Дуальность времени: Метатрон. Том2

«Ладно! – рявкнул Тристан. – Если мы сработаемся, мы завалим вторую псину. У меня есть перочинный нож. Мы отдохнули».

«Подожди-ка… Это что, Тристан Остин предлагает сотрудничество? – Курт склонил голову набок, прищурился. – Чудеса».

«Если не заткнёшься – скину тебя вниз!»

«У тебя нога болит! Дай мне перочинный нож, я справлюсь один», – сказал он, протягивая Тристану руку.

«Нет!» – сказал Тристан, отдергивая перочинный нож, давая понять, что не доверяет собеседнику.

Чёрт побери, не будь идиотом! – Курт метнулся ближе. – Это МОЙ нож, помнишь? Отдай, я всё улажу!

«Я сказал – нет! – глаза Тристана сузились. – Отвали от моей ветки!»

«Не путай меня с собой, – процедил Курт. Он поставил ногу на ветку рядом с Тристаном и потянулся. – Отдай по-хорошему. Или я заберу силой».

«Прекрати! Ветка нас не выдержит!» – взвыл Тристан. Он отшатнулся, но Курт уже ухватился за его руку. Лицо было слишком близко. Слишком.

«Отвали, идиот!» – заорал он и толкнул его в грудь.

Курта отшвырнуло назад, но он успел схватиться за Тристана. Только одна нога зацепилась за ветку, всё остальное – в воздухе. Пальцы вцепились в руку, как клещи. Внизу зарычала собака.

«Я сейчас упаду! – голос Курта дрогнул. – Не будь мразью, Трис! Помоги!»

Тристан выругался сквозь зубы и дёрнул его к себе. Слишком резко. Они почти стукнулись лбами.

Хруст. Что-то снизу треснуло. Они оба замерли. Затем – падение.

Тело Тристана встретилось с землёй грубо, как будто сам лес захотел выбить из него воздух. Ветки, грязь, боль в боку. Собака в прыжке.

Она ринулась к Курту первой. Он заорал, когда она сбила его с ног. Руки вцепились в её уши, зубы скользнули мимо шеи. Он держал её из последних сил.

«Трис! – заорал он. – Трис, убей её к чертям!»

«Не могу найти нож!» – в панике крикнул Тристан. Он шарил по земле. Камни, листья, кровь.

«Я не выдержу! Быстрее!»

Нога Тристана вдруг наступила на что-то твёрдое. Нож. Он моментально наклонился, схватил его и, с диким криком, вонзил в собаку.

Курта окатило кровью. Он скинул тушу с себя и распластался на земле, тяжело дыша.

«Господи… – прошептал он. – Спасибо. Честно – я уже прощался с жизнью. Думал, ты просто сбежишь».

Тристан посмотрел на него, не мигая. Затем вытер нож о шерсть мёртвой собаки и молча протянул его Курту.

«Мне не нравится быть в долгу. Ты меня выручил. Мы в расчёте».

Курт молча убрал перочинный нож в карман.

«Пойдём уже отсюда, – сказал Тристан хрипло, и прихрамывая, направился к машине.

«Что мы будем делать с Маршалом?» – спросил Курт, догоняя его.

«Ну… не мариновать же его, – пожал плечами Тристан. – Просто закопаем где-нибудь в лесу. Подальше».

«А если… просто бросить его в океан?»

«Нет. – Тристан мотнул головой. – Если всплывёт где-нибудь у какого-нибудь пляжа – у нас будут проблемы»

«В Италии, есть водоёмы, полные крокодилов. А здесь нет такого места? Было бы удобно – хрясь, и нет Маршалла».

«Есть, но это слишком далеко».

«Есть… – протянул Тристан почесав щеку. – Но это слишком далеко».

Его интонация была почти лёгкой, но глаза оставались напряжёнными.

Они ехали по вечерним дорогам – в машине Тристана, к брошенной на обочине машине Курта. В багажнике которой, завёрнутый в старую брезентовую ткань, лежал Маршалл. Остывающий, тяжелый.

Без слов, как будто делали это не в первый раз, они взяли инструменты – лопаты, перчатки, старую кирку – и отправились вглубь леса. Каждый – на своей машине. Моторы зарычали, и мрак за окном становился всё гуще.

Без слов, как будто делали это не в первый раз, они взяли инструменты – лопаты, перчатки, старую кирку – и отправились вглубь леса. Каждый – на своей машине. Моторы зарычали, и мрак за окном становился всё гуще.

Лес был чёрный, влажный и сонный. Пах сыростью и землёй. Они нашли место между еловыми стволами. Тишина была такой, что казалось – деревья подслушивают.

Копали долго. Курт был молчалив, лицо его было закрыто капюшоном. Тристан замечал это, но ничего не сказал. Его устраивала тишина. Она не задавала лишних вопросов.

Когда яма стала достаточно глубокой, они перетащили тело, бросили в темноту, как мешок с грязным бельём, и начали закапывать. Земля была тяжёлой, жирной. Каждое движение отзывалось в позвоночнике. К лопате липли корни и глина. Ни один из них не сказал ни слова.

Когда всё было закончено, и грубая насыпь скрыла следы, Тристан начал убирать инструменты в багажник. Курт, не говоря ни слова, достал из внутреннего кармана свернутую самокрутку, сунул в зубы, щёлкнул зажигалкой. Запах травки разлетелся по лесу, как духи дешёвой свободы.

Тристан захлопнул багажник и повернулся.

Курт стоял, прислонившись к своей машине, дым шёл из его ноздрей и рта. Смотрел в темноту, будто там что-то видел.

– Хочешь? – спросил он, протягивая самокрутку между двумя пальцами.

Тристан молча подошёл, взял сигарету. Прислонился рядом, затянулся. Огонёк на конце затрепетал. Сначала лёгкое покалывание в груди, потом волна – как тёплый плед на мозг. Внутри что-то отпустило. Ненадолго.

Он вернул самокрутку.

«Я не знал, что ты настолько зависим, что носишь с собой дурь», – сказал он с хриплой усмешкой.

«Вообще-то, редко. Приберегаю… – Курт затянулся. – Для таких дней».

«Я думал, у тебя все дни такие».

«Не все. – Курт выдохнул дым. – Сегодня… слишком много всего».

Тристан посмотрел на него, прищурился. Он не понял, что именно Курт имел в виду, но кивнул. Взял самокрутку, снова затянулся.

Бззз. Телефон вибрировал в кармане. Он вытащил его, глянул на экран:

Ирене Кальдерон, 23:11

«Я жду тебя у двери твоей квартиры. Ты поздно вернешься? Нам нужно поговорить».

Курт тайком прочел сообщение через плечо. Когда Тристан понял это, он убрал телефон в карман и окинул его суровым взглядом.

«Кто такая Ирен? Твоя девушка?»

«Какое тебе дело? Не вмешивайся в то, что тебя не касается!» – сказал Тристан

«Погоди-ка, – Курт прищурился. – неужели это та самая Ирен, которая сделала благотворительный вечер таким запоминающимся? Она сказала мне, что у нее есть парень. Так это ты тот счастливчик?»

«Ты и к ней подкатывал?» – сварливо буркнул Тристан

«Нет», – ответил Курт и, устало улыбнувшись, умолк.

Он бросил сигарету на мокрую землю, растоптал носком. Тристан кивнул на моросящий дождь:

«Поехали, пока не разлилось по-настоящему».

И, не дожидаясь ответа, пошёл к машине. Дверь хлопнула. Фары вспыхнули.

Курт остался на мгновение. Смотрел на следы на земле. Потом сел в свою машину.

Он смотрел в зеркало заднего вида, пока фары Тристана не исчезли за поворотом. Потом включил мотор и уехал оставив позади себя похороненного Маршалла.

Ветер прошёлся по лесу, как будто спрашивал: а вы точно закопали всё, что хотели?

Глава 15. Пропавший Уильямсон

Полицейское управление 6 октября, 22:18

Йен метался по комнате, словно взвинченный. Его шаги отдавались в стенах, как удары молотка. В напряжённой тишине даже тиканье настенных часов звучало пугающе громко. Он кусал ноготь большого пальца, не замечая, как до крови содрал кожу.

Генри сидел, уронив голову в ладони, и тупо уставился на экран ноутбука. На нём – последнее фото Жака Бенколина, пойманное камерой на заправке. Размытое изображение, будто из другого мира.

В дверь постучали. Йен вздрогнул. В комнату вошёл Гермес, прищурившись от света.

«Есть новости?» – спросил он хрипло.

«Нет! – выпалил Йен, нервно теребя ворот рубашки. – Телефон отключён. Я проверил все места, куда он мог пойти. Он просто… испарился!»

«А как насчёт слов соседки? Ты правда веришь, что Бенколин мог ударить Гвендолин по голове и похитить шефа полиции?» – Гермес говорил тихо, почти неуверенно, но взгляд у него был цепкий.

«Она утверждает, что видела, как Жак запихивал его в багажник… Но это бред! Они были близки, как отец с сыном».

«Они с Гвендолин тоже были близки. Я даже подумывал, что между ними что-то было», – сказал Гермес, потер шею. – Не думаю, что Жак мог причинить ей вред. Тут что-то другое».

Йен резко обернулся:

«Я запросил запись звонка в экстренные службы. Именно Жак вызвал скорую для Гвендолин».

«Может, ему кто-то угрожал?» – предложил Гермес, неуверенно пожав плечами.

Генри заговорил впервые за долгое время:

«Машину Бенколина в последний раз видели на заправке на Ривен-стрит. Я туда ездил. Продавец сказал, что он купил воду, тосты, кофе, которого хватит на роту, верёвку и одноразовый телефон».

«Ты его лучший друг. Он не связывался с тобой?» – спросил Генри, подняв глаза.

Йен покачал головой, затем с горечью пробормотал:

«Он знает: если позвонит, я буду выглядеть как соучастник».

«Гвендолин всё ещё без сознания, – сказал Гермес. – Когда очнётся, всё расскажет. Но я уверен: Жак бы не сделал ничего без причины».

Генри глубоко вздохнул, стиснув челюсть.

«Начальник… – Йен смотрел на него пристально. – Вы что-то знаете, но не говорите. Так?»

Генри замер. Его взгляд скользнул в сторону, словно он решал, стоит ли говорить. Потом всё же кивнул:

«Перед этим… инцидентом, Бенколин говорил с моим дядей. Задавал странные вопросы об Уильямсоне. Думаю, он считает, что шеф – Фантомный Палач».

Йен выругался и развернулся к стене. Гермес вытаращил глаза:

«Господи… Этот парень совсем поехал? Он тебе ничего не сказал?»

«Ты издеваешься?! Думаешь, я бы ему позволил?!» – Йен вскинулся, едва не хлопнув Гермеса по плечу.

Генри опустил голову:

«Он начал подозревать всех. Даже меня. Даже моего дядю. Он стал одержим. Мы должны его найти, пока он не натворил бед».

«Лучше бы я не отпускал Майерс в таком задумчивом состоянии, – с сожалением упрекнул себя Йен, – лучше бы я заставил ее рассказать мне о том, что ее беспокоит».

Генри и Гермес удивленно посмотрели на него.

«Майерс была задумчива?» – спросил Гермес.

Генри и Гермес переглянулись.

«Майерс была задумчива?» – спросил Гермес.

«Очень. Она спросила, где Жак. Ещё… не видел ли я перочинный нож, который был у тебя, – Йен кивнул на Генри. – Потом она вроде хотела сказать что-то важное, но передумала. Я не настаивал…»

Гермес покачал головой:

«Ну ты молодец, Ли. Это же её дядя. Может, Жак поделился с ней подозрениями?»

Йен сжал губы, вспоминая их разговор:

«Да, она сказала, что Фантомный Палач превращает нас всех в параноиков. А потом – резко захотела поговорить с дядей. Это было… странно».

«И ты только сейчас это говоришь?» – Генри повысил голос.

Йен виновато опустил взгляд:

«Тогда мне показалось, что это был обычный разговор, поэтому я не обратил на это внимания, а потом и вовсе забыл об этом. Я даже подумал, что она хочет поделиться своими переживаниями с кем-то из близких».

Генри поднял папку, лежавшую на столе:

«Я проверил список вызовов. Жак получил четыре пропущенных звонка от Майерс около полудня. Ни на один не ответил».

Гермес нахмурился:

«Какова вообще вероятность, что шеф – убийца?»

Наступила тишина. Йен сжал кулаки:

«Глупости! Шеф Уильямсон- очень порядочный человек и хороший полицейский», – заявил он, скорее пытаясь убедить самого себя.

В этот момент в комнату вошёл молодой полицейский. Вручил Генри папку и тихо произнёс:

«Результаты по отпечаткам».

Генри молча раскрыл документ. Гермес и Йен подошли ближе, заглянули через плечо. Все трое нахмурились.

«На кастрюле, которой ударили Майерс, нет отпечатков Жака, – сказал Генри с горечью. – Зато есть её и шефа».

«Они ели вместе», – тихо проговорил Гермес.

Йен щёлкнул пальцами:

«В доме был накрыт стол. Еда осталась на тарелках. Их явно кто-то прервал».

Генри взял фотографию с места происшествия. Долго смотрел. Потом показал её остальным:

«Гвендолин была в пальто, когда её увезли в больницу. А вот пальто шефа… висит на вешалке. Значит, всё случилось, когда она встала из-за стола и собиралась уходить».

«Может, у Майерса возникли срочные дела, – предположил Йен, – на столе две тарелки, и еды рассчитано только на двоих. Они явно не ждали Жака».

«А если он вошёл в тот момент, когда Гвендолин уже выходила… – начал Генри. – И обвинил шефа. Она попыталась вмешаться».

«Шеф схватил кастрюлю… хотел ударить Жака… но задел Майерс, – предположил Йен. – А потом Жак запаниковал, схватил шефа, увёз его. И вызвал скорую».

Все трое переглянулись. И одновременно покачали головами. Что-то в этой версии не складывалось.

«Что-то не сходится, – сказал Гермес, почесывая подбородок, – удар Гвендолин по голове не выглядит случайным. Доктор сказал, что ее ударили несколько раз».

«А у Жака был пистолет на поясе, – подчеркнул Йен, – почему же на полу в кухне разбросана кухонная утварь и на полу валяются разбитые тарелки?»

«И у Жака достаточно сил, чтобы подхватить шефа и повалить его на пол, – сказал Генри, – место происшествия больше напоминает перепалку между мужчиной и женщиной».

Двое других согласились с этим.

«Результаты образцов, взятых из-под ногтей Майерса, будут готовы только к утру», – заявил Йен и тяжело вздохнул.

«Где же этот Бенколин? – жаловался Гермес, ероша волосы, – как будто у нас нет других проблем, ещё и этот проклятый мужик заставляет меня напрягаться».

«Благодаря Анне Мэри мы не смогли сделать это по-тихому, – проворчал Гермес, – не хотел бы я оказаться на вашем месте, вам предстоит нелегкая работа».

«Мне пришлось поставить телефон на беззвучный режим, – сказал Генри почти плачущим тоном, – если бы вы слышали, что наговорили мне звонившие сверху люди, вы бы удивились, как я еще не покончил с собой».

«Мы увлеклись этим и забыли о деле Ривера», – внезапно вспомнил Йен.

«Ривера? – удивился Гермес, – Какое дело?».

«Удивительно, что ты не знаешь», – сказал Йен и рассказал ему о перестрелке.

Гермес пожалел, что пропустил такое событие, но в то же время обрадовался, узнав, что Ривера тоже стал целью Метатрона.

Глава 16

Жак Бенколин вел машину медленно, будто каждое нажатие на педаль газа давалось с трудом. В багажнике, связанный и неподвижный, лежал Уильямсон. Сам Бенколин, потемневшим от напряжения взглядом, не знал, куда едет. Просто ехал. Вперед – туда, где меньше шансов, что его найдут.

Перед отъездом он успел вызвать скорую. Проверил пульс Гвендолин, коснулся её прохладного запястья и задержал дыхание – биение было слабым, но устойчивым. Он не стал терять время на объяснения. Просто сообщил адрес и повесил трубку. Теперь же за рулем его трясло не только от усталости.

Он не знал, жива ли Мелоди. Телефон не унимался – вибрация снова и снова била по нервам, как капли воды, падающие в тишине на металл. На экране мигали имена: «Йен», «Генри», «Гермес». Но Бенколин лишь мельком бросал на них взгляд. Не отвечал.

Он не мог позволить себе распылиться. Не сейчас. Не тогда, когда правда так близка и одновременно так неуловима. Палач всё ещё оставался на свободе, и – если быть точным – лежал у него в багажнике. Арестовать шефа полиции без улик? Смехотворно. Это дело бы просто похоронили, как хоронили сотни других. Нет. Он должен был заставить Уильямсона говорить. Заставить его сознаться.

Найдя ближайший съезд, Бенколин свернул на обочину, открыл бардачок, достал новый одноразовый телефон, купленный по пути. Старый он выключил и выкинул в придорожную канаву. Теперь его не отследят. Теперь – он один против всех.

Ему нужно было найти укромное место, где его никто не смог бы обнаружить. Вспомнив о Дэниеле, он решил обратиться к нему за помощью, доверяя интуиции. Жак знал его всего пару дней, но было ощущение, будто они знакомы всю жизнь.

Дэниел в тот момент находился в больнице, окруженный хаосом. Он был уверен в невиновности Жака и поэтому сразу же согласился помочь ему и предложил место, где тот мог бы укрыться, но ему нужно было прибыть и сам впустить его внутрь из-за системы безопасности. Жак, следуя указаниям Дэниела, через двадцать минут добрался до старого двухэтажного здания в тихом районе. Тот ждал его у входа.

Открыв багажник, Жак показал связанного человека с кляпом во рту. Дэниел пришел в шок от увиденного и не мог поверить, что тот решился на такой шаг. Объяснив ситуацию, тот рассказал о своих планах и предложил сначала перенести Уильямсона внутрь здания.

В одном из углов большого пространства лаборатории находилось что-то похожее на душевую кабину, а рядом с ней располагалась панель с различными переключателями, которую Бенколин сравнил с панелью управления самолетом. Он привязал Уильямсона к креслу и установил камеру, которую ему предоставил Дэниел. Он сам оставил их наедине, и ушел.

Теперь все было готово, и Жак знал, что должен получить признание от Фантомного Палача. Это было необходимо, чтобы очистить свое имя и положить конец преступлениям, скрывающимся за маской шефа полиции. Неприятные события последних дней привели к этому моменту, когда честность и справедливость должны были восторжествовать.

Уильямсон постепенно, приходил в себя. Он открыл глаза и осмотрелся. Он был привязан к стулу в полутемной комнате, его сознание было затуманено от удара. Жак стоял над ним, его глаза горели ненавистью.

«Ну же, очнись! Нам есть о чем поговорить», – произнес Жак, его голос был спокойным, но с нотками угрозы и отдавался эхом.

«Жак, что ты делаешь? Ты с ума сошел? Развяжи меня!» – прорычал Уильямсон, стараясь скрыть нарастающий страх.

Он вспомнил события, произошедшие до того, как Бенколин лишил его сознания, и задумался, как сейчас обстоят дела у Гвендолин. Его день начался обычно, но все началось после сообщения Метатрона на его сайте, когда телефон не переставал звонить, а сам он чувствовал себя усталым и нездоровым, поэтому он ушел с работы пораньше и вернулся домой. Когда в полдень ему позвонила Гвендолин, он пригласил ее домой на обед. Через полчаса Уильямсон открыл дверь своего дома и сказал:

«Добро пожаловать, детка, заходи».

Гвендолин вошла в дом и почувствовала запах жарящегося мяса.

«Пойдем к столу, поедим, пока стейки не остыли», – сказал он, и они вместе сели за кухонный стол.

Когда Уильямсон увидел Гвендолин молчаливой и задумчивой, он спросил: «В чем дело, детка? Все в порядке?»

Гвендолин улыбнулась: «Все в порядке, дядя, я просто устала. Навестила маму сегодня утром, ты тоже принес ей ее любимые цветы. Я видела их в вазе, они были прекрасны».

«Да. Твоя мама красивее их. Мне так не хватает ее… ее голоса, ее смеха… ее гнева. Как бы мне хотелось, чтобы она открыла глаза», – грустно сказал Уильямсон.

«Эти дни еще настанут, дядя», – сказала Гвендолин, а затем отрезая ножом кусок мяса спросила: «Кстати, полагаю ты уже в курсе новых событий».

«Не спрашивай! Конечно, в курсе, у меня телефон разрывается от звонков. Губернатор заходил и много чего наговорил. Когда число будущих жертв увеличилось с одной до трех, он просто сошел с ума. Я не знал, кого мне успокоить. Так что просто сбежал».

«План Бенколина сорвался. Поскольку Линкольн не единственная жертва, нам придется преследовать троих».

«Я едва ли одобрил этот план. Это было ожидаемо».

Некоторое время они оба продолжали есть в молчании. Затем Гвендолин решила перейти к своей изначальной цели приезда сюда.

«Кстати мясо очень вкусно! Спасибо!»

«Приятного аппетита!» – ответил Уильямсон, с аппетитом прожевав мясо, взял немного спаржи и положил ее на ее тарелку.

«Раньше ты сам охотился», – Гвендолин сказала, как бы между делом.

Сидевший напротив Уильямсон чуть приподнял брови, словно слова её отозвались в нём воспоминанием, давно забытым, но всё ещё тёплым.