Вы все мои

– Для знака нужны обе руки, – процедил сквозь сжатые зубы Курт, чувствуя, как кора под пальцами предательски сползает, обнажая желтую древесину.

– Прости, не подумал, – искренне огорчился Рафаэль, переворачиваясь и усаживаясь в воздухе, точно на лавке. – Может быть, какое-то заклинание? Ну там, призыв ангела? Утомленный рассвет? Нет, не придумали ещё такого для нашего брата? Ну что ты будешь делать… что ни идея – то не в нашей епархии. Тогда у меня для тебя большое и огорчительное открытие, – вздохнул Рафаэль. – Курт Леманн, ты не вы…

Кора лопнула беззвучно и безвозвратно. Мгновение, полное липкого холода в груди, ощущение пустоты под ногами, стремительный полёт… Туда, где в чёрной тишине плещется густая болотная жижа на дне колодца…

Призрачная, но оттого вовсе не бесплотная рука впилась в запястье, прервав полёт в бездну.

– …выберешься без меня, – завершил Рафаэль, удерживая Курта на весу.

– Сразу не мог вытащить, вместо болтовни? – скупо огрызнулся Курт, пока неожиданный спаситель подтягивал его в воздухе, словно вытаскивая за руку из воды.

      Полупрозрачный Рафаэль оказался вполне осязаем, только ощущение вязкого холода никуда не делось.

– Так не положено, – ухмыльнулся Рафаэль, поднимаясь вверх со своим уловом. – Кроме того, как же не поболтать всласть? Я уже вечность ни с кем так не трепался! Вот и я думаю, – приняв ледяное молчание за ответ, ободряюще улыбнулся Рафаэль. – Никак.

– Странный ты, – медленно проговорил Курт, когда в лицо дохнуло ночным холодом. – В чём, говоришь, ты провинился перед братией?

Наглый призрак то ли не рассчитал, то ли нарочно поднял его на несколько футов выше, чем требовалось.

– А я не говорил, – ухмыльнулся Рафаэль и разомкнул призрачные объятия.

Курт рухнул с высоты на каменистую почву, охнул, отполз подальше от смертоносного колодца и с гримасами поднялся на ноги.

– Полегче нельзя было?

– Ведьмоловы боли не чувствуют, – авторитетно заявил Рафаэль, опускаясь на землю. – А ты у нас и смерти не боишься, м-м? Там, в колодце, даже не вспотел…

– Если ты думаешь, что я хотел на дно и колья…

– Зато какой оттуда открывался бы вид! Звёздное небо каждый вечер!

– В Ирландии?! – не выдержал Курт, оставив бесплодные попытки отряхнуть новое пальто. – Здесь же дождь круглый год!

– Не подумал, – повинился Рафаэль. – Я, знаешь ли, всё больше на здешний мир из-за стен проклятого особняка смотрел.

Курт оглядел мрачную громаду дома, из-за которого несчастные наследники явились со всех сторон света, чтобы найти здесь свою смерть, и вздохнул.

– Ты неместный, – уже спокойнее подметил он. – Перескакиваешь с английского на итальянский. Старый сицилийский диалект…

– Я и не скрываю, – пожал призрачными плечами Рафаэль. – А вот кто ты такой, я даже спрашивать не стану. Речь гладкая, патлы светлые, акцент чеканный. Немец? Какого дьявола тебя занесло в Ватикан, светлячок? Да ещё и в таком юном возрасте, м-м?

Курт смахнул прилипчивого призрака с дороги и двинулся обратно к парадному входу. У дверей остановился и обернулся. Рафаэль, не отстававший от него ни на шаг, прошёл сквозь него и неискренне извинился.

– Пигалица, – медленно припомнил Курт. – Ты говорил: пигалица наложила печать. Кто она?

Рафаэль досадливо махнул рукой, вновь поднимаясь в воздух. Стоять на земле призраку давалось с трудом. А ещё Курту показалось, будто призрак побледнел, словно бы выдохся от недавнего приключения и приложенных усилий.

– Так эта… послушница. Девчонка, что за старухой присматривала. Из монастыря.

– Та-ак…

– Я обычно на глаза ей не казался – старуха Мюррей запретила. Но как только ведьма испустила дух, я не стерпел – так тянуло убедиться! Словом, вылез из амулета, рванул в спальню… А там эта… девчонка. Сидит, трясётся, молитвы шепчет. Меня увидела, завизжала, и ка-ак отмахнётся… Меня снесло обратно к амулету, а дальше – не помню. Когда очнулся, амулет уже валялся в подсобке под грудой хлама, а девчонки в доме не было. Пока не приехали родственнички покойницы, я из подсобки и носа не казал. Потом тоже, хоть и чувствовал, что в доме появилась жизнь. Когда сходишь с ума наедине с собой, даже такие перемены – как глоток воздуха.

– Понимаю, – ответил Курт и вошёл в особняк.

На улице уже накрапывал дождь и срывался шквальный ветер, так что дальнейшие поиски он отложил на следующий раз. Любопытный Рафаэль следовал за ним по пятам – и когда Курт поднялся в кабинет, вновь переступив через беспокойно вертящегося Барри, и когда принялся вновь разжигать уже потухший камин.

– Уютненько, – прокомментировал призрак, когда огонь наконец разгорелся. – Хорошо, что покойные гости поленьев в дом натаскали.

– Ты хоть что-то видел? – для проформы поинтересовался Курт, снимая пальто и вешая у камина. В тепле быстро подсохнет и наутро останется лишь отряхнуть от грязи. – Неужели за всё время, что они тут жили, никто не открывал подсобку?

– Девчонка открывала.

Курт скинул пиджак, стянул перчатки, аккуратно сложил всё в кресло, и растянулся на диване, прислушиваясь к звукам из коридора. Барри, похоже, из беспамятства скатился в глубокий сон, потому что время от времени всхрапывал, беспокойно вертясь под покрывалом.

– Послушница?

– Покойница.

Рафаэль уселся на пол у дивана, протянув призрачные ноги к огню. Монашеский балахон оказался плащом, под которым скрывался целый арсенал. Видимо, при жизни ведьмолов не полагался только на удачу. Судя по результату – и правильно делал.

– Лет тринадцать или четырнадцать, – продолжил Рафаэль, удобно облокотившись плечами о Курта. – Смешная такая, любопытная. Взрослые-то лишь ценными вещами интересовались, а девчонка по вечерам по дому шастала. Я как раз только просыпался после дневного сна. Это она и прихватила коробку с магическими побрякушками. Я так надеялся, что она и амулет заберёт! Но нет, приглянулись ей камешки… Старуха Мюррей использовала их для гадания и порчи.

– Камешки-то она вернула?

– Не-а. Наверное, заигралась и посеяла где-то… Я их, к слову, и сейчас нигде не вижу.

Курт нахмурился, глянув на портрет бывшей хозяйки дома. Морриган Мюррей выглядела на нём неплохо: тёмные волосы, серые глаза, тяжёлый взгляд сверху вниз. Верно, самый расцвет силы и женской красоты.

Ребёнок не виноват, хотел сказать ей Курт. Ребёнок ни в чём не виноват…

– Ты отдохнул бы, что ли? – предложил Рафаэль, ёрзая под боком. – Да ты не переживай, я посторожу. Или ведьмоловам нового времени сон не требуется? – призрак обернулся, хитро подмигнул и вновь отвернулся, проводя ногой по языкам пламени. – Что-то мне подсказывает, светлячок, что ты заснёшь, как младенец. Потому что даже тебе нужен отдых…

– Мне нужно найти убийцу, – отрезал Курт, разглядывая треснувший потолок. – Потому что иначе уже я провинюсь. И в отличие от тебя, охотиться на нечисть меня никто не отпустит. Так что ты там натворил, ведьмолов?

– Обойдёшься без моих откровений, – усмехнулся Рафаэль, не оборачиваясь.

– Я же всё равно узнаю, – предупредил Курт. – Рано или поздно.

– Поздно меня устраивает, – заверил призрак.

Наверное, Курт всё-таки уснул, потому что когда он открыл глаза в следующий раз – дрова вновь прогорели, а в комнате значительно посерело: близился рассвет. Усевшись на диване, Курт огляделся, ночного спутника не заметил и заглянул под рубашку. Там, сразу под распятием, висел тёмный амулет. Чёрные лепестки светились изнутри и отозвались надсадным гудением, когда он провёл над ними ладонью. Видимо, призрак сторожил его сон до тех пор, пока не забрезжил рассвет, и теперь прятался в амулете. За пазухой у ватиканского особиста.

Прислушавшись к всхрапываниям из коридора, Курт потянулся к пальто, вытащил блокнот и карандаш, сделал быструю запись – отец Иероним строго велел писать каждый день – и поднялся с уютного дивана.

При свете дня особняк казался поприветливее. Убрать пыль, сделать влажную уборку, переклеить старые обои, обновить мебель, провести электричество, водопровод…

Курт тихо рассмеялся, прикинув фронт работ. Оставалось только радоваться, что особняк достался не ему.

– Зато большой, – словно извиняясь, обратился к портрету Курт. – А придомовая территория какая! Колодцы и ловушки – ваша идея, мисс Мюррей?

Барри простонал, когда Курт потряс его за плечо, и подскочил, едва не врезавшись в него массивным лбом.

– Дьявол! – хрипло выдохнул он, дико оглядываясь. – Я что же… заснул?

– Можно и так сказать, – деликатно согласился Курт. – Если вы не против, Барри, я хотел бы покинуть гостеприимный дом. У нас много работы.

– А… а…

Несчастный детектив огляделся, оценил покрывало, открытые двери в кабинет, прогоравшие дрова в камине, и с гримасами поднялся на ноги, хлопая себя по карманам.

– Ваше табельное оружие я вернул в кобуру, – вежливо подсказал Курт. – Больше вы ничего не теряли.

– А вы, – выдохнул Барри, дико глядя на Курта, – всю ночь здесь… как?..

– Комфортно, – опустив приключение с колодцем, успокоил напарника Курт. – Я-то, в отличие от вас, спал на диване.

О’Салливан послушно развернулся, спустился по лестнице и развернулся уже в холле.

– Тут же дьявольщина творилась, – припомнил детектив. – Куда она… оно… подевалось? Как вы… справились?

– Я вернул маску на место.

– И… всё прекратилось?! – не поверил О’Салливан.

– Не сразу, – признал Курт. – Не переживайте: нам в этом доме ничего не грозило. Кто бы ни совершил нападение на наследников, вчера ночью не явился.

О’Салливан мрачно осмотрел засохшие разводы крови на створках дверей и, словно решившись, тяжело проронил:

– Простите, Леманн. Я…

– Вы просто устали, Барри, – приветливо, но решительно ввернул Курт. – И не будем больше об этом.

О’Салливан посопел, потоптался на пороге и затем кивнул, не глядя на напарника.

– Спасибо, Леманн.

– Просто Курт.

Они вышли наружу, в объятия моросящего утра и серого неба. Барри провозился с замком ещё с минуту, затем поспешил к автомобилю.

– Куда теперь? – тяжело усаживаясь за руль, спросил О’Салливан.

– Я хотел бы переговорить с приходским священником, – отозвался Курт, забираясь следом. – Затем в монастырь. Предлагаю успеть с этими делами до полудня, потому что вечером нам с вами на кладбище, Барри.

О’Салливан чертыхнулся сквозь зубы, проворачивая ключ в зажигании, и мрачно глянул на напарника.

– Снова на ночь глядя? – мрачно уточнил детектив.

Курт только улыбнулся.

– Нечисть просыпается в полночь, – напомнил он.

Если О’Салливан и имел возражения, то успешно их проглотил.

При свете дня ирландская природа завораживала. Прошлым вечером Курт и рассмотреть ничего не сумел: паром прибыл в Дублин после шести, и ещё три часа ушло у них с детективом О’Салливаном, чтобы выбраться из столицы и добраться в Эшфорд. Хорошо, что Барри встречал его в порту и не отказался от поездки к месту, хотя, верно, уже об этом пожалел.

Низкое небо двигалось быстрее, чем служебный автомобиль О’Салливана, а бескрайняя зелень в конце октября поражала. Густой лес с шумящей неподалёку рекой быстро сменился холмистым горизонтом, и узкая трасса, вымытая накануне дождём, петляла между камнями, не давая ни заскучать, ни расслабиться. Курт смотрел по сторонам больше, чем следил за дорогой: такой первозданной красоты он не видел ни в Германии, ни в Ватикане.

– Нравится, а? – хмыкнул Барри, глянув на него. – Если задержитесь, я вам организую экскурсию по местным красотам. Вы как насчёт выпить?

Курт засмотрелся на руины на горизонте и не сразу откликнулся.

– Сейчас? – удивился он. – Я… не то чтобы ценитель, Барри.

О’Салливан вздохнул так тяжело, словно вынужденное сотрудничество свалилось на него непосильной ношей, а признание напарника-трезвенника окончательно добило.

– Ну тогда… кофе? Сомневаюсь, что местный священник угостит нас разносолами, так, может, вначале завтрак? Вы же, небось, уже сутки ничего не ели.

Курт встрепенулся и глянул на наручные часы. Барри не ошибся: он и впрямь уже сутки ничего не ел. Тело нуждалось в питании, так что короткая остановка не помешала бы.

– Можно, – согласился он. – А как насчёт почты? В городе работает отделение?

– А то как же, – гордо заверил О’Салливан.

Особняк покойной Морриган Мюррей стоял всего в нескольких милях от города, так что добрались они быстро. Припарковавшись на главной улице, О’Салливан заглушил мотор и выбрался наружу.

– Почта, – ткнул пальцем детектив. – А вот и паб!

Курт с интересом огляделся: в ирландских городках ему бывать не доводилось. Вся жизнь здесь сосредотачивалась на главной улице, и все важные места паломничества, вроде банка, почты, аптеки и магазинов, находились рядом. Горожане и приезжие могли быстро закончить свои дела и пропустить пинту-другую пива в местном пабе, приткнувшемся на углу.

– Всё только открывается, – подметил Барри. – Я в паб, распоряжусь по поводу завтрака и комнат. Мы же задержимся здесь на несколько дней?

– Я хотел бы провести в особняке ещё одну ночь, – признался Курт. – Не успел всё осмотреть.

– Территория там приличная, – не спорил О’Салливан. – Но комнату я всё равно оплачу. Начальство покрывает расходы, так зачем дышать пылью в проклятом склепе?

– Расходы пополам, – предупредил Курт. – Мне тоже выделили… под расчёт.

От машины до почтового отделения Курт прошёл едва ли несколько десятков шагов, но взгляды на себе почувствовал сразу. Смотрели из окон, с лавочек у магазинов, оборачивались прохожие. Курт даже задержался у одной из витрин, чтобы мельком глянуть на собственное отражение. Пальто от праха и грязи он очистил ещё в особняке, шляпа сидела идеально, лицо он умыл дождевой водой и освежился, как мог, ещё до пробуждения Барри. Вроде ничего, чтобы вызвать столь пристальное внимание.

Звякнул колокольчик, когда он шагнул внутрь почтового отделения.

– Доброе утро, – окликнул он с порога. – Есть кто?

Наверное, посетителей не ожидали так рано. Отделение открыли, но почтмейстер ещё не выполз из внутренних комнат. Курт заметил телефонную будку в одном углу, почтовый ящик в другом, столик для желающих подписать открытку в третьем, и облокотился о стойку, терпеливо ожидая, когда на него обратят внимание.

– Восемь утра! – раздражённо констатировали из смежной комнаты, и наружу вырвалась сухопарая женщина с растрёпанными рыжими волосами и не слишком приветливым лицом. – Вы, должно быть, сильно торопитесь, мистер!

– Простите, – повинился Курт. – Просто дело важное.

– Иностранец? – тут же определила та, хмуро осматривая его с головы до ног. – Откуда в наших краях?

– С континента, – размыто ответил Курт. – Из вашего отделения можно совершить дальний звонок?

– Насколько дальний? – тут же деловито поинтересовалась женщина, небрежно стягивая волосы в пучок. – Дублин?

– Ватикан.

Почтмейстер замерла на пару секунд, затем громко расхохоталась.

– Здесь вам не Европа, мистер, – качая головой, отозвалась наконец она. – Для такого звонка вам нужно двигать в столицу, в главное отделение. Говорят, оттуда можно.

Курт кивнул, подавляя разочарование. Война чумой прокатилась по континенту, разрушив целые города и выкосив миллионы жизней, но она же стала катализатором для новых технологий. Ирландию, как нейтральную страну, подобная участь миновала – со всеми её последствиями. Вот и телефония сюда добиралась со скрипом, в отличие от европейских стран.

– Тогда… телеграмму? – с надеждой спросил он.

– Это можно, – смилостивилась растрёпанная почтмейстер. – Держите бланк.

Курт чувствовал на себе её взгляд, даже когда уселся за столик у окна, чтобы набросать короткое сообщение. За окном уже просыпался город; открывались магазины, выбирались на улицы первые покупатели, чаще проносились по дороге автомобили.

– Вот, – протянул бланк Курт. – Как скоро адресат её получит?

– «Рафаэль, ведьмолов, служил в нашем отделе сто лет назад. Причина изгнания», – вслух прочла текст почтмейстер, глянула на адресную строку и переменилась в лице. – Так вы… не шутили, мистер? Ватикан?..

Курт коротко улыбнулся.

Почтмейстер, хмурясь, рассматривала посетителя.

– Успокойте меня, – угрюмо попросила она. – Скажите, что у вас просто дела с отцом О’Коннором.

– Это приходской священник? – уточнил Курт. – Я сейчас к нему направляюсь.

Неприветливая почтмейстер, кажется, ему не поверила, а когда вновь звякнул колокольчик у двери – и вовсе переменилась в лице.

– Вот дьявол, – хлопнула костлявой ладонью по стойке почтмейстер. – Я так и знала! Барри О’Салливан! Скажи мне, что я ошибаюсь, и этот человек не имеет ничего общего ни с тобой, ни с расследованием!

– Ошибайся потише, – хмуро велел О’Салливан, подходя к стойке. – И предупреждаю, Риана Уолш: держи свой острый нос подальше от этого дела!

– При всём желании не сумею, – помахала бланком мисс Уолш. – Твоему коллеге нужно отправить весточку в Ватикан. Кто я такая, чтобы оспаривать авторитет их отдела? Если даже твоё начальство, Барри, перед ними трепещет? Я права, мистер…

Мисс Уолш заглянула в телеграмму, но Курт подсказал раньше:

– Леманн. Курт Леманн.

– Мистер Леманн, – задумчиво повторила Риана Уолш, разглядывая его так внимательно, словно запоминала каждую деталь. – Немец?

– Грешен.

– О, бросьте, – внезапно разозлилась мисс Уолш. – Проклятая война закончилась пять лет назад! На дворе пятидесятый год, мистер Леманн, фашизм в прошлом, давайте о насущном! Да и как вы можете быть в ответе за действия вашего правительства?! Вам на начало войны сколько исполнилось – лет десять? Потому что вам не может быть больше двадцати! У меня глаз намётан…

– Мне больше, – вздохнул Курт. – Барри, вы договорились насчёт комнаты? Прошу, мисс Уолш, как только будет ответ, дайте знать.

– Мы остановились у Колма в пабе, – хмуро подсказал О’Салливан. – Ответ лично в руки! Хватит того, что ты и так всему городу растреплешь!

– Уверена, мистер Леманн предусмотрел и это, – огрызнулась почтмейстер. – Из уважения к нему – не к тебе, О’Салливан! – я вручу ответ лично в руки. Доволен?

– Спасибо, мисс Уолш, – искренне поблагодарил Курт. – Полагаю, этого хватит?

Риана Уолш сгребла банкноту со стойки и поджала тонкие губы.

– Сдачи нет, – сообщила она. – Возьмите газету или зайдите позже.

– Газету, – быстро вставил О’Салливан, прежде чем Курт великодушно отказался бы.

Риана Уолш презрительно глянула на детектива и кивнула на стойку с прессой.

– С прошлой недели, – мстительно хмыкнула она. – Что ж, рада знакомству, мистер Леманн! Хотя, полагаю, я буду одной из немногих в Эшфорде, кто так скажет.

– Никто не любит чужаков, – спокойно согласился Курт.

– Особенно тех, кто приехал разнюхать про скелеты в шкафах, – кивнула Риана.

Барри О’Салливан выбрал газету, сунул её подмышку и дёрнул Курта за локоть.

– Нам пора, – хмуро позвал детектив. – Давайте поскорее уберёмся из этого змеиного логова.

За спиной фыркнула ничуть не оскорблённая почтмейстер.

– Риана Уолш, – шумно выдохнул О’Салливан, как только они оказались на улице. – Вот уж по кому костёр плачет! Ведьма как есть! И подумать только: подхватила-таки семейное дело после смерти отца. Замуж наотрез отказалась, а ведь ей предлагали! Содержала мать и младших сестёр, пока те на ноги не встали. Новые времена – это чудесно, Леманн, только пока вот такие проворные бабы, как Риана, не лезут, куда их не просят.

– Чем проворные женщины хуже проворных мужчин?

О’Салливан честно задумался, направляясь в сторону паба.

– Дьявол их разберёт! Лезут по-хитрому… не так, но эдак своего добьются…

– Чем это плохо?

– Много вопросов, Курт! – нахмурился О’Салливан. – Вы, что ли, сочувствуете суфражисткам? И этим, как их там…

– Женщинам во время войны приходилось тяжелее всего.

– Причём здесь это?! – возмутился Барри. – И вообще! Риана, конечно, ведьма, но в одном я с ней солидарен. Выглядите вы, Курт, не очень… опытным. Простите за вопрос, но почему прислали именно вас?

– Кому-то нужно было.

– Так почему именно вам? Не обижайтесь, но мне обещали матёрого особиста из Ватикана, а прислали… ну, простите, конечно… мальчишку!

– Вы не первый, кто принимает меня за малолетку.

– А сколько…

– Больше, чем кажется, – вежливо, но твёрдо отклонил дальнейшие расспросы Курт. – Вы что-то говорили про кофе и завтрак?

– Я бы больше двадцати не дал, – пробурчал О’Салливан, неспешно пересекая перекрёсток. – И то с натяжкой и из уважения к вашему начальству. Шеф мне так и сказал: небось самого неопытного выдадут, или наоборот, кого в утиль давно пора.

Курт тихо рассмеялся, следуя за напарником.

– Ваш шеф – проницательный человек, Барри, – похвалил он. – Нигде не ошибся.

О’Салливан уныло глянул на засланного особиста, останавливаясь у паба.

– Что, первое дело? – не скрывая разочарования, уточнил Барри.

– В качестве следователя, – не стал отпираться Курт. – Не переживайте: я до этого назначения не в канцелярии служил. Поверьте, я крайне заинтересован в успехе этого дела, так что без результата никуда не уеду.

– Смотрите, чтобы вам здесь не остаться навечно, – пригрозил Барри, нервно разворачивая газету. – А-а, чёртовы радикалы! Только гляньте, чего пишут. «Убирайтесь домой», «Здесь вам не рады», «Ирландия для ирландцев»… И ведь эту дрянь молодёжь читает! Попомните моё слово, Курт: бульварными газетёнками дело не кончится. Грозит кровью и беспорядками. Уж по крайней мере, в Северной Ирландии. Вечная история! Уверен, вы понимаете.

Курт стрельнул взглядом в кричащие лозунги на газетной странице и медленно кивнул.

– Да. Я понимаю.

***

Из дневника Курта Леманна:

Пятница, 25 октября 1950 г, утро

«Преподобный отче Иероним!

Отослал телеграмму, чтобы исключить причастность призрака к убийствам. Если покойный ведьмолов оставался верен делу Церкви, то после смерти поменяться не мог, и его можно спокойно вычеркнуть из списка подозреваемых. Может, архивариус раскопает о нём что интересное? Какова причина изгнания?

Познакомился с местными жителями. Вы были правы: знания языков оказались весьма полезны, хотя я до сих пор не понимаю, зачем вы истязали меня латынью и кельтским.

Отец Патрик О’Коннор вызвался лично сопроводить нас к монастырю, чтобы я мог переговорить с послушницей, ухаживавшей за покойницей в последние дни. Имею подозрения на её счёт.

Я решил пока не говорить преподобному, что хотел бы осмотреть гроб мисс Мюррей. Подозреваю, отец О’Коннор не будет счастлив, но мы должны исключить всякую возможность загробных похождений хозяйки особняка. Барри пока не говорю тоже, но кому-то придётся копать.

P.S. Барри познакомил меня с ирландской кухней. Местный чаудер* похож на топлёный рыбий жир и долго стекает по пищеводу. Ирландцы говорят, что он полезен, и очень им гордятся. Съел из вежливости».

(*Чаудер – густой рыбный суп-пюре).

ГЛАВА 3. Лик святой

«Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?»

Джером Сэлинджер

Полчаса без крепкого словца и сигарет тяжело дались детективу О’Салливану, но в салоне находился преподобный О’Коннор, и Барри держался, как мог. Курт только сочувственно поглядывал на напарника, отмечая, как тот нервно тискает руль.

– Я очень рад, что вы приехали, мистер Леманн, – заговорил отец О’Коннор, как только они отъехали от церкви. К счастью, срочных дел в пятницу у преподобного не нашлось, и он поехал с ними безотлагательно. – У нас редко происходит нечто подобное, и ещё реже оно принимается во внимание. Поэтому я благодарен, что Ватикан отозвался. Я только переживаю, как бы не потревожил вас зря…

Курт закрыл блокнот, спрятал его во внутренний карман вместе с карандашом, и обернулся с переднего сидения.

– Вы поступили правильно, – успокоил он священника. – И я благодарен за тёплый приём. Детектив О’Салливан – замечательный напарник. Не все слуги закона были бы столь же радушны. Чужой человек в городе…

– А, бросьте, Курт, – поморщился Барри, потянулся в карман за портсигаром и тотчас, спохватившись, целомудренно положил ладонь обратно на руль. – Кто-то должен отнестись к вам по-человечески. Риана, ведьма, права: не все вам обрадуются. Так хотя бы я…

Курт подумал, что для открытой неприязни, которая явно установилась между детективом и начальницей почтового отделения, эти двое слишком часто сходились во мнениях.

– Вы уже познакомились со старшей мисс Уолш? – заинтересовался с заднего сидения отец О’Коннор. – Как удобно! Ведь послушница, которая ухаживала за Морриган Мюррей – её сестра. Средняя из прелестных мисс Уолш.