Молчание богов

Утром, после разговора с Сетом Ханеб проснулся в траве у реки. Хорошенько потянувшись по привычке он сел, задумался и первым делом решил забрать из тайника половину камней и продать их гранильщикам, а на вырученные деньги снарядить большую лодку с товарами и отвезти их на юг, к отверженным. Он хорошо знал их нужды и доставит им именно то, в чем община нуждается. Умываясь на берегу, а затем жуя сухие лепешки, он вдруг решил, что посетит дальнего своего родственника, жреца Захора и задаст ему некоторые вопросы.

Собравшись в путь Ханеб вышел на дорогу и оглядевшись внутренним зрением посмотрел вперед и увидел, что недалеко от "трех братьев", куда он направлялся, по дороге шли двое и они двигались, вероятно, из села. Он полетел и приближаясь к скалам замедлил полет, опустившись наземь прямо за спиною односельчан, которых сразу узнал. Стоя на дороге Ханеб просто дожидался когда они уйдут и скроются из вида, когда вдруг один из них оглянулся и заметя его закричал. Тут же оба они бросились бежать прочь от него, сопровождаемые смехом Ханеба. Когда они скрылись он, считая шаги, пошел к среднему из "братьев".

Полдень еще не наступил, а Ханеб уже стоял в храме, дожидаясь когда вернется храмовый раб, посланный им за жрецом. Захор шел к нему, издали приветливо улыбаясь, но поскольку Ханеб уже умел читать ауру людей, то понял, что улыбка его троюродного дяди лжива и, вероятно, лжива вся его жизнь. В его ауре совсем отсутствовал зеленый цвет, но именно этого цвета было достаточно в ауре шедшего рядом с ним раба. Он и дядя обменялись ритуальными приветствиями и Ханеб отдал ему серебряную монету для нужд храма, как обычно делал. Захор провел его в малую комнату, где они всегда разговаривали, и сделав приглашающий жест, первым уселся на ковер, скрестя ноги. Ханеб примостился напротив него.

– Ну, рассказывай. Как жена, как сын? – начал он обычные свои расспросы.

– Я ушел от жены, я покинул свое село и не собираюсь туда возвращаться, – честно и без предисловий начал говорить Ханеб и лицо дяди застыло от изумления. – После того как вчера я попытался раскрыть им правду о богах все село ополчилось на меня и жена отвергла меня.

– Какую правду? – угрожающим шепотом спросил Захор и в нетерпении подался вперед.

– Зачем вы, жрецы, сотни лет лжете людям об Осирисе и Изиде? Для какой цели вы придумали эту сказку? Я говорил с древними богами, они сказали мне, что человеку не позволено создавать себе богов. Это приносит миру и людям одни несчастья.

– Ты говорил с богами? – зло рассмеялся Захор.– Кто ты такой?

– Кто я такой? – медленно переспросил Ханеб и злость овладела им оттого, что понял он – опять не к тому обращается. – Хорошо, я покажу тебе, кто я. Я, например, знаю, что монету, которую я тебе дал, ты сегодня пропьешь. Еще я знаю, что на окраине города есть домик, куда ты часто приходишь. Там живут бедная вдова и ее дочь, почти ребенок, но она твоя наложница, ее матери пришлось пойти на это, чтобы выжить. Могу рассказать еще…

На лице Захора внезапно отразились стыд и гнев, оно покраснело, на лбу вздулись вены, он вскочил на ноги с трясущимися руками.

– Ты… ты.. Кто ты такой? Ты не Ханеб!

– Да, теперь я другой и потому называю себя Ханеб-Атон, ибо посвятил себя великому солнцу, которое действительно есть в отличие от богов, придуманных вами. Боги вернули мне память о том времени, когда я был жрецом в этой стране много тысяч лет назад. Правда, тогда она иначе называлась и в ней рядом жили два совершенно разных народа, которые позднее слились. Но правили тогда белые люди. Неужели в ваших папирусах о том времени ничего не сказано? И я тоже был белым и правил вместе с фараоном. Но в то время белые жрецы были настоящими жрецами, не сравнить с нынешними. Они действительно многое знали и умели. Рядом с ними вы, нынешние, – просто слепые котята. Так ты расскажешь мне о том как случилось, что мы забыли правду о богах и кто первым измыслил и распространил великую ложь?

Не видя никакого отклика Ханеб прервал монолог и прислушался к мыслям дяди. Там царили сумбур, страх, ненависть и при этом не было ничего того, о чем он так желал знать. Захор оказался почти столь же невежествен как и его односельчане, Ханеб лишь впустую потратил время и монету. Меж тем, покуда он ждал ответов на вопросы и размышлял, Захор подбежал к двери и отворив ее истерически закричал: Стража!

Рядом раздался топот ног и было понятно, что бегут двое или трое. Когда стражники показались в дверях Ханеб уже знал как поступит и потому он спокойно улыбался.

– Схватите этого человека! – между тем скомандовал Захор, но Ханеб уже взмыл вверх, под потолок, не меняя позы и улыбаясь, откуда в последний раз обратился к дяде.

– Я не лгал тебе говоря, что знаю богов, а ты не знаешь. Ты злобный невежа, Захор и таковы вы все. Больше я к тебе не приду.

Ханеб засмеялся, наблюдая сверху глупые и испуганные лица четверых, и пожелав исчезнуть, мысленно представил место где хотел бы оказаться. В следующий момент он уже стоял там, но это действо потребовало от него гораздо больше энергии чем левитация. Ему стало жарко, захотелось пить и отдохнуть. Но на последнее у него не было времени, поскольку он уловил мысли Захора – тот поднял на ноги всю городскую стражу и она уже разыскивала его. На одну монету он купил себе на рынке много лепешек и целый кувшин молока, часть которого залил в свою походную тыкву. Поев он отправился в квартал ювелиров, ощущая спрятанные под одеждой камни.

Уже вечером Ханеб закупил все, что хотел, приобрел даже новую большую лодку, рассчитанную для перевозки пятнадцати человек. Помимо фруктов и муки с пальмовым маслом в дорогу для себя и лодочника, он закупил топоры, мотыги, серпы, а также слитки бронзы, меди и самые простые украшения для меновой торговли с неграми.

Они отчалили когда солнце садилось, несмотря на недовольство лодочника, которое, впрочем, прекратилось сразу после того как Ханеб добавил ему монету. Стражники могли схватить его в любой момент и весь день Ханеб оглядывался и прислушивался, а сонного его нетрудно было бы скрутить. У жрецов повсюду глаза и уши и потому надо было покинуть город как можно скорее. Лишь подняв парус он вздохнул с облегчением. С севера дул свежий устойчивый ветер и лодка, хоть медленно, двигалась против течения. Глядя на маленький парус, обычный для всех лодок Египта и с детства привычный, Ханеб вдруг подумал о том, что необходимо увеличить его, а кроме того поставить еще один, для чего придется водрузить вторую мачту. Интуиция и простой расчет говорили ему, что все это довольно нетрудно сделать. Сделав расчеты на куске пергамента при свете масляного светильника он показал рисунок лодочнику, но тот с негодованием и недоумением отверг его предложение заявив, что так никто не делает.

– Ну и что с того? – с любопытством спросил Ханеб.

– Если не делают значит нельзя, – с непоколебимой убежденностью ответил лодочник и возмущенно отвернулся, всем видом своим давая понять, что он не желает продолжать этот разговор.

"Все вы таковы и во всяком деле, которое делаете", – с горечью подумал Ханеб про свой народ. Но вслух сказал другое, уже решенное.

– Завтра же я тебе докажу, что это можно сделать, – он уже знал, что потратит на реконструкцию лодки половину дня. но эти траты быстро и с лихвой окупятся. – Завтра обязательно это сделаю!

К вечеру следующего дня лодка шла под двумя парусами и с тентом для защиты от солнца. При том же ветре скорость движения возросла более чем вдвое и неоднократно Ханеб ехидно спрашивал лодочника: Так почему нельзя? Последний только отмалчивался. Ханеб всем существом своим чувствовал, что вступил в новую, совершенно осмысленную жизнь, он ощущал свободу, внутреннюю силу и громадную энергию, которая мощным потоком текла по его телу от земли к небу и от неба к земле. Приподнятое настроение не покидало его.

Отверженный

Уже пять лет Ханеб прожил в той общине "отверженных", куда его когда-то доставили на звездолете. Его приняли как равного себе и как своего. Ему исполнилось двадцать четыре и он уже завоевал себе авторитет совершенно того не добиваясь. Во-первых, благодаря своим новым способностям общения с богами он стал незаменим в деле предсказания погоды, вызывания дождя, прогноза политической ситуации и управления ею. Положение общины, со всех сторон окруженной негритянскими полудикими племенами, полудикими в результате сотен лет общения с общиной, или недавно пришедшими в эти края, а потому совсем дикими, нельзя было назвать простым. И тут необходимо было постоянно заниматься своеобразной политикой понятной дикарям, используя совершенно простые и безотказные средства.

Во-вторых, люди общины понимали, что каждому человеку необходимо следовать своей судьбе, которую при рождении определили боги и когда приходила пора принимать важные жизненные решения они хотели знать волю богов, чтобы не ошибиться. С тем они и обращались к Ханеб-Атону. Фактически, он стал вторым жрецом общины и все, в том числе первый жрец это признали, хотя некоторые из "отверженных" называли его первым. В ответ на то Ханеб-Атон всегда высказывал свое несогласие. По роду основной своей деятельности он не мог быть жрецом, половину своего времени проводя в разъездах, совершая поездки к низовьям Нила. Эта деятельность была чрезвычайно нужна и выгодна общине. Туда ему достаточно было сплавить плоты из деревьев, срубленных в верховьях Нила, где росло немало великолепного леса. Для сопровождения плотов Ханеб брал в дорогу от двух до четырех мужчин, а сам управлял лодкой, загруженной в основном слоновой костью. Но ступив на египетский берег плотогоны прекращали даже между собою всякие разговоры, чтобы не выдать свою тайну – ведь никто из них не знал языка страны. А всем тем, которые пытались с ними говорить Ханеб-Атон отвечал, что все его работники глухонемые. Обратно возвращались все в одной лодке, всегда перегруженной.

И дерево и слоновая кость всегда ценились в Египте и потому пустыми они никогда не возвращались. Обычно назад обязательно везли ткани, украшения для негров. оружие, наконечники копий и стрел и бронзовые слитки. Меновая торговля помогала "отверженным" поддерживать хорошие отношения с соседними негритянскими племенами и проводить среди них выгодную политику. А древний закон саванны был прост и понятен: или торговать или воевать. Старейшины общины не заблуждались насчет дикости соседей, необузданности, бесчеловечности и древнее предание говорило о том, что когда община переселилась в верховья Нила, бежав из Египта от черных жрецов нового культа Осириса и Изиды, на новом месте сразу же вспыхнула длительная война с двумя племенами, которая завершилась девять лет спустя после многих жертв с обеих сторон, бесплодных неоднократных переговоров, подарков и предательства. "Отверженных" и тогда было сравнительно немного и они не смогли бы создать даже небольшого государства, чтобы сдерживать натиск дикарей.

Всего тридцать с небольшим деревень группировались вокруг небольшого города. Основная трудность выживания "отверженных" в этих краях состояла в их малочисленности и старейшины это понимали, но ничего не могли изменить. Тропические болезни ежегодно уносили немало жизней. чаще детских, но более всего наносила урон муха це-це.

Ханеб-Атон, как человек уже изрядно попутешествовавший, предложил всем общинам поселиться на другом берегу Нила, где начинались предгорья, было много леса, зверья и плодородной земли. Хотя тамошние дикари были гораздо опаснее ближних, дружественных, но что в саванне может быть хуже мухи це-це? Кроме того, горы и леса не давали той нещадной жары, как в саванне. Каждый из аргументов в пользу переселения был основателен и рассматривался отдельно и обстоятельно на общих собраниях общины, а затем и советом старейшин, который вынужден был принимать решение "за" или " против" после того как Ханеб-Атон изрядно взбаламутил людей.

После долгого и серьезного обсуждения старейшины нашли предложение разумным, но ни у кого не хватало духу принять окончательное решение, то есть бросить давно обжитые и родные места, идти в неизвестность. Однако, молодежь, легкая на подъем, готова была без раздумий следовать за Ханебом и неоднократно молодые воины заявляли ему о том. Вся община в этом споре в итоге разделилась надвое и чтобы смягчить обстановку и найти всех устраивающее решение Ханеб-Атон как виновник смуты сам же и предложил компромиссное решение.

Минуло три луны после того как на общем собрании он впервые заговорил об этом, и вот на очередном совете старейшин, куда его давно уже приглашали, он выдвинул новое неожиданное предложение. Нежелательно всей общине уходить на новое место, – говорил он. – Лучше сначала послать туда большую часть воинов, которые разведав обстановку на месте и обойдя новые земли, выберут для поселения место наилучшее со всех сторон и начнут строительство укреплений. Ханеб-Атон постарался донести до старейшин мысль о необходимости укреплений, чтобы сделать жизнь общины более безопасной. Он напомнил всем предание о переселении на юг и долгой войне. Все вынуждены были согласиться с ним. Укрепления надо строить из камня – это очень прочно и будет служить века. Но такая работа займет луны времени. Это значит, что воинам следует отправляться в новые земли вместе с семьями, скотом и попутно выращивать рядом урожай.

Старейшины решили отправлять переселенцев в сезон дождей, который начинался почти ровно через луну. Ханеб-Атон предложил поставить его во главе экспедиции и все с готовностью согласились, поскольку никого другого не смели предложить. Ему безоговорочно доверяли и уважали в его двадцать пять лет. Чтобы ускорить переправу на другой берег реки всего отряда Ханеб-Атон заранее позаботился об этом, для чего отправился в селение союзных "умелых" негров, где поселил когда-то спасенную им негритянскую девочку Ньеле.

Это случилось в то памятное первое его путешествие вверх по Нилу, когда Ханеб, бросив прежнюю жизнь, бежал к "отверженным". К тому времени он уже отпустил лодочника обратно, дав тому маленькую лодку и денег, и сам научился вполне сносно управлять большой лодкой, освоив эту науку за недели плавания. Однажды утром, когда лодка находилась уже в верховьях, он вдруг услышал с близкого берега пронзительные детские крики и внимательно посмотрел в том направлении. Два негра тащили к берегу сопротивляющуюся девчонку, которая колотила их и кусала, поскольку знала что ее ожидает. Между тем на крики в воде у берега уже собралась стая крокодилов и было очевидно, что ребенок предназначался им. Тут Ханеб понял чем занимались негры – они приносили жертву своим богам. Крокодилы и были богами, которым дикари поклонялись. Схватив два длинных ножа он взмыл вверх и стрелой полетел туда, где все происходило. Увидя его, голые дикари в ужасе бежали в заросли, бросив наземь ребенка. Оставшись со спасенной Ханеб, не зная как с ней поговорить, просто погладил ее по голове и поняв, что незнакомец не причинит ей зла, девочка прильнула к нему. В дальнейшем она освоила египетский и пару негритянских диалектов, а также много другого, чему научил ее Ханеб-Атон.

Тогда ей было девять, но спустя пять лет она превратилась в невесту и очень привлекательную по понятиям береговых негров. Как ни пытался Ханеб выдать ее замуж она отказывалась, упрямо повторяя, что хочет в мужья только его самого. Ньеле не смущало то, что у него давно была жена в общине и дети." Пусть буду наложницей, – решительно заявляла она, – но только твоею!"

– Но я не смогу часто бывать с тобою, – предупредил он.

– Я это знаю, – стояла она на своем.

Ханеб спросил у богов совета и они отнеслись к Ньеле благосклонно. Ведь через нее и ее будущих детей он окажет благотворное влияние на "умелых" негров. Это племя, издавна жившее на берегу Нила, и правда немало выделялось среди прочих. Их уже трудно было назвать дикими. Они ловили рыбу, разводили скот и доили его, плели циновки, строили хижины и имели понятие о посуде и гигиене.

Ньеле встретила его с великой радостью – ведь они не виделись целую луну, как раз когда свершили обряд бракосочетания по обычаю "умелых". Первым же делом она с огорчением ему сообщила, что еще не беременна.

– Ничего, подожди, – со смехом успокоил ее Ханеб, – боги дадут тебе дитя в наилучшее для этого время.

Когда они оба устали от ласк Ханеб вновь оделся и прихватив привезенные ножи и наконечники направился к старейшине. Последний, как обычно, встретил его радостно и взглянув на дары даже подпрыгнул от восторга.

– Ты всегда даешь нам то, что нужно, – старик потрогал острие одного из ножей и довольно покачал головой, а затем быстро воткнул облюбованный им нож в пышную копну волос на голове.

– Что ты хочешь за это, Ане?

– Мне нужно, чтобы твои люди через луну приготовили для меня на берегу десять толстых бревен, – Ханеб показал руками толщину, – длиною не меньше, чем восемь больших шагов. Бревна должны быть очищены от коры.

Старейшина понимающе кивнул и лукаво взглянул на важного гостя.

– Опять по реке поплывешь, Ане?

– Да, поплыву, но не вниз, а поперек. И со мною поплывут многие воины.

– Как? Много воинов? Сколько?

– Сотня, – улыбаясь ответил Ханеб-Атон, уже зная куда клонит старейшина.

– Поможешь мне, Ане? Мои воины да твои вместе сходят к тем гиенам. Попугаем маленько, а? Чтобы нас боялись. Большой войны не будет, Ане. Не надо большой войны, надо, чтобы они наш скот больше не угоняли. Ты нам поможешь, Ане?

Действительно, Ханебу была хорошо знакома давняя история взаимоотношений двух племен, из которых одно было совсем диким, а другое совершенно недиким. Дикие негры всегда и везде ведут себя как разбойники и уважают только силу. Не продемонстрировав им прежде силу с ними бесполезно о чем-то договариваться. Что такое большая война по понятиям негров Ханеб также понимал, а небольшой войной считался один набег с минимальными жертвами.

– Хорошо, уважаемый, – с показным нежеланием согласился он, чтобы старейшина более оценил его услугу.

Услыша его ответ старик прокричал боевой клич и вскинув руки принялся танцевать танец воина его племени.

– Тогда мы тебе за это приготовим еще столько же бревен, а хочешь – и вдвое больше! – горячо заговорил старейшина.

– Нет, нет, – прервал его Ханеб-Атон. – Лучше сделай это в другой раз, когда я поплыву вниз.

– Как хочешь, Ане. Я всегда правду говорю, ты знаешь.

– Знаю, – подтвердил гость и тут только вспомнил о заготовленных заранее медных кольцах и спицах, которые были самым ходовым товаром в межплеменном обмене саванны. Их можно было носить в носу и ушах и ни один уважаемый в племени негр не мог обойтись без них.

Он молча выложил все это богатство из платка и не слушая в ответ слов благодарности пошел домой. Дом Ньеле он вправе был считать своим. Весь следующий день он перестраивал и расширял дом, который уже нельзя было назвать негритянской хижиной – он более походил на дом какого-нибудь египетского земледельца. За день Ханеб сколотил и склеил лавку и стол из тех тонких и прямых стволов, которые заранее долгое время подбирал. Затем он с наружней стороны острым ножом обстрогал их, чтобы сделать ровней и получить что-то похожее на поверхность. До ночи он едва управился, а назавтра ему еще предстояло построить загон для скота и сарай – ведь следуя его совету Ньеле завела двух дойных коз.

В тот приезд Ханеб пробыл с Ньеле три дня и пускаясь в обратный путь рассчитывал ее увидеть в следующее новолуние. В день его отъезда артель береговых негров уже валила деревья в ближнем лесу.

Бремя власти

На подготовку к походу и сборы в дорогу ушло пятнадцать дней и Ханеб-Атон сам вникал в каждое дело, прекрасно понимая, что в дороге любая мелочь может оказаться важной, даже роковой. Оттого все эти дни он разъезжал по селам с утра до вечера и возвращался домой уставший, но довольный. Хемаат, та самая, что в первый его приезд в общину поднесла ему чашу, а потом обняла его, теперь была ему женой и матерью двух дочерей. В последние дни она пребывала в задумчивости и Ханеб-Атон, подслушав ее мысли знал что ее мучит, но ждал когда она заговорит первой. Приготовления подходили к концу когда она, наконец, сказала.

– Я хочу поехать с тобою.

– Знаю, – спокойно ответил он. – А детей хочешь оставить матери.

Хемаат кивнула и обняла его. Он погладил ее по голове и отстранился.

– Ты ошибаешься, думая, что я уезжаю туда на годы. Просто реже чем прежде мне придется появляться здесь и исчезать. Дела требуют также, чтобы я по-прежнему плавал в Египет. И еще: ты опять забеременела.

– Но я ничего не чувствую, – удивленно воскликнула Хемаат.

– Скоро почувствуешь, – заверил ее Ханеб, – боги сообщили мне эту новость вчера.

Хемаат улыбнулась.

– Надеюсь, что у меня будет сын.

– Да, – подтвердил он, – родится сын.

Счастливая жена бросилась ему на шею и Ханеб, обнимая ее, вдруг почувствовал тревогу.

На следующий день назначили выступление в поход. Пока отправлялись только воины в количестве полутора сотен. Груз везли восемь мулов, которых Ханеб по два – по три всякий раз привозил из Египта, поскольку они в отличие от лошадей хорошо переносили климат саванны. Сбор был назначен на поле возле города и там собралось, вероятно, большинство "отверженных". Начался стихийный праздник, в котором приняли участие и уходящие. Старейшины благословили воинов. Но солнце уже высоко поднялось и пора было уходить, так как близилась дневная жара. Тем временем народ заволновался, послышались крики: Ханеб-Атон! Ханеб!

Ханеб уже уловил настроение людей и забрался на загруженную двуколку.

– Общинники, друзья! – начал он говорить. – Боги, которые наблюдают за нами, дали нам возможность построить себе и потомкам лучшую жизнь. К этому делу следует приступить неторопясь и с умом, чтобы даром не растрачивать силы и не терять лучших людей, – он указал на своих воинов. – На переселение уйдут годы. Но, приняв однажды важное решение, нельзя отступать от него, поскольку жизнь человека в чем-то похожа на битву – струсивший теряет все! Тысячи лет жизни в этой жестокой земле вы теряли людей и постоянно жили в страхе на грани гибели. Пора сделать выводы и уйти отсюда – слишком много было жертв! Боги наши да помогут нам в этом!

Общинники все как один возбужденно кричали, повторяя его имя и среди них Ханеб видел счастливое лицо Хемаат, которая была едина со всеми. Старейшины, стоявшие отдельной группой, довольно кивали головами, стараясь сохранять важный вид, воины отряда подняли мечи в знак готовности. Это означало, что настал миг прощания и медлить больше нельзя. Ханеб-Атон обернулся к своим людям и скомандовал:

– Воины, прощайтесь, – и первым соскочив с двуколки быстро пошел к жене. Они обнялись и Хемаат прошептала: Как назвать сына?

– Я вернусь раньше, – с уверенностью ответил он.

Чтобы не длить мучительное расставание он резко отвернулся и пошел к своему месту во главе колонны. Остановившись он оглянулся назад и крикнул воинам: Стройтесь!

Вскоре колонна тронулась и путь их поначалу пролегал вдоль реки, которая текла к Нилу. Так, шагая по берегу и дыша речной прохладой, весело и без затруднений они прошагали весь день, а на третий отряд вышел к берегу великой реки немного отклонившись к северу от притока, чтобы оказаться в селении береговых негров. Их встречали все жители от мала до велика и причиной ликования, без сомнения, была запланированная "небольшая война". Такие новости разносятся быстро. Однако, после ритуальных приветствий, подойдя к старейшине, чтобы внести полную ясность, Ханеб заявил:

– Войну сделаем завтра, а сегодня мои воины отдыхают.

И старик понимающе закивал. Только после того как дал приказ расходиться по домам и отдыхать до утра Ханеб подошел к Ньеле, которая терпеливо ждала его все это время, не смея подойти сама и ловя каждый его взгляд.

После объятий она радостно объявила ему, что беременна. Он понимающе кивнул и серьезно посмотрел на нее, заметив как что-то в ней переменилось и подумал, что внутренне Ньеле все более походит на египтянку и все менее на негритянку. "Сколь много способна переменить в человеке высокая, совершенная душа. – подумал он. – Ведь и я прежде не однажды рождался в обличье негра, однако никогда не жил как зверь, помня, вероятно, уроки прежних жизней. Мои сыновья от двух жен родятся в одну луну и это свидетельствует о том, что им надлежит стать друзьями на всю жизнь." Размышляя так, Ханеб неторопливо шагал к своему дому по улице селения и, обращаясь к Тоту, просил дать его сыновьям совершенные души, поскольку им предстояло стать вождями. Об остальном он обещал позаботиться сам. "Если буду жив," – закончил он свое обращение к богам. Ведь жизнь его лишена размеренности, но, напротив, изобилует неожиданными поворотами, где подстерегают опасности. Он знал, что судьба и боги еще преподнесут ему много неожиданного, невероятного.

Он шел с пустыми руками, а Ньеле, согласно обычаю береговых негров, шагала следом за ним и несла то, что он привез. На этот раз то была корзина с горшками и чашками. День клонился к вечеру, жара отступала и ополоснувшись в реке вместе с воинами, которых аборигены уже разместили в хижинах, Ханеб вернулся и лег отдыхать. Ньеле последовала его примеру и прижалась к нему. Поднявшись на закате он занялся хозяйством и работал допоздна при свете светильников.