Сибирский Робинзон

Опираясь на эти факты, можно предположить, что врата времени работают в обе стороны – как на выход, так и на вход, а это значит, что у меня есть надежда вернуться из той реальности, в которой нахожусь, туда, где жил раньше.

П:

– Что делать?

С:

– Не упуская ни одной мелочи, разобрать по косточкам всё, что со мной произошло во время последней ночёвки. Затем, поселившись поблизости от пещеры, дождаться повторного одномоментного проявления физических явлений, открывающих временной портал в настоящее, и, если повезёт, вернуться в XXI век. Прежде всего дождаться сего благословенного часа в здравом уме и твёрдой памяти. Отсюда вытекает, что первоочередная задача на ближайшее время – обеспечить себя жильём, одеждой и постараться обезопаситься от роковых случайностей, связанных с ископаемыми хищниками или доисторическими предками.

Конечно, это были всего лишь мои теоретические выкладки, и их обоснованность могла подтвердить только жизнь, а, может быть, это было всего лишь моё душевное стремление принять желаемое за действительное, но, как бы то ни было, надежда на счастливое возвращение в родные пенаты должна быть. Без неё терялся сам смысл выживания в неизведанной суровой реальности.

П:

– В какой исторической эпохе Вы оказались?

С:

– Будучи когда-то студентом истфака, я увлекался историей первобытно-общинного строя и потому сразу же по бросающимся в глаза признакам с высокой степенью вероятности понял, что попал в поздний плейстоцен – примерно от десяти тысяч до двух миллионов лет назад.

Он известен большинству людей как ледниковый период. Судя по пещерному медведю и внушительным размерам останков телёнка какого-то неизвестного мне травоядного, не встречавшегося на моей охотничьей тропе, можно предположить, что это был особый благодатный период в истории Земли.

Далеко на север, к самой полярной макушке, отступил ледник, климат был тёплым, и на территории Сибири – в широколиственных лесах и бескрайних степях – бродили мамонты, бесчисленные табуны лошадей, шерстистые носо-роги, бизоны, туры и гигантские олени. На них и на более мелкую живность – кабанов, косуль, сайгаков, коз – охотились пещерные львы и медведи, саблезубые тигры, леопарды, стаи гигантских волков. Высоко в небе, высматривая добычу, парили невероятных размеров орлы, которым вполне под силу утащить на съедение птенцам даже оленёнка.

Если мои суждения верны, то перечисленные вымершие в Сибири животные, а вместе с ними и неизвестные доселе учёному миру ископаемые виды наверняка обитают поблизости, и встреча с ними неизбежна.

Разбросанные в медвежьем логове человеческие кости, различные по форме и размеру черепа, многие из которых были чем-то разбиты, говорили о том, что некогда здесь жили представители разных этапов развития человечества. Сотни лет эта пещера служила естественным укрытием для первобытного человека. Почему он оставил такое удобное место проживания и предоставил возможность поселиться там хищнику, для меня оставалось загадкой.

Спрашивать у своего подсознания, где разбить лагерь, не было нужды, потому что ответ на вопрос «где жить?» подсказала сама жизнь. Почему, несмотря ни на что, я бы всё равно предпочёл пещерные «апартаменты»?

Во-первых, здесь находятся врата времени, и кто его знает, может быть, при благоприятном стечении обстоятельств они перенесут меня в двадцать первый век. Чтобы не прозевать судьбоносный момент, надо находиться рядом с пещерой. Конечно, шанс вернуться домой мизерный, но он есть, и грех им не воспользоваться.

Во-вторых, окрестности, а, вернее, рельеф местности мне был хорошо знаком, ведь я переместился во времени, а не в пространстве, то есть остался в пределах моего охотничьего участка. Свои промысловые угодья, равные по площади территории Москвы, я знал как свои пять пальцев. Осталось изучить правый берег Малой Орьсмы (в прошлом будущем – охотничий участок Ивана Говоруна). Там, где в будущих тысячелетиях появится бескрайнее море черновой тайги, в прошлом, где я находился, простиралась бескрайняя лесостепь.

В-третьих, место было относительно безопасным. Вход в пещеру с севера от холодных ветров и непрошеных гостей защищала скала, которая к востоку заканчивалась неприступным подпиравшим русло реки обрывом. С юго-восточной стороны, как я уже упоминал, над местностью господствовала Елейкина гора, с вершины которой превосходно просматривались все ближайшие окрестности. Наконец, с юго-западной стороны был смешанный лес, в котором вперемежку с соснами и елями росли вековые дубы, ясени, грабы, берёзы, осины, клёны и каштаны.

Пещера по отношению к лесу находилась на небольшой возвышенности, к ней среди огромных валунов, зарослей колючего шиповника, хмеля и дикого винограда вверх по косогору шла тропа, вытоптанная пещерным медведем. Трапециевидный вход в подземелье был относительно небольшим: не более двух метров в высоту и метра полтора в ширину. Сама собой напрашивалась идея заложить проём брёвнами с крепкой дверью и надёжным засовом. Перед генеральной уборкой я решил до конца исследовать пещеру. В гроте, как всегда, было прохладно, но досаждал неприятный запах. Вооружившись налобным фонариком, я протиснулся во вторую камеру пещеры. Она была намного меньше первой, но зато гораздо чище. Вот где можно хранить припасы! Настоящий природный погреб – прохладный, с хорошей вытяжкой, го-товыми каменными полками.

Здесь, забравшись по каменным терраскам, словно по ступенькам, до свода грота, я обнаружил расщелину, от которой веяло холодком. По-видимому, первые два помещения были всего лишь началом протяжённой подземной галереи, а это значит, что у пещеры есть, как минимум, второй выход, который находится гораздо выше, чем первый, в противном случае сквозняка бы не было. Я посветил в узкое отверстие, луч фонарика выхватил часть третьей камеры, которая, судя по всему, была внушительных размеров. Ещё раз осмотрев внимательно узкую щель, через которую мог протиснуться только подросток, я обнаружил, что вход в третью камеру подземной галереи перекрыл внушительного размера осколок скалы, когда-то обрушившийся с потолка.

Через звенящую тишину подземелья пробивалось едва слышное журчание ручья. Кажется, за скалой находился подземный родник. Было бы здорово убрать каменный обломок и получить безопасный и удобный доступ к питьевой воде.

До того, как приступить к неотложным делам, я решил позавтракать и попить чайку, а для этого надо было сходить за водой. Прихватив пару пятилитровых канистр и, на всякий пожарный случай, двустволку с патронами, снаряжёнными картечью, я посадил неугомонную лайку на поводок и отпра-вился на водопой. Вниз к илистому берегу реки шла тропа, пробитая животными. Набрав воды, вернулись в лагерь. Есть почему-то не хотелось. Напившись ароматного чая вприкуску с остатками печенья и карамелек, я принялся за генеральную уборку каменной «квартиры».

Сделать предстояло немало. Прежде всего надо было избавиться от изрядно портящей воздух зловонной пропастины, а уж потом сгортать в кучу и вытащить наружу наследие веков. Я срубил молодую берёзку с едва появившимися листьями, поперёк кроны набросал ветки и, как мог, рогатиной переложил смердящую тушу на самодельные волокуши.

Затем бегом, без оглядки, оттащил неприятную ношу к краю леса. По-хорошему, чтобы не привлекать внимания падальщиков, следовало бы закопать останки телёнка, однако времени было в обрез, и я оставил эту неприятную работу на потом. Вечером того же дня я пожалел об этом.

Наконец уборка была завершена. У входа лежала гора черепов и костей, их надо было также свезти к краю леса и предать земле. Но усталость брала своё, и я решил столь важное дело отложить до завтра. Пещера преобразилась. В ней даже стало как-то уютней. Конечно, запах ещё остался, но он был уже не таким невыносимым.

Солнце пошло на закат. Надо было позаботиться о достойном ужине и безопасном ночлеге. Неплохо бы перед сном похлебать горячей ароматной ушицы, приправленной лаврушкой, лучком и перцем. Поэтому, прихватив с собой спиннинг с парой попавших на глаза блёсен и для душевного спокойствия ружьё, я с неугомонной Мотькой стал вновь спускаться к реке. Когда я в течение дня второй раз проходил мимо ещё живого, но обездвиженного медведя, мне стало по-человечески жалко страдающего животного. «А может, пристрелить бедолагу, чтобы не мучился?» – подумал я. Но, порассуждав, отказался от этой затеи. Слишком расточительно тратить заряд на поверженного врага. Как знать, может так случиться, что завтра лишний патрон спасёт мне жизнь. Решил, что когда вернусь с рыбалки, возьму булыжник поувесистей и отправлю зверя к предкам.

Первый же заброс оказался удачным. Леска натянулась, как струна, и я лишь чудом удержал спиннинг. Рыбина, заглотившая блесну, не думала сдаваться. Борьба с речным трофеем продолжалась часа полтора. Наконец ценой невероятных усилий мне удалось подвести метрового осетра к берегу. Но как без багра подцепить и вытащить царь-рыбу весом в пуда три на берег?

Пришлось воспользоваться ружьём. Держа его в правой руке, а в левой – удилище, я изловчился пальнуть добыче прямо в голову. В рыбацком азарте в рваных кальсонах, заправленных в унты, я бросился в ледяную весеннюю воду. Берег был илистым, и мне стоило больших трудов вытащить добытый трофей. Ещё сложнее было дотащить осетра до лагеря. Весь в рыбьей чешуе, слизи, грязный, в хлюпающих унтах, но при этом безмерно счастливый, я наконец добрался до пещерного дома. Жаль, деревенские мужики не увидят, какого красавца я изловил!

Пришлось заняться разделкой добычи. Хорошо, что на крючок попался осётр, а не осетриха. Иначе пришлось бы заняться засолкой чёрной икры. Большую часть осетра я разрезал на тонкие полоски, присолил и разложил поверх срезанных специально для этого веток на каменные террасы во второй камере пещеры. Решил утром развести там костёр, набросать сверху ивовые прутья и подкоптить деликатес. Балык из осетрины – знатная сытная закуска. Впереди громадье дел, и времени готовить обед не будет.

На ужин изрядная часть царской рыбы транзитом через котелок оказалась в моём желудке. Неподражаемая Мотька так натрескалась осетринки, что казалось, будто она на сносях и вот-вот разродится. Внутренности, голову и прочие отходы я отнёс пещерному страдальцу. Разложив рыбьи потроха на листья лопуха в метрах трёх от животного, палкой осторожно подтолкнул их к пасти хищника.

Раненый зверь не выказал никакой жадности к еде, и лишь по частому дыханию, высунутому языку и стонам стало очевидно, что его мучают не голод, а жажда и боль.

Движимый чувством христианского сострадания, я вновь сходил по воду. Затем выкопал ямку, наполнил её водой и острой длинной палкой проковырял канавку к огромадной голове медведя. Пещерный гигант стал судорожно слизывать языком живительную влагу.

После того, как медведь напился водицы, он попробовал было молоки осетра, но есть не стал. Положив голову на передние лапы, зверь успокоился и перестал сопеть. Из его маленьких жёлто-коричневых глаз стали скатываться слёзы. Наверное, ему было очень больно, а может быть, он благодарил меня за проявленное милосердие. О том, что я намеревался с помощью булыжника «облегчить» страдания животного, даже не вспоминал.

До вечера я сделал ещё массу полезных дел и стал готовиться к ночлегу. Из-за невыветрившегося неприятного запаха решил вновь заночевать у костра. Как всегда, выбрал три сушины потолще и соорудил нодью. Три бревна, сложенные горизонтальной пирамидкой, дают внутренний жар, горят долго и не требуют постоянного внимания. Можно выспаться, не опасаясь, что пламя, гарант безопасности и источник тепла, погаснет. Мотьку, несмотря на проявленное ею недовольство, на ночь привязал к снегоходу. Так безопасней для неё и спокойней для меня.

Треск поленьев, пение соловья и закат навевали грустное настроение. Не спалось. Тихие, кроткие мысли, как течение большой реки, перекатывались по волнам моей памяти и порождали бессонницу. Переживал я больше не за себя, а за жену и своих деток. Как же моя Уленька одна будет поднимать троих ребят! Вот ведь как получается: я же вроде как пропал без вести, а значит, никакого пособия по потере кормильца ей не положено.

Ход моих тревожных мыслей прервал протяжный вой. Как опытный охотник, я понял: это не волк. Жалобное, довольно мелодичное подвывание напоминало скорее голос соседского алабая, который то ли от скуки, то ли от долгого сидения на привязи радовал соседей ежедневным исполнением кобелиных романсов.

Смеркалось, но я всё-таки заметил, как к пропастине трусовато подобралась рыжеватая, с чёрной широкой полосой на спине небольшая собака. Воровато озираясь, распугав ворон и сорок, она подскочила к туше, оторвала кусок мяса и стремглав скрылась в кустах.

– Ба! Да это же шакал! – с удивлением воскликнул я.

Шакал обладает потрясающим обонянием и тухлятину может учуять за версту.

Засыпая, сквозь лёгкую дремоту я услышал жалостливые, пронзительные стоны, одновременно напоминающие плач младенца и хохот сумасшедшего. Эхо разнесло дьявольский вой по горам, многократно усилившись, он обрушился на меня какофонией звуков, сопровождающих фильмы ужасов. На миг я оцепенел, а затем, взбудораженный лаем собаки, вскочил на ноги.

Кто бы это ни был, действовать надо быстро. На всякий случай я подтащил поближе к костру дрова. Огонь может спасти от когтей любого хищника.

Немного успокоившись, я вытащил бинокль и на фоне вечернего заката стал наблюдать за происходящим. Таинственные монстры скрывались в лесу, и увидеть их в сумерках, даже в бинокль, было невозможно. Поняв, что, скорее всего, объектом их охотничьего интереса являюсь не я, а остатки туши, успокоился. Через некоторое время появившаяся из кустов стая гиен с жадностью накинулась на то, что ещё осталось от телёнка. Места за столом хватило не всем, и несколько особей пытались вклиниться в тесные ряды жирующих падальщиков. Из-за этого в стае возникали стычки, сопровождающиеся ры-чанием, укусами и клацаньем зубов.

Африканские гиены в Сибири? А почему бы и нет? Водились же в наших местах в доисторические времена львы, носороги и другая субтропическая живность. Повадками и всем своим обличьем животные были похожи на африкан-ских сородичей, только шерсть у них была почти чёрной, без характерных пятен по бокам.

Между тем солнце зашло за горизонт, но даже при лунном свете, разглядывая в окуляры бинокля пожирателей тухлятины, я был поражён их размерами. Взрослые особи достигали в холке не меньше метра. Совершенно точно, что это были ещё одни из обитателей каменных гротов – пещерные гиены. Набивая свои необъятные утробы, члены стаи не обращали никакого внимания на то, что в пределах одного рывка от них горит яркий костёр, а где-то между валунами лежит раненый медведь.

Последние поленья прогорали, а отходить от костра, чтобы пополнить запасы дров, было смерти подобно.

Становилось тревожно. Как только пламя погаснет, вечно голодные хищники разберутся с беспомощным медведем, а затем возьмутся и за меня. Лучшая защита – нападение!

Что бы этакое сотворить, чтобы заставить стаю обходить лагерь дальней околицей?

Я стал перебирать в голове разные варианты. Может, пристрелить пару особей для острастки остальных? Предположим, грохот выстрела и пара сражённых сородичей напугают гиен, и они разбегутся. Но тогда утром мне придётся оттаскивать подальше в лес и закапывать две туши по центнеру весом. А что, если наглую свору разогнать с помощью горящего факела и оглушительного треска работающей бензопилы? Наверняка это сработает.

С третьего раза, истошно взвыв, пила завелась! Я, подобно Ангелу смерти Азраилу и герою фильма «Техасская резня…», с факелом и грохочущей бензопилой, изрыгающий проклятия, двинулся на врага.

Однако воистину эпическая битва не состоялась. Враги, поджав куцые хвосты, позорно бежали с поля боя.

Остаток ночи прошёл без происшествий. Птичьи голоса ночных солистов – соловья, малиновки, певчего дрозда и, конечно, пересмешника скворца – кружились над головой нежной мелодией, оплетая сознание шелковистыми нитями сна. Ветер осторожно, даря отдых и грёзы усталому телу, касался моих щёк бархатными поцелуями прохлады. Я растворился в этой тишине, словно листок на ветру, – свободный, беспечный и спокойный.

Глава 6. Закопанная сенсация

Утром меня разбудил забавный бурундук. Юркий зверёк стырил кусочек печенья и, усевшись рядом со спальным мешком, стал его грызть. Полосатый воришка цокал, надувал щёки и по очереди подмигивал глазками, словно говорил мне: «Эй, пришелец из будущего! Хватит дрыхнуть, пора выбираться из тёплого спальника, завтракать и приниматься за дела!»

Ещё до утреннего чаепития в гроте, где хранилась осетрина, развёл костерок, набросал сверху ольховых веток, и импровизированная коптильня наполнилась ароматом тлеющей древесины. Густой дым, окутавший помещения пещеры, подарил мне к вечеру не только несколько килограммов балыка, но и избавил от нежелательного наследства прежнего хозяина – блох и неприятного запаха.

После утренней трапезы следовало доделать то, что вчера не успел. Освободив сани от поклажи, погрузил в них археологические артефакты (останки первобытных страдальцев) и, запрягшись вместе с Мотькой в волокуши, потащил поклажу по скользкому от росы косогору.

У подножия громадного замшелого валуна – гостя из ледникового периода – я вознамерился предать земле останки тех, кто родился и ушёл за десятки тысяч лет до моего рождения. Даст бог, если вернусь в XXI век, обязательно по-кажу захоронение учёным-палеоантропологам. Не сомневаюсь, они из братской могилы первобытно-общинных праотцев, наряду с черепами, извлекут сотню кандидатских и десяток докторских диссертаций.

Учёные мужи будут чесать за ухом, строить догадки и выдвигать предположения о том, почему черепа уложены именно так – справа налево, а не наоборот. Вероятно, они «установят», что это захоронение принадлежит знатному воину, павшему от меткой стрелы врага, попавшей ему прямо в глаз. Лысоватые доктора наук, основываясь на расположении черепов и костей, придут к ещё более сенсационному выводу: оказывается, наши далёкие предки уже тогда обладали глубокими знаниями в области астрономии. Иначе чем объяснить то, что они погребали своих соплеменников таким образом, чтобы их черепа выстраивались в линии, соответствующие созвездиям Большой и Малой Медведицы. Я же никому ничего не скажу, а буду просто стоять в сторонке, «курить бамбук» и посмеиваться над учёными мужами.

Возможно, сейчас я закапываю ту самую сенсацию, которая однажды в двадцать первом веке взорвёт мир исторической науки и заставит его содрогнуться от беспрецедентного открытия. А что, в этом нет ничего удивительного, ведь в Денисовой пещере на Алтае был найден фрагмент черепа древнего человека – темечко. Оно, как впоследствии оказалось, стало настоящей палеоантропологической сенсацией! Генетическое совпадение так называемого денисовского человека с жителями Океании составило более 90%. Как это произошло, учёные до сих пор не могут объяснить. Головоломка о том, каким образом древние обитатели Горного Алтая смогли добраться до островов в Тихом океане, остаётся неразгаданной.

Вполне возможно, что это древнее захоронение, следуя традициям археологической науки, будет названо в мою честь – Володькино. От этой волнующей перспективы в «зобу дыхание спёрло», и я с удвоенным рвением принялся рыть усыпальницу, ощущая всеми фибрами души, как каждый удар лопаты приближает меня к всемирной славе.

Лёгкий весенний ветерок запутался в моей бороде, а я продолжал и продолжал бережно укладывать черепа на дно братской могилы. Внезапно мой взгляд зацепился за что-то необычное – в глазнице одного из черепов виднелся каменный наконечник стрелы. «Ничего себе, какой точный выстрел!» – подумал я с невольным уважением к доисторическому лучнику. В буквальном смысле не в бровь, а в глаз! Хотя, если честно, крылатое выражение не имеет ничего общего с действительностью: мы, охотники, не бьём белку, а уж тем более соболя, в глаз. Это всего лишь фигура речи. Да и как умудриться попасть сквозь ветки сидящему на дереве зверьку в глаз? Это просто невозможно сделать. Не надо забывать, что если бить зверя в голову, то мозг, брызнувший на шкурку, сделает её второсортной. Для добычи пушнины достаточно дроби номер пять. Она оставляет в шкурке едва заметные отверстия и отлично сбивает зверька с дерева.

Наконец печальная работа, невольно сопровождавшаяся мыслью «все там будем», закончилась. Хотел по традиции соорудить на могиле крест, но, подумав, что до появления одного из главных символов христианства ещё пройдут десятки тысяч лет, передумал.

Незаметно наступил полдень, а значит, пора перекусить тем, что бог послал. А он облагодетельствовал меня добрым куском осетрины. От сытного обеда меня разморило. Прикорнув с часок, я вернулся к неотложным делам по обустройству каменной квартиры.

Как хорошо, что у меня был необходимый набор плотницкого инструмента, а самое главное – целых два топора! Один, побольше, я вёз в новую избу, а тот, который поменьше, всегда был заткнут за пояс.

С давних пор человек создал множество инструментов, но топор до сих пор остаётся незаменимым помощником. Особенно в плотницком ремесле, где он, словно продолжение руки мастера, как по волшебству, превращает брёвна в добротные дома с резными наличниками. В тайге-кормилице этот верный спутник не подведёт – будь то строительство зимовья, заготовка дров для костра или установка капканов и кулёмок.

Облегчили плотницкий процесс видавшая виды старенькая бензопила и четыре заранее подготовленных для снегохода двадцатилитровых канистр с бензином, а также пластиковая бутылка масла. Горючего я потратил всего ничего, литров пять, не более.

У меня было дурное предчувствие, и я удвоил усилия по возведению двери. Как показала жизнь, интуиция и на этот раз меня не подвела. Работа продвигалась быстро, и потребовалась пара дней, чтобы заготовить необходимое количество пиломатериалов. Помимо сосёнок диаметром сантиме-тров по двадцать, я завалил вековую липу и распилил ствол на брёвна длиной по три метра. После этого распустил их на плахи. Бензопила, наряду с топором, – незаменимый инструмент для таёжника; без неё в тайге просто не обойтись. А уж распустить бревно на доски или вырезать окно в готовой избе для нас, деревенских мужиков, дело привычное, потому как вообще не составляет никакой сложности.

Теперь у меня есть пиломатериал, из которого можно будет сработать дверь для пещеры, а также изготовить необходимую мебель – нары, стол, табуретки. Теперь осталось перебросить его в лагерь, и за работу.

Подъём сырых брёвен и толстых плах к лагерю оказался чрезвычайно изнурительным занятием, занявшим целый день упорной работы. С тяжёлой лесиной на плечах приходилось идти вверх по довольно крутому склону, лавируя между камнями и колючими кустарниками. К концу дня я настолько устал, что едва хватило сил развести костёр, поужинать и без задних ног завалиться спать.

После нескольких дней упорного труда самая трудозатратная стадия возведения стены успешно завершилась. Напротив входа в пещеру, источая благодатный липовый дух, появились около дюжины ошкуренных брёвен и несколько толстых плах.

Стена из кругляка получилась на удивление крепкой. Для пущей надёжности места сопряжения брёвен с камнем распёр с противоположных сторон клиньями, а между собой – стальными штырями (нагелями) и скобами, сделанными из проволоки-катанки. Пазы между брёвнами законопатил мхом. В старину говаривали: «Кабы не клин да не мох, так бы плотник издох».

В общем, дверь, как стол и нары, получилась неказистой, но прочной, а это было самое главное. Забавно: невзрачный интерьер первой камеры пещеры стал напоминать логово людоеда из советского мультфильма «Кот в сапогах».

Я не поленился и рядом с дверью быстрёхонько вырезал небольшое, похожее на бойницу окошко. Теперь, чтобы увидеть лужайку и примыкающий к ней лес, необязательно открывать дверь. Массивную щелястую дверь, открывающуюся наружу, снабдил засовом из крепкой дубовой жердины, вставляющейся в стальные скобы.

Наконец все работы завершились. Вещи, инструменты и продукты незамедлительно обрели своё законное место внутри пещеры.

Новоселье было скромным. На праздничном ужине подавалась зажаренная на рожне стерлядка с хлебом, испечённым на углях в алюминиевой кастрюльке, а из напитков – растворимый кофе «Монарх». Не был обделён вниманием и бывший хозяин каменных покоев, которому в знак моего расположения я преподнёс в дар увесистого таймешка. Конечно, в глубине души я был несколько смущён рейдерским захватом чужой квартиры, но, видит бог, к этому меня вынудили обстоятельства непреодолимой силы, а, именно желание жить.

Все были довольны, а уж как я – не описать словами. Теперь можно спать спокойно. Бревенчатая стена и крепкая дверь защитят от всех неприятных перипетий первобытной жизни: хищников, непогоды и неожиданных встреч с негостеприимными предками.