Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги

В осенние каникулы Евгения отправилась к матери с уговорами.

Настасья Никифоровна за это время похудела, волосы полностью покрылись сединой, на лице появились глубокие морщины. Но сверкающие, улыбающиеся глаза говорили о её душевной радости.

– Рассказывай, доченька, как у вас дела? Как мой зятёк поживает? Как внук с внучкой? – сразу спросила Настасья Никифоровна, как только увидела на пороге свою дочь. – Внучку Мариночку-то я так и не видела ещё.

– С мужем всё хорошо. Он работает много. Сейчас он нарасхват. Домой приходит поздно. Я тоже много работаю. Внук твой пошёл в восьмой класс. Учится на отлично. В этом году его на городскую олимпиаду приглашают по физике и математике. Марина в школу пойдёт, но болезненная очень. Я с ней совсем замучилась… Вот приехала к тебе за помощью.

– Что ты, доченька! Конечно, помогу, чем смогу. Привози детей ко мне – тут и школа у нас есть. За Мариночкой пригляжу. А внучок, смотри, какой умный-то уродился, на олимпиады его приглашают!.. Соскучилась я по внукам. Мне они в радость.

– Нет, мама! Школа здесь деревенская, уровень совсем не тот. Владику же к конкурсам и олимпиадам надо готовиться. А Марина, если заболеет – как лечить её? Здесь ни аптеки, ни поликлиники рядом нет. Кстати, колдунья ваша как? Жива? Забыла, как её… Матрона?

– Да, правильно, Матрона. Матрона-то жива. Вот только стара уже стала, ослепла совсем. Но люди к ней ходят. Она помогает людям. Да и помощники у неё имеются – грех жаловаться. Если что-то случится, не дай Бог, конечно, детям она поможет.

– Матрона, ну никак не заменит официальную медицину. Рисковать детьми мы не будем… Мама, мы с Владиславом предлагаем тебе переехать к нам насовсем – так сказать, доживать свой век в кругу семьи.

Настасья Никифоровна удивлённо смотрела на свою дочь.

– А что? У нас квартира своя, двухкомнатная, у тебя будет своя комната, – глядя на мать, продолжила Евгения.

– …Ой, доченька, спасибо за предложение. Но как это? Я же мешать вам буду. Вы – люди молодые, у вас своя жизнь, а я – другой человек. Мне лучше отдельно жить, – вздохнув, ответила Настасья Никифоровна.

– Ты мешать точно не будешь, мы же только по вечерам и рано утром дома бываем.

– Знаешь, здесь у меня душа спокойна. Здесь я всех знаю. Не могу даже представить себя в городской квартире. Душно мне как-то в городе.

– Ты так говоришь, потому что ничего лучше не видела. Тебе надо к цивилизации приобщаться, надо познакомиться с городской жизнью, а то жизнь пройдёт, а ты так ничего и не увидишь. У нас и поликлиника под боком, и больница рядом. Возраст всё же у тебя. Мы переживаем – вдруг что с тобой случится? Кто здесь тебе поможет? Матрона? Так у неё даже нет медицинского образования. Да и ей самой уже помощь требуется.

– Ты про Матрону плохо не говори! Не насылай на себя проклятья! Нам до конца жизни молиться на неё надо. К Матроне люди со всех концов света приезжают. Когда ваша медицина не помогает – тогда к ней и едут. Скольким она помогла – и не счесть. Я ей верю. А ты говоришь – нет медицинского образования. Да зачем ей оно…

– Ясно, ясно, спорить не буду! Но мне кажется, все эти её обряды – это эффект плацебо, или, проще говоря, самовнушение…

– Пусть самовнушение, раз ты так считаешь. Но она мне всегда помогала.

– Да дело даже не во врачах. У нас аппараты хорошие, лекарства. Если приступ, не дай Бог, – в больнице под присмотром тебе все же получше будет.

– Для меня главное – люди, а не лекарства ваши и аппараты. Да и привыкла я уже – всю жизнь здесь прожила.

– Мам, ну ты себя в бабки уже записала, – не унималась Евгения. – Ты же не старуха ещё! Живёшь здесь на отшибе, белого света не видишь, мир совсем не знаешь. Как ты можешь судить, что для тебя лучше? Приезжай к нам, сможешь сравнить, оценить, что к чему. Не понравится – вернёшься. Надо же стремиться к лучшему. Вот, у нас с Владиславом сначала была комнатка в общежитии, а сейчас уже двухкомнатная квартира с ремонтом – и не служебная, из которой могут выставить в два счёта, а муниципальная. Это уже стабильно, на всю жизнь. Мы развиваемся, растём. Вот, копим на машину, на «Волгу»… Надо же идти в ногу со временем, следовать прогрессу. А ты как жила всю жизнь в этом доме, так и живёшь, и ничего в жизни не меняешь. Вот скажи – в чём радость твоей жизни?

– В вас, конечно! Если у вас всё хорошо – и мне на душе спокойно, а остального мне и не надо, мне всего хватает. Вы молодые – вот вам и надо все эти прелести жизни. А я привыкла здесь, на природе. Мне не надо никакой прогресс – слово-то какое, непонятное.

– Мама… – голос Евгении вдруг дрогнул. – Мне больше не к кому обратиться, только к тебе. Поэтому я и приехала… – тяжело вздохнув, сказала она.

– Мама… – голос Евгении вдруг дрогнул. – Мне больше не к кому обратиться… Только к тебе. Поэтому я и приехала… – тяжело вздохнув, сказала она.

– Вот что я скажу, – немного подумав, продолжила она, – если всё же решишься переехать к нам… то дом твой можно продать. У тебя и деньги на старость будут, и нам сможешь помочь. А жить всем вместе, всё же… полегче, повеселее.

Евгения прижалась к матери.

– Мамуль, – прошептала она, – если ты не поможешь, помочь некому.

– Ты, доченька, не переживай, успокойся, – обнимая дочь, сказала Настасья Никифоровна. Она посмотрела на часы: стрелки показывали полночь. – Давай-ка лучше ложись спать, а то поздно уже. А я как раз всё обдумаю, и с утра с тобой поговорим. Утро-то вечера мудренее, – добавила она.

– Хорошо, мамуль, – с надеждой в глазах сказала Евгения. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Настасья Никифоровна не хотела ехать в город, но что ей оставалось делать – дочь обратилась за помощью. «Если я не поеду – мне самой будет плохо. Не смогу я жить спокойно, зная, что у моих родных проблемы. Да и мне какая разница, где жить, – лишь бы у дочери в семье всё хорошо было. А если у них всё хорошо – значит, и мне хорошо», – думала женщина.

Утром Настасья Никифоровна сказала дочери:

– Знаешь, доченька, не смогу я жить, зная, что вам плохо, что могу помочь, но не помогаю. Я всё же решила – поеду я к вам в город, сидеть с внуками.

– Мама! Мамочка! Спасибо! – воскликнула Евгения и крепко обняла свою мать.

Уже через пару недель дом был продан, и Настасья Никифоровна переехала в город к дочери.

В день приезда Настасью Никифоровну на вокзале встретил зять. Он сразу её заметил: женщина стояла около вагона поезда с котомкой, которую, по старой традиции, она привязала к палке и забросила себе на плечо. Рядом с ней – два больших чемодана и мешок.

– Здравствуйте, Настасья Никифоровна! – подходя к тёще, сказал Владислав.

– Здравствуй, дорогой. Спасибо тебе, что приехал. Гляди, сколько я вещей привезла! – приветливо ответила женщина.

– Да! Я вас издалека заметил. Как вы всё это богатство довезли? – улыбаясь, поинтересовался Владислав.

– Сынок, что ты! – махнув рукой, ответила женщина. – Добрые люди, конечно, помогли. Как без добрых людей-то! Меня же вся деревня провожала. А до поезда меня довезли на повозке, как барыню, мужики-то наши.

Как только они вошли в квартиру, Настасья Никифоровна тут же вынула небрежно завернутый в старую газету небольшой свёрток.

– Вот! Владислав, возьми, – она протянула свёрток хозяину квартиры.

– Что это?

– Это вам на семью… Купите, что необходимо. Женя сказала, что вы на машину копите… ну вот, – смущаясь, ответила Настасья Никифоровна.

– Настасья Никифоровна! Это деньги? – оживлённо спросил Владислав.

– Да. Деньги от продажи дома. Я себе немного оставила, а остальное – это вам, – улыбаясь, сказала женщина.

В этот же миг тёща показалась Владиславу волшебницей из сказки – таким родным и близким человеком. Он сразу подошёл к ней, взял свёрток и впервые обнял её.

– Деньги от продажи дома. Это… это же огромная сумма, – сказал он, разворачивая свёрток и обнаружив внутри увесистую пачку денежных купюр. – Настасья Никифоровна! Спасибо! Так значит, мы снова зажиточные люди! А Евгения знает? – спросил он, крепко держа свёрток.

– Нет. Евгении я ещё не говорила.

– Что же вы стоите?.. Проходите, – замешкался Владислав. – Будьте как дома! Теперь ведь это и ваш дом. Вот… тапочки мои… возьмите, – сказал он, снимая свои тапки и подвигая их ногой к ногам тёщи.

– Спасибо… Но мне кажется, они мне большеваты будут, – посмотрев на огромные тапки Владислава, ответила Настасья Никифоровна. – Спасибо, Владислав! Спасибо! Тапочки у меня свои. Сейчас достану. У меня-то тридцать шестой размер ноги… А у вас?

– У меня… сорок третий, – посмотрев на миниатюрные стопы Настасьи Никифоровны и сравнив их со своими, сказал он. – Действительно! Тогда… как скажете, – добавил он, вновь надевая свои тапки.

Тем временем женщина достала из чемодана новые вязаные тапочки. Наблюдая, как тёща надевает их, Владислав всё яснее осознавал, что прямо сейчас происходит исполнение его желаний, что эта женщина так просто и непринуждённо даёт ему то, о чём он мечтал. Весь мир казался ему таким уютным, тёплым и воздушным – как эти вязаные тапочки его тёщи.

Владислав помог Настасьи Никифоровне разместится в комнате вместе с детьми. Разложив вещи и вынув из котомки свои заготовки, она принялась хозяйничать на кухне. Владислав же в своей комнате включил телевизор, но смотреть его не мог – мысли кружились вокруг полученных денег. Он знал, что тёща продала дом, но думал, что деньги она оставит себе – на покупку жилья поблизости. А тут – на тебе, такой сюрприз!

«Теперь мы, наконец, сможем купить машину!» – мечтательно думал Владислав. Он сразу представил, как будет выглядеть его «ласточка», новая белая «Волга», какой у неё будет манящий запах «новой машины», как он садится за руль, заводит её, как все восторженно смотрят на него. В этот момент он чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Однако уже через пару минут к нему пришла другая мысль: «Значит, тёща теперь будет жить с нами… всю оставшуюся жизнь! Денег-то на покупку отдельного жилья у неё не осталось». Но расставаться с мечтой о новой «Волге» он был уже не в силах. Его мозг старался найти в ситуации положительные стороны: «Тёща будет помогать по хозяйству, готовить вкусные обеды и ужины, следить за Мариночкой – ведь она так часто болеет. А мы с Евгенией сможем сосредоточиться на карьере», – успокаивал он себя.

– Бабуля! Бабушка приехала! – закричал Владик, вернувшись из школы и увидев в коридоре бабушкины вещи. Он сбросил ботинки и, не снимая верхнюю одежду, вбежал в комнату. Мальчик крепко обнял Настасью Никифоровну. В его душе стало особенно тепло.

Под вечер пришла с работы Евгения вместе с дочерью.

– Мамочка! Знакомься, это твоя подопечная – Мариночка. А ты, Марина, познакомься со своей бабушкой.

Девочка сразу подошла к Настасье Никифоровне и стала её разглядывать.

– Пойдём на кухню, моя хорошая, бабушка ужин приготовила, – обняв внучку, сказала Настасья Никифоровна.

Вся семья отправилась на кухню. На столе их уже ждали бабушкины разносолы: тушёная капуста с домашними колбасками, солёные грибы и помидоры, винегрет, яблочный пирог и свежесваренный компот.

– О таком ужине я всегда мечтал! – сказал Владислав-старший, посмотрев на жену.

Вся семья радостно села за стол.

– А завтра утром будут блинчики с малиновым вареньем, – пообещала бабушка, усаживая внучку к себе на колени.

– Спасибо, бабушка!

Настасья Никифоровна взяла на себя заботу о внуках, готовку еды, стирку и уборку. Пенсии ей хватало на продукты и оплату коммунальных платежей. Одежду она себе не покупала – донашивала ту, что у неё была.

Вскоре Владислав купил новенькую «Волгу». Он испытывал такую сильную радость и наслаждение от жизни, что ему хотелось остановить мгновение.

Однако, как-то вечером перед сном, он спросил свою жену:

– Слушай, Жень, я так и не понял – твоя мать теперь всё время с нами будет жить?

– Да. А куда ей деваться, дом-то она продала, – ответила Евгения.

– Не знаю… Я вот подумал… Через шесть лет Владику уже двадцать будет. С бабушкой жить в одной комнате… как-то…

– Тогда зачем ты машину купил? Не надо было. А что ты теперь предлагаешь? – перебила его Евгения.

– У меня немного остались… деньги. Думаю, можно будет подобрать ей отдельную комнату.

– Странно… Зачем тогда приглашали, если хотим её отселить? – сказала Евгения, посмотрев на него с недоумением. – Хотя… попробуй. Предложи маме остаток. Послушаем, что она скажет…

На следующий вечер, когда Настасья Никифоровна, сидя у себя, вязала носки, Владислав-старший зашёл в комнату и начал разговор. В это время за письменным столом Владик делал уроки, а Мариночка лежала на полу и что-то рисовала цветными карандашами.

– Настасья Никифоровна, я бы хотел… мы бы хотели… всё-таки вернуть вам остаток денег. Мало ли что, – с волнением сказал он, протягивая заметно похудевший свёрток.

Женщина, прекратив вязать, удивлённо посмотрела на зятя.

– Мне-то зачем? На что я тратить буду? Вам, молодым, нужнее.

– Возьмите, возьмите! – настаивал Владислав. – Вы подумайте, может, захотите комнату купить…

– Зачем мне? Я же места много не занимаю, зачем мне целая комната? Да и сколько мне ещё осталось-то?.. Оставьте лучше себе! Как помру – будут мои похоронные. У меня же, кроме вас, никого и нет, – сказала она, глядя ему в глаза.

Владислав, не выдержав её взгляда, глубоко вздохнул и отвёл глаза.

Евгения всё это время сидела на кухне и слышала разговор. Она не смогла сдержаться – зашла в комнату и вмешалась:

– Мама, мы согласны. Давай, деньги лучше у нас полежат. У нас надёжнее. Да и волноваться тебе не надо насчёт похорон – похороним тебя по высшему классу!

В комнате повисла тишина. Мариночка перестала рисовать, нахмурилась и непонимающе уставилась на мать. Владик, не поднимая головы от учебников, насторожённо ожидал, чем же всё закончится.

Евгения замешкалась, потом вдруг перевела тему:

– Мам, нам твои деньги точно нужны. Вот, например, можно за счёт твоих денег Владику пальто тёплое или шубу на зиму купить, а то его пальто совсем износилось.

– Да, Жень, так и надо сделать, – ответила Настасья Никифоровна.

– Спасибо! Деньги мы тогда у себя оставляем?!

Настасья Никифоровна улыбнулась, кивнула и, глубоко вздохнув, продолжила вязать.

– Пойдём, – бросила Евгения мужу, и супруги вышли, прикрыв за собой дверь.

На следующей неделе Владику купили новую цигейковую шубу. Она была чёрная, длиной до колен, сшитая по последней моде – такая тёплая и удобная. По правде говоря, ни у кого в их семье не было такой дорогой одежды.

Придя из магазина, Владик сразу надел шубу и стал вертеться в коридоре перед зеркалом.

– Сынок, теперь тебя и не узнать. Такой ты у нас модный стал, – восхищалась Евгения.

– Бабуль, смотри! Как тебе? – спросил Владик, зайдя в комнату к Настасье Никифоровне.

– Надо же, какой фраер! А ну-ка покрутись!… Очень мне нравится! Теперь-то ты точно не замёрзнешь, – рассматривая внука, радостно сказала бабушка.

Настасья Никифоровна была счастлива. «У дочери все хорошо. Внуки одеты, накормлены и под присмотром. Что ещё надо? Живи и радуйся», – думала она.

Такой шубы, как у Владика, не было ни у кого во дворе. Ребята ему завидовали. Да и сам Влад заметил, что стал как-то увереннее в этой шубе. Он почувствовал, как в классе изменилось к нему отношение: ребята всё чаще приглашали в свою компанию, девчонки стали засматриваться, а в глазах учителей появилось внимание – будто им вдруг стало важно то, что он говорит. Впервые он ощутил то пленительное чувство, когда мог хоть немного, хоть чуть-чуть управлять волей других людей. Казалось, эти люди сами хотели подчиняться, им было приятно быть заодно с человеком в такой модной и дорогой цигейковой шубе – единственной в школе.

«Как интересно: ведь вещи имеют власть над людьми. Всегда найдутся те, кто захочет быть рядом с тем, кто владеет дорогими вещами», – размышлял он.

Владислав считал свою шубу чем-то вроде волшебной палочки. Он надевал её, когда нужно произвести впечатление, расположить к себе или убедить. Иногда это не работало, но чаще шуба свою роль играла хорошо.

Однажды Влад возвращался из школы с одноклассниками. Их было трое: Лёнька-сосед, Димка и он.

Лёньке шуба очень нравилась. Он постоянно выпрашивал её примерить.

– Ну дай ещё разок! – снова пристал Лёнька.

– Нет, не дам! – отрезал Владик.

– Слушай, Влад, если дашь дойти до дома… я тебе магнитофон принесу, – вдруг предложил Лёнька.

Мать у Лёньки была стюардессой на международных рейсах и часто привозила фирменные вещи. И у Лёньки был как раз такой магнитофон, о котором Владик мечтал.

– Я же сказал… Хотя… давай! Тогда магнитофон, наушники и кассеты с Высоцким сегодня занесёшь?

– Хорошо. Но только до утра. Утром перед школой отдашь, а то родители меня прибьют.

– По рукам!

Ребята пожали руки, бросили портфели в снег и стали переодеваться. Димка тем временем пошёл в сторону, к находившемуся рядом и покрытому льдом озеру.

– Хорошо! Тепло! А мягкая-то какая! – с умилением протянул Лёнька, надев шубу.

Лёнькино же пальто Владу было маловато. Он с трудом застегнулся, толкнул Лёньку и с ухмылкой сказал:

– Тепло, говоришь?

Лёня хотел ответить, но в этот момент ребята услышали крик Димки. Он стоял на льду и махал руками:

– Ребята! Идите сюда! Смотрите, лёд такой прозрачный! Тут даже рыб видно!

– Идём! – крикнули они и, оставив свои портфели в снегу, побежали к нему.

Через минуту они были у озера.

– Здорово! Точно прозрачный! Мне как-то не по себе – он такой… будто его и вовсе нет. А он не провалится? – встав на лёд, настороженно спросил Лёня.

– Не бойтесь! Смотрите, здесь лунки везде – это рыбаки оставили. Они же не провалились, и мы не провалимся, – сказал Димка. – А давайте подальше пройдём, посмотрим, что там. Вот до той лунки, – он показал рукой на едва различимую лунку вдали.

– Давайте! – согласились ребята.

Чем дальше они уходили от берега, тем прозрачнее становился лёд. Они прошли метров тридцать, осторожно обходя рыбацкие лунки. Вода подо льдом была такой чистой, что в некоторых местах можно было отчётливо рассмотреть дно. Ребята ложились животом на лёд, руками разгребали снег, согревали лёд дыханием, от чего он становился ещё прозрачнее и вглядывались в глубину озера. Они с интересом наблюдали за жизнью его обитателей: рассматривали стайки рыб, наблюдали, как на дне медленно и тяжело колышутся водоросли.

Погода была безветренная, солнце ярко светило, позволяя рассмотреть все детали.

– Как же здорово! – восторгался Лёнька.

– Да! Это чудо какое-то! – вторили ему ребята.

Так они пролежали на льду около получаса.

– Давайте пройдём подальше? Поищем место, где поменьше водорослей. А то здесь рыбу плохо видно – она вся в водорослях прячется, – предложил Лёнька.

Ребята пошли дальше. Пройдя ещё метров тридцать, они вышли к участку, где на дне почти не было водорослей, и отчётливо виднелись крупные рыбы в окружении маленьких стаек.

– Кто это? – спросил Дима, глядя на проплывающую рыбу сантиметров пятьдесят в длину.

– Наверное, карась или лещ, – ответил Владик. – Смотри! Там ещё такие же!

Внизу проплыла стая лещей.

Так ребята переходили с места на место, разглядывая подводный мир с разных позиций.

Прошло около двух часов.

– Давайте к берегу! Я замёрз уже! – предложил Дима.

– Мне тоже холодновато в Лёнькином пальто. Б-р-р-р! – съёжившись, сказал Владик.

– Ну, ребята, давайте ещё! – не соглашался Лёня.

– Если хочешь – лежи и смотри. А я возвращаюсь! – сказал Дима. – Владик, ты со мной?

– Лёнька, давай домой! – сказал Влад.

– Вы только посмотрите… Там!.. Ледяные волны! – сказал Лёнька, показывая рукой вдаль озера.

Ребята оглянулись. Вдали виднелись будто застывшие ледяные волны – причудливые природные фигуры.

– Интересно, – задумчиво сказал Владик.

Ребята решили подойти и рассмотреть эти фигуры поближе.

Озеро под ледяными фигурами было прорезано глубокими, тонкими трещинами. Ребята осторожно продолжали свой путь, с интересом проходя вдоль ледяных глыб. Трещины становились всё шире, образуя неравномерную поверхность. Где-то уровень льда был выше, где-то – ниже. Сталкиваясь между собой, эти куски льда образовывали разноформенные ледовые изваяния. Ребята шли дальше, перепрыгивая через трещины между льдинами.

– Смотрите! Это же… ледяная змея… ледяная кобра. Видите? – бросил Димка, показывая пальцем на очередную ледяную глыбу.

Перед ними предстала высокая и широкая ледяная глыба, похожая на голову огромной змеи, раскрывшей свой капюшон. Лёд рядом с этой головой был весь потрескавшийся; трещины уходили глубоко вглубь и в толще льда формировали объёмную фигуру, похожую на туловище змеи. Казалось, громадная змея выползает из водных глубин.

– Вот это да! – восторженно сказал Владик.

Ребята стояли заворожённые.

– Только языка ей не хватает! – задумчиво заметил Дима.

– А давайте сделаем? – предложил Лёня.

– Как? – спросил Дима.

– Вон там ветка лежит, – оглядевшись, сказал Владик и указал пальцем на большую ветку, лежащую на льду немного подальше. – Обломаем лишнее – вот и получится рогатка. Как раз то, что нам нужно: такой расходящийся язык.

Обломав у ветки сучки, ребята сделали большую рогатку и вернулись к ледяной фигуре. Лёд вокруг был покрыт тонким слоем воды, казался неустойчивым. Никто не решался подойти вплотную. Они остановились и молча смотрели на эту огромную ледяную кобру.

– Мощно! – протянул Лёнька.

– Да-а… – подхватил Дима.

– Но языка ей всё же не хватает… Как же его приделать?.. – вслух задумался Владик. – Спереди – слишком много воды, не подойти… Может, попробовать забраться на неё сзади – через капюшон?!

– Я сделаю! – вызвался Лёнька. Он сразу схватил подготовленный язык-рогатку и направился к ледяной глыбе.

Ступая с предельной осторожностью, он подошёл к змее и, обходя её со стороны капюшона, стал присматриваться, где лучше залезть. Вдруг послышался хруст. От ног Лёни, глубоко пронзая лёд, побежали в разные стороны многочисленные нитевидные трещины.

– Лёнька, стой! Стой на месте! – закричали ребята.

Лёня резко остановился. В тот же миг он с ужасом почувствовал, как лёд под ногами становится подвижным. Мальчик рванул к ледяной глыбе в надежде, что, забравшись на неё, сможет спастись. С каждым его шагом трещины из-под ног стремительно расходились. Вода из глубин озера поднималась к поверхности. Добежав до льдины, Лёня с трудом взобрался на неё. И тут же трещины вокруг льдины разошлись ещё сильнее, и поднимающаяся вода окончательно нарушила равновесие. Голова змеи вместе с мальчиком накренилась.

Лёня отчаянно цеплялся за льдину, но безуспешно. Его ноги соскользнули. Ледяная вода моментально обожгла их, стремительно заливаясь в сапоги – тянула вниз. Лишь благодаря палке-рогатке ему удалось зацепиться и не соскользнуть полностью в воду.

– Помогите! Помогите! – закричал Лёня, вися на льдине.

– Лёня, держись! – кричали ребята, охваченные испугом. Они были в растерянности, не зная, что делать, как помочь товарищу.

И тут Влада пронзило осознание: «Чёрт подери, он же в моей шубе! Неужели она – пропала?!» – с ужасом размышлял он, представляя, как вместе с шубой теряет всё, что даровала ему эта вещь: авторитет в классе, возможность обмена на ценные предметы и расположение девочек. «Никто мне больше такой не купит!..» – на миг его охватили страх и безысходность.

«Нет! Так оставить нельзя. Надо действовать!»

Продолжая с тревогой смотреть на Лёню, он лихорадочно думал, что же делать…

Лёня в это время отчаянно держался за палку-рогатку, его ноги наполовину находились в ледяной воде.

«Надо срочно снять с него шубу! Пока она не утонула вместе с ним», – решил Влад. «Но как это сделать? Чёрт, еще и Димка здесь! Он же всем потом расскажет. Что бы придумать?..»

Влад резко дёрнул Диму за плечо.

– Дима, беги за взрослыми!.. А я останусь здесь – вытащу Лёню! – сказал он, чуть запнувшись. – За меня не беспокойся: я хорошо плаваю!

– Помогите! – кричал Лёня.

– Что стоишь?! Беги!!! – крикнул Влад, вонзив в Диму стальной взгляд.

– Лёня, держись! Я за подмогой! – крикнул Дима и бросился к берегу.

Как только Дима отбежал, Влад окликнул Лёню:

– Лёня, постарайся снять шубу и передай её мне! Она тянет тебя на дно!

– Я не могу! – всхлипывал Лёня, вися над полыньёй.

Влад лихорадочно вспоминал, как учили спасать на льду: «Руку – не тянуть, в воду – не прыгать… Палки! Нужны палки!»

– Сейчас!.. Я помогу, – Влад побежал к тому месту, где они ранее делали «язык» для змеи. Собрав обломки прутьев, он раскидал их у полыньи и осторожно подполз к краю льда.

– Снимай шубу! Тебе всего три пуговицы надо расстегнуть! – крикнул он.