
Полная версия
Дуальность времени: Метатрон. Том2
В этот момент к ним подошёл Генри. Его лицо было мертвенно-бледным. В глазах – тень ночных дежурств и бессонницы.
«Что здесь происходит? – спросил он, сверля Гарсию ледяным взглядом. – Почему ты кричишь на мою жену?»
«Ты даже не знаешь, о чём речь! – отбросил рукой Гермес. – Твоя женушка пытается раскрутить сенсацию!»
«Ты опять используешь человеческие жизни ради рейтингов?! – взорвался Генри, голос дрожал, как оголённый провод. – Это не новости, это цирк!»
Мэри-Бет шагнула вперёд.
«Это вы устроили настоящий цирк. Бенколин не смог смириться, что тебя назначили шефом. Он напал на Уильямсона. Гвендолин пострадала, пытаясь их разнять. А потом Бенколин запихнул шефа в багажник и увёз черт знает куда. А вы… вы втроём это скрываете!»
Тишина упала, как замерший вздох. Три полицейских смотрели на неё, не моргая. Даже птицы за окном прекратили петь.
«Ты совсем рехнулась, Мэри-Бет! – выдохнул Генри. – Если ты посмеешь назвать это новостью – я подам на тебя в суд. За клевету. И задамся целью закрыть твой канал».
«Сначала добейся развода, – бросила она ледяным тоном. – А потом можешь заниматься своими крестовыми походами. Ты хоть раз встанешь на мою сторону? Какой-то хам орёт на твою жену, а ты… Ты обвиняешь меня. Какая же ты мразь, Генри. Тебе не стыдно?»
Генри закрыл глаза. Веки подёрнулись дрожью.
«Стыдно… – пробормотал он. – Стыдно, что ты до сих пор носишь мою фамилию. Ты знаешь, что такое сочувствие? Жалость? Или у тебя в груди остался только калькулятор? Только бизнес, амбиции и проклятые рейтинги»
«Всё, я больше не могу это слушать». – произнес Гарсия с укором и отошел на несколько метров и прислонился к стене. Йен остался стоять с кофе, замер, не зная, влезать ли в чужой семейный ад.
Мэри-Бет не отступала.
«О, Генри! Ты просто завидуешь. Завидуешь, что я амбициозная, а ты плетешься по карьерной лестнице, как сонная черепаха. Я поняла: твои принципы для тебя важнее, чем наше будущее. Так кто из нас эгоист?»
Генри выпрямился, его лицо стало жестким.
«Я выбираю принципы. Не интриги, не подковерные игры ради карьерного лифта. Это твой путь, Мэри-Бет, не мой. Не все готовы променять честь на титулы и премии»
Он провёл пальцами по лбу, сжав переносицу между бровями, будто унимая нарастающее давление боли.
«Майерс… – голос его дрогнул. – Она всё ещё в операционной. Она хороший человек. И мне нужно понять, кто и зачем поставил её под удар. А не тратить силы на словесную дуэль с тобой. Оставайся наедине со своей совестью, если она у тебя ещё есть».
Он развернулся, не бросив взгляда назад, и ушёл прочь – глухо, тяжело ступая, словно уносил на плечах не только боль, но и остатки веры.
Мэри-Бет, со пылом в сердце, развернулась и направилась к выходу.
«Как ты думаешь, она выпустит это в эфир?» – спросил Йен, спокойно подходя к Генри.
«Ты ещё спрашиваешь? Конечно, будет. Поэтому нам нужно найти Бенколина и шефа и разобраться во всем. Иначе мы не справимся со слухами».
«Это я виноват, – пробормотал Йен, – я сболтнул. Совсем немного, но она – акула. Чует кровь за километр. Ей бы в разведку – страну бы спасла».
«Эта женщина не приносит пользы никому, кроме себя».
«Так почему она всё ещё носит твою фамилию? – раздался голос Гермеса. – Разведись. Суд, одно слушание – и ты свободен».
«Мы не можем разделить имущество», – мрачно бросил Генри.
«Да брось. Ты отдал бы ей всё, если бы хотел. Ты ведь не из тех, кому нужно много».
Тот глубоко вздохнул и посмотрел в пустоту: «Мэри-Бет не всегда была такой. У нее было очень чистое сердце и энергия, излучающая радость».
«И что же с ней случилось? – спросил Йен с легкой досадой. – По ошибке наступила на хвост черной кошке?»
«Я превратил её в такую, – начал Генри, и в голосе его уже сквозила боль. Глаза опустились, будто он смотрел внутрь себя, туда, где давно лежал камень вины. – Мы оба родом из богатых семей. С хорошими домами, традициями, фондами, правилами. Только вот… как это часто бывает, за всем этим не оказалось любви. Ни поддержки, ни веры в нас. Они отвернулись, как только мы выбрали свой путь. Без их разрешения. Без их сценария. Мы ушли. Сами. С чистого листа».
Он вздохнул, и этот вздох был тяжелее слов.
«Хотели выстроить свою жизнь. Правильную. Честную. Чтобы наши дети могли выбирать – не из страха, а из желания. Чтобы не задыхались в золотых клетках, как мы».
Пауза. Генри провёл рукой по затылку, словно пытаясь сдержать треск воспоминаний.
«Я держался за принципы. Работал на скромной работе, где мне хватало лишь на еду и аренду, но я знал – я не предаю себя. Мне казалось, этого достаточно. А Мэри-Бет… Она молчала. Не упрекала. Не жаловалась. Только работала. День за днём. Бесшумно, как часовой механизм. Она взялась за нашу мечту и тащила её, будто в упряжке. Одна».
Голос стал ниже, тише.
«А потом… начала меняться. Не сразу. Сначала просто чуть меньше смеялась. Потом начала приходить домой позже. Реже. А потом – совсем ушла туда, в свой мир. Мир, где всё решают связи, сделки, игра на опережение. Там не было места честности. Там каждый день был как бой».
Он сжал пальцы в кулак – не в ярости, а от бессилия.
«Я всё видел. Годы. Как она ломается, как черствеет, как броня нарастает вокруг её души. И ничего не сделал. Не сказал: „Остановись, я сам понесу это“. Не встал рядом. Не вытащил её оттуда. Потому что… сам испугался. Потому что удобно было быть „добрым“ и „принципиальным“, пока она воевала за нас обоих».
Он замолчал. И, наконец, сказал с почти горькой ясностью:
«Вот почему она называет меня бездарью. И знаешь что? Она права».
«Ройтман, в этой истории прав ты, – поддержал его Гермес. – Ты не потерял свою честь только для того, чтобы заработать больше денег, и это главное. Мэри-Бет хочет обеспечить вашим детям богатое будущее и не понимает, что лишает их теплой семьи».
«У нас нет детей. Она годами откладывала рождение ребенка, ссылаясь на карьеру. Сейчас мы переживаем развод. У нас нет ничего, кроме наших денег. Возможно, причина, по которой я затягиваю развод, в том, что я все еще надеюсь, что однажды она увидит истину и образумится. Может быть, это глупое убеждение, но я никогда в жизни даже не флиртовал с другой женщиной. Мэри-Бет – это мое детство, моя юность, мы многое пережили».
Йен открыл рот, чтобы что-то сказать, но замер – к ним спешили Дэниел и Ирен.
«Гвен вышла из операции, – сказал Дэниел. – Они решили держать ее пока в коме, чтобы дать возможность мозгу восстановиться. Но доктор уверен, что она очнётся через пару дней».
Облегчение скользнуло по лицам троих мужчин. Но «пару дней» – слишком долго. Им нужно было действовать.
«Эй, это не Бенколин?» – Ирен указала на телевизор.
Все повернули головы к телевизору на стене. На экране – Мэри-Бет, губы беззвучно двигаются. Фото Бенколина и шефа в углу экрана. Прямой эфир.
«Она уже на канале?! – изумился Йен. – Она же только что ушла из больницы. Вот это скорость…»
«Скорее честолюбие», – пробурчал Гермес включил прямую трансляцию на своем телефоне. Мэри-Бет практически объявила Бенколина чуть ли не террористом. Она обвиняла полицейских в том, что они защищают друг друга и поэтому не делают необходимого.
«Это её способ мстить мне. Обиделась, потому что я ее не встал на ее защиту. Это единственный способ, которым моя жена умеет выражать свои чувства».
«Мэри-Бет Ройтман – ваша жена?! – с восторгом спросила Ирен. – Боже, я её обожаю! Смотрю только её новости. Подписана на все её соцсети».
На телефон Дэниела раздался звонок. Он, не глядя на экран, поднял трубку, резко развернулся на каблуках и отошёл в сторону. Его лицо сразу изменилось – стало жёстким, сосредоточенным.
«Да, слушаю». – Голос был низким, отрывистым. Он внимательно слушал, спиной к остальным, как будто этот звонок отрезал его от всего происходящего.
Генри тяжело вздохнул, бросив взгляд на Ирен.
«Небольшая часть её выпусков – правда, – холодно заметил Гермес. – Остальное – дым, зеркала и ложь».
Ирен метнула в него осуждающий взгляд, но промолчала.
«Мэри-Бет получила эксклюзивное интервью с Гаспаром Риверой в прошлом году и опубликовала его, – пояснил Йен. – Гарсия с тех пор её недолюбливает, потому что в том интервью она выставила Риверу успешным и влиятельным бизнесменом. Хотя он и прав: Мэри-Бет знает, как приукрасить любую историю, если это даст высокий рейтинг. Как и сейчас».
«Боюсь, что так, – подтвердил Генри с горькой усмешкой, к явному разочарованию Ирен. – А теперь, после того как моя дорогая жена публично объявила Бенколина виновным в прямом эфире, именно нам предстоит всё исправлять. Майерс в стабильном состоянии, так что, Ли, мы с тобой выезжаем. Осмотрим место происшествия лично».
«Понял, начальник», – коротко кивнул Йен. Попрощавшись с остальными, они с Генри вышли.
В это время Дэниел закончил телефонный разговор. Вернувшись, он подошёл к Ирен.
«Мне нужно в университет. Срочные дела», – сказал он и быстро ушёл, даже не дождавшись её ответа.
«Я останусь здесь ещё немного, – сказал Гермес, когда они остались вдвоём. – Не хочу, чтобы Гвендолин была совсем одна. Хочу поговорить с врачами… может, удастся её увидеть, хотя бы издалека».
«Дэниел уже позвонил её отцу, – сообщила Ирен. – Он прилетит первым рейсом».
«Хорошо», – выдохнул Гермес, и впервые за вечер в его голосе прозвучало облегчение.
Попрощавшись с ним, Ирен направилась в палату Логана и удивилась, увидев его одетым.
«Врач сказал, что я в порядке. Отдыхать теперь можно и дома, – пояснил Логан, застёгивая куртку. – Хотел уже выезжать».
«Я подброшу тебя», – сказала Ирен, и они вместе вышли из больницы.
По дороге, ведя машину, она рассказала Логану, что, по информации полиции, Бенколина подозревают в нападении на Гвендолин и в похищении шефа. Логан нахмурился.
«Ривера тоже его ищет. Сказал, что хочет передать Бенколину сообщение, как только его найдут, – сообщил он. – Что бы это ни значило».
Ирен кивнула, но мысли её путались. Всё это – покушение, похищение, исчезновение Бенколина – происходило сразу после того, как он сам попросил поговорить с Риверой. Совпадение? Слишком много совпадений. Но она была слишком вымотана, чтобы вникать.
Когда они подъехали к дому Логана, она лишь пожелала ему хорошего отдыха и поехала дальше. Добравшись до дома, Ирен молча приняла душ, опустилась в постель и почти сразу провалилась в глубокий, бездонный сон. Хотя на часах было пять вечера.
Глава 14. Кладбище
Кладбище лежало под покрывалом тишины, будто само время остановилось. Ветер шевелил мертвые листья у подножия заброшенных могил, и каждая тень казалась живой. Вдалеке, за скрюченными деревьями, виднелся блеск фар – Тристан припарковал свою машину подальше, чтобы она не бросалась в глаза. Мотор стих. Он закрыл дверь беззвучно, словно крался к самому дьяволу, и нырнул в сумрак между надгробий.
Холод пробирал до костей. В воздухе стоял запах земли, мха и чего-то невыразимо древнего. Он пригнулся за каменным крестом, сжимая в ладони пистолет, как продолжение собственной тревоги.
В точности в девять часов на подъездной дорожке показался черный седан. Машина остановилась у входа на старый участок кладбища. Никто не вышел. Фары потухли.
Тристан ничего не мог разглядеть, потому что было темно. Было довольно холодно. Он знал, почему Буффало не выходит: он ждал подтверждения, ждал, что появится машина Маршалла. Осторожен. Как хищник.
Как раз в этот момент с противоположной стороны послышался знакомый звук мотора. «Форд». Курт.
Тристан проскользнул ближе, пригибаясь между надгробий, прячась, замирая, как тень среди теней. Теперь он был в сорока метрах от машин. Ни в одной – движения. Он проверил пистолет, прижал палец к спусковому крючку. Напряжение сжимало грудь.
Наконец дверь черного «Мерседеса» открылась, и из него вышел мужчина.
Расстояние между машинами составляло 20 метров. Водительская дверь другой машины тоже открылась. Курт вышел и посмотрел на Буффалу.
Он стоял ближе к фонарю, поэтому его лицо можно было разглядеть, а Курт специально расположился в более темном участке, чтобы не сразу стало ясно, что он не Маршалл, поскольку они были схожи по росту и комплекции. Тристан уже собирался приподняться, как вдруг рядом раздался сдавленный рык. Он замер. Медленно повернул голову и увидел: громадная черная гончая стояла в десяти шагах от него, оскалив зубы, с глазами, полными бешенства. Она почувствовала его.
«Маршалл, ты так и будешь стоять там? – сказал Буффало. Голос его эхом прокатился по надгробиям. – Давай, садись в машину».
Курт не шелохнулся. Он стоял, будто врос в землю. «Как я могу быть уверен, что вы меня не тронете?» – голос его звучал ровно, без дрожи, но напряжение ощущалось в каждом слоге.
Буффало сделал шаг ближе. Его силуэт напоминал статую из мрамора, живую, тяжелую. «Что отличает нас от остальных, так это то, что мы отдаем долг за жертву. А не используем и выбрасываем. Я разочарован в тебе, Маршалл».
«Я не то чтобы не доверяю вам… В конце концов, люди Ривера будут охотиться за мной из-за моего кузена. Я сомневался, захочет ли Ликосид рисковать, пряча меня…».
Тишина.
Курту стало не по себе. Он почувствовал, как страх пробирается вверх по позвоночнику, как змея. Где-то в темноте завывал ветер. Гончая навострила уши. Тристан понимал: малейшее движение – и она сорвется с цепи. Он медленно, почти незаметно, сунул руку во внутренний карман куртки. Электрошокер. Единственный шанс не стрелять.
Буффало вдруг склонил голову вбок, вглядываясь в лицо Курта, как будто выискивал в нем что-то. Потом хрипло сказал:
«Ты не Маршалл. Кто ты? Где Маршалл?»
Курт, не понимая, как он себя выдал, Курт выпрямился, лицо его напряглось, глаза блеснули. Он выхватил пистолет и направил его на Буффало: «Теперь вопросы задаю я. Кто такой Метатрон и где он?»
Буффало рассмеялся. Смех у него был низкий, грудной, безумный. «Думаешь, я тебе скажу? Дурак. Мы, пауки, клялись защищать его до смерти. Никто не проболтается о Метатроне».
Курт шагнул вперед, голос его стал ледяным: «Тогда будем говорить по-плохому».
Он сделал еще шаг – и в тот же миг за спиной залаяла собака. Курт, не в силах сдержаться, дернулся, повернул голову. Этого хватило.
Буффало метнулся за капот машины, будто исчез, растворился. И в следующую секунду – щелкнуло окно переднего пассажира, вспыхнули вспышки, раздались выстрелы.
Курт рухнул за надгробие. Камень за его спиной затрещал – пули бились в гранит. Тристан, стиснув зубы, нажал на кнопку электрошокера, и пес взвыл.
Буффало и человек рядом с ним выпустили шквал пуль. Камни рядом с Куртом взрывались осколками – не было ни единого шанса высунуть голову. Он прижался к мраморной плите, стиснув зубы, и только изредка отвечал выстрелами вслепую.
Курт краем глаза заметил движение рядом и резко повернул ружьё.
«Это я!» – крикнул Тристан, выглядывая из-за дерева, лицо его было в поту и пыли.
«Где тебя носило?» – Курт стиснул рукоять ружья, прищурившись.
«Разбирался с этой чертовой псиной!» – прохрипел Тристан, уклоняясь от пуль. Он поднял винтовку. – «Мы не можем позволить Буффало смыться!»
Он выстрелил – в сторону машины.
Мраморный камень за спиной Курта внезапно треснул с глухим звуком. Он отполз, перекатившись к другому надгробию, сердце бухало в груди. Тристан, не останавливаясь, сделал ещё пару выстрелов – гильзы звенели в траве.
Буффало завёл мотор.
«Они уходят!» – выкрикнул Курт, пытаясь встать на колено.
В следующее мгновение свисток прозвучал гораздо ближе. Машина рванула вперёд, и пассажир высунул руку в окно, вслепую стреляя назад. Пули пробили шины машины Маршала с сухим хлопком. Буффало нажал на газ. Машина скользнула по мокрой земле и исчезла за поворотом.
Тристан и Курт поднялись и, не сговариваясь, побежали за ней, пальцами судорожно нажимая на спусковые крючки, пока оружие не щёлкнуло пустыми затворами.
«Чёрт!» – выдохнул Курт, выронив магазин.
«Как ты умудрился его упустить, а? Он же был у тебя на мушке!» – рявкнул Тристан, пылая.
Курт обернулся, лицо перекосилось от злости. «Из-за этой грёбаной собаки! Теперь ясно, зачем она залаяла!»
«Ага, значит, моя вина, да? Не твоя криворукость?» – прошипел Тристан, глаза его сузились.
«С ним был кто-то еще. Я не заметил в темноте», – Курт вдруг насторожился. В его взгляде мелькнуло тревожное осознание. Он схватил Тристана за руку. – «Трис… Собаки!»
Тристан резко обернулся. Четыре гончих неслись к ним, сверкая глазами. Он вскинул ружьё, нажал на курок – и услышал лишь глухой щёлк.
Курт успел выстрелить дважды. Две собаки упали, но оставшиеся не сбавляли хода. Курт процедил сквозь зубы: «У меня всё. Патроны кончились».
«У меня тоже», – прошептал Тристан, пряча пистолет за пояс. Он выхватил электрошокер, моргнул – и внезапно толкнул Курта вперёд, прямо к собакам. «Ты задержишь их!»
«Что?» – Курт не удержался, едва не упал, но устоял, разразившись отборной руганью. Поняв, что Тристан удрал, он за ним.
Собаки не отставали. В тёмной тишине ночи слышалось их прерывистое дыхание и хруст травы под лапами. До них оставалось всего двадцать – нет, пятнадцать метров.
«Твоя машина далеко?» – задыхаясь, спросил Курт.
«Да! Я припарковался в стороне, чтобы не светиться!» – бросил Тристан через плечо, взгляд его метался. Псы уже почти догнали.
Курт увидел дерево впереди. «Лезем!» – выкрикнул он. Подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся с рыком. Тристан последовал за ним – но в последний миг одна из собак прыгнула и вцепилась в его ногу.
Он закричал от боли, повис, цепляясь за ветку обеими руками. Собака рычала, не отпуская. Электрошокер выпал из его руки и исчез в траве. Другая псина лаяла, подстрекая первую.
Курт, панически озираясь, полез в карман. Перочинный нож. Он ухватил его, наклонился, удерживая Тристана за плечи, и протянул лезвие другу.
Тот перехватил нож, вцепился одной рукой за ветку, а другой начал вслепую размахивать в сторону пса. Несколько резких ударов – и, наконец, одно попадание. Собака завизжала и отпрянула. Курт схватил Тристана обеими руками и рванул его вверх.
Тристан, хрипя, подтянулся рядом с ним на ветку. Внизу собаки метались в ярости, не в силах добраться до добычи.
«Ненавижу этих тварей», – выдавил Тристан, прижимая окровавленную ногу.
Дерево качалось под их весом. Ветер пробирался сквозь голые ветви, раскачивая их, будто это не дерево, а старая лодка в море. Курт и Тристан тяжело дышали, заползшие как можно выше – туда, где сучья были тоньше, но хотя бы не доставали собаки.
Внизу одна из псин встала на задние лапы и яростно царапала кору, стараясь добраться до них. Другая, с пробитой шеей, валялась в сухой траве и подвывала, захлебываясь кровью. Воздух пах металлом и потом. В лесу царила гробовая тишина, нарушаемая только их дыханием и жалобным скулежом.
«Как думаешь, они могут залезть сюда?» – спросил Курт, понизив голос.
«Это тебе не саванна», – фыркнул Тристан. – «Ты часто видел собак, лазающих по деревьям в этих краях?»
«Да. Одна сидит прямо передо мной».
«Пошёл ты, придурок», – прошипел Тристан и прикрыл глаза, устав от боли.
Курт криво усмехнулся, потом нахмурился:
«Не могу поверить, что ты просто бросил меня собакам! Это, мать твою, было подло».
«А по-моему, это было гениально. Не такой уж я добрый самаритянин, как ты».
«Ну, и дела!» Курт молча расстегнул куртку, стащил через голову рубашку, под которой была тёмная толстовка. Потом снова натянул куртку и протянул рубашку Тристану:
«Перевяжи ногу. У тебя всё в крови», – сказал он, указывая на тёмное пятно, расползшееся по джинсам.
Тристан сердито оттолкнул вещь. Его лицо исказила боль, но он упрямо сказал:
«Нет».
«Не будь идиотом. Принимать помощь – не стыдно!» – Курт наклонился, ловко закатал штанину и внимательно осмотрел рану. – «Глубокая».
Он крепко обмотал ногу рубашкой и завязал узел.
«Мы потеряли Буффалу. Мы просрали всё. Что теперь?» – выдохнул Тристан, глядя куда-то в темноту.
«Мы проследим за Буффалой и в нужный момент прижмем его к стенке. Я с самого начала говорил, что план – дрянь. Если бы мы сразу взяли Буффалу, а не притворялись Маршаллом, он был бы у нас сейчас, мы бы заставили его говорить с кулаками и палками, но ты всегда желаешь, чтобы все было по-твоему, поэтому так и получается».
«Мой план был вполне логичен, недоумок. И он почти удался. Мы не могли предсказать, что они на нас собак натравят!».
«Я был там один! Ты понимаешь, что все твои пули угодили в десять метров от цели. Сэндвич, который ты съел в машине, и пол-литра воды, которые ты выпил, не дали тебе суперсилы. Тебе нужен был отдых. На твоем месте кто-нибудь другой упал бы в обморок. Тебе не обязательно бороться до смерти».
«Ты говоришь так, будто сам попал в яблочко. Они вдвоем выпустили в нас заряд пуль, не дав нам поднять головы. Я не хотел убивать Буффалу по ошибке. Он нужен нам живым. Моя усталость здесь ни при чем. Я не из слабых».
«Почему ты спрятался так далеко? Если бы ты был ближе, мы бы поймали Буффалу».
«Я затаился подальше, чтобы меня не заметили».
Курт прищурился, глядя на друга.
«Трис, ты чёрный. Ночью ты становишься невидимым. Даже если бы стоял рядом с ними – никто бы не заметил».
Тристан бросил на него злой взгляд:
«Ты чёртов расист».
«Да при чём тут расизм? Это физика. Факт. Освещение, тень и всё такое».
«Я, на минуточку, мулат. У меня отец белый. Кожа загорелая. Я не чёрный, придурок».
«Трис, то, что ты плод межрасового брака, конечно придало тебе сексуальный внешний вид, но сейчас даже твое выражение лица не различимо в темноте. Ты реально становишься тенью».
«Ну спасибо. Буду иметь в виду», – фыркнул Тристан.
Ниже пёс снова зарычал и прыгнул, оставив на коре царапины. Курт отвёл взгляд и пробормотал:
«Ладно. Мы на дереве. Псы внизу. Придумай очередной гениальный план, лидер хренов. Пока не приехала полиция».
«Ты затащил нас сюда. Вот и думай теперь, как спуститься, когда внизу две адские собаки».
«А у нас был выбор, чтобы не быть сожранными заживо?!»
Повисла тишина. Где-то вдалеке заухала сова.
Тристан вытащил из кармана сигарету, закурил. Кончик озарился красным огнём.
«Кстати… как ты вернулся из паба без машины?» – спросил он, не глядя на Курта.
Тот изобразил на лице обиду:
«Тебе только сейчас пришло в голову спросить?» – Он фыркнул. – «Ты сказал мне идти пешком. Я и пошёл».
Тристан затянулся и медленно выдохнул дым.
«Двадцать километров?»
«Не так уж долго. К счастью, одна симпатичная девушка остановилась и подвезла меня до дома».
«Разве твоя машина не стояла у гаража сегодня утром?»
«Она этого не знала», – сказал Курт и шаловливо рассмеялся.
Рот Тристана раскрылся от изумления. «Вот кобель развратный! Не ужели ты затащил ее в постель?»
«Она-то этого не знала», – хмыкнул Курт и тихо засмеялся.
Тристан раскрыл рот, как будто его ударили.
«Вот пёс развратный! Неужели ты её затащил?.»
«Да не я – она сама предложила. Я не заставлял». Курт усмехнулся и повёл плечами. – «И, между прочим, она была шикарна. Я даже взял её номер».
«Теперь понятно, почему ты опоздал в автосалон», – упрекнул Тристан. – «Ты же рвал на себе рубашку, когда я бросил работу ради Риверы. А сам тем временем развлекался…»
Лицо Курта опустилось. Он начал вытирать воображаемую грязь, которой не было под его ногтями.
«Я же говорил тебе, – проговорил он глухо, – у меня есть отвратительная привычка… не делиться друзьями. Ни с кем».
«Мы не..». – начал было Тристан.
«…друзья, – безо всякой эмоции закончил Курт. Он посмотрел прямо в глаза. – Я знаю. Ты даёшь мне это понять каждый раз, как только открываешь рот, Трис. Не нужно повторять это, как попугай.
Молчание упало между ними, как топор. Они оба немного помолчали, слушая, как внизу воет раненый пёс. Сигарета медленно тлела в пальцах Тристана. Он бросил взгляд вниз.
«У меня есть план, – сказал он наконец. – По спасению. Но не уверен, что он тебе понравится».
Курт перевел на него все свое внимание.
«Одна из собак уже мертва. Ты слезай с дерева, а я побегу к машине пока ты займешь собаку. Мы почти пришли. Машина рядом».
Это и есть твой план?! – Курт покачал головой, лицо у него перекосилось. – Ты опять готов кинуть меня под мясорубку ради своей шкурки? Не удивлён.
«Такова жизнь».
«Может, ты наконец родишь гениальный план, в котором меня не съедят живьём, а? Было бы оригинально!»
«Ты выживешь, – отмахнулся Тристан. – Собака всего лишь откусит пару кусков».
«Тогда почему бы тебе не стать приманкой? Судя по всему, ты уже приглянулся той собаке. И бегаешь ты, как дед после инсульта. Я – быстрее».