Габри Бон-Берри. Книга 1. Новая жизнь

Когда Бруфорд и Габри поднялись в мансарду, первым делом они встретили совсем юную девушку, что нагибалась возле печки и собирала совком пепел. Это была светловолосая девушка, на вид ровесница Габри, одетая в белый фартук, повязанный поверх нежно-розового платья с буфами. Заметив, что в мансарду кто-то пришёл, и узнав господина Бруфорда, она приподнялась, её большие карие глаза заблестели. Как только девушка совсем выпрямилась, взору предстало выразительное, миловидное юное лицо, усеянное маленькими веснушками, с изящно изогнутыми бровями, придававшими лицу милое и даже несколько наивное выражение. Девушка радостно улыбнулась вошедшему Бруфорду.

– Доброго денечка, сударь! – поздоровалась она. Бруфорд ответил ей кивком головы и теплой улыбкой. Он был также искренне рад видеть её.

– Добрый, Софи. Сегодня ты что-то рано.

– Я решила прийти пораньше. Мы договаривались с госпожой Конте, что она меня подтянет по картографии. Только у мастеров сейчас обед, а я решила пока что почистить печку от пепла.

– Очень любезно с твоей стороны. Спасибо, – поблагодарил мужчина, и она ответила ему лёгким, полушутливым реверансом. Затем Бруфорд повернулся к Габри и должным образом известил: – Это Софи. Как раз одна из наших вечерних учеников. Она приходит к нам на занятия после школы, а летом – почти каждый день. Мы стараемся её во всём наставлять. Правда, Софи?

– О да, правда. И очень хорошо наставляете! Правда, у меня последнее время очень много трудностей с картографией. Представляете, я никак не могу выполнить ваши задания! Не то, чтобы они слишком сложные, но, боюсь, я совершу множество ошибок, и вы из-за этого пострадаете. Госпожа Конте утешает меня и просит не переживать, но я всё-таки опасаюсь за качество своей работы. Вы же не будете сердиться на меня, если я прогуляю парочку занятий? Мне надо готовиться к школе, госпожа Уолтерс попросила нас повторить геометрию, а господин Кипли – литературу, а я ничего не успеваю. А ещё… ой, кхе-кхе. – Юная особа так заговорилась, что пепел из совка долетел до неё, и она раскашлялась.

Бруфорд обеспокоенно посмотрел на собеседницу.

– Софи, не повторяй своих же ошибок. Не болтай рядом с пеплом, ты и в прошлый раз едва не задохнулась.

– Да, кхе-кхе, простите, – откашливаясь, произнесла она.

В это время вдруг послышался приближающийся стук каблуков и шелест шелка. Из-за ширмы вышла взрослая женщина, её юбка-колокол из шелковых складок грациозно колыхалась при ходьбе.

– Кажется, Софи снова кашляет от пепла, – тихо посмеялась женщина, спрятав свой смешок в ладонь, облаченную в белую сетчатую перчатку.

Когда она подошла ближе, послышался легкий аромат мускусных духов. Слои кружева и оборок украшали линию её декольте, вместе с тем на её шее висело дорогое ожерелье, а на пальце было кольцо с соответствующим драгоценным камнем. Как только она поравнялась с Бруфордом, стало видно, что она была даже чуть выше мужчины: не только из-за сапожек с каблуком, но и из-за своего природного крепкого телосложения и высокого роста. Тем не менее это нисколько не мешало ей быть бесконечно элегантно выглядящей женщиной – быть может, лет тридцати. Лицо было нежным и матовым, слегка бледным от пудры. Её завитые каштановые пряди, заправленные в прическу «помпадур», красиво лежали под широкополой шляпой, украшенной декоративными цветами. Всё это выдавало в ней модную и обеспеченную даму, словно изображённую на почтовой открытке. От одного взгляда на неё Бруфорду становилось отраднее на душе.

– Познакомься, Габри, это Камилла Конте, – представил он её. – Одна из главных мастеров-картографов в нашей компании. Благодаря её влиянию нашему делу помогают множество меценатов и «Блюбелл» остается наплаву даже в самые тяжкие времена. Ведь нашей компании уже очень много лет. Верно, Камилла? «Блюбелл» была основана в Кармоди больше двухсот лет назад и до сих пор носит титул главенствующего картографического бюро Грандсбурга.

– Но только у нашего отдела до сих пор титул компании, где самые «ленивые, но богатые» картографы Каена, – добавила с мягкой улыбкой Камилла. Она говорила томно, с придыханием, а голос её звучал сродни пению флейты. Увидев Габри, она слегка склонила голову, чтобы ласково взглянуть на него. – Здравствуйте. Значит, у нас сегодня гости?

– О да. Софи, Камилла, познакомитесь, – это Габри Бон-Берри. Тот… про которого я вам рассказывал.

– Тот самый, кому вы проиграли двадцать тысяч крон? – с удивлением и таинством прошептала Софи в сторонке. Бруфорд прошипел ей: «Тсс!»

– То был Генри, мой друг, – шептал уже и он, стараясь скрыть этот разговор от своего спутника. – А это Габри. Тот, кого я привёз с севера месяц тому назад. Тот… которого привезли как бы «без глаз».

Вспомнив всё, Камилла сразу немного смутилась. Она поглядела на мальчика, всё такого же молчаливого, и на лице её появилось сочувствие. Камилла благодушно, но с толикой сожаления улыбнулась ему.

– Приятно познакомиться.

Габри молча поклонился ей и Софи. Затем Камилла взяла с пола свой чемоданчик, который имелся у каждого мастера-картографа и был заполнен чертежными принадлежностями.

– Я помогу Софи с картографией, – сказала она. – Увидимся позже. До встречи, Томас и Габри.

Она позвала Софи, вместе они спустились в учебный зал. Бруфорд и Габри тем временем прошли вглубь мансарды, за ширмы.

На диване справа, придвинув небольшой журнальный столик, сидел молодой мужчина делового вида в прилежном бежевом костюме. На столе перед ним раскинулись неизвестные карты, чьи-то атласы и чертежи, а сам он держал в руках какой-то определенный экземпляр, который оценивал своим характерным холодным взглядом. Бруфорд сразу понял, что он, вероятнее всего, проверял работу одного из учеников. Только этот мужчина мог делать это с таким невозмутимым и в то же время возмущенным выражением лица. Всё в этом человеке выглядело деловито: и гладко уложенные волосы, и идеально повязанный галстук, и очки с тонкой изысканной оправой. Среди всех мастеров он единственный выглядел как настоящий преподаватель, обладающий строгим видом и глубокой собранностью. Даже когда он ещё не получил звание мастера-преподавателя и учёного, он уже производил впечатление интеллигента с нордическим характером – хотя прибыл, право, из деревенского захолустья.

Сбоку от него сидел другой молодой человек, даже больше парнишка. Ничем столь же серьезным он занят не был: даже напротив, расхлябанно сидел, положив нога на ногу, на краю дивана, уплетал за обе щеки крошащееся печенье и запивал всё чаем, который остывал в его чашке на столе возле учебных чертежей. Когда он увидел Бруфорда, то весело помахал, но ничего не сказал из-за набитого печеньем рта. Вместо него своё слово вставил рядом сидящий строгий мастер-преподаватель.

– Добрый день, – коротко сказал он.

– Добрый, – ответил Бруфорд. – Я принёс тебе кое-что.

Бруфорд передал ему пару стопок газет, и тот, отблагодарив, положил их к себе на стол. Во всей «Блюбелл» он был единственным, кто весь день мог провести за чтением газеты, полностью погруженный в черно-белые страницы. Это было чисто в его духе.

– Господа, – обратился Бруфорд к обоим молодым людям, – я бы хотел вас представить своему гостю, Габри. Габри, это Леон Форца, – сказал мужчина, указывая на старшего. – Наш мастер-картограф. А рядом с ним его младший брат Артур. Наш лучший и пока единственный подмастерье.

Так называемый Артур был таким же темноволосым и черноглазым, как старший брат, но его глаза, в отличие от братских, не смотрели собранно и строго, а сверкали чувствительным огнём. На Артуре был жилет самого простого кроя и широкие старомодные брюки с заплатками. На ногах – нелепые ботинки, привезенные им из деревни уже в запущенном состоянии, но он, так или иначе, никогда с ними не прощался. Сам Артур был кудряв, – кудри его досягали плеч, – лохмат и очень улыбчив. Приехав из своей родной деревни, из которой его брат съехал уже давным-давно и без последствий, он выглядел и вёл себя совсем как деревенский парень, только что вернувшийся с огорода.

– Эка невидаль! – изумился Артур. Проглотив печенье, он подал свой громкий, чуть хрипловатый голос, тогда как его старший брат промолчал и лишь сдержанно кивнул Габри в знак приветствия. – У нас-то и гость? Давно такого не бывало. Это тот, кому вы проиграли десять штук?

Бруфорд уже хмурился от надоедливости своих подопечных.

– Что вы все так озабочены моими финансовыми делами? Этот человек не имеет ничего общего с господином, которому я на самом деле задолжал довольно крупную сумму. Это Габри. Я про него вам рассказывал.

Габри вновь поклонился. Артур улыбнулся ему и бодро крикнул:

– А, ну тогда ладно. Здарова! Будем знакомы! – Но потом снова поднял глаза на Бруфорда. – Ой, а вы случаем не встретили внизу Ирис? Она вот только что спустилась.

– Да, мы с ней встретились. Но, боюсь, она сразу же убежала на почту… – ответил Бруфорд, уже зная, что за этими словами последует.

Как и предполагалось, Артур вдруг весь насупился и закипел, резко поднимаясь с дивана.

– Ушла и даже меня не спросила, а! – поставив руки в боки, выругался он. – Взяла и ушла, а ведь вместе собирались. Ну скажите, егоза? Вечно ей надо от меня убегать, вечно меня ни о чем не предупреждает! Сколько раз просил её приглашать меня хоть куда-то – экая баловница, всё-то ей надо сделать по-своему, а мы ведь венчаться уже шли! Леон, – тут он решительно посмотрел на своего брата, – я пошёл. Приду не знаю, когда. Бывай, не рассчитывай на меня!

И, прихватив свой портфель, Артур унесся из мансарды и размашисто, быстро спустился по лестнице вниз, совершенно ни о чём не беспокоясь. Леон, проводив взглядом брата, только покачал головой и едва слышимо произнёс: «Ну балбес». После шумного ухода Артура и громкого хлопка дверью, в мансарде стало слишком тихо.

– Как ты понял, это был тот самый жених Ирис, – объяснил Бруфорд для Габри. – Такой же своенравный, как и она сама. Но я думаю, вы с ним поладите, если ты будешь с нами работать. Он чудаковатый, но очень ответственный и воодушевлённый подмастерье. Я бы даже сказал, последний в своём роде. Ну а теперь пойдем я покажу тебе свой кабинет, и на этом закончим. Может быть, я даже придумаю, чем можно было бы тебя занять у нас в «Блюбелл».

Кабинет Бруфорда был маленькой комнатой в конце мансарды. Для директора всего бюро место казалось не самым завидным, но с самого начала Бруфорд предпочел именно его: теснота и уединение привлекали мужчину гораздо больше, чем простор служебного зала. Едва Бруфорд отворил тёмные двустворчатые двери, соструганные из дуба, сразу же почувствовалось дыхание книг и чернил. В маленькой мансардной комнатке помещалось не так много мебели, но Бруфорд удобно расставил всё по своим местам: у стенки посередине стоял роскошный письменный стол, заставленный книгами, подставками под перьевые ручки, с разложенными стопками писем, сургучными палочками и печатями, над своим директорским креслом он повесил пару картин в бронзовых рамках, а по углам поставил две напольные лампы на витых деревянных ножках.

В кабинете находился человек. Бруфорд даже испугался, неожиданно увидев чей-то силуэт возле его стола. Как только человек обернулся, Бруфорд выдохнул, а человек, оказавшийся знакомым ему мужчиной, улыбнулся.

– С возвращением, старик, – поздоровался он как ни в чем ни бывало.

– Элиас, что ты забыл в моём кабинете? Почему ты здесь?

– Да вот, пришёл положить тебе на стол свои отчёты. Или хочешь, могу их себе забрать? Тебе, наверное, не так уж и нужны отчёты, от которых зависит весь бюджет компании. – Он говорил с расслабленной, дразнящей улыбкой. – Действительно, ведь какое тебе дело до бюджета «Блюбелл», когда твоего бюджета отныне почти что нет… Может, ты помнишь? Недавно ты очень романтично развеял двадцать тысяч крон, как прах, по ветру. Даже не знаю, Томас, если тебе так не нужны были эти деньги, ты мог бы… да, думаю, ты мог бы вполне отдать их мне. Но теперь уже бессмысленно. В следующий раз, если вдруг у тебя будет лопаться от денег кошелек, а рядом не будет твоего друга Генри – вдруг он переедет загород, у него ведь теперь есть на это достаточно средств, – то ты не стесняйся и подходи ко мне. – Он положил руку на сердце и посмотрел на Бруфорда с величайшим радушием. – Мне будет очень неловко, но ты мне не чужой человек, ты многое для меня сделал, поэтому так и быть – ради тебя переборю в себе эту неловкость: я с радостью приму от тебя несколько тысяч крон. Договорились? Ещё раз скажу тебе, не стесняйся!

Бруфорд вздохнул, уже утомленный общением с этим человеком.

– Оставь. Оставь отчёты на моём столе и ни слова больше.

Элиас довольно рассмеялся. Ему, очевидно, доставляло удовольствие слушать утомленные вздохи Бруфорда, причиной которых он чаще всего и бывал. Во всей «Блюбелл» он считался самым беззаботным и при этом нахальным мастером-преподавателем. Не слишком молодой, недостаточно старый, это был мужчина, который, вопреки своим некоторым ранним морщинкам, обладал поведением, голосом и характером молодого парня и вместе с тем – лисьими зелеными глазами и повадками разгульного студента. Он был одет по-академически, при этом без каких-либо изысков: в серый шерстяной свитер поверх рубашки с торчащим воротником и повязанным галстуком и фланелевые брюки, из-под которых внизу выглядывали гладко почищенные кожаные туфли. Его темно-русые волнистые волосы были уложены на современный, несколько небрежный лад. Почти во всём его внешний вид подходил под нынешние тенденции, и, если бы Бруфорд не знал этого человека, со стороны он бы подумал, что это действительно какой-нибудь безответственный студент, вдобавок, как будто подшофе. Среди всех в компании он слыл самым большим тунеядцем, чаще всего слоняющимся без дела. Подчас он был с радостью готов прогулять свои собственные уроки и с чистой совестью отправить всех учеников по домам. За это он был самым любимым преподавателем: ни к чему не подходя серьезно, Элиас тем самым составлял полную противоположность тому же Леону Форца, которого боялись и ненавидели почти все вечерники.

Именно на знакомстве с этим прекрасным преподавателем Бруфорд планировал закончить свою экскурсию по «Блюбелл». Мужчина представил:

– Габри, это Элиас Ренфред, последний из всех мастеров. Элиас, это Габри, про которого я тебе рассказывал.

– Что ж, приветствую, – сказал Элиас Ренфред и протянул правую руку.

Габри остался стоять неподвижно. Он непонимающе взглянул на протянутую ладонь, но так и не шелохнулся.

– Я должен пожать вам эту руку? – спросил он.

– Если хочешь, могу дать другую. Но эта, по-моему, тоже весьма ничего. – Даже после разъяснений Габри всё ещё не решался. Элиас, однако, ничуть не отступал; наоборот, лишь подстёгивал: – Чем больше ты медлишь, тем больше мне обиднее, а моя рука уже настроилась, чтобы её пожали.

Только тогда Габри наконец подал руку в ответ. Он сделал это совсем неумелым жестом, и его ладонь вяло ухватилась за ладонь Элиаса.

– Извините, я просто думал, рукопожатия могут быть только между равными людьми, между взрослыми и статусными.

– Странные выводы. Молодёжь, вроде тебя, тоже жмет друг другу руки.

– Правда? Я об этом не знал. Я сам такого ещё никогда не делал.

Элиас ахнул, так старательно изобразив изумление, что Бруфорд, стоящий поодаль, не смог сдержать усмешки.

– Да. Ты. Что! – проговорил он, чеканя каждое слово. – Значит, самое время. У нас, знаешь ли, в Грандсбурге это вроде сокровенного обычая – мы жмём друг другу руки всегда и всем: и женщинам, и мужчинам, и при приветствии, и при знакомстве. Без этого никак.

Говоря всё это, Элиас всё ещё держал руку мальчика в своей.

– Как долго надо это делать? – спрашивал Габри.

– Достаточно долго. Пару минут так точно.

Убедив его в этом, Элиас сделал так, что они простояли ещё примерно полминуты в молчании, пожимая друг другу руки. Бруфорд уже занялся тем, что проверял принесённые Элиасом отчёты, стоя в стороне.

– Уже можно отпускать? – наконец позволил себе спросить Габри. Неожиданно после этого вопроса Элиас правдоподобно вознегодовал:

– Ты что, с ума сошёл?! Ты что не знал, что короткие рукопожатия в Грандсбурге считаются верхом неприличия? Это почти незаконно. Если отпустил руку раньше положенного – считай, нарушил наш сокровенный обычай. Общество будет тебя страшно презирать, понимаешь? Виноваты в этом всегда оба человека. Я вот лично не хочу, чтобы на меня бросали потом косые взгляды, а ты? – В ответ Габри сразу покачал головой. – То-то же. Тебе ещё повезло, что я тебя вовремя осведомил. Моему другу вот не повезло: он не знал о наших традициях и совершил эту чудовищную ошибку. В людном месте пожал человеку руку и сразу же отпустил. Тебе лучше не знать, что с ним сделали…

Габри оказался крайне восприимчивым и серьёзно отнёсся к этим словам.

– Спасибо, что предупредили, – осмысленно ответил он. – Не знал, что здесь есть такие обычаи.

– Тебе ещё о многом предстоит узнать, златовласка. Грандсбург – самое странное место во всём чёртовом Каене. Мы тебя ещё введем в курс дела. А пока что – жми мне руку. Ещё минуту. Такой обычай!

– Да, я понимаю, – говорил Габри и продолжал старательно жать собеседнику руку.

Поглядев на пожимающих друг другу руки Элиаса, который только шутил с невозмутимым лицом, и Габри, который ввиду своей доверчивости уважительно внимал каждому слову, Бруфорд улыбнулся, наконец почувствовав толику долгожданного утешения.

Он думал, что уже никак не сможет выполнить своего обещания и помочь мальчику, приведённому им с севера, освоиться и оклематься после череды военных событий. Но в стенах родной «Блюбелл», где каждый фут был пропитан спокойствием, свободой, познаниями и лёгким ребячеством молодости, в мужчине всё же проснулась надежда. «Друг мой, Феличе, – тогда обращался он к почившему духу. – Думаю, у меня всё-таки что-нибудь да получится».

Часть 2. Картографическая компания «Блюбелл»

Глава 1

В свой первый день в «Блюбелл» Габри, по настоянию Бруфорда, взялся наблюдать за тем, как проходила работа мастеров, подмастерья и секретарши, чтобы лучше вникнуть в суть их дела и разъяснить для себя, готов ли он здесь остаться в качестве помощника. В случае, если мальчик всё же решится, Бруфорд пообещал ему небольшую, но вполне достаточную для первого раза оплату. Сам Габри же не выказал к этому никакой особой нужды и без околичностей признался, что просто желает быть полезным.

– Благородное, конечно, рвение, – отметил Бруфорд, – но в моём случае оно грозит по меньшей мере жестким выговором со стороны тех, кто будет повыше меня. С чистой совестью я обязуюсь оплачивать твой труд, каким бы он ни оказался.

В настоящее время Габри был, так или иначе, лишь гостем в «Блюбелл», а Бруфорд, хотя и намеревался помочь северянину приспособиться, был вынужден по вопросам компании уехать на весь день. Произнеся несколько напутствующих речей, мужчина оставил своего подопечного в бюро, понадеявшись на то, что всё образуется самим собой. Но весь этот день Габри просто не понимал, куда ему деться.

Он неожиданно-пугающим образом возникал в разных местах бюро, неизменно спрашивал одно и то же: «Могу чем-нибудь помочь?» и получал неизменное: «Нет, спасибо». Он то и дело преследовал мастеров, предлагая любую помощь, и возникал в тени в каждом углу здания. От его бдительного наблюдения и услужливости, выраженной одновременно и ужасно навязчиво, и совершенно невинно, всем становилось не по себе. Элиас Ренфред справлялся с Габри по-своему: игриво дуря, говорил, что его позвали в другую комнату, и, пока тот уходил, удирал куда-нибудь в другое место, куда в конце концов Габри добирался и, спрашивая, почему прошлый раз он так никого и не нашёл из тех, что его звали, получал ответ:

– Да? Значит, я немного ошибся. Теперь тебя зовут в кладовку. Кажется, Ирис нужна твоя помощь с коробками или что-то в этом роде.

Сколько бы раз Элиас ни повторил этот трюк, каждый раз срабатывало. Так он огородился от их неприемлемо благодетельного гостя.

Другие же не могли себе позволить прибегнуть к подобного рода грубым уловкам, но вместе с тем не соглашались принимать никакой помощи от мальчика, который, судя по рассказам Бруфорда, был не таким уж образованным, а то и совершенным невеждой, который вполне способен от незнания и где-нибудь ошибиться. Стараясь не обращать на него никакого внимания, весь первый день работники самостоятельно прозанимались своими делами.

Бруфорд узнал об этом, только когда вернулся после деловой встречи в бюро и увидел Габри, одиноко сидящего в мансарде в темноте. Вновь он сидел сложа руки, как безмолвная потерянная тень. Бруфорд устало потёр веки. Не имело смысла спрашивать, как прошёл его день, всё было ясно и без лишних слов. Попросив Габри подождать, Бруфорд открыл дверь в свой кабинет.

– Я так понял, дело не пошло, – уразумел он. – Так… Посиди здесь на диване, я сейчас закончу кое-что и подскажу тебе, что делать.

С тех пор как Бруфорд вошёл в свой кабинет, Габри смиренно сидел на диване за ширмой и ждал положенного часа. Ещё в те времена, когда они оба с Бруфордом ночевали в казармах, Габри запомнился мужчине как человек, который мог просидеть на одном месте целую вечность. Если ему скажешь «жди», он, пожалуй, может прождать хоть с рассвета и до полуночи. Принимая во внимание эту его особенность, Бруфорд решил, что мальчику определённо нужно чуткое руководство, под которым он не смог бы полностью слиться с мебелью. Проблема была лишь в том, что убедить кого-нибудь из блюбелльцев заняться тем, что они больше всего не любили, – то есть принять на себя ещё какую-либо ответственность, – последнее время представлялось особенно трудновыполнимым.

С началом новой недели некоторых мастеров из «Блюбелл» направили в поездки, а Бруфорд почти каждый день был обязан ездить на деловые совещания директоров. Касательно путешествий, ближе к концу месяца в «Блюбелл» поступило немало новых заказов на карты в пределах Кармоди и за городом. Чаще всего за город выезжали братья Форца, везде придерживающиеся компании друг друга. На второй день пребывания Габри в «Блюбелл» они также покинули свои рабочие места, отправившись на нанятом кебе в провинцию, где предположительно остановились в одном постоялом дворе и занялись созданием карт загородных долин.

Элиаса Ренфреда как самого старшего среди мастеров-картографов звали в дальние поездки по всему Грандсбургу; он имел много приятелей-коллег из других компаний, с которыми встречался в путешествиях и из-за этого надолго задерживался. В тот день его тоже не должно было быть в «Блюбелл». Он отправился на два дня на восток Грандсбурга для составления чертежей на заказ. Бруфорд выделил ему на это ровно день, но накануне Элиас позвонил ему по гостиничному телефону и заверил, что ему было мало одного дня, путём уговоров выманил себе ещё один, в котором, как позже выяснилось, сильно не нуждался и всего-навсего приврал, чтобы провести денёк в другом городе, погулять, подремать в гостиничной комнате и отвести дух после пьяной ночи – словом, ему нужен был день для похмелья. Элиас отменил свои занятия на этой неделе, что было одобрительно встречено его учениками, и предался вольному путешествию.

В «Блюбелл» на второй день остались только Камилла Конте и Ирис Канвилль. Перед своим отъездом Бруфорд заранее попросил их уделить Габри чуть больше времени, чем раньше, и основательнее отнестись к его пребыванию здесь. Посовещавшись, девушки собрались втроем на мансарде. Они посадили Габри на диван за столом с перьевой ручкой и чернильницей. Ирис, опершись на стену, наблюдала со стороны, а Камилла, присев, с изяществом опуская свой шёлковый подол, на диване рядом с Габри, приступила к испытанию мальчика. Она старалась спрашивать его ненавязчиво-любезным тоном:

– Для начала позволь поинтересоваться, ты ведь умеешь писать на нашем языке? Я не сомневаюсь в твоих речевых способностях, говоришь ты почти совершенно без акцента, но, если уж ты возьмешься нам помогать, ты должен быть грамотен, хотя бы в общих чертах.

– Я думаю, я хорошо могу писать на общеконтинентальном языке, – ответил Габри. – Меня давно этому учили.

– Тогда напиши, пожалуйста, предложение. Допустим: «Жемчуг добывается из раковин, лежащих на дне моря».

Взяв перьевую ручку, Габри написал на листе своим угловатым, корявым почерком это предложение. Камилла взглянула на листок и, увидев грамматически правильно написанное предложение, удовлетворённо кивнула. Ирис же, вальяжно подпирая стенку в стороне, фыркнула.

– Да это предложение ничего не докажет. То же мне. Это было слишком просто. А вот сможешь правильно написать: «Величественнейшая Женевьева Бертингсбертч, занимающаяся предпринимательской деятельностью и высказывающаяся против человеконенавистничества, была облагодетельствована наищедрейшим Его Высокопреосвященством»?