Дуальность времени: последнее путешествие. Том 3

«Профессор, пожалуйста, – пыталась его успокоить Сабрина, в белом халате, с блокнотом в руках. – Это не повод устраивать сцену…»

Жак подошёл вместе с другим охранником. Молодой человек не сопротивлялся, но глаза его горели обидой.

«Мы любим друг друга. Почему вы так предвзято ко мне относитесь?» – тихо, но с вызовом сказал он, глядя профессору в лицо.

«Какой к чёрту любовь?! – взорвался Риккардо, указывая на юношу пальцем, словно на преступника. – Ни образования, ни карьеры! Кто ты вообще такой?! На мои деньги собираешься стать человеком?»

«Мне не нужны ваши деньги, синьор! – твёрдо ответил Адриан, шагнув вперёд. Его голос звенел от сдержанного гнева. – Я работаю в пекарне. Это тоже работа. Или вы считаете, что достоинство есть только у тех, кто носит костюм и сидит в офисе?»

Риккардо покраснел, брови сдвинулись к переносице. Он хотел что-то возразить, но в этот момент миниатюрная брюнетка сделала шаг вперёд и мягко положила руку ему на плечо.

«Профессор, – тихо сказала она, глядя ему в глаза, – пожалуйста… так вы ничего не добьётесь. Позвольте ему хотя бы объясниться».

«Не вмешивайся, Роуз! – бросил он резко, сбрасывая её руку. – Этот юнец больше не переступит порог моей лаборатории. Пусть ищет себе любовь где-то в другом месте!»

Жестом он подозвал охрану:

«Выведите его. И чтобы я больше его здесь не видел!»

Жак, переглянувшись с коллегой, неохотно подошёл к Адриану.

«Пошли, дружище, – тихо сказал он. – Без скандала. Так будет лучше».

Парень держался прямо, лицо покраснело, но он стоял с достоинством:

«Почему вы меня так ненавидите? Я не сделал ничего плохого».

Кальдерон только зарычал в ответ.

Жак и его напарник взяли молодого человека под локти и сопроводили его вниз. Тот не сопротивлялся, только крепко стиснул челюсти.

На первом этаже Сабрина подошла следом, её лицо было встревоженным:

«Послушай, Адриан… просто дай ему время. Он вспыльчивый, но он хороший человек. Он не всегда был таким…»

Юноша тяжело вздохнул. И тут его взгляд упал на Жака. Он удивлённо моргнул, потом шагнул ближе, прищурившись:

«Эй, это вы! – вдруг воскликнул он, широко улыбаясь. – Я так рад вас снова увидеть! Вы были правы – наша сборная победила, со счётом два: один! Я поставил деньги, и выиграл кучу! Спасибо вам!»

Жак и Сабрина обменялись растерянными взглядами. Жак слегка наклонил голову, словно пытался вспомнить.

Парень нахмурился, заметив его замешательство.

«Вы меня не узнали? – удивлённо спросил он. – Мы встретились в баре… В ноябре. Я Адриан Торрес».

Жак напрягся, будто в затылке щёлкнуло. Его взгляд стал рассеянным, он чувствовал, как внутри что-то дрогнуло… но – пусто.

Сабрина распахнула глаза, её сердце учащённо забилось.

«Ты его знаешь?! Ты точно его знаешь?!»

«Да, конечно! – удивлённо кивнул Адриан. – Вы тогда выглядели немного иначе… Поэтому я не сразу вас узнал. Но теперь я уверен – это точно вы».

Жак всё ещё молчал. Он смотрел на лицо незнакомца и пытался что-то выудить из мрака своей памяти. Но в ответ – только тупая боль в висках.

«Подождите… – пробормотал Адриан, вдруг начав шарить по карманам своей куртки. – У меня где-то была… та самая бумажка, которую вы мне дали в баре»

Сабрина мягко проговорила:

«Прости… он потерял память. У него амнезия после травмы. Он действительно не помнит никого из прошлого».

Парень посмотрел на неё, затем снова на Жака – с удивлением, затем с сочувствием.

«Ох… Простите. Я не знал. Это ужасно… Такая невезучесть…»

Жак, всё ещё не веря, пристально посмотрел на молодого человека.

«Вы… вы знаете моё имя?» – спросил он, голос его дрожал.

Адриан удивлённо вскинул брови.

«Конечно, знаю. Жак… Жак Бенколин. Мы тогда познакомились в баре, в ноябре. Вы сказали, что работаете в полиции… Мы говорили о справедливости. Вы впечатлили меня».

Мир на секунду застыл.

Имя. Работа. Бар. Ноябрь. Голоса, лица, звуки – всё нахлынуло, как волна. «Полиция». «Бенколин». Он почувствовал, как сердце сжалось от внезапного узнавания. Где-то в груди что-то щёлкнуло – как дверца, за которой пылились воспоминания.

Жак пошатнулся, схватился за голову. Виски пронзила резкая боль, как будто мозг перегружен вспышками памяти.

Сабрина тут же подскочила, поддержала его под локоть.

«Дэниел, спокойно. Ты в порядке?» – спросила Сабрина тихо.

Жак медленно кивнул. Но внутри что-то тревожно ворочалось.

Адриан – достал лист бумаги.

«Вы дали мне это. Помните?»

Жак взял записку. Его рука задрожала. Он узнал почерк. СВОЙ почерк.

«Чтобы помочь человеку, который вам дорог, вы должны поехать в свой коттедж 5 августа 1994 года. Но знайте, что, сделав это, вам придётся заплатить высокую цену. Выбор за вами, Адриан.»

Воспоминания нахлынули – обрывками, вспышками. Машина времени. Уильямсон. Мать. Гвендолин. Боль. Свет. Крик.

«У тебя снова идёт кровь», – сказала Сабрина, поднося носовой платок.

Он едва заметил её.

Он поднял глаза.

«Ты искал работу. Хотел жениться».

Адриан просиял:

«Да! Вы вспомнили?»

Сабрина смотрела на Жака, не дыша. Но он не улыбался.

Он просто прошептал:

«Я вспомнил. Всё вспомнил Адриан».

***

С тех пор как они вернулись домой, Жак будто стал другим. Он просто стал… тихим. Пугающе тихим. Он подолгу сидел у окна, вглядываясь в ночной город, словно пытался разглядеть в тенях и огнях что-то, чего никто другой не видел. Сабрина старалась не мешать. Она чувствовала, что внутри него происходит нечто важное, хрупкое, как ранний лёд на реке, который стоит только потревожить – и всё рухнет.

В ту ночь она лежала в постели, но сон так и не пришёл. Часы тикали с напористой настойчивостью, словно дразнили её бессилие. Наконец, Сабрина встала, накинула халат, купленный на распродаже в Woolworth, и босиком прошла в гостиную. Там, у окна, в свете уличного фонаря, сидел Жак. Профиль резкий, почти чужой, плечи напряжены, пальцы сцеплены в замок.

«Ты не хочешь спать?» – прошептала она, обнимая его сзади, прижимаясь щекой к его лопатке.

Он чуть вздрогнул от прикосновения, как человек, которого вытащили из глубоких раздумий.

«Да. Прости, что не дал тебе уснуть, – ответил он, обернувшись. Его лицо осветилось слабой улыбкой, и он крепко обнял Сабрину, прижав её к груди».

«Ничего страшного, – тихо сказала она. – Я волнуюсь за тебя. Всё в порядке?»

Он кивнул, но глаза остались настороженными, как у лиса, заметившего капкан.

«Я знаю, что ты волнуешься. Я всё тебе расскажу, но… дай мне немного времени, хорошо, дорогая?»

Сабрина молча кивнула. Она ощущала, как в нём кипит внутреннее напряжение, но давить было нельзя.

«Да. Поступай так, как тебе будет удобно. Но я должна тебе кое-что сказать».

Жак чуть приподнял брови, взглянув на неё внимательно:

«Хорошо. Тогда давай, мне любопытно».

«Даниэль… – начала она по привычке и тут же осеклась. – Прости, Жак. Извини, я всё ещё не привыкла».

Он усмехнулся, наклонив голову:

«Называй меня как хочешь. Я уже привык к своему новому имени. Или старому. К чёрту, уже сам не понимаю».

Сабрина сделала глубокий вдох, словно ныряя в ледяную воду:

«Жак, я… я беременна».

Он замер. Взгляд его помутнел, губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но не смог. Внутри него что-то переклинило – как будто шестерёнки памяти с грохотом зацепились друг за друга.

Он знал, что Дэниел был сыном Сабрины. Он также знал, что его отец бросил их еще до его рождения. Но теперь… теперь всё стало предельно ясно. Слишком ясно. И слишком ужасающе логично.

Ривера знал. Ответ на вопрос, который никто не мог дать ответ: кто был первым – курица или яйцо? Сейчас Жак задавал себе тот же вопрос.

Он стоял молча. Долго. Слишком долго.

Сабрина прикусила губу, всматриваясь в него:

«Я понимаю. Это немного неожиданно. Возможно, несвоевременно, но…»

И в этот момент он наклонился и поцеловал её. Без слов. Без плана. Просто чтобы остановить бег мыслей, заглушить бурю, прижаться к реальности. И в этом поцелуе было всё: страх, любовь, извинение, радость и немое обещание, которое нельзя нарушить.

Когда он отстранился, на его лице была редкая, искренняя улыбка.

«Я так люблю тебя, Саб… Я готов провести с тобой всю жизнь. Ты выйдешь за меня?»

«Да! – выдохнула она с такой искренностью, будто это было единственным словом, которое имело значение в этом мире».

Он подхватил её на руки, закружил посреди гостиной, засмеявшись как ребёнок. В эту секунду он был не путешественником, не потерянным в петле времени. Он был просто Жак. Мужчина, влюблённый в женщину.

На следующий день он рассказал ей всё. Почти всё. Сабрина слушала внимательно, иногда с приоткрытым ртом, иногда с изогнутой бровью. Как учёный, она искала логику. Как женщина – верила сердцем.

Но он не сказал самого главного. Он не сказал, что она должна была умереть. Не сказал, что Дэниел – их сын.

***

Позже в лаборатории у Жака взяли кровь, волосы, кожу. Риккардо был взволнован, словно стоял на пороге величайшего открытия. Весь день рядом с ним сновала его ассистентка – миниатюрная брюнетка по имени Роуз. Она подавала инструменты, делала записи, проверяла оборудование с выученной точностью и почти материнской заботой. Несмотря на молчаливость, в ней ощущалась внутренняя сила и решимость.

МРТ показало то, что невозможно было объяснить.

«Ваш мозг… – произнёс профессор Кальдерон, не отрывая взгляда от снимков, – он функционирует с аномальной скоростью. Не только нейронные связи – весь ваш обмен веществ ускорен в несколько раз. Сердце, лёгкие, печень, регенерация тканей… всё работает так, как будто организм постоянно находится в состоянии крайней тревоги или угрозы».

Он сделал паузу, провёл рукой по лицу.

«Это вызывает перегрузку систем. Старение клеток ускоряется. Первые симптомы уже начались: головные боли, носовые кровотечения, возможна потеря волос, бессонница, нарушения терморегуляции. Ваше тело буквально „сгорает“ изнутри. Словно время для него течёт быстрее».

Сабрина сжала руку Жака:

«Профессор, разве мы не можем как-то остановить это?»

Риккардо молча кивнул Роуз – та, словно по одному взгляду, быстро разложила перед ним графики и снимки. Он наклонился над ними, пальцы постукивали по столу.

«Мне нужно поработать с его генетикой. Нам нужна сыворотка… что-то, что замедлит клеточное старение, замедлит этот безумный метаболический ритм».

Он поднял глаза на Жака, и в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на тревогу.

«Но на это нужно время. А боюсь… у вас этого времени просто нет».

Он резко поднялся, подошёл к шкафчику, достал небольшую баночку с таблетками и протянул ему:

«Это – временное решение. Они слегка замедлят процессы. Не панацея, но дадут нам пару недель, может, больше. А за это время я попробую посоветоваться с Энтони».

Жак нахмурился:

«Энтони?»

«Думаю, вы с ним знакомы, – кивнул Риккардо. – Энтони Чарльз Линкольн. Он – молекулярный биолог, один из лучших».

Жак не раз сталкивался с Линкольном в коридорах лаборатории, но по-настоящему тот обратил на него внимание однажды.

Жак заметил, как у входа в лабораторию бывший сотрудник которого тот уволил месяц назад за халатность, попытался напасть на того. Мужчина собирался вылить на него опасное вещество, но Жак вовремя вмешался и предотвратил нападение. После этого случая Линкольн стал уважать его и всегда приветливо с ним общался.

Когда Жак вспомнил своё прошлое, он понял причину удивления Линкольн при их первой встрече.

Он знал, кем тот станет в будущем. Поэтому теперь, услышав, что Риккардо собирается посвятить его в свои анализы, внутри у Жака всё сжалось. Он не хотел, чтобы Энтони узнал, чьи данные сейчас изучаются. Это было бы слишком опасно.

«На самом деле, – сказал он тихо, – я был бы признателен, если бы вы не рассказывали ему обо мне».

Профессор Кальдерон кивнул:

«Конечно, я не скажу ему, кому принадлежат эти образцы».

Жак посмотрел на него с надеждой:

«Профессор, если вы создадите эту сыворотку, она сможет остановить моё старение?»

«Я разработаю сыворотку, учитывая вашу уникальную генетику, – объяснил Кальдерон, – …она замедлит старение всех, кто будет её использовать, не только вас. Поэтому никто не должен знать, что мы над этим работаем».

На мгновение профессор задержал взгляд на Жаке, словно пытаясь разгадать какую-то тайну:

«Что же в вас такого особенного? Почему ваши нейроны активны настолько, что вызывают перегрузку? Вы не подвергались облучению или чему-то подобному?»

Жак и Сабрина обменялись взглядом, решив не раскрывать правду. Он лишь пожал плечами, скрывая за этим лёгкую улыбку и молчание.

«Как вы думаете, профессор, у вас получится?» – спросила Сабрина с глазами, горящими надеждой.

«Я попробую, – кивнул Риккардо. – Но у нас мало времени. Я создам сыворотку, но пока дайте мне тишину и немного чуда».

Жак молчал. Он знал: чудо уже произошло. Оно лежало сейчас в утробе женщины, которую он любил.

Риккардо подошёл к столу, посмотрел на папку с записями и добавил:

«У нас уже есть часть ваших образцов, но чтобы начать работать по-настоящему, нужно больше. С вашего разрешения, мисс Ривера возьмёт у вас ещё несколько».

Жак вздрогнул, услышав имя. Ривера?

Он медленно повернулся к женщине, которая как раз стояла у стола, сосредоточенно раскладывая инструменты. Миниатюрная, смуглая, с прямыми чёрными волосами, собранными в строгий пучок. Лицо спокойное, но решительное. Что-то в её глазах – или, может быть, в линии скул – будто пробуждало в нём отголоски воспоминаний.

Гаспар… Ривера.

Жак вдруг понял, кто она. В будущем она будет матерью того самого человека – Гаспара Риверы. И вот теперь всё вставало на свои места. Энтони, профессор Кальдерон, мисс Ривера… Люди, которых он знал по отдельности, оказались связаны гораздо теснее, чем он мог предположить. Он почувствовал, будто мир начал замыкаться вокруг него, стягиваясь в плотный узел судьбы, где каждый шаг имел значение.

Глава2. Бенколин и Адриан

12.09.1985

Жак Бенколин вошёл в бар семь ноль-ноль, как и планировал. На нём был старомодный плащ, не по времени чистый и выглаженный. Официантка по имени Клаудия разливала пиво с механической ловкостью, словно делала это всю свою жизнь. Запах сигарет, кислого эля и давнего веселья висел в воздухе густым коктейлем времени.

Он обвёл взглядом полумрак, и глаза его остановились на юноше у заднего столика.

Адриан сидел, слегка сутулившись, пальцы крутили бокал, будто он пытался сквозь стекло прочитать судьбу. Парню было девятнадцать, но в глазах – осмысленный огонь, зрелость, которой обычно добиваются годами боли и выборов.

«Вы пришли, – сказал он, не поднимаясь. – Я ждал».

«И я благодарен, что ты пришёл», – ответил Жак и сел напротив.

Они выпили, и Жак начал. Он говорил просто, без украшательств, будто вынимал из себя одну за одной страницы правды. Путешествия во времени, другой век, его потерянная память, Сабрина, сын…

Адриан слушал. Иногда моргал чуть чаще, чем надо. Потом отхлебнул пива и, поставив кружку, задал вопрос:

«Ого. Значит, машина времени. А у вас там… летающие машины? Или вы, не знаю, болтаете с инопланетянами по телефону?»

Бенколин усмехнулся.

«Нет, наши машины тоже не летают. Но у нас есть смартфоны – видеосвязь, интернет. До инопланетян ещё не добрались. Хотя, глядя на некоторые лица в подземке, я не уверен».

Адриан рассмеялся.

Жак сделал глоток холодного пива, медленно поставил бокал на стол и, не поднимая взгляда, с едва заметной усмешкой сказал:

«Вижу, ты поверил мне быстрее, чем я ожидал».

Адриан понизил голос, словно опасаясь, что кто-то может подслушать:

«Может, я бы и не поверил… Но меня сбило с толку то, что женщина по имени Кармен Бенколин, о которой говорила тебе Клаудия, погибла в ту же ночь, когда мы с тобой познакомились. Мы с Клаудией пошли на похороны… и там я увидел её восьмилетнего сына – Жака. Когда я посмотрел на него… он был как ваша маленькая копия. Я был в шоке».

Он выдохнул и наклонился чуть ближе:

«А потом… когда наша сборная действительно выиграла чемпионат, я начал копать глубже. Но в архивах Гольденхорнбурга не оказалось ни одного полицейского с вашей фамилией. И ваша записка… – он усмехнулся криво. – Она только сильнее всё запутала».

«Я и не ждал, что поверишь с первого раза. Некоторые вещи объяснить трудно даже себе», – вздохнул Жак.

Адриан посмотрел в сторону.

«У моей девушки… её семья – потомственные шаманки. Они могут видеть прошлое и будущее. Она варит отвары из трав и мечтает о дочери, чтобы передать ей дар. Я с такими вещами знаком».

Жак кивнул.

«Значит, теперь ты не можешь вернуться?» – тихо спросил Адриан.

«Да. Скорее всего, они не знают, где я».

«Напишите письмо. Укажите дату и место. Попросите доставить его в 2018 году. Может, на почте и посмотрят как на сумасшедшего, но по закону они обязаны его отправить».

Жак замолчал, его взгляд затуманился, но где-то в глубине глаз впервые за долгое время мелькнула тень надежды. Он провёл рукой по волосам, не сразу решившись произнести вслух:

«А если письмо не дойдёт?»

Адриан пожал плечами и подался вперёд, голос его стал спокойным, уверенным:

«Тогда оставьте его где-нибудь, где его точно найдут. Или передайте мне. В 2018-м мне будет пятьдесят три. Если память меня не подведёт, я сам прослежу, чтобы они его получили».

Жак напрягся. Эта фраза словно ударила в грудь. Он знал, что в 2018 году Адриан сидел в тюрьме. Но не мог – не имел права – сейчас сказать об этом. Поэтому просто молча кивнул.

Адриан с подозрением сузил глаза:

«Что? – спросил он. – Что вы не договариваете? Я умру?»

Жак вздохнул. В голосе его прозвучала горечь, как будто он нес на плечах невыносимую тяжесть.

«Есть хорошая новость. И плохая», – произнёс он тихо.

«Начните с хорошей», – напряжённо сказал Адриан.

Жак посмотрел прямо ему в глаза.

«Ты женишься на своей девушке. У вас будет сын. А потом – дочь. И она унаследует дар своей матери».

Лицо Адриана просветлело. Он шумно выдохнул, в глазах загорелся живой огонь.

«Это… это благословение! Я знал, что Бог не отвернулся от меня!» – Он на секунду закрыл глаза, будто молился.

Но голос Жака стал глубже. Тяжелее.

«Но… в 1994 году твоя дочь придёт из будущего. Она попросит о помощи. Ты согласишься. И будешь разлучён со своей семьёй… надолго».

Тишина, что повисла между ними, была почти физически ощутимой. Надежда в глазах Адриана не исчезла, но померкла. Он опустил голову.

«А если я откажусь?»

«Тогда кто-то пострадает. Может, твоя дочь. Может, ребёнок, которого она защищала. Не знаю».

Адриан закусил губу.

«Это нечестно».

«Жизнь редко бывает честным. Но оно – как река. И ты сам выбираешь, прыгать в неё или нет».

Жак встал, положил руку юноше на плечо. И в этот момент раздался щелчок.

«Эй! – послышался голос Клаудии. – Вы такие серьёзные, будто мир собираетесь спасать».

Они повернулись. Клаудия стояла с пленочным фотоаппаратом «Canon AE-1» в руках, в джинсовом жилете, с начёсом в стиле Мадонны и подмигивала.

«Для стенда почётных посетителей, – сказала она, – вдруг вы станете знаменитыми?»

«Сомневаюсь», – усмехнулся Адриан.

«Всё возможно», – парировала она, и щёлкнула затвором ещё раз.

Бенколин улыбнулся – что-то в этом моменте казалось правильным. Как будто они действительно были героями. Хотя бы на кадре. Осознание того, что он уже видел эту фотографию, только что сделанную, вызвало в нем особое волнение. Он чувствовал себя так, словно завершал свою миссию.

Клаудия подмигнула и пошла дальше, оставляя за собой след из духов и лака для волос.

***

Дома Жак долго смотрел на чистый лист. Ручка дрожало в пальцах. Он не знал, что писать. Он не хотел возвращаться. Он хотел остаться – с Сабриной, с сыном, с их ещё не начавшейся жизнью.

Сабрина села напротив, глядя на пустой лист.

«Почему ты не пишешь?»

«Я… я не знаю, что сказать».

«Просто адрес и дата. Они поймут».

Жак бросил ручку.

«Это не должно было быть так! Я не могу оставить тебя!»

Глаза Сабрины заблестели.

«Если ты останешься – ты умрёшь. Каждый день здесь убивает тебя. Я не могу смотреть, как ты исчезаешь у меня на глазах!»

«Я не хочу, чтобы ты растила нашего сына одна…»

«У нас будет шанс, если профессор создаст сыворотку. Уйди сейчас. Вернись, когда она будет готова».

И в этот момент потолок осветился ослепительным светом. Шторы взметнулись, будто в комнату ворвался ураган.

Они выбежали в гостиную. В воздухе ревел портал – торнадо света, сверкающий облачный глаз.

«Они нашли тебя!» – крикнула Сабрина, перекрикивая вой.

«Как?..» – прошептал Жак, глядя в сияющую бездну.

«Беги! Пока он не исчез!»

Он обнял Сабрину, вцепился в её лицо ладонями, запомнил каждую черту.

«Послушай! Сыворотка разобьётся. Все в лаборатории будут заражены. Ты не должна идти туда в этот день. 27 февраля 1987 года. Слышишь меня?»

Сабрина не ответила – только кивнула, сдерживая слёзы. И тогда портал поглотил его.

А когда ветер стих, и свет исчез – она стояла одна, в тишине, глядя в пустую гостиную, будто смотрела в вечность.

Глава3. Тристан и Ривера

Понедельник, 11 октября 2018. 01:53

Тристан вернулся в Вавилон вместе с Гаспаром Риверой. Когда они вошли в офис, Ривера окинул Тристана оценивающим взглядом и спросил: «Ты собираешься рассказать мне, что произошло там?»

«Когда я приехал туда, сработала автомобильная сигнализация…”, – начал Тристан спокойным тоном, но Ривера остановил его: «Я говорю о человеке, которого ты тащил за руку и который исчез».

Как бы Тристану ни не нравилось действовать за спиной Риверы, он не мог рассказать ему всю правду. Он не хотел говорить, что помог Курту взорвать лабораторию.

«Я видел, как он прятался там. Я хотел забрать его и отвезти в какую-нибудь глушь, чтобы выяснить, зачем он все это сделал, но он исчез».

«И ты не удивился, потому что..?»

«Потому что он сказал мне, что прибыл из будущего, что ему необходимо уничтожить машину времени и что у него очень ограниченное время», – ответил Тристан и, чтобы избежать дальнейших вопросов, спросил: «Почему ты настоял на том, чтобы отправить Бенколина в прошлое?»

«Чтобы сохранить поток времени. Чтобы родился Дэниел. Потому что его отец – Жак Бенколин».

Когда Тристан справился с первоначальным шоком, он сказал: «Если бы Бенколин не отправился в прошлое, Дэниел не родился бы, а значит, не было бы и машины времени. Уильямсон не сбежал бы в прошлое, а тебя не похитили бы и не ранили. Не было бы необходимости в сыворотке, и ты был бы здоров». Сделав паузу, он подошел к Гаспару и спросил: «Тогда почему ты это допустил?»

«Логан и Ирен изменили нашу жизнь. Мое нынешнее положение – результат информации, которую Логан передал моей маме. Если бы не все это, кто знает, в какой уличной банде я бы оказался, как и мой отец. Я не хочу потерять все, что у меня есть. А ты?»

Тристану не нужно было много думать об этом. Он был доволен своей жизнью и, если бы ему предоставили выбор, ни за что не захотел бы ничего менять.

«Если кто-то из будущего хочет уничтожить машину времени, тебе не кажется, что это не просто так? Что, если эта машина имеет более опасные последствия, чем мы думаем?»

«У Уильямсона были свои причины явиться из будущего, чтобы убить меня, – сказал Ривера, расстегивая запонки и закатывая рукава, – и, разумеется, у этого человека есть свои причины уничтожить машину времени, но я не могу поверить никому на слово, пока сам не сообщу себе об этом из будущего».

Тристан вспомнил видео, которое показал ему Курт. Он снял и отправил себе видео из будущего. Потому что он действительно знал, что не может доверять никому, кроме своего собственного слова. У него был трудный день, и он был очень растерян. Он не хотел, чтобы Метатрон получил власть. Все, что он знал, – это то, что он будет всячески препятствовать такому будущему.

«Курт был с тобой, когда я звонил?» – вывел его из задумчивости Ривера.

«Да», – коротко ответил Тристан.

«Мне кажется, ты изменился с тех пор, как Курт появился в твоей жизни».

«Как именно?»

«Не знаю. Как будто ты что-то скрываешь от меня».

«Мне жаль, что ты так думаешь, – сказал Тристан, разочарованно глядя на него, – я бы никогда не сделал ничего во вред тебе. Ты сам это знаешь. Если верить тому, что написано в этой книге, 14 октября должна открыться истинная личность Метатрона. Раз этот человек пришел из будущего, он должен был знать о Метатроне, поэтому я и хотел его допросить, Гаспар. Вот и все».