Сибирский Робинзон

По моим расчётам, до зимовья, где можно в тепле переждать непогоду, оставалось километров пять – а это, как ни крути, несколько часов изматывающей езды.

Но не тут-то было! Человек предполагает, а бог располагает. Строптивая река преподнесла неприятный сюрприз в виде огромной промоины, объехать которую по льду не представлялось возможным. Пришлось свернуть в тайгу и по берегу искать объезд.

Ветер усилился, и начался настоящий снежный шторм, который срывал с верхушек деревьев охапки снега, и они, рассыпаясь холодной белой пылью, вместе со снегопадом ещё более затрудняли путь. После бесконечного откапывания проваливающегося по брюхо «Бурана» я понял, что затемно добраться до избушки едва ли удастся, поэтому надо готовиться к ночёвке в тайге.

Сильный снегопад с порывами ветра не позволит развести костёр. Значит, придётся из лапника соорудить шалаш и забраться прямо в одежде – в куртке и штанах – в спальник. Перспектива остаться зимней ночью без тепла удручала. Что же делать? Надо подумать. Вспомнил! Не далее километра отсюда есть пещера. Там можно развести костерок и переждать вьюгу.

Как же тяжело мне далась эта тысяча метров! Только поздним вечером добрался до спасительного убежища. Особенно труднопреодолимыми оказались последние триста метров пути. Вход в спасительную пещеру располагался на небольшом косогоре, усыпанном валунами, – надо было ещё умудриться протиснуться между ними на снегоходе с широкими санями-волокушами на буксире.

Оставив «Буран» с прицепом у входа под скалой, я, несмотря на умиротворённое поведение лайки, всё-таки осмотрел место на предмет присутствия шатуна, после чего с опаской, держа ружьё наперевес, шагнул в подземелье. Внутри пахло сыростью, но благодаря тёплому притоку воздуха из каменных недр было гораздо комфортнее, чем снаружи.

Отварил в котелке слепленные на новогодние праздники всей семьёй пельмени, попил чайку и стал укладываться спать. Накидал на спальное ложе пихтовые ветки, снял штаны, суконку, подложил под голову рюкзак и в кальсонах залез в спальник.

Навалившаяся усталость мешала сосредоточиться на чём-то конкретном, в голове кружил нескончаемый хоровод мыслей. Это странное чувство трудно описать словами: оно словно пряталось от понимания в глубинах подсознания, выказывая своё присутствие лишь смутной, ничем не объяснимой тревогой.

Сознание безуспешно пыталось разгадать причину этой непонятной внутренней боли, но разум оставался пустым и бессильным перед тайнами души. Время тянулось медленно. Казалось, я жду чего-то важного, страшного и необратимого. Чувство щемящей тревожности нарастало, и хотя глаза закрывались сами собой, сон не приходил.

Неизъяснимая грусть заставляла вновь и вновь возвращаться мыслями за горизонт бытия, откуда никто не возвращался и куда невозможно заглянуть, не оставшись там навсегда. В момент размышлений о бренности жизни я вдруг вспомнил, что подземелье и его окрестности пользовались дурной славой.

Верные традициям, суеверные эвенки вообще обходили здешние окрестности стороной, считая, что злой дух Сирикта, поселившийся здесь, наказывал охотников, осмелившихся нарушить его покой. Во всякую чертовщину я не верю, но как тогда объяснить то, что несколько человек бесследно исчезли в этих местах?

Перед тем как уйти к предкам, один старик-эвенк рассказывал мне, что когда-то в тут у него бесследно пропал отец. Целую неделю бывалые охотники всем родом искали пастуха. Безуспешно! Был человек – и вдруг вместе с оле-ньей упряжкой и собаками будто сквозь землю провалился. Отчаявшаяся вдова попросила шамана покамлать. Может, скажут духи, куда исчез её любимый Тыманча, оставив её вдовой с тремя сыновьями? Когда колдун вышел из транса, выглядел он весьма озадаченным – охал, ахал, бормотал что-то несвязное, непонятное и наконец стал рассказывать несчастной вдовушке о том, что поведали духи.

Будто вспыхнуло в полночь разноцветной радугой северное сияние, сошла с неба богиня огня Энекен-Того и забрала мужа в верхний мир. Будто теперь Тыманча пасёт оленей и бьёт зверя в стране, где в пещерах живут свирепые эхэ (медведи), а в тундре кормятся покрытые шерстью хели (ма-монты).

История скорее похожа на легенду, хотя кто его знает? Ведь любой вымысел всегда является приукрашенным отражением действительности.

Ворочаясь в спальном мешке, припомнил ещё одну грустную историю, связанную с местом, где, потрескивая и освещая своды подземелья, горел мой походный костёр.

Местные называли пещеру Сергеевой, потому что в годы войны в здешней тайге скрывался дезертир – парнишка из соседней деревни по имени Сергей. В первые месяцы войны мобилизовали его отца, а позже, в сорок третьем, и старшего брата. Сначала погиб брат, а спустя месяц – надо же такому случиться! – пришла похоронка и на отца. Мать парня, Прасковушка, не в силах совладать с материнским сердцем, решила спасти от смерти хотя бы младшее дитя.

Посадив на лошадь родное чадо, дав ему отцовское ружьишко, кое-какие припасы да полмешка ржаной муки, свезла призывника подальше от войны – в глухую тайгу.

Кончилось военное лихолетье. Из деревенских мужиков вернулись с фронта только пятеро. Да и те из-за тяжёлых увечий мирной жизнью толком не жили – лишь один дотянул до глубокой старости. Быстро пролетели годы, затянулись шрамы от проклятой войны. Раньше срока преставилась горемычная Прасковья, и Сергею поневоле пришлось выйти из леса. Боялся, что за позорное дезертирство к стенке поставят, а Органы от него отмахнулись: «На кой он нам нужен? И без него дел хватает! Пусть идёт на все четыре стороны – крови на мужике нет, своё он в голоде да холоде отсидел!» Таёжный сиделец ненамного пережил мать. Суровые годы жизни в тайге отняли у него здоровье. Вроде как жил – и не жил человек. Ничего после себя не оставил: ни детей, ни дома, ни посаженного дерева.

Свидетелем ещё одного исчезновения был я сам. Лет пять назад сбежал из мест не столь отдалённых и транзитом объявился в наших краях матёрый рецидивист. Предупредив по поселковому радио всех местных жителей, участковый ходил по домам и показывал отпечатанное на ксероксе фото злодея, рассказывал об особых приметах: татуировке на груди – девушка в виде змеи, кусающей сердце, и надписи «Не забуду, не прощу».

Беглеца поймать не удалось – тот словно в воду канул! Следы его пребывания обнаружили возле пещеры, а его самого – нет. Пустили по следу овчарку, но она привела лишь ко входу в подземелье и, будто расписавшись в собственном бессилии, виновато завиляла хвостом. Всю местность, распугав зверя, прочесали вдоль и поперёк, но так ничего не нашли. Куда же испарился заключённый? А бес его знает! Может, сорвался со скалы или утонул в реке. Но трупа тоже не обнаружили… Ждали сидельца на квартире у сожительницы, но он и там не объявился. Немудрено такому случиться – ведь зелёное море тайги в своей пучине поглотило много разного люда.

Расскажу о леденящей душу трагедии, произошедшей в соседнем горняцком посёлке. Как-то в конце августа отправились мужики шишковать. Набили с кедры шишку, намолотили ореха. пришла пора домой выдвигаться, кинулись, а одного парня нет. Искали его повсюду – все соседние распадки прошерстили, но найти не смогли. Вертолёт МЧС облёты совершал, но и он сверху ничего не обнаружил. Человек будто растворился.

Прошли годы, и парня, точнее, то, что от него осталось, обнаружили лесорубы, готовившие просеку для ЛЭП. Зрелище было жутким. На толстом суку кедры в крепкой шахтёрской куртке висел разложившийся труп.

Позже следователи выяснили, что причиной трагического случая, повлёкшего смерть, стала шахтёрская спецодежда с металлическими застёжками. По всей видимости, произошло следующее: мужчина забрался на вершину дерева, ветка под ним обломилась, он полетел вниз и, намертво зацепившись воротником куртки за сук, повис на дереве. Обычные пуговицы вряд ли выдержали бы такую нагрузку – лопнули, и парень оказался бы на земле. Ветви дерева замедлили бы скорость падения и смягчили удар. Конечно, в этом случае несчастному вряд ли удалось бы избежать серьёзных травм, но, по крайней мере, он остался бы жив.

К сожалению, события разворачивались по трагическому сценарию. Добротная шахтёрская роба с намертво пришитыми стальными застёжками превратилась в удавку. Даже не хочу думать, какие страдания принял перед смертью распятый заживо таёжник.

Ближе к полуночи прояснилось: тучи рассеялись, ветер стих. В проёме пещеры красовалась полная луна, а в ночном небе фантастическими оттенками всех цветов радуги вспыхнуло северное сияние. Сверхмощный термоядерный взрыв на Солнце породил на Земле аномальную электромагнитную бурю, которая стала причиной редчайшего для наших широт атмосферного явления. Выбравшись из спального места и подбросив пару поленьев в прогоревший костёр, я, скорее по привычке, нежели по необходимости, взглянул на часы. До полуночи оставалось три минуты.

Встроенный в ремешок часов компас, похоже, сошёл с ума – его стрелка начала вращаться вокруг собственной оси, причём против часовой стрелки. Иными словами, указатель сторон света теперь двигался в противоположную сторону относительно вращения Земли. Вскоре скорость возросла настолько, что визуально стрелка будто бы вовсе исчезла.

Я только успел подумать: «Наверное, это связано с магнитной бурей», – и уже в следующее мгновение ощутил, как проваливаюсь то ли в сон, то ли лечу в состоянии свободного падения в виртуальную реальность.

Совершенно невозможно было определить, где именно находится граница между сном и явью, настолько всё казалось странным и неосязаемым. События разворачивались столь необычно, что стало сложно отличить иллюзию от действительности. Возможно, это был сон? Или, напротив, самая настоящая реальность?

В конце концов, ведь вполне могла существовать вероятность того, что здесь открывается иная метафизическая форма восприятия мира, когда оба состояния, совмещаясь друг с другом, создают параллельное бытие.

Действительно, может быть, речь вообще шла не о простом выборе между двумя вариантами, а о чём-то гораздо более сложном и глубоком?

Сколько прошло времени? Всего лишь несколько се-кунд… или, возможно, десятки тысяч лет? Время словно остановилось, растянулось до бесконечности, превратив каждое мгновение в вечность.

Глава 3. Я здесь или уже там?

Проснулся я так же внезапно, как и заснул. А может быть, и вовсе не спал? Усталости не ощущалось, значит, всё-таки некоторое время пребывал в состоянии сна.

Тотчас же в нос ударил смрадный дух падали, сквозь который удивительным образом пробивался нежнейший букет ароматов весеннего пробуждения природы. Оглушающие, противоположные по своей сути запахи вызвали смятение души. Откуда это отвратительное зловоние и это восхитительное благоухание, так символично смешанные друг с другом сквозняком?

Вроде бы пещера та же самая, но почему в ней так необычайно тепло? Ведь на дворе лишь начало по-настоящему сибирского морозного марта, когда матушка-природа делает всего-навсего робкие попытки пробуждения от зимнего сна.

Немного успокоившись, в мокром от пота исподнем белье выбрался из спального мешка, включил налобный фона-рик. Осмотрелся и обомлел!

Взору открылась зловещая картина. Повсюду лежали разбросанные кости, и, судя по находившимся здесь же человеческим черепам, принадлежали они не только животным, но и нашим праотцам. Клочья бурой шерсти, свежеобглоданный кусок лопатки и источавшая запах тлена наполовину съеденная туша телёнка какого-то неизвестного мне парнокопытного указывали на то, что волей судьбы я угодил в логово хищника, не брезговавшего человечиной.

Несмотря на минутное замешательство, наблюдательность опытного охотника позволила мне прийти к выводу, что хозяином берлоги является медведь весьма преклонного возраста. Вывод подтверждался клочьями седой шерсти на лёжке и, самое главное, предпочтением мяса с душком. По-видимому, зверь из-за старческой немощи был не в состоянии задушить взрослых здоровых особей и поневоле стал людоедом. Если это не так, то откуда в пещере появились разные по размеру черепа, обглоданные рёбра и берцовые кости человека?

Показалось странным, что телёнок, рождённый весной, оказался размером с годовалого деревенского бычка. В голове всё окончательно перепуталось. Не в силах найти разумное объяснение случившемуся, а уж тем более терпеть мерзкий запах, зажав нос, я выскочил наружу и впал в состояние мимолётного помрачения рассудка.

Вокруг вместо заснеженной тайги с кедрами-великанами, зелёным пихтачом, голыми лиственницами и кустами калины с гроздьями ярко-красных ягод до самого горизонта простирался совершенно незнакомый мне серо-голубой лес с едва появившимися зелёными листочками, зарослями цветущей черёмухи, боярышника и покрывалом благоухающих весенних цветов.

Совершенно точно! Я заснул, вернее, провалился в странное небытие, лишь отчасти напоминающее сон, в пещере, примерно в пяти километрах от крайнего зимовья, а проснулся спустя мгновение вечности вроде бы там же, но уже в иной, неизведанной действительности.

Моё состояние невозможно передать словами! Оно было сродни сумасшествию. Ещё миг – и вскипевшее серое вещество взорвёт черепную коробку.

Не в силах хоть как-то объяснить происходящее, я совершенно обезумел и не понимал, сон это или явь. Я ещё на этом свете или уже на том? Может быть, это тифозный бред или дьявольская игра воображения? «Или-или», будто обоюдоострая бритва, безжалостно по живому резали сознание на части, не давая ему прийти в себя. Неужто всё кончено, я мёртв, и, чтобы успокоиться навеки, моя душа, гонимая земными грехами в поисках вечного покоя, безысходно мечется меж небом и землёй?

Обрывки мыслей, клочья воспоминаний, нелепые предположения, мистические догадки калейдоскопом пронеслись в голове, и я, будто пулей сражённый увиденным, без чувств повалился на весеннюю траву.

Из состояния временного забытья меня, словно запахом нашатыря, вывел до боли знакомый голос моей собаки. По заливистому лаю, переходящему в злобный хрип, безошибочно определил: работает по крупному зверю.

От подножия скалы, где был вход в подземелье, вплоть до опушки леса тянулся усеянный камнями поросший колючими кустами шиповника, можжевельника и акации косогор. Там, среди огромных, покрытых зеленоватым мхом валунов, мелькала Мотька, а рядом с ней двигалось нечто бурое, огромное, злобно рычащее. Я понял: домой возвращается хозяин каменных апартаментов.

Зачастую в повседневной жизни мы, не понимая до конца глубинной сути слова, не задумываемся о его истинном значении. Я же в те короткие мгновения в полной мере ощутил на себе пронзительный смысл понятия «ужас», когда увидел, что навстречу мне движется громадный пещерный медведь.

Между тем бесстрашная охотница злобной бестией крутилась вокруг пещерного исполина и пыталась вцепиться в медвежий зад. Прародитель наших косолапых был несколько озадачен наглым поведением существа, напоминающего трусливого шакала, и отмахивался от лайки, словно от назойливой мухи. Благодаря ловкости, прыткости, собачьей смекалке и нагромождению камней ей удавалось избежать, казалось бы, неминуемой лютой расправы.

Как только пещерный медведь осаживался, чтобы как комара прихлопнуть наглую сучку, умница Мотька пряталась под защиту валунов, а затем вновь, но уже с противоположной стороны, атаковала зверя.

Благодаря храброму нраву четвероногой напарницы хозяин подземелья не сразу приметил непрошеного гостя, и поэтому у меня для принятия единственно верного решения осталось несколько мгновений ценою в жизнь.

Что делать? Как спастись от старухи с косой? Моё положение казалось безысходным. Сломя голову броситься бежать вверх по склону и юркой белкой заскочить на ближайшую сосну? Бесполезно! Несмотря на кажущуюся нарочитую неуклюжесть, медведь даже на коротком шаге выказывает завидную прыть, поэтому спастись от зверя нет никакой возможности.

Осенью, в аккурат перед моим уходом на промысел, решили мы всей семьёй побывать на главной местной достопримечательности, расположенной не далее как в пяти километрах от села, – водопаде «Три кедры».

Славился он не столько своей высотой, грохочущим хрустальным водоизвержением и весёлой радугой, но ещё и двумя в три обхвата кедрами, неведомым образом вцепившимися корнями в расщелины скалы. Третья кедра, как у нас говорят таёжники, не выдержав собственного веса, рухнула и соединила собой оба берега низвергающегося потока.

Получился прочный, в меру широкий нерукотворный мост, позволяющий на фоне гор, багряно-золотой тайги и низвергающего потока делать превосходные фотопейзажи водопада.

По осеннему холодку надоедливый гнус пропал, и мы с ребятами, наслаждаясь красотами таёжной осени, жарили шашлыки, пили пахнущий дымком ароматный с таёжными травами чай и хором распевали советские народные песни.

Все были довольны. Пришла пора возвращаться домой. Спускаясь вниз по склону горы, услышали усиленный эхом окрестных распадков разъярённый медвежий рёв. Похоже, хищник гонит копытное! Хотя опыт бывалого охотника подсказывал, что опасаться сытого, набравшего вес хозяина тайги, не стоит, стало тревожно.

Не успели мы толком испугаться, как в каких-то десяти метрах от нас со скоростью пригородной электрички промчался марал, а через мгновение огромный медведь.

Мишка был настолько увлечён погоней, что в охотничьем угаре даже не приметил нас. Поразительно, как два массивных зверя могли мчаться рысью по захламлённой буреломом черновой тайге!

Так что бегством вверх по косогору, заросшему кустами, от косолапого не уйти. А что если юркнуть в пещеру и забиться в недоступную для медведя каменную щель?

Но спасительной расщелины может и не быть. Хорошо! Предположим, что она есть, но каким макаром её быстро сыскать в полумраке подземелья? Допустим, мне повезло и задуманное удалось. Вопрос: сколько времени придётся сидеть в гранитном мешке в ожидании, пока хозяин берлоги уйдёт по своим делам? Медведь – животное умное и терпеливое, вряд ли в обозримом будущем снимет осаду. В общем, куда ни кинь – всюду клин!

Между тем ветер переменился, и медведь учуял запах человека. Оторопев, он встал на задние лапы, помотал головой из стороны в сторону и, наконец, узрев добычу, взревел и что есть мочи, забавно подбрасывая толстый зад, помчался в мою сторону.

Слава провидению! Когда, казалось бы, глухими ударами сердца метроном отсчитывал последние секунды моей земной жизни, включился подсознательный инстинкт самосохранения, который подсказал единственно верный путь к спасению. Краем глаза я заметил над входом в пещеру узкую, едва заметную тропинку, пробитую на вершину утёса козами. Она, прячась в расщелинах скал, соединяла между собой едва заметные скальные уступы и относительно широкие террасы, поросшие диким виноградом, кривыми берёзками и соснами с чешуйчатыми узловатыми стволами.

Лихорадочными усилиями, сдирая пальцы в кровь, вопреки законам гравитации и шерстяным носкам вместо альпинистских ботинок, я всё-таки успел перед носом рассвирепевшего хищника вскарабкаться на расположенный в трёх метрах от земли скальный уступ. До сих пор остаётся загадкой, каким образом мужику весом в пять пудов с гаком, лишённому каких-либо навыков скалолазания, удалось добраться по почти отвесной базальтовой стене до спасительного выступа. Впрочем, жить захочешь – не то сотворишь!

Медведь, издавая злобное рыкание, попытался с разбегу, не останавливаясь, достать ускользающую добычу. Но его когти, вцепившиеся в скальную расщелину, не выдержали тяжести семи центнеров клокочущей ярости, и зверь кубарем покатился вниз.

Пещерный исполин стал действовать иначе – пытаясь сковырнуть меня с уступа, встал на задние лапы и начал подпрыгивать. Казалось, ещё чуть-чуть, и он добьётся своего, и я, ударяясь о выступы скалы, полечу к подножию утёса. Порой его седая морда с клацающими челюстями оказывалась всего в нескольких сантиметрах от моих окровавленных ступней. Зверь был настолько близок, что я ощутил его смрадное дыхание и разглядел маленькие перекошенные злобой тёмные глаза, стёртые временем жёлтые зубы с обломанным клыком. В липком животном страхе, обливаясь холодным потом, я раскинул руки и, распластавшись, прижался всем телом к нагревшейся на солнцепёке скале. Будь это молодой зверь, моя участь была бы предрешена, но Потапыч, за долгие годы растерявший молодую прыть, к моему счастью, с задачей не справился.

Не буду списывать со счетов и самоотверженное поведение лайки. Отважная Мотька изо всех собачьих сил старалась помочь угодившему в нешуточный переплёт напарнику, и как только медведь вставал на задние лапы, тотчас же, будто перед ней не пещерный великан, а медвежонок-сеголетка, норовила вцепиться ему в пятки.

Вволю побесновавшись и притомившись от бесплодных попыток, доисторический зверь уразумел тщетность своих усилийи решил добыть неуступчивую еду измором. Завалившись у входа в пещеру и будто понимая, что добыча рано или поздно сама свалится прямо в пасть, он будто бы задремал в тени скалы. Любопытно, но к стоящему здесь же снегоходу и продуктам на дне саней медведь остался совершенно равнодушен.

Я же с широко расставленными ногами и раскинутыми в стороны руками, прижавшись к скале, походил на цыплёнка табака, медленно поджаривающегося в духовке. К полудню зной стала невыносимым, меня одолевала жажда, а от долгого нахождения в неудобной позе пальцы ног и шею начало сводить судорогой.

Ещё самую малость пыточного стояния в пекле, и я, уподобившись перезрелой груше, полетел бы мимо всех надежд на спасение прямиком на обеденный стол хозяина пещеры.

Прямо над головой, в расщелине скалы, росла кряжистая сосна. Дотянувшись до неё, а после используя, как упор, мне вполне по силам было взобраться на следующий, довольно широкий уступ, где можно вытянуть онемевшие от напряжения ноги и отдохнуть.

Неведомым образом умудрившись не свалиться вниз, я змеёй выполз из китайских кальсон и чудом, с пятой попытки, перекинул-таки одну штанину через шероховатый ствол сосны.

Дальше пошло по накатанной. Слава богу, китайские товарищи не подвели, и сшитые в Поднебесной штаны с честью выдержали испытание горами.

Наконец, весь в ссадинах и кровоподтёках, со сбитыми в кровь ступнями, но при этом довольный, как сытый кот, нагло сожравший хозяйскую сметану, я вскарабкался на спасительную террасу и, обливаясь уже горячим живым потом, растянулся на прогретой солнцем поверхности.

Сквозь отпустившее меня умственное и телесное напряжение на меня сладкой волной снизошла гордость, и я подумал: «Право же, какой я молодец! Подобно Мюнхгаузену, сам себя вытащил из беды. Только барону помогли собственные волосы, а мне китайские кальсоны!»

Солнце пошло на закат. Не дождавшись меня в роли отбивной, проснувшийся пещерный медведь скрылся в гроте и решил поужинать остатками пропавшей туши телёнка. Вскоре из подземелья донеслись сопровождаемые мерзким чавканьем утробные звуки, издаваемые мишкой, который раздирал плоть.

Совсем скоро жаркий погожий денёк уступит место прохладе весенней ночи, с реки потянет свежий ветерок, и оставаться в разорванной одежде на голом утёсе будет чревато для меня скверными последствиями – неизбежной простудой.

Вряд ли я замёрзну, но ночное сидение на холодных камнях здоровья уж точно не прибавит и, вполне возможно, закончится воспалением лёгких, а это в полевых условиях равносильно мучительной смерти.

Да, я избежал незавидной участи – оказаться в лапах ископаемого медведя, но если я не окажусь подле пещеры, где в санях есть всё необходимое для жизни – еда, охотничье снаряжение, плотницкие инструменты и даже четыре канистры бензина, то меня будет ожидать растянутая во времени погибель. Единственной преградой для этого был свирепый хозяин-людоед каменных апартаментов.

Что ж, надо поразмыслить о том, как, спустившись со скалы, избежать встречи с коварным хищником, днями и ночами поджидающим добычу… А вдруг, воспользовавшись тем, что зверь рано или поздно оставит берлогу и отправится на водопой, удастся заполучить ружьё? Тогда можно будет выбрать выгодную диспозицию и решить картечью в свою пользу квартирный вопрос.

Зачастую самый безупречный, без сучка и задоринки, план рушится из-за одного, казалось бы, незначительного, а на самом деле непреодолимого препятствия.

Осмотрев внимательно козью тропинку, по которой непостижимым образом удалось добраться до спасительного уступа, я понял, что вниз пути нет и к подножию скалы спуститься не удастся. Любой альпинист знает, что большинство несчастных случаев происходит именно при спуске с горы, а не при подъёме.

Осознав, что мой замысел провалился и теперь можно двигаться только вверх, я решил во что бы то ни стало подняться на следующую, более удобную, широкую террасу и уже там готовиться к неизбежному ночлегу.

Вновь ценой неимоверных усилий, новых ссадин и синяков, с помощью проверенного альпинистского снаряжения (китайских кальсон), рискуя сорваться вниз, я взобрался на следующий довольно развалистый уступ с разбросанными повсюду камнями разной величины.