Стражи III: В поисках Манны

– Оказалось довольно разумным нанести контуры, останавливающие кровь и дающие нечувствительность к боли, – заметил Голицын. – Совсем не чувствую плечо. Потрясающие какие создания, Родион. Разорвали закалённый металл, как нитку.

Богдалов кивнул:

– Похоже, пора всерьёз задуматься о создании отдельных щитов, чтобы избежать контакта с кольчугой. Иначе при разрыве колец, руническая прошивка нарушается и получается вот это…

Родион показал на рваные полосы во всё плечо Голицына, а тот крикнул в сторону двери:

– Глаша!

Через мгновения заглянула молоденькая служаночка в белом фартуке на атласном чёрном платье и, увидев князя в крови, невозмутимо спросила:

– Живой воды или мёртвой?

– Очень смешно, Глафира! – отреагировал Александр Николаевич. – Бинты неси. С прошивкой для глубоких ран. И раствор для очистки не забудь. И секретаря моего позови!

– Сию секунду! – девушка юркнула обратно за дверь, оставив её приоткрытой. Цоканье каблучков удалилось по коридору, а Голицын покачал головой:

– Сейчас, Родион, нам вряд ли удастся что-то исправить. Госпожа Мокшанская затвердила заклинание и поскольку она варга и её кровь связана с энерго-стратегом, то любого, кто войдёт в обитель Валда-каль ждёт та же участь, что и наших людей. Досадно, но похоже, она действительно закрыла нам доступ. Даже если примем крайние меры и устраним Мокшанского, чтобы он больше не помешал нам, это не снимет заклятие варги. Оно будет живо, пока жив энерго-стратег. Чёртова ведьма!..

Пока Александр Николаевич ругался, Богдалов подошёл к столу, налил себе коньяка и выпил залпом.

Разочарованию Голицына не было предела:

– Невероятно, я просто не верю! Мы подошли так близко!

– Может, и нет… – тихо заметил Родион.

– О чём вы? – заинтересовался Александр Николаевич.

Богдалов налил ещё рюмку и расположился с ней в кресле напротив стола.

– Подумайте, ваше сиятельство, – произнёс он, – чудовища Араэля не позволили нам запустить шлюз. Я полагаю, что они уничтожили бы и вторую, и третью наши группы. И вообще всех, кто вошёл бы к ним. Могу ошибаться, но…

– Я знаю, что вы предполагаете, – недовольно остановил Голицын, – господин Корф предсказал, что Араэль – это защитное малое измерение. И наши попытки прорваться через него обречены на провал. Его чудовища – не просто его обитатели, а охранники Манны, которые будут уничтожать всё, что проникнет к ним, как цепные собаки. Напомню вам, что капитул нашего общества отверг это предположение. Оно противоречило принятой ранее аксиоме о том, что Манна пуста и ею никто не владеет.

Родион утвердительно опустил голову:

– Понимаю, ваше сиятельство. Мы исходим из того, что это чистое измерение и в нём никого нет. Но если считать Араэль защитным рвом на пути к Манне, то возникает вопрос: кто установил эту защиту? Корф считал, что мы ошиблись в наших предположениях, а следовательно утратили право на энергетические богатства Манны. Именно из-за этого он лишился своего статуса старшего магистра. Я не считаю, что он был прав. Но в том, что чудовища Араэля защищают свою территорию от проникновения он точно не ошибся.

– Корф лишился статуса не из-за своей ереси, – возразил Голицын. – А потому что после потери сына, мысли мятежного Александра проникли и в его разум. К сожалению, он больше не мог исполнять обязанности магистра, потому что начал отрицать наши идеи и методы. Они стали казаться ему бесчеловечными.

– Как и Александру… – вздохнул Богдалов, вспомнив младшего Корфа.

Всё же тот был необычайным человеком. Сильным и в чём-то отчаянным в своей вере в необходимость защиты людей. Он отрицал идею превосходства одних над другими. И это совершенно не соответствовало представлениям общества, которое прекрасно понимало, что владеющие знаниями неизбежно владеют и той человеческой массой, которая ими не обладает. Родион осушил вторую рюмку, подкинул её в руке и, ловко поймав, добавил:

– Для запуска шлюза и закачки энергии из Манны нам потребуется время. А мы сегодня видели, как эти твари уничтожили сорок опытных воинов за минуты. Это при том, что все были вооружены и одеты в защитные кольчуги. После такого, как офицер, я скажу, что прямо сейчас у нас нет тактики ведения боя с ними и защиты от них. Отправлять людей на смерть целыми ротами без достижения результата – это не тактика.

Александр Николаевич мрачно усмехнулся:

– Добавьте к этому и то, что теперь у нас нет доступа к энерго-стратегу и капсулы торкветума уничтожены. А запасов эктоплазмы Манны, доставленной графом Демидовым из Тересара, осталось только на научные эксперименты и необходимые нам особые заклинания. Ах да, и ещё…

Голицын обернулся к устройству на своём столе и взглянул на прозрачно-золотые шарики измерений. Цифры обратного отсчёта до размыкания канала схождения неуклонно уменьшались.

– Буквально через полчаса… – Александр Николаевич замолчал на мгновение, прежде чем подвести окончательный итог: – у нас будет двести лет, чтобы придумать, как справиться со стражами Араэля и запустить шлюз в Манну. Н-да… потрясающий провал. Есть чем расстроить капитул магистров и нашего императора.

Дверь кабинета открылась, вошла Глаша с подносом в руках, на котором стоял стеклянный пузырёк и лежали бинты. А следом за ней зашёл и секретарь Голицына. В руках держал деревянный планшет с бумагой и пером для записи. Служанка сказала ему, что князь вернулся и потребовал его к себе.

– Алексей, голубчик, ты то мне и нужен, – кивнул Александр Николаевич. – Подготовь послание. Личное для императора. И передай. Правильно, что взял бумагу. А то наш государь никак не привыкнет читать на стекле.

– Слушаюсь, – отчеканил секретарь и, подняв планшет, поставил перо на бумагу: – Что писать?

– Уле лишил нас доступа к Валда-каль, – продиктовал Голицын. – Возвращаться в Сир-трезморгу сейчас смысла нет. Мы работаем над решением.

Записав послание, секретарь вышел, а князь вынул из кармана деревянный медальон-монетку и бросил на стол. Потом снял камзол, а за ним и кольчугу. И едва рубашка из металлических колечек оказалась в его руках, сморщился от боли. Сияние контуров всех заклинаний погасло после размыкания контакта с телом, и Александр Николаевич ощутил всю боль своей раны.

Глаша наливала раствор на бинты, и на марлевой сеточке вспыхивали цепочки прошитого красной ниткой исцеляющего контура, а Родион, подойдя к столу, с интересом взял в руки деревянную монетку.

– Она бесполезна, – заметил Голицын и отпустил свою служанку: – Иди, Глафира.

Девушка присела в реверансе и выпорхнула из кабинета, зная, что разговоры его сиятельства – это тайны высшего порядка.

Александр Николаевич добавил для Богдалова:

– Использовать кугорожей не получится.

Родион с этим не согласился:

– Против Уле и этой мерзости – мордовника, конечно не получится. Но против остальных вполне. И мы обязаны изучить свойства этого предмета.

Голицын отмахнулся:

– Займитесь, если хотите. Радует, что теперь Мокшанский не сможет отдавать им приказы и не использует против нас.

Александр Николаевич спустил окровавленную рубашку с плеча и прижал мокрые бинты к порезам. Лекарство на марлевой сеточке сразу вспенилось, очищая раны от грязи, а исцеляющий контур стянул края.

Родион не смотрел на это, поглаживая пальцем голубое семечко, чуть заметно сияющее золотистыми жилками.

– Если посадить в землю, как думаете, вырастет новый энерго-стратег? – насмешливо поинтересовался он.

– Разумеется, – ответил Голицын, через пару тысяч лет. – Слишком долгий срок для нас. Такой вариант не подходит.

Богдалов положил деревянную монету к себе в карман и поразмыслил вслух:

– Некоторых целей нельзя достигнуть сиюминутно. Могут потребоваться годы, а может, и века на то, чтобы все элементы собрались в одной точке времени. В этот раз мы были не готовы на самом деле и зря поторопились. Нам нужен продуманный план.

Александр Николаевич окинул Родиона очень внимательным взглядом, а потом усмехнулся:

– Знаете, за что вы мне нравитесь, мой дорогой? За ваше терпение. Оно у вас поистине архангельское. Там, где другие начинают рвать волосы на себе от разочарования, вы сохраняете хладнокровие. Нам предстоит двести лет ожидания. Признаюсь, мне будет тяжело это вынести. Долгая жизнь, даже при сохранении тела молодым…

Князь покачал головой и вздох у него получился тяжелым:

– Неизбежно приведёт к усталости разума, а потом и к безумию. Поэтому и крепко спят господа вампиры – чтобы не сойти с ума. Не думал, что и нам, возможно, придётся так же поступить.

– Ради нашей цели, – пожал плечами Богдалов, – можно и поспать век, другой. Хотя мне видится лучшим использовать заклинание переселения ауры.

– На него потребуется эктоплазма с энергией Манны, – строго ответил Голицын. – А наши запасы теперь ограничены.

– Капитул мог бы отправить вторую миссию на Тересар, – парировал Родион.

Александр Николаевич засмеялся:

– Неужели с вами во главе? Ваши амбиции прекрасны, мой дорогой, как и ваши боевые навыки, и решимость действовать на благо общества. Именно поэтому я не хочу, чтобы вы погибли в необъятном желудке какой-нибудь прелестной аспилады.

Богдалов отвесил поклон:

– Благодарю.

Голицын всё же задумался над его предложением, но повторил своё решение:

– Сейчас такая миссия будет излишней. Можно отложить её. Имеющейся у нас эктоплазмы Манны хватит для наших исследований и ближайших потребностей. Её недостаточно для заполнения капсулы торкветума, но теперь он нам не понадобится ещё двести лет. Да, кстати, я хотел поговорить с вами кое о чём.

Родион выразил интерес поднятой бровью:

– Да, ваше сиятельство?

– Вы знаете, что после ухода Корфа освободилось место в капитуле старших магистров, – ответил Александр Николаевич. – Я думаю, что нам не хватает молодой крови. Вашей. Что скажете?

Богдалов утвердительно опустил голову:

– Вы знаете, что я давно этого хочу.

Голицын довольно кивнул:

– И теперь вы это получите. С вашими талантами, Родион, хватит вам топтаться в магистрах среднего круга.

Богдалов вернулся в кресло и внимательно взглянул на князя:

– Ваше сиятельство, раз уж вы так любезно решили порекомендовать меня в старшие магистры, могу я озвучить вам одну идею? Но прошу сразу не возражать и позволить мне сказать всё до конца.

– Заинтриговали, – усмехнулся Александр Николаевич. – Слушаю.

Родион не заставил ждать.

– Двадцать лет назад Альбин Валей приручил одного из чудовищ Араэля, – произнёс он.

Голицын нахмурился.

– Если бы мы тогда не остановили его, то он выпустил бы монстра в наше измерение, а возможно, и всех остальных, – продолжил Богдалов. – Но вспомните: то чудовище вполне осознано взаимодействовало с ним.

– И что вы предлагаете? – удивился Александр Николаевич. – Снова приручить чудовище? Для чего?

– Для нашей цели, – ответил Родион. – Троянский конь в своё время весьма помог грекам. Мы могли бы создать своего. Кто может сдержать чудовищ Араэля, если не одно из них?

Голицын раздумывал на этот раз гораздо дольше.

– Валей был уникальным бестиа-коммуникарием, – наконец произнёс он. – Среди нашего круга нет никого с такими же способностями. Так общаться с чудовищами мог только он. К тому же, вы представляете что будет, если мы вскроем камеру? Если сознание Альбина не пострадало, то сейчас он крайне зол на нас и сам обладает мощью демона. Нам придётся создать отдельную камеру и держать его в ней, пока мы не уговорим его помочь нам.

– Я говорю не о Валее, – мягко заметил Богдалов. – Он был безумен при жизни человеком, а выпустить его – это подписать нам всем смертный приговор. Он сам, как и его демон, бесполезны для нас.

Голицын с интересом наклонил голову:

– Тогда, стало быть… мой тёзка Александр Корф?

– Конечно, – подтвердил Родион.

Александр Николаевич покачал головой:

– То, что вы предлагаете довольно сложно. А скорее всего, невозможно. Нужно вынуть из камеры только младшего Корфа и оставить в ней Валея. И пока у нас нет такого способа.

– А привлечь Корфа старшего? – сразу предложил Богдалов. – Андрей Фёдорович проектировал все тюремные хранилища. Неужели, думаете, что он не захочет освободить сына?

Родион откинулся на спинку кресла, наблюдая за сомнениями Голицына.

– Барон как раз захочет, – задумчиво произнёс тот. – Только нам не нужно выпускать Александра сейчас. Ведь он, разумеется, теперь такая же тварь, как и чудовище Араэля. И что мы будем с ним делать, если выпустим? К тому же, будет сложно объяснить Корфу старшему, почему освобождение его сына нужно обществу только через двести лет.

Богдалов бросил взгляд на торкветум. Прозрачно-золотые шарики измерений почти разошлись, и на стекле исчезало изображение канала схождения. Ось соединения померкла.

– А может… – плавно начал Родион, – не допускать барона до всего нашего плана. Пусть сделает своё дело, а дальше посмотрим… что делать с ним. В конце концов вы сказали: препятствия для общества должны быть устранены. Если Корф станет таковым… Что ж, мы будем искренне скорбеть о нём и с теплом вспоминать о его заслугах.

Александр Николаевич стоял с поднятой бровью ещё мгновение, а потом усмехнулся:

– Начинаю думать, что барон был прав. За прошедшие двадцать лет, мы действительно стали более жестокими. Вы сегодня убили женщину и потеряли всех своих людей. Но я вижу, что вас это не волнует.

– Вас тоже, – невозмутимо пожал плечами Богдалов. – Общее благо имеет цену – отдельные жизни. Оно неизбежно будет ими оплачено. Это закон порядка всех измерений. Ещё нигде он не был нарушен. Я бы назвал это божественной волей… если бы точно был уверен в том, что бог есть. Но пока наши исследования подтверждают только законы взаимодействия энергии во вселенной. Которым мы и следуем.

Голицын с большим интересом выслушал полковника и в конце его речи заметил:

– А вы и правда засиделись в магистрах среднего круга, мой дорогой.

Тонкий мелодичный звук установленных на торкветуме часов разошёлся по кабинету князя, а прозрачно-золотые шарики астральных измерений окончательно разошлись, отправляясь в свой долгий путь по модели вселенной в стеклянной сфере.

– Вот и всё, – вздохнул Александр Николаевич. – Родион, подготовьте ваш план для доклада капитулу старших магистров. Разрешение верховного магистра, то есть моё, у вас есть. Если и другие примут ваш план, то на вас и будет возложено его исполнение. Надеюсь, вы найдёте, чем себя занять двести лет.

Богдалов засмеялся на последних слова и ответил:

– Я буду думать о моём друге. Мне весьма любопытно, что останется от души человека, который проведёт в камере с душой чудовища такое количество времени.

– Ох, душа… – отмахнулся Голицын. – Родион, забудьте уже эти слова. Энергетическое тело или аура – более верные термины. И сильно всё же не надейтесь. Процесс фрагментации энергетических структур в замкнутой экто-камере неизбежен. Они встроятся друг в друга. Вопрос лишь в каком соотношении они будут находиться в момент их наполнения материалом физической оболочки.

– Разумеется, – без возражений принял Богдалов, но через мгновение всё же добавил: – Я хорошо знал Александра Корфа, ваше сиятельство. И я не предложил бы этот план, если бы не питал надежду на то, что его душа выдержит такой плен. К тому же, у меня есть повод так думать…

Родион отправился за третьей рюмкой коньяка и, наливая крепкого напитка, объяснил:

– Как утверждает новый закон экто-физического взаимодействия, недавно открытый старшим магистром Варфоломеем, некоторые ауры сильнее других. Полагаю, магистрам будет интересно проверить исследования Варфоломея на практике. У нас есть отличная возможность.

– Что ж… верно, – Голицын согласился с этим утверждением, тоже наполняя рюмку и, подняв её вместе с Богдаловым, искренне пожелал: – Успеха вашему плану, мой дорогой. Если он приведёт нас в Манну, то вы исполните нашу главную миссию. Энергия божественной сути будет обретена на благо всех.

Родион ответил на это поклоном:

– Так и будет, ваше сиятельство. Думаю, Александр Корф всё же принесёт пользу нашему обществу.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Наше время

Воздух комнаты наполняли едва заметные искры. Эктоплазма почти рассеялась, изумрудный туман, клубившийся под потолком, оседал к полу, исчезая. Но яркие блёстки энергии ещё украшали собой пространство.

Рафаэль повернулся на спину, отпустив Ровену из объятий, и разглядывал мерно вспыхивающие и гаснущие микросгустки. Эктоплазма Александра пропитывала всё и оставалась слоем блеска на коже. Кайсаров провёл пальцами по плечу Ровены, собирая на подушечки влагу.

Почувствовав это прикосновение, Бельская проснулась, но в сладкой дрёме открывать глаза совсем не хотелось. Она лежала на боку и чувствовала ягодицей крепкое горячее бедро Рафаэля. Тепло исходило от его тела, будто облако, обволакивая её собой всю от макушки до пальчиков ног. А ёе грудь и живот купались в ощущении горячего моросящего дождя, ласкающего миллионами мелких капель. Александр лежал перед ней, и даже во сне его тело источало эктоплазматический пар.

Кайсаров приподнялся на локтях, наклонился к Ровене и прижался губами к её шее. Бельская тихо вздохнула и открыла глаза. Уже хотела обернуться, чтобы обнять Рафаэля, но он удержал её:

– Нет, нет, прости. Спи…

– Ты остывать? – улыбнулась Ровена.

– Да, – прошептал Кайсаров.

– Хорошо, – Бельская всё же потянулась и улеглась на спину, провожая глазами встающего с кровати Рафаэля.

Он не набросил на себя даже простынь и отправился на балкон голым. Ровена усмехнулась, когда Кайсаров подошёл к стеклянным дверям. Прозрачная поверхность немедленно покрылась тонкой пленкой пара. Жар от его тела стал конденсатом на холодном от мороза стекле.

Бельская привыкла к очень высокой температуре своих мужчин и переносила её с лёгкостью и удовольствием. Рафаэль и раньше согревал её, но сейчас, когда аура валаамского дракона стала полностью видна на снимке, проявились и остальные особенности дракона-оборотня в человеческом облике. Температура тела была одной из них. Как и сверкающие серебром прожилки на коже – отблески сокрытой под ней брони.

Кайсаров тихо открыл створку, впустив холодного воздуха в спальню, и вышел на балкон. Ровена смотрела на него ещё мгновения. Видела, как он встал у парапета, опираясь на него локтями, и полюбовалась крепкими мышцами ягодиц, очень рельефными и округлыми в такой позе. А потом повернулась к Александру.

И… попала в изумрудный омут его глаз. Сон Корфа был крайне чутким. Он проснулся ещё когда Рафаэль целовал шею Ровены. Александр провёл большим пальцем по её губам и потянулся к ней, но остановился. Ведь он не может без разрешения Кайсарова. Поэтому изобразил скромность – прикрыл веки. Отчего чёрные ресницы опустились, закрыв изумрудную радужку до половины, и подсветились её сиянием. Взгляд стал чарующим…

– О-о-ох… – Бельская вздохнула, сладко вожделея своего ненасытного демона и прекрасно зная, что он делает это специально. – Перестань!

Александр прикусил губу, улыбаясь, чем вызвал у Ровены новый прилив нежности. Эта игривость Корфа неизменно вдохновляла её на подвиги в постели. Даже сейчас, несмотря на то, что этой ночью они втроём насовершали таковых на неделю вперёд. Наверное, так повлияло волнение перед заседанием комиссии благочестия. Боясь за своё будущее, они со всей страстью погрузились в настоящее.

Четыре месяца, прошедшие с того момента, когда они втроём приняли самое ответственное решение в жизни, всё шло относительно спокойно. У Бельской были поводы для волнения, но она не отпускала контроль ни на мгновение. Тем более, что Гидеон не позволил бы этого. Как руководитель группы он потребовал порядка, взаимоуважения и выполнения задач. Ровена отвечала за это буквально головой. И её крайне радовало то, что Рафаэль и Александр осознавали уровень своей ответственности не меньше.

Корф вёл себя ровно так, как обещал: отдав Кайсарову право приказывать ему, подчинялся первому его слову и действительно делал всё, чтобы наладить общение с ним. Результат уже был ощутим. Если в первые дни Рафаэль поглядывал на Александра с хорошо задавленной ревностью и даже завистью, то сейчас Ровена часто замечала искреннюю улыбку Кайсарова. Мужчины говорили друг с другом, всё чаще и дольше. И как виделось Бельской, Рафаэль всё больше доверял Александру.

Но он держал себя в руках сильнее чем, когда либо. И это вызывало тревогу Ровены. Слишком жёстокий контроль по отношению к самому себе неизбежно приведёт к подавлению. А это путь к нервному срыву. Турмистров уже предупредил всех троих очень строго – любой срыв валаамского дракона будет первым и последним в карьере Кайсарова. А возможно, и в его жизни. Существо его вида и класса опасности разрешено ликвидировать на месте в случае угрозы от него.

Бельская погладила гладкую грудь Александра, заведя пальцы в ложбинку рельефных мышц. Но он внезапно взял её руку, поднёс к своим губам и поцеловал подушечки пальцев.

– Пойдёшь за ним? – улыбнулась Ровена, поняв, что это просьба отпустить.

– Да, – прошептал Александр. – Он тревожится.

Бельская тяжело вздохнула, но потёрлась щекой о подушку и улыбнулась:

– Я горжусь вами, ваше благородие.

Корф тихо рассмеялся. Ровена всё время говорила ему это, и её одобрение помогало оставаться упорным в налаживании контакта с Рафаэлем. Александр знал, что это будет непросто для всех. Чувство вины перед Кайсаровым так и оставалось с ним, вместе с благодарностью и восхищением за его душевную силу, позволившую принять то, на что способны немногие. Корф поднялся с постели, мгновения любовался обнажённой Ровеной и, получив её ободряющую улыбку, отправился к дверям балкона.

Когда он вошёл, Рафаэль не обернулся. Так и остался смотреть в ночные огни города. Александр молча встал у стены, сложив руки на груди и глядя в спину Кайсарова. Тот наконец усмехнулся. Знал, что Александр придёт за ним.

– Хочешь побыть один? – мягко спросил Корф.

Рафаэль засмеялся:

– А тебя это остановит?

Он обернулся, оперся ягодицами на каменный парапет и тоже сложил руки на груди. Александр отрицательно покачал головой:

– Нет, не остановит. О чём думаешь?

Кайсаров молчал. Но тревожные мысли просились стать словами, произнесёнными вслух.

– Душа непобедимая… – тихо произнёс он.

Корф сощурился вопросительно.

– Должен знать такую классификацию, – Рафаэль с интересом смотрел в изумрудные глаза Александра. – По Варфоломею: души человеческие, приходящие в мир, несут в себе энергию вселенной. В зависимости от того, сколько несёт каждая душа, различаются души слабые – такие люди малодушные и сами слабые; души «простые» – несут энергии больше, но всё же недостаточно, и потому живут страстями, чтобы компенсировать эту нехватку. И души «наполненные». Люди с такими живут полной жизнью, творят добро и направляют других.

Корф наклонил голову в утвердительном жесте:

– Да, читал. Интересное исследование. Многое для меня объяснило.

На мгновения между мужчинами установилась тишина. Александр ждал, наблюдая за выражением лица Кайсарова. Тяжёлые мысли отражались в его чертах. Сжимая губы в молчании, Рафаэль смотрел в мраморную плитку, которой был выложен пол балкона, и в его глазах поблёскивали золотые волокна радужки.

– И ещё один вид, – наконец вздохнул он. – Душа непобедимая, несущая в себе великую силу. Люди, предназначенные для великих дел. Это ты.

Александр невольно свёл брови, не понимая, к чему Рафаэль завел речь о таком, а тот внезапно поднял голову и взглянул на него:

– Да я всё думал, как же ты остался собой в камере с демоном? Ты должен был стать его частью, а вместо этого он стал твоей. Но, если взять в расчёт исследование Варфоломея, то всё встаёт на места. Твоя душа была на порядок сильнее энерготела сущности из Араэля ещё до того, как получила вечный двигатель в виде источника энергии этого измерения.

– Ну это не совсем так… – Александр смутился. – В докладе НИИ экто-физики объяснили по-другому.

– Да, я помню, – усмехнулся Кайсаров.

Доклад читали всей командой. По возвращении с Тересара Гидеон первым делом отправил Корфа на обследование. В связи с тем, что, как минимум, внешние признаки сущности Араэля у него проявились. Специалисты экто-физики научно-исследовательского института Петербурга остались в полном восторге от чёрной сегментированной брони, вееров щупалец и мощных клешней. Александра несколько раз попросили показать это всё и пройти когнитивные тесты, чтобы убедиться, что сознание не подвергается изменениям.

Ещё при первых исследованиях Корфа, когда Турмистров только забрал его из Москвы сразу после событий на пятивокзальной площади, сложность представлял тот факт, что ни одно оборудование не могло сделать точный снимок ауры Александра. Во-первых, она была огромна, во-вторых, камень Араэля в его груди создавал такое энергосвечение, что едва не сожгли аппарат аурографии. И с любой другой техникой происходило то же самое. На снимке едва-едва можно было разглядеть то, что в энерготеле человека присутствует что-то постороннее. Но даже нельзя было определить что именно. А уж точно сказать сколько процентов энерготела заняли фрагменты монстра и встроились ли они в лимб – ту часть энергоструктуры человека, которая определяет сознание, было вообще невозможно.