уже не вытащить её из брата. Феликс никогда сам не заговаривал о смерти супруги, а я лишний раз не желала теребить незажившие раны. Каким бы засранцем ни был братец, в его душе теперь тоже простиралась чёрная дыра. Пустота, которую каждый из нас получал взамен на близкого человека. Фергус приобрёл её взамен на любимую дочь, Трэвис – взамен на мать, я – взамен на бабушку с дедушкой. А Феликсу пустота досталась вместо супруги Лии, погибшей во время нападения на коронации.

Я пообещала брату вскоре присоединиться к нему. Феликс покинул дом, дав мне возможность переодеться и накинуть мундир, обитый мехом. Я забрала кинжал с комода и вслед за ним покинула дом. Нашивка на мундире в виде герба Вадрахана и три маленькие звёздочки под ней. «Капитан гвардии». В который раз промелькнула мысль о том, что отец ещё успеет пожалеть о своём решении вернуть меня домой. Его уже начинало раздражать моё поведение, а что же будет дальше?..

Если его не выведут из себя наши с близняшками ссоры, то я лично сделаю это. Каждый день происходило что-то, за что мне лишний раз хотелось пробраться ночью в покои Нэйтана и Береники и придушить их подушками. Я сжала кинжал в руке до хруста, злость накатывала и отступала, словно бушующее море. Кончики пальцев кололо – не то от злости, не то от недавнего удара по зеркалу.

Сначала я попалась в ловушку, которую Нэйтан установил на заднем дворе. «Да какая из тебя военная?» – насмехался младший брат, стоя на земле, пока я висела вниз головой. Младшая сестрёнка тоже отличилась – наполнила мою купальню кипятком. Как хорошо, что мои инстинкты сработали – и только я оказалась в кипятке, что был готов сварить меня как свежую курочку, охладила его магией. Правда, перенервничав, чуть не застудила себя в ледяной воде.

Оказавшись на заднем дворе усадьбы, который ещё со времён дедушки считался тренировочным местом, я осмотрела его на наличие ловушек, которых на этот раз здесь не оказалось. Кинула оружие на землю и немного размяла затёкшие мышцы. Давно уже не тренировалась, а в открытом бою участвовала последний раз во время нападения Духов на коронации.

Дубы, окружавшие задний двор, раскинули голые ветви, гнущиеся к земле от сильного ветра, который путался в волосах и тащил меня невидимой силой вперёд. Только наступило утро, а небо уже затянулось снежными чернильными тучами. Стараясь не обращать внимание на пробирающий до костей холод, я продолжила разминку перед боем.

– Придумала, как сбежать отсюда? – нарочито громко поинтересовался Феликс, сверкнув тёмными глазами. В преддверии грозы он становился по-особенному мрачным. Оставив вопрос без ответа, я закатила глаза.

Это вызов?

Я взглянула на длинный меч с рукоятью в виде крыльев летучей мыши в руках старшего брата. Мой клинок против такого оружия – игрушка. Но что-то мне подсказывало, что лучше лишний раз не попадаться на уловки Феликса. Немного хитрости и ловкости, и даже с моим клинком возможно выиграть бой.

– А что мы всё обо мне? – я подобрала с земли оружие и, нарочито медленно осмотрев его, подняла глаза на Феликса. – Как твоё состояние, брат? Оправился после гибели супруги?

Запрещённый приём – бить по больному. Но всегда действенный. Меня учили драться по-всякому: благородно и с честью, как это делали настоящие воины – за это большая благодарность моему дедушке и генералу Энгельсу; а королю Грегору, который считался лучшим воином в Вадрахане наравне с генералом армии, спасибо за приёмы, которыми получалось сражать врага как можно суровее и больнее.

Лицо Феликса помрачнело – казалось, тучи, собравшиеся над нами, сконцентрировались лишь над его головой. Ещё немного, и брат вызовет бурю, не справившись с эмоциями. Его глаза снова сверкнули. Секунда – и первый удар не заставил себя ждать. Я ловко увернулась от него, нырнув брату под руку, развернулась и парировала мощный удар Феликса. Руки, которыми я держала рукоять клинка, задрожали от напряжения – очень опрометчиво было с моей стороны сражаться клинком против меча, да ещё и с раненной рукой.

– Нравится злить отца? – поинтересовался брат, скользя по заднему двору, словно по замёрзшей реке.

Он ещё спрашивал. Конечно! Я усмехнулась, защищаясь от очередного удара. Удар – защита. Ещё один удар, и снова мои руки задрожали, приготовившись в любую секунду выпустить клинок. Мы скользили по двору, и это больше напоминало танец – чувственный, живой, наполненный не авантюризмом или любопытством, а злостью, болью и… местью?

После нескольких неудачных попыток перейти в нападение, я вернулась к обороне, отражая злость Феликса. За ним следовала погода – чернильные кляксы простреливали небо молниями и готовились разразиться дождём. Словами о Лие я пробудила бурю в его душе, поэтому приходилось обороняться. Нападение в таком положении с трудом представлялось возможным. Однако…

Пришлось давить, пока не заболит.

– Подожди, это я ещё не рассказала отцу, что у него мог родиться восьмой ребёнок, – позволила себе мимолётную ухмылку в ответ.

Феликс застыл, в глазах отразился страх, сменившийся треском молний, мелькнувших за моей спиной. Раскат грома раздался совсем близко к дому, и я вздрогнула от неожиданности, но вовремя пришла в себя, воспользовавшись замешательством брата. Вскинула клинок, чтобы отразить удар меча, который вряд ли выдержу, и молниеносно подалась Феликсу навстречу, наступая на ногу.

Брат скривился, и звук стали оглушил меня. Оружие схлестнулось в битве. Я вновь нырнула ему под руку, но лезвие меча успело задеть плоть. Я зашипела от саднящей боли на щеке. Нежелательная буря эмоций накатила, словно я выпила добрую половину бутылочки омы, которую Хелена хранила в ящике тумбочки в академии. Пнув со всей силы брата под колено, я развернулась и заметила, как он, потеряв равновесие, упал на колени.

Грудь распирало от опьяняющего чувства триумфа и накатившей злости, что шумными волнами, как море в Шактахане, плескалась у ног. Тяжело дыша, я приблизилась к брату и, склонившись над ним, схватила за тёмные волосы и оттянула голову Феликса назад. В тот же миг у его шеи сверкнуло лезвие клинка, и меч выпал из рук брата.

– Ловкость и хитрость, – прохрипел он, закашлявшись в унисон с очередным раскатом грома. – А я всего лишь хотел потренироваться… – обиженным тоном добавил Феликс.

Я хмыкнула, выпуская волосы брата, но не убирая оружие от его шеи. Это чуть не послужило причиной появления раны на горле Феликса. Он дёрнулся. В одно движение перехватив кинжал лезвием к себе, я сжала его – теперь на ладони останется порез. Боль помогала чувствовать жизнь. После дачи клятвы я стала чувствовать её чаще – каждый раз как что-то не нравилось отцу.

Клятва требовала полного подчинения, и каждый миг непослушания отдавался ноющей болью в рёбрах. Душащее ощущение не отпускало с того самого дня, когда я очутилась в гостиной главного дома и совершила одну из самых больших ошибок. И даже сейчас, после небольшой тренировки, я могла похвастаться тяжёлым прерывистым дыханием, словно пробежала от Утёса до дворца Вадрахана.

Приставив рукоять клинка к подбородку брата, я повернула его лицо к себе. Феликс всё ещё стоял на коленях, улыбаясь. Но неожиданно в его глазах мелькнул звериный страх, брат застыл, уставившись на нечто за моей спиной. Ужасающий холод, который можно испытать лишь при столкновении с Духом, сковал раньше, чем я услышала позади хлопки. Обернулась так круто, что клинок выпал из рук, воткнувшись в сырую землю. Перед нами стоял Корнак Сильвермун, и прямо в этот момент за его спиной сверкала молния.

Как долго он находился здесь? Сердце учащенно забилось в груди от одной лишь мысли, что отец мог услышать мои последние слова о нерождённом ребёнке. Когда-то я негласно поклялась хранить это в тайне, и никоим образом не желала подводить брата, но злость, охватившая меня в разгар лёгкой битвы, затуманила разум. Язык мой опережал мозг, чего точно не должно было случиться с воином.

– Нам нужно поговорить, Пенелопа, – сухо сообщил Корнак. Я сглотнула – во рту порядком пересохло.

Корнак развернулся на носках, туфли его утонули в сырой земле, но это не помешало отцу гордо прошествовать в сторону главного дома семейного поместья. Я вынула клинок из земли и последовала за Корнаком, не желая испытывать его терпение. Злость отца накаляла воздух, и с каждой секундой мне становилось всё труднее дышать. Обогнув главный дом, мы вошли со стороны отцовского крыла. Преодолевать каждую деревянную ступень у входа приходилось с таким трудом, словно я только что вернулась после тяжёлой битвы с Духами, которые вытянули из меня все силы. Ныла каждая клеточка тела. Так работала клятва, которую у меня вошло в привычку понемногу нарушать.

Не входить в главный дом без разрешения. Когда меня это останавливало? Я увлечённо искала книги с заклятиями в библиотеке – и одну из них самовольно стащила. Что-то заставляло Корнака злиться на непутёвую, отречённую от семьи дочь, а меня – задыхаться в приступе агонии.

Преодолев ступеньки и шагнув в просторную парадную, я опёрлась на комод. Отец уже ждал в гостиной, но мои ноги словно приросли к полу, не желая подчиняться разуму и сигналам мозга.

– Нравится?

Я вскинула голову, встретившись с насмешливым взглядом отца. Корнак вышел в парадную, одетый в наряд, обычно предназначавшийся для поездок в другие королевства Тардрагона. Чёрные брюки, плотный камзол грязно-фиолетового цвета, расшитый серебряными нитями, и кафтан с меховой отделкой, который он передал служанке, застывшей перед ним в реверансе.

– Госпожа… – служанка протянула руку, готовая принять мой мундир, обитый мехом.

– Пенелопа ненадолго, – отрезал отец, и служанка вздрогнула, присев в книксене сначала перед ним, потом передо мной.

– Госпожа, я принесу… мазь, – светловолосая женщина в длинном голубом платье с белым фартуком неловко протянула руку к моему лицу, но вовремя осеклась и показала на своём лице место, где у меня находилась рана. Правда, этого и не требовалось – щека и без того мучительно горела.

Корнак схватил служанку за руку, одёрнув.

– В этом нет нужды, – процедил он в лицо женщине. Она пробормотала извинения, сопроводив их ещё одним книксеном, а потом удалилась из парадной, унося кафтан Корнака. – Идём, – это была не просьба.

Ноги с трудом слушались, каждая секунда растягивалась в вечность, казалось, кто-то крепко сдавливал горло, перекрывая доступ кислорода. «С этим нужно заканчивать». И отнюдь не послушанием.

Оказавшись в гостиной, где ещё недавно очнулась после предательства сестры, я плюхнулась на мягкий диван. Моё внимание захватило трепыхающееся сияние огня в камине, на отца я старалась не смотреть. Лишь слышала, как тот гремел стеклянным графином – вероятно, что-то наливал.

– Неплохое сражение с Феликсом, – в голосе на удивление не было насмешки. И наконец-то впервые за долгое время у меня получилось сделать полноценный вдох.

Услышать подобное заявление от отца было равносильно вновь вспыхнувшему Тардрагону. Только теперь уже не от магии бога Грагата, а от моего изумления. Я слегка приоткрыла губы, намереваясь как-то ответить, но не смогла подобрать слов и решила, что наилучшим решением станет просто промолчать.

– Он всё мнит себя лучшим охотником Вадрахана, – съязвил Корнак, обойдя диван и приблизившись к каминной полке с часами и зеркалом.

Я посмотрела на отца – его неизменно холодные серые глаза, словно лезвия, пронзали меня, оставляя в душе глубокую рану. Будто он не хвалил, а ругал меня. Однако дышать становилось легче, и щемящее чувство в груди утихало, оставляя лишь лёгкое покалывание в области бешено бьющегося сердца. В гранёном стакане отца плескалась жидкость соломенного цвета, бликующая золотом от всполохов языков пламени из камина. Бурбон. Видимо, Юлиан унаследовал любовь к этому напитку от отца.

– А оказывается, дражайшая покойная матушка оказалась права, – он произнёс это с таким презрением, что у меня невольно забегали мурашки по коже. Как можно так говорить о матери?..

Как оказалось, можно. Впрочем, моя мать пыталась убить меня во младенчестве, сбежала из семьи, оставив на попечение этого несносного тирана, а потом оказалась шпионкой вражеской стороны. Наша бабушка не питала особой любви к отцу, однако была всё время (ну или почти всё) рядом и не пыталась убить его, даже когда он относился к ней не совсем подобающим образом.

– Удивили меня именно старшие дочери, – завершил мысль Корнак.

Я хмыкнула, немного расслабившись. Тяжесть в груди всё ещё висела грузом, но уже не мешала свободно дышать. Я сложила руки на груди и закинула ногу на ногу, но тут же почувствовала раздражение отца, витающее в гостиной. Даже огонь в камине нервно вздрогнул.

– В кои-то веки не младшие, да? – я усмехнулась, вдыхая искрящийся от напряжения воздух, впервые наслаждаясь гневом отца.

Брови Корнака сдвинулись к переносице, кадык дёрнулся. Он медленно сделал глоток бурбона и смерил меня уничтожающим взглядом, под которым невольно захотелось вжаться в мягкую обивку дивана.

– Валнеррия поступила благоразумно.

Сегодня наступил день неожиданных фраз. Второй раз за последние десять минут я почувствовала себя донельзя странно рядом с Корнаком, который признавал очевидные вещи, о чём раньше предпочитал умалчивать.