Габри Бон-Берри. Книга 1. Новая жизнь

Только мальчишка собрался было взять ручку и приступить к написанию, как Камилла остановила его.

– О, необязательно столь изощряться. – Она повернула голову, взглянув на Ирис с улыбкой и мягким укором. – Чудо моё в перьях, не балуйся.

Ирис с ухмылкой пожала плечами. Камилла снова вернулась к Габри.

– Пожалуй, я без лишних проверок поверю, что ты действительно обучен нашему правописанию. В качестве оправдания за наше недоверие хочется сказать, что мы до конца не уверены, какое задание подойдёт для тебя, ведь мы не видим картину целиком и не знаем, какими уменьями ты обладаешь и достаточно ли в тебе… знаний, чтобы не допускать ошибок в тех делах, с которыми мы могли бы с тобой поделиться. Ты можешь сказать, что ты умеешь делать довольно хорошо? В чём-то у тебя есть достаточно опыта?

– Я мало имел дел с документами. Но если вы мне поручите это, я буду стараться сделать всё без ошибок. Я готов сделать всё, что мне скажут.

– Понятно. Что ж, тогда начнём с малого.

Будучи преподавательницей, госпожа Конте имела обязанности, связанные с проверкой, а также последующей сортировкой работ своих учеников; все мастера складывали их в особенные папки, представляющие собою в некотором смысле досье будущих картографов. Первым делом Камилла попросила Габри помочь ей именно с рассортировкой данных досье. Задание в основном заключалось в скреплении документов, распределении по дате написания, результату и написании отчёта – в общем, всё то, чем мастера были обязаны заниматься сами, но на что у них совершенно не было времени и, что ещё важнее, желания. Вся мелкая документальная работа, к которой их принуждал даже не Бруфорд, а высшие главы грандсбургского союза картографов, всегда складировалась ими подальше в ящик и вскоре забывалась. Спустя какое-то время о ней вспоминали и с большой неохотой приступали к её выполнению. Наконец появился тот, кого можно было с чистой совестью навьючить подобными делами, и даже Камилла, славящаяся своим милым благодушием и добросовестностью, не погнушалась вручить Габри работу с уже докучавшими ей досье.

Получив стопку бумаг и памятку, мальчик сел за стол в служебном зале и приступил к выполнению задания. В это время госпожа Конте села за свой письменный стол и, скрывшись за перегородкой, занялась работой. Она проверяла чертежи своих учеников, составляла новые задания на следующие практики, вместе с этим готовилась к лекциям и занималась оформлением заказных карт. В тот день, когда почти все отбыли из «Блюбелл», большая часть ответственности легла на плечи единственной в бюро мастерицы.

Камилла Конте была одной из любимейших преподавательниц для вечерников, хотя из-за слишком мягкого характера к ней относились не слишком почтительно. Её никогда не боялись, считали «божьим одуванчиком» и относились гораздо с меньшей покорностью, чем к тому же Леону Форца. Между тем Камилла была очень опытным мастером картографии, даже опытнее Леона и Элиаса. В свои годы она уже написала немало учебников и справочников по картографии и её истории, провела несколько крупных картографических проектов, в том числе совершила множество значимых деловых путешествий. В юном возрасте она, прибывшая из интеллигентной светской семьи, получила высшее образование в Королевской академии Кармоди, но связала свою жизнь с картографией и вскоре уже начала преподавать её на вечерних занятиях. Несмотря на большой вклад в картографию, другие учёные в данном ремесле знали её в первую очередь как поэтическую, высокую и одухотворенную натуру, прекрасную даму, чей туалет всегда поражал своей щепетильностью: широкими шляпами, украшенными перьями и цветами, юбками-колоколами, бархатными платьями с отделанными лифами, брошами и жемчугом. Камилла слегка обижалась, когда в очередной раз в научном сообществе с ней обращались несерьезно. При этом нередко благодаря своему нежному общению ей удавалось привлечь на сторону «Блюбелл» многих меценатов Кармоди, которые, насладившись общением с ней, подумали, верно, что место работы такой приятной мастерицы должно быть не менее достойное, чем она сама. Правда, несмотря на свою известность в светских и научных обществах Кармоди, Камилла всё ещё оставалась тихой, одинокой женщиной, которая большую часть времени проводила в своих мирах. Лишь в компании друзей из «Блюбелл» она позволяла себе раскрепоститься, вся расцветала и увеселялась, любуясь коллегами, как своими крестниками. Почти все из компании относились к ней как к крестной матери, чьи объятия, благоухающие мускусными духами, дарили большое утешение.

В тот день Камилла очень ласково напутствовала Габри. Когда он выполнил половину задания, она проверила его труды, назвала «умницей» и, погладив по головке, позволила продолжить. Вторую часть работы мальчик завершил достаточно быстро и уже спустя какое-то время просил у госпожи Конте новое задание. Она доверила ему ещё несколько документов и шаблонов для составления таблиц, но и с ними Габри управился быстро, после чего Камилла уже не знала, чем его занять. Тогда ей пришлось позвать на помощь Ирис.

В отличие от благостной души Камиллы, единственная секретарша в «Блюбелл» отличалась своей честностью и даже излишней прямолинейностью – зарекомендовав себя таким образом, она совсем не умела проявлять любезность, и уж тем более не давалось ей быть ласковой. Именно поэтому, как только ей поручили позаботиться о мальчике, она тотчас ответила: «Не-а, не до этого мне». Но, увы, всё-таки была к этому принуждена. По просьбе Камиллы она отвела Габри вниз и посадила возле себя за свой секретарский столик.

– Посиди настороже пару минут, я сбегаю покурить пока, – сказала она ему. – Если кто придёт, попроси их подождать. Ясно-понятно?

Габри кивнул. Ирис взяла свой красивый посеребрённый мундштук, дорогие хорстманские сигареты и, накинув на плечи пальто, вышла во двор через задний ход.

Во всей «Блюбелл» не было человека более свободного и раскованного, чем юная госпожа Канвилль. Когда-то давно она прибыла в столицу из маленького города на окраине Грандсбурга на заработки, сняла комнату-каморку в квартирном доме на Эрл-лейн и совсем скоро превосходно освоилась в многолюдном столичном городе. Она легко влилась в молодежь Кармоди; как и многие, увлекалась вальдской философской литературой, следила за новостями и с большой охотой внедряла в свою жизнь современные открытия и моду, с лёгкостью отказываясь от некоторых пережитков прошлого и с отважным любопытством осваивая новые взгляды и изобретения. Так, свои черные кудри Ирис никогда особо не укладывала, в этом не видела нужды; на её руке всегда красовались наручные часы, чтобы всегда знать который час, поскольку время – одна из высших ценностей; на её ногах – только удобные ботинки, чтобы быстрее сновать между домом, бюро, почтой и другими местами, куда ей непременно нужно было бежать каждый день. Вместо писем секретарша всегда звонила, вместо кареты предпочитала поймать такси-кеб, так как на нём быстрее. Но именно на рабочем месте в «Блюбелл» она в лучшей мере проявляла своё свободолюбие. За высоким саном и мастерством Ирис не гналась, а с умеренным усердием справлялась со своей незавидной, по её мнению, работой. С тех пор, как обвенчалась с младшим Форца, девушка добровольно набрала с лихвой разных обязанностей, подыскала небольшую работу, связанную с печатью, на стороне и даже в таких условиях успевала уделять время всему по чуть-чуть, не теряя упорства в тех делах, которые были ей важны, и не растрачивая себя впустую в том, что не сулило никакой выгоды.

Тем не менее порой Ирис всё-таки необходимо было подчиняться. В тот день ей пришлось между своими насущными делами заняться и мальчишкой, что как раз было совершенно невыгодно. Ей пришлось выкурить сигарету в одиночестве, чтобы слегка утихомирить в себе недовольство от этого факта. Вернувшись к Габри, девушка взялась обучать его работе на пишущей машинке. Пока в «Блюбелл» не было никаких посетителей, Ирис сидела рядом с ним и смотрела, как он учится печатать. Мальчик молча и собранно осваивал машинку, но вместе с тем слишком долго находил клавиши, и иногда написание одного слова занимало у него полминуты, из-за чего Ирис уже начинала терять терпение. В очередной раз, когда Габри застопорился, от утомления секретарша вздохнула:

– Давай уже! – Затем остыла. – Извини, делай, как получается. Но ради бога, выучи уже наконец, где эта треклятая буква «а» на панели.

В конце концов Ирис научила мальчишку также пользоваться кареткой и как подкладывать копировальную бумагу, после чего доверила написание нескольких списков. К счастью, Габри сосредоточился на том, чтобы по-хорошему приноровиться к пишущей машинке, и Ирис, воспользовавшись этим и с чистой совестью оставив мальчишку наедине с механизмом, вернулась к своим прямым обязанностям.

Вечером, когда по всем уголкам «Блюбелл» зажглись свечи, отдающие тусклый тёплый свет, госпожа Конте закончила лекцию в учебном зале, отпустила учеников и поднялась вместе с Ирис в мансарду, чтобы провести остаток вечера вместе. Вдвоём у них всегда было о чём поговорить, и именно мысли о грядущем совместном времяпрепровождении вечером служили для них главной усладой на протяжении всего дня. Но что, как минимум для Ирис, испортило всю усладу и лишило положенной награды в конце дня, так это пребывание в их компании Габри, которому больше некуда было деться. Он переделал все возможные задания, которыми его нагрузили с целью, чтобы он никоим образом не успел их сделать в один заход, и сидел вместе с девушками, ни говоря ни слова, но всем своим видом выражая неловкость – ту самую, что могли испытывать мальчики-подростки в компании взрослых девушек. Тогда Камилла решила развлечь Габри чаепитием. То был один из будних дней, поэтому они ограничились только некрепким чёрным чаем с молоком, без лишних угощений. Камилла показала Габри, как греть воду в очаге, как заваривать травы в заварочном керамическом чайнике с голубыми колокольчиками и как подавать чай к столу. Раз уж на то пошло, девушки доверили Габри и поухаживать за ними. Каждой из них он налил в чашку чай, приготовленный им самим. Они отхлебнули немного, затем дружно улыбнулись Габри и похвалили его слегка сдержанно: «Молодец». Едва он отвернулся, они многозначительно переглянулись и шёпотом поделились друг с другом:

– Боюсь, это просто невозможно пить…

– Да что там, это сущая гадость!

Никто не сказал Габри ни слова насчет напитка, приготовленного неумелыми руками. Дабы хоть чем-нибудь занять мальчишку, девушки скрипя сердцем поручили ему заваривание чая, надеясь, что он не будет смотреть на них в момент чаепития и тем самым не увидит боли в их глазах.

Следующий день он также провёл в Блюбелл. На сей раз его задачи усложнились: теперь мальчишке поручили работать не только за пишущей машинкой, но и с печатным станком в мастерской, и вновь за его обучение взялась Ирис, по своему обыкновению, не выказывая к этому никого желания, но не без ропота всё же выполняя просьбу господина Бруфорда. Справиться со станком в «Блюбелл» было испытанием и для самых опытных, умудренных мастеров, а станочные механизмы, похожие на рычаги средневекового орудия, одним своим тяжеловесным пыточным видом отталкивали всех нуждающихся в печати. Произвести что-либо в печать на этом станке было равносильно тому, чтобы взобраться на пик горы, но блюбелльцы, известные своим «отступающим» образом работы, не слишком заморачивались из-за этого, и вот уже несколько месяцев откладывали в сторону до поры до времени все документы, в том числе и карты, не нуждающиеся в скорой печати. В остальном с печатным станком совладала только Ирис, которой вполне хватало физической силы и упорства, тогда как остальные блюбелльцы предпочитали ждать подходящего повода, чтобы просто подойти к нему, либо же учтиво просили о помощи Ирис. Именно поэтому, обучая Габри работе с этим механизмом, девушка особо ни на что не рассчитывала. К её удивлению, Габри смог вполне посоревноваться с её упорством и уже через полтора часа с трудом, но не безрезультатно занимался печатью крупных листов и карт, что самую малость, но всё же задело её. Тем не менее Ирис было чем заняться и помимо страданий задетой гордости, поэтому, небрежно бросив Габри: «Молодец. Работай», она с лёгкостью повесила все заботы о печати на юные плечи и вернулась на своё место.

Габри долго провозился со станком. Вскоре после того, как большая часть дела была сделана, мальчика попросили помочь мастерам в служебном зале. В его задачи входило не больше, чем подготовка инструментов, передача сообщений внутри бюро, сортировка документов, но ко всему этому он брался с такой сосредоточенностью и ответственностью, словно от его помощи воистину зависело всё будущее компании, о котором не шибко заботились даже те, кто в ней работал на постоянной основе. Во время обеденного перерыва и послеобеденного чая работники «Блюбелл» в основном все вместе отдыхали в мансарде: в эти сокровенные минуты ничто не могло заставить их вернуться к насущным делам. Но Габри был единственным, кто воздерживался от любого проявления безмятежности. В то время, когда все наслаждались чаем, мальчик подходил к каждому за новым заданием – якобы, чтобы «не сидеть без дела». В те минуты он навлекал на себя недовольство всех блюбелльцев. Артур Форца, бессовестный молодой балагур и заядлый игрок, взял на себя обязанность отвлекать Габри от работы, когда всем уже начинала действовать на нервы его невинная навязчивость. Артур взялся учить Габри игре в шахматы, шашки, настольным играм с костями и домино – для него, впрочем, это было даже в некотором роде выгодно, ведь в «Блюбелл» имелось не так уж и много людей, всегда готовых составить ему компанию в играх, а он ужасно любил время от времени испытать удачу и особенно обожал те моменты, когда не слишком опытные игроки безбожно проигрывали ему одну партию за другой. С Габри он в полной мере испытал это торжество собственного гения и каждый раз после своей победы с удовольствием хлопал мальчишке по плечу, говоря: «Ну, не кисни, ха-ха! В следующий раз отыграешься уж как-нибудь!»

После обеда Габри снова примкнул к Ирис. По её просьбе он начал работу над рассортировкой карт в кладовке служебного зала, где обычно в беспорядке хранились уже готовые чертежи. Приведя мальчика в эту каморку, Ирис зажгла ему керосиновую лампу и всучила листок со списком.

– Завтра приедет извозчик, где-то в два часа пополудни, – сообщила она. – Вчера нам доставили двадцать карт из других грандсбургских бюро. Твоя задача – рассортировать карты по определенным полкам и оставить краткую характеристику на записке сбоку. Вот тебе правила. Внимательно читай и смотри, какой категории какая полка соответствует. Вроде бы всё разъяснила. Понял?

– Всё понял, – как всегда отвечал Габри. – Сделаю.

– Будь внимательнее. Крупно налажаешь – я из тебя суп сварю. Понял?

Она по-сестрински пригрозила ему пальцем, но на её суровое предостережение мальчик вновь ответил очень спокойно:

– Да, понял.

Ирис ушла, и полтора часа Габри пробыл один в тесных стенах кладовки, занятый своим поручением. Пока огонёк в лампе тускло светил ему сбоку, он разгребал нижние полки, заполненные стопками старых карт, и, следуя списку, перекладывал карты из одних стопок в другие, подписывал сбоку их данные. За всё это время он рассмотрел, казалось, невообразимое число разных карт: чертежи стейнхельмских островов, сёл, окруженных ледяными фьордами, и горных деревень; бесчисленное чисто провинций и усадебных долин Розенвилля; значимые места королевства Розена, его исторические края и длинные дворцовые площади; сады Вальда, возлегшие за холмами, и его самые крупные города; а также множество чертежей браунстонских крепостей и средневековых улиц, деревень и уездных городов Бранку и даже несколько чертежей северных княжества – княжеств Верборгена, Чаорчи и Эншайна. Но карт по ним осталось совсем немного.

В тот момент, когда Габри уже разгреб порядочное количество чертежей и собрал достаточно стопок, Ирис вернулась и встала в дверном проёме.

– Как продвигаются дела? – осведомилась она.

– Почти закончил.

– За сегодня ты порядочно насмотрелся карт. Не возненавидел ещё весь этот мир, который всем вечно нужно перечерчивать на бумагу?

Смиренное спокойствие Габри было совершенно нерушимо.

– Нет, всё в порядке. Я понимаю, мир большой, вот поэтому так много карт.

– Ты не поверишь, но это даже ещё не весь мир, а всего лишь один континент. Вот Восточные острова, например, намного обширнее нашего Каена. Я родилась в Грандсбурге, но мои корни принадлежат востоку. Видишь, какая я смуглянка? По сравнению с тобой я сама ночь.

Габри лишь бросил короткий взгляд на госпожу Канвилль, как будто для сравнения, затем снова отвернулся. Он достал из-за пазухи какой-то черно-белый выжженный временем снимок.

– Извините, я ещё хотел сказать, что среди карт нашёл это. Лежало на нижней полке под папкой со старыми чертежами. – Он протянул карточку Ирис. Взглянув, девушка сразу её узнала.

– Ого, так это же фотография прямиком из Шарлот-Ли. Господин Ренфред и господин Бруфорд были там где-то одиннадцать-двенадцать лет назад. Уже не помню. Вот, значит, где эта фотография пряталась! А мы её тогда везде обыскались. Выходит, надо было просто чуть дольше покопаться здесь, – усмехнулась Ирис. – Знаешь, где вообще Шарлот-Ли находится? Там, говорят, прелестно. Каждый вечер жители пьют вино, пиршествуют и устраивают танцы с песнями на главной площади. Не жизнь, а далёкая сказка.

– Не знаю. Я был однажды в Шарлот-Ли, но не помню такого.

– Серьезно, что ли? Когда это ты там был? – с большим удивлением спросила Ирис. Удивилась она даже не столько ответом Габри, сколько сменившемуся тону речи. Обычно аскетически-бесстрастный, этот мальчик вдруг показался печальным и задумчивым. Его глаза были опущены, взгляд – полон воспоминаний.

– Когда шла война, меня часто увозили в этот город и селили в дом моего капитана Марчинелли и его жены Карлии. – Он помолчал, глядя на фотокарточку. После минуты вдумчивого молчания мальчик убрал находку на свободную полку и повернулся к Ирис с прежним ровным выражением лица. – Извините меня, я отвлёкся. Сейчас продолжу.

– Да полно тебе, маленький трудолюбец, остынь, – поспешила остановить его Ирис. – Ты весь день то чай нам подносишь, то часами возишься с картами и отчетностями. Ты хороший мальчишка, ты мне нравишься, но ты вызываешь во мне греховную зависть из-за своего трудолюбия, поэтому будь паинькой, сделай себе перерыв и не возбуждай во мне вновь этот грех.

Габри поджал плечи. Он всё-таки не воспринимал иронии.

– Правда? Мне так жаль, госпожа Канвилль. Раз вам так угодно, я перестану.

– Да, так и поступим. Садись. – Они присели вместе на маленькую деревянную лавочку у стены, и Ирис протянула Габри сладко пахнущий бумажный кулёк и стакан молока. – Вот, я купила тебе в пекарне булочку с кремом и стаканчик молока. Поешь немного сладкого, чтобы с ума не сойти.

Поблагодарив, Габри забрал стакан, поставив его рядом с собой на лавке, и немного откусил от булочки. Ирис же, не церемонясь, уже кусала свою порцию с живым аппетитом, сминая бумажный кулёк, и также сноровисто запивала всё молоком.

– К слову, спасибо, – остановившись на половине своего перекуса, сказала она Габри. – Ты мне здорово помог за эти пару дней. Не думаю, что я сама бы справилась. Раньше было побольше бухгалтеров в нашем бюро – по крайней мере, больше, чем один. А теперь мне приходится и в приемной внизу торчать, встречать посетителей, и бухгалтерской работой заниматься. Дел выше крыши, а картографы всё чертят и чертят до посинения. Зато им потом всем почести – дескать, какие талантливые учёные! А ведь с их картами возятся потом такие, как я. Ты на своём примере убедился, что мой труд и правда дюже велик. Правда ведь?

– Да. Пожалуй, этого много.

– Истину глаголют детские уста! И всё-таки напрасно я тоже жалуюсь. Сама ведь столько дел набрала.

– Из-за того, что больше некому? – наивно поинтересовался Габри.

– Из-за этого тоже. Но в основном из-за того, что нужны деньги. С окончанием войны работы стало чуть больше, а зарплата… не сказать, что сильно изменилась. Приходится то тут, то там искать себе ещё способ подзаработать. Мы с Артуром всё никак не можем накопить на свадьбу. Оба каждый день торчим в «Блюбелл» и каждый занят своим делом – но всё равно как будто бы ничего не удается. Ещё и Леон этот. – При упоминании старшего брата Форца Ирис слегка покривилась. – Вечно ему что-то не нравится в нас с Артуром. Артур мой делает всё, что в его силах, чтоб ты знал.

– Он только что играл со мной в шашки, – только припомнил Габри, но Ирис сразу его перебила:

– Да это неважно! Он подмастерье на ура, всем бы таких. А брат его всё бранит без конца. До сих пор я просто надеюсь, что когда-нибудь мой Артур всё же напишет карту сокровищ, и тогда «Блюбелл» станет невероятно известной – мы все станем богатыми и известными, и Форца-старший изменит своё отношение к Форца-младшему. Тогда и свадьбу можно будет сыграть, – сказала она и в конце тихо посмеялась себе под нос. – Да… мечтать не вредно. А нам с тобой сегодня ещё встречать гостей. Ты доел? Доедай скорее, через пару минут пойдём с тобой за секретарских стол.

Отряхнувшись, Ирис поднялась с лавочки и пошла на выход, но Габри сразу же встал и почти что ринулся за ней.

– Я готов уже сейчас, – отозвался он, после чего Ирис обернулась и снова пригрозила ему указательным пальцем.

– Сел. И доел. Чтобы ни крошки мне здесь не оставил. Понял?

И Габри, возвращаясь на своё место, отвечал, полный покорности:

– Да. Понял.

После выполненных указаний мальчик всё же спустился к ней на первый этаж. Посадив его рядом с собой за столом, Ирис навьючила его парой-тройкой заданий, а в свою же очередь села за столик с пишущей машинкой и принялась что-то быстро печатать. Клацанье по клавишам сопровождалось механическим пощелкиванием каретки и шелестом сменяющихся листов бумаги – столь ловкая секретарша, как Ирис, справлялась с этим настолько быстро, насколько возможно. В течение дня в бюро «Блюбелл» зашло несколько поставщиков, одним из которых Ирис отдала документы, а у других, наоборот, приняла. Вместе с тем в музей «Блюбелл» также приходили посетители, и девушка выдавала им билеты и провожала к экспонатам. Нередко она настороженно приглядывала за гостями, но чаще всего для этого ей не хватало лишних пары глаз: своими же она безотрывно утыкалась в письма, что без конца составляла на пишущей машинке, и было ей совершенно некогда добросовестно следить за посетителями музея, бродящими по коридорам.

Улучив возможность избежать рутинной обязанности, она попросила Габри заняться этим неблагодарным делом, однако не совсем учла то, что он совсем не умел заявлять о себе, поэтому, не говоря ни единого слова, просто плёлся, подобно тени, за гостями по всему музею и этим многих смущал. Одна пожилая женщина, пришедшая с внуком, засмотрелась, было, на витрины, и тут же Габри подкрался сбоку со словами: «Добрый день. Не хотите чаю?» Бабушка подскочила от испуга, выронив очки и разбив их о пол. И Габри сразу кланялся, извиняясь и поднимая очки, вернее, собирая их по кусочкам. В иной же раз один из посетителей музея, поняв, что Габри всюду молча следует по его пятам, даже обратился с жалобой к секретарше. «Прошу простить, – излагал он Ирис, – но не могли бы вы попросить вашего служащего перестать везде ходить за мной? Это ужасно стесняет… он шагу мне не даёт ступить. У меня начинается тревога». Итого, Ирис пришлось попросить Габри снова сесть возле неё и тихо заняться бухгалтерией.

Иногда в приемной дребезжал звонок телефона. Ирис поднимала трубку всегда с одними и теми же вступительными словами: «Здравствуйте, вы позвонили в музей и картографическое бюро „Блюбелл“, чем могу вам помочь?» Бывало, она ругалась с кем-то по телефону, бывало, назначала встречи и дни посещения музея для школьников и иностранцев. Вдруг пришёл звонок от Бруфорда.

– Это вы, господин Бруфорд, – подняв трубку, ответила Ирис и сразу подозвала к себе Габри. – Иди сюда, поздоровайся.

Габри не слишком уверенно подошёл и, взяв трубку, прислонил её к уху.

– Господин Бруфорд?..

В трубке раздался приглушенный голос Бруфорда:

– Габри, здравствуй! Как успехи? Я сегодня приду поздно, отчёты, которые я на тебя повесил, делай не спеша, я заберу у тебя их через день или два. Ты справляешься?

– Да, я в процессе работы.

– Отлично, желаю тебе удачи. А теперь дай-ка трубку Ирис.

Мальчик подчинился, и Ирис, перекинувшись с директором ещё парой слов, положила трубку обратно на рычаг и посмотрела на Габри как-то оценивающе.

– Ты чего какой, как будто из глубинки прибыл? Неужели по телефону никогда не разговаривал?

– Никогда.

Ирис покачала головой, произнеся шепотом: «Вот так дела». Ей часто приходилось себе напоминать, кто всё-таки такой был Габри и откуда он прибыл. Порой она забывала, и тогда самые разные признания мальчишки могли её здорово удивить.