Под знаком неба

Валерию по должности полагалось отдельное жилье, и он переехал из общежития в дом для преподавательского состава. Ему дали отдельную комнату. «Да… – рассуждал Валерий. – Условия моей жизни улучшились, а груз ответственности увеличился». Теперь он отвечал не только за себя и за свою жизнь, но и за жизнь вверенных под его начало людей, десяти курсантов с разными судьбами и характерами, и эти различия сильно влияли на ход их подготовки к полетам.

Поэтому уже до начала полетов со своими курсантами Валерий старался изучить их индивидуальные особенности и, предъявляя к ним требования, учитывал психологию каждого. В то же время в своей группе он поддерживал дух команды, советовал и после занятий обсуждать вместе возникшие в ходе учебных полетов вопросы, как когда-то было заведено у него с друзьями в годы учебы в летном училище.

– Поддерживая друг друга, вы быстрее перейдете к самостоятельным полетам, – при любом удобном случае старался внушить курсантам Валерий.

Он докапывался до причины возникающих у них трудностей и всегда помнил, что неудачные полеты в небе могут иметь земное основание, например, простое недоедание или семейные проблемы.

Вовремя подстраховывая курсантов, Валерий рано начинал доверять им самостоятельное выполнение трудных элементов полета. Стараниями Валерия его группа в отряде вылетела первой.

Обучая других, он продолжал сам совершенствоваться в технике пилотирования, а также глубже осваивал материальную часть имеющихся в авиапарке боевых самолетов И-5, И-15 и самолета-разведчика Р-5. «Скоро придет время, и я сяду за штурвал боевого самолета», – не сомневался Валерий. Его мысли о скорых переменах вызывались стремительным ходом событий.

Потерпев поражение в районе озера Хасан, Япония усиленно готовилась к реваншу. К границам Монголии подтягивались сухопутные и военно-воздушные части японской армии. С началом весны 1939 года начались бои на земле в бассейне реки Халхин-Гол. А с 22 мая развернулась настоящая война в воздухе. Японцы применили новейшие истребители и в первых столкновениях имели преимущество.

В июне для обеспечения господства в воздухе на фронт были переброшены новые модернизованные советские истребители И-16, на которых впервые были применены боевые ракеты класса «воздух – воздух». В результате в июньских боях японская сторона потеряла почти в два с половиной раза больше самолетов, чем наша. К концу августа 6-я Японская армия попала в окружение. 15 сентября было подписано перемирие.

Японская армия на Халхин-Голе потеряла более шестидесяти тысяч убитыми, ранеными и пленными, потери советско-монгольских войск составили менее двадцати тысяч человек.

Поражение на Халхин-Голе надолго отбило охоту у Японии на войну с Советским Союзом. Однако на западных границах нашей страны уже заполыхало пламя Второй мировой войны, перешедшей для нас 22 июня 1941 года в Великую Отечественную войну.

Семена «Добролета»

В то время, когда Валерий учил и учился учить курсантов в Ульяновском аэроклубе, в Реутовском аэроклубе под Москвой проходили медицинскую комиссию Валентин Васильев и его друзья-одноклассники. Они уже перешли в девятый класс, им всем, кроме Вали, уже исполнилось семнадцать лет.

И хотя при рождении Вали бабушка предрекла ему будущее офицера, его приход в аэроклуб не был связан ни с известным ему от родителей предсказанием бабушки, ни с его собственным давно созревшим сознательным выбором.

Валя с друзьями основательно занимались спортом – лыжами и спортивной гимнастикой. Неожиданно они узнали, что у одной из их подруг, активной участницы лыжных соревнований, обнаружили болезнь сердца, предположительно из-за усиленных спортивных тренировок и перегрузок.

– Знаете, ребята, – заметила Зина Михеева, – ведь мы тоже активно тренируемся, а какое у нас сердце, не проверяли.

– Не проверяли! – еще не понимая, к чему клонит подруга, согласилась с Зиной Ксения Львова. – А как проверить? Прийти в поликлинику и сказать, чтобы нас проверили, потому что у нашей подруги больное сердце?

– Нас, пожалуй, пошлют сначала к невропатологу, – сказал Илья Корсунский.

– К невропатологу? Нет, скорее к психиатру, – возразил Иван Липатов. – Хотя неважно, кто будет водить перед нашими глазами пальцем и стучать по коленям резиновым молоточком. Но только этого мы и добьемся!

– А потом нас, может быть, прокатят на машине с красным крестом до психбольницы, – усилил эффект сказанного Иваном Валя и засмеялся.

– Не смешно! – попыталась вернуть друзей к серьезному разговору Зина. – Вместо того, чтоб смеяться, давайте лучше сообразим, что нам делать.

Зина была практичная и вдумчивая девушка. Не зря ей первой пришла в голову мысль проверить сердце.

Ребята примолкли.

– Эх, мать честная! – вдруг воскликнул Илья. – Что мы пытаемся решить задачу, когда ответ на ее вопрос уже написан?

– Где написан? Какой ответ? – загалдела компания.

– Пойдем к школе, покажу!

Перед входом в школу висел плакат: «Комсомолец – на самолет!»

– При чем здесь самолет? – удивилась Зина.

– А при том! – объяснил свою мысль Илья. – Перед зачислением в аэроклуб нужно пройти медицинскую комиссию.

– Ну ты, Илья, голова! – восхитилась Ксения.

На следующий день, не откладывая дело в дальний ящик, дружная команда поехала в аэроклуб. В тот день они встретились рано и прибыли на место первыми. Вслед за ними подтянулись еще человек двадцать. Процедура зачисления в аэроклуб была двухступенчатой – вначале медицинская комиссия, а затем мандатная. Результаты обследования не сообщались персонально, а передавались общим списком в мандатную комиссию. И хотя Валя с друзьями обследовались первыми, им пришлось ждать остальных.

Наконец закончилось томительное ожидание, появился список. И – ура! – вся пятерка прошла комиссию на пригодность к полетам без каких-либо замечаний и ограничений. Дело сделано, можно возвращаться домой. Но уходить не хотелось. Валя уже в который раз остановился взглядом на агитационном плакате с парящим над полем самолетом. И вдруг он вспомнил другое поле за деревней Алешино и спустившийся на то поле самолет. Вале тогда было четыре года, и он гостил в деревне у родственников.

Совершивший посадку на широкий цветущий луг самолет У-2 принадлежал акционерному обществу «Добролет». В то время проводилась агитационная компания в поддержку общества Добровольного воздушного флота, и желающие полетать могли покататься на этом самолете. Конечно, Валя оказался среди желающих. Среди мальчишек, добежавших до самолета, он был самым младшим, но ему удалось пробиться вперед.

Несмотря на его старания, полетать, как хотелось, в этот раз не удалось. Пилот присел перед Валей на корточки:

– Слишком мал ты еще! Но можешь поносить мой шлем, а еще вот так полетать.

Улыбаясь, он нахлобучил на Валю шлем и несколько раз подбросил его вверх. Летать, да еще в такой необычной шапке, Вале понравилось. Но было обидно, что другие летали на самолете, а он нет.

Валя вспомнил тот давний эпизод и подумал: «Стоит ли сейчас отказываться от того, что было недоступно тогда?»

Он осмотрелся вокруг. К выходу уже тянулись те, кого не было в списке. Один невысокий паренек несколько раз подходил к списку, приподнимался на носках и, прочитав свою фамилию, отходил, радостно потирая руки. Друзья Кости уходить не спешили. Похоже, у них тоже возникли сомнения.

– А что, здоровые люди, не дезертировать ли нам с поля боя? – обратился к друзьям Иван.

– Точно, – откликнулся Илья, – вполне можно предположить, что мы вдруг испугались, что мы рохли, кисейные барышни!

– Это к вам не относится, – решительно заявила Зина, – но и мы с Ксенией не кисейные барышни.

– Тогда остаемся? – спросил, как утвердил, Валя. Сам он уже решил остаться. На том и сошлись.

Мандатную комиссию устроило все, кроме возраста Вали. По правилам к полетам допускались лица не младше семнадцати лет. Но в итоге члены мандатной комиссии поддались на жаркие уговоры ребят, и Валя тоже был принят.

Началась учеба. Прошли теорию и правила эксплуатации. А когда настало время для подготовки и допуска к полетам, начальник аэроклуба предложил Вале явиться через год. Пришлось смириться с действующими правилами.

Маша

Обстоятельства, от него не зависящие, вынудили Валентина прервать занятия в аэроклубе. Но не менее значительные обстоятельства другого свойства беспокоили его в то время, хотя они тоже были связаны с его возрастом. Они мешали Валентину познакомиться с Машей.

Начнем с того, что Валентин учился в 9 А классе, а Радимова Маша в 10 А классе той же школы. Маша была стройной светловолосой девушкой с ярко-голубыми глазами. Проще говоря, она выглядела красавицей не только в глазах Валентина, который, кстати, был ниже ее на целую голову. Хотя «кстати» точнее было бы заменить словом некстати, потому что разница не только в возрасте, но еще и в росте, не оставляла ему шансов приблизиться к Маше. Всякий раз, когда при каком-нибудь удобном случае Валя мог подойти к Маше, он, глядя на нее, приподнимался на носках, затем опускался, и на этом попытка заканчивалась, и в нем росло чувство неполноценности.

Конечно, Маша уже была вполне оформившаяся девушка, а Вале еще предстояло расти, и его шансы сравняться с нею и даже обогнать в росте в будущем были достаточно велики, но это обстоятельство ничуть не обогревало Валю в то злополучное время, когда он чувствовал себя перед нею коротышкой.

Он робел перед Машей и не мог просто подойти к ней, чтобы завязать разговор, потому что боялся получить от ворот поворот. Валя был умным подростком с живым характером и уже хорошо понимал, как важно не испортить дело в самом начале. Живость характера не мешала ему в важных случаях следовать поговорке: «Поспешишь – людей насмешишь».

Он старался по возможности чаще попадаться ей на глаза. И это ему удавалось. Валя занимался фотографией. На общешкольных мероприятиях он фотографировал для школьной газеты. Однажды он сделал групповую фотографию, на которой была и Маша. В том, что он подарил ей этот снимок, не было ничего странного и необычного. Это фото и положило начало их знакомству.

В то время Маше нравился молодой человек из ее класса, высокий симпатичный юноша. Как часто бывает, раньше Маши молодого человека заприметила другая девушка, и не только заприметила, но и не выпускала его из своих цепких рук.

По случаю окончания учебного года старшеклассников пригласили на танцевальный вечер в школе. До начала танцев в углу актового зала Маша с подругами Никой и Юлей тихонько обсуждали последние фильмы и спорили, кто из актрис лучше всех. Доводы приводились самые разные, как по костюмам, прическам, так и по актерской игре и пению. Но достигнуть общего согласия никак не получалось.

– Что бы вы ни говорили, – убежденно восклицала Маша, – а Орлова – самая лучшая актриса в Советском Союзе!

Не успели Ника и Юля ей возразить, как заиграла музыка, и перед ними выросли два решительно настроенных друга Валентина – девятиклассники Олег Шувалов и Мирон Гиндич. Они встали рядом с Машей, чуть прикрывая ее, по стойке смирно, как солдаты в карауле.

«Что они собираются делать?» – подумала Маша, но от неприступного вида неожиданно возникшей охраны она, всегда острая на язык, даже дар речи потеряла. В это же время не менее решительно к ней подошел Валентин. Олег и Мирон расступились, и Валя пригласил Машу на танец.

Спортивный и гибкий, танцевал Валентин легко, и эта легкость придавала ему уверенность. Маша, поглядывая на Валю сверху, чувствовала себя неловко. Весь первый танец они танцевали молча. Валя проводил Машу к подругам, а его друзья опять встали по бокам с видом невозмутимых стражей, готовых на решительные действия. Снова заиграла музыка, и Валя пригласил Машу на второй танец.

Половина танца опять прошла в молчании. Наконец Валентин заговорил:

– Мирон уверен, что на поле боя танки важнее, чем самолеты. А ты какого мнения?

Маша ответила, не задумываясь:

– Самолеты важнее.

– Вот и я так считаю, – обрадовался Валя.

Для продолжения разговора Маша вспомнила об Орловой:

– Я считаю, что из всех наших актрис Любовь Орлова самая талантливая и красивая!

– Конечно, а кто же еще! – поддержал Валя. – Ты на нее похожа…

Маша смутилась, хотя ей приятно было это слышать. Маша действительно чем-то была похожа на Орлову.

На основе явного совпадения мнений отношения налаживались, и уже больше не возникало вопросов, кто с кем танцует. Валя рассказывал о своем увлечении фотографией, а Маша – о своих любимых занятиях. Когда они танцевали седьмой танец, Маша посмотрела в сторону Олега и Мирона:

– Охрана еще долго будет там стоять?

– Не знаю. Они сами выбирают место, где им лучше стоять.

– Так ли это? – усомнилась Маша.

И она была права. По какой-то причине охрана не только провела весь танцевальный вечер на одном месте, но и когда танцы закончились, охранники не разошлись по домам, а вместе с Валей провожали Машу до ее дома, чтобы никто не помешал их другу провести этот вечер с девушкой.

«Валя мне определенно нравится, – говорила сама себе Маша. – Но он же еще совсем мальчик. Интересно, каким он будет, когда вырастет?»

А дальше на смену танцам на школьных вечерах для Маши пришла пора серьезной подготовки к выпускным экзаменам. Она прекрасно сдала школьные экзамены, начала готовиться к поступлению в Московский институт прикладного и декоративного искусства, и выбор ее был неслучаен – на него повлияли уже определившиеся у нее художественные способности.

Радимовы

Радимовы помнили свою родословную с тех времен, когда в их роду появился первый священник. Было это в далекие годы девятнадцатого века. Путь следования духовному сословию передавался от отца к сыну до начала двадцатого века.

Последним священником в роду был Александр Никанорович Радимов. Его церковный приход находился в селе Токареве Рязанской губернии. Три его сына выбрали светскую жизнь. Старший сын Василий стал юристом, средний сын Павел – литератором и художником, а младший сын Иван также выбрал художественное поприще, отучившись в Императорской Академии художеств в Петербурге.

В 1919 году, когда по земле уже шествовала эпидемия испанской лихорадки, Александр Никанорович, отпевая умерших от этой болезни, сам заразился ею и умер. Время было смутное и голодное. Вести хозяйство отца взялся Иван Александрович. Он оставил Академию и поселился с женой Любовью Николаевной, строгой новгородской красавицей, в родительском доме в Токареве.

И хотя хозяйство было немаленькое – чего стоил один только яблоневый сад с сорока яблонями! – Любовь Николаевна прекрасно со всем справлялась. А у Ивана Александровича находилось время для занятий рисованием и грамотой с местными ребятишками в организованной им в своем доме школе. Проводились эти занятия бескорыстно, в духе традиций русской интеллигенции. Кто бы тогда мог представить, что вызванное душевным порывом благое дело спасет семью Ивана Александровича от наветов и преследований!

Если вначале селяне отнеслись с недоверием к поселившейся в доме священника молодой супружеской паре, то впоследствии обращались к ним за советом и помощью с уважением и доверием, пожалуй, не реже, чем когда-то в церкви к отцу Александру.

С началом красного террора в село нагрянула команда чекистов для расправы с местным священником. Под «горячую руку» могли попасть и его родственники. Каково же было разочарование тех вооруженных людей, когда, войдя в «поповский» дом, они увидели учителя и деревенскую детвору во время урока рисования! Да и селяне грудью встали на защиту Радимовых.

Вскоре Уездный отдел народного образования письменно сообщил Ивану Александровичу, что проводимые им занятия по рисованию отдел находит крайне желательными и что расходы по обеспечению занятий примет на свой счет. А Иван Александрович должен был отправлять в отдел краткие отчеты или бюллетени о контингенте учащихся и ходе занятий.

Мандат ЧК и отдела народного образования позволил Радимовым какое-то время спокойно жить и работать. С перерывом в три года у них рождались дети – Анастасия, Мария, Александр и Владимир. Забот у Любови Николаевны прибавилось, но она по-прежнему справлялась и с домом, и с садом, и с небольшим огородом.

Маша не отличалась крепким здоровьем, но всегда старалась помочь маме. Она приглядывала за младшими братьями, защищала их от мальчишек, помогала полоть грядки и никогда не жаловалась на усталость, хотя без дневного сна обойтись не могла, за что домашние звали ее Соней, а точнее, ласково – Сонечкой.

Как-то на прополке Любовь Николаевна попросила Машу:

– Пойди к Настеньке, займись вышиванием вместе с нею.

– Не хочу, мама. Настя любит вышивать, а я люблю рисовать.

– Ну, иди порисуй, отдохни.

– Когда ты будешь отдыхать, тогда и я отдохну.

– Тебе чаще отдыхать нужно – ты еще маленькая, слабенькая, и потому тебе труднее.

– Мама, Радимовы трудностей не боятся!

Этот девиз она слышала от отца и запомнила его навсегда. Еще Иван Александрович любил повторять: «Сначала думай, потом делай!». И этот принцип врезался Маше в память.

Чтобы больше не уговаривать Машу бросить прополку, Любовь Николаевна пошла на хитрость:

– На сегодня хватит! – объявила она и отвела девочку в дом. А когда Машу одолел сон, Любовь Николаевна снова вернулась на грядку.

Работа по хозяйству и занятия в школе отбирали у Ивана Александровича много времени. Остальное время он проводил за мольбертом дома или на природе. Маша любила наблюдать за работой отца, особенно когда он брал ее с собой на этюды в луга и на лесные поляны.

Постепенно Маша пристрастилась рисовать сама не только карандашами, но и акварельными красками. У нее не получалось так, как хотелось, но она упорно смешивала краски, чтобы добиться нужного оттенка.

– Не надейся, что у тебя быстро получится, – сказал ей однажды Иван Александрович. – Для работы акварелью нужно набраться терпения и уменья.

– Я это уже поняла, но писать акварелью мне нравится, и терпение у меня есть.

– Это хорошо, но учти, что слово акварель начинается с «Аква», что в переводе на русский язык означает вода. Поэтому в случае с акварелью нужно научиться работать не только красками, но и водой. Продолжай наблюдать за мной и запоминай, что у тебя получилось.

И у Маши шаг за шагом получалось все лучше и лучше. Пришло время, когда, увидев очередную картинку Маши, Иван Александрович осторожно признал ее успехи:

– Кажется, в роду Радимовых появится новая династия – династия художников.

– Да, папа, я хочу стать художником!

Позже, когда семья Радимовых переехала в Новогиреево, Маша, заканчивая десятый класс, уже не сомневалась в своей будущей профессии. Увлекаясь живописью, она также интересовалась народными промыслами, сказочными образами, художественной росписью, орнаментами. Поэтому, изучив направления подготовки специалистов учебными художественными заведениями, она остановила свой выбор на Московском институте прикладного и декоративного искусства, расположенного в районе Сокол.

Встреча в Таганроге

Пока юные герои определялись с выбором пути в наступающей взрослой жизни, наша летная инструкторская когорта жила в ожиданиях скорых грядущих перемен. Первым, кого они коснулись, был Александр Мазин, – его перевели из Улан-Удэ в аэроклуб Таганрога.

Выросший из парашютных секций и авиамодельных кружков Таганрогский аэроклуб бурно развивался и расширялся. Работники авиационного завода активно занимались парашютным спортом и планеризмом. В 1934 году первый секретарь таганрогского горкома партии поставил задачу сделать местный аэроклуб одним из лучших в крае.

Первый набор из пятидесяти курсантов состоялся в 1935 году, из них было выпущено тридцать три человека, получивших право поступать в военные летные училища. А уже летом 1939 года в аэроклубе успешно выдержали выпускные экзамены сто двенадцать человек. Вместо небольшой взлетной площадки на окраине города аэроклуб получил место на аэродроме за станцией Марцево, а под учебные классы было выделено двухэтажное здание. Набор курсантов шел в два потока. Аэроклубу требовались опытные летчики-инструкторы.

Александр снял комнату в районе Марцево, поближе к аэродрому. Марцево располагалось в северной части Таганрога, так называемом Северном поселке, занимающем большую территорию, напичканную маленькими улочками и переулками. Район был тихий, но славился повышенной криминальностью.

Александра устраивала близость аэродрома, и к тому же стоимость аренды квартиры в этом районе не превышала минимальную по Таганрогу. А главное, новое жилье находилось в шестидесяти километрах от родного Александру города Ростова-на-Дону, и теперь он мог хотя бы иногда встречаться с родственниками. Да и сам Таганрог был для него не чужим городом. Многие места в городе остались памятными для Александра по экскурсиям в его школьные годы. Хорошо запомнились экскурсии в Дом Чехова и Лавку Чехова.

Александр убедился, что в Лавке Чехова, как и раньше, торговали чаем и кофе. Он любил прогуливаться по исторической части города с ее памятниками и парками, по набережной и выходящей на нее центральной лестнице с расположенными у основания солнечными часами. Ему нравились прибрежные ресторанчики с их широким ассортиментом рыбных блюд. Он вспоминал Азовское море, теплое уже ранним летом, и сильный запах, исходящий от моря, когда на закате лета цвели морские водоросли.

Работа в аэроклубе была привычной, но это обстоятельство служило больше минусом, чем плюсом. Уже давно хотелось пересесть на маневренные скоростные самолеты и осуществить план перехода в истребительную авиацию. По переписке он знал, что такие же чувства переполняли Валерия и Кима.

В декабре 1939 года, в самом начале Советско-финляндской войны, Александр, Валерий и Ким написали заявление с просьбой о переводе в военно-воздушные силы.

В апреле 1940 года Александр получил недельный отпуск, после которого он командировался в Херсонскую инструкторскую авиационную школу. Там ему предстояло овладеть техникой пилотирования истребителя И-16. В то же время с апреля по сентябрь в Таганрогский аэроклуб был командирован Валерий. Ким пока оставался в Калининском аэроклубе.

На один день Валерий и Александр пересекались по службе в Таганроге, и они встретились на съемной квартире Александра.

– Вот здесь ты можешь пожить, правда, недолго, – предложил Александр. – В конце июня приезжает дочь хозяйки с семьей, им самим будет тесно. Надеюсь, за оставшееся до переезда время ты что-нибудь подходящее поблизости подыщешь. Отсюда очень удобно добираться до аэродрома. Завтра ты в этом сам убедишься.

– Как я понял, завтра я приму от тебя группу, – сразу приступил к делу Валерий. – Поясни обстановку.

– Я недавно начал их готовить, а в сентябре выпуск. Основная подготовка ложится на тебя.

– А ты уже начнешь готовиться сам.

– К чему готовиться?

– Ты знаешь! Война не за горами.

– Увы, она уже близко! Поэтому сейчас часть летных училищ Осоавиахима передаются в ведение военно-воздушных сил, и Херсонское училище тоже. В мае в этом училище буду я, и не станет неожиданностью, если чуть позже мы все – ты, я и Ким – там встретимся. Себе на замену инструкторов мы уже подготовили.

– Да уж, для Осоавиахима мы подготовили не одного инструктора, хватит не только на нашу замену.

Александр достал бутылку водки и налил каждому меньше чем по полстакана.

– Завтра нам летать, поэтому давай выпьем чуть-чуть и за все сразу.

– И за встречу здесь в Таганроге! – поддержал тост Валерий.

Рано утром они встречали курсантов на летном поле. Курсанты знали о смене инструктора, и чувствовалось некоторое напряжение в их рядах.

– Ваш новый инструктор, мой близкий друг Валерий Чалов, – представил Валерия Александр. – Он быстро научит вас летать, потому что умеет это делать.

Дальше полеты прошли с двумя инструкторами, новые контакты Валерия с курсантами установились плавно и органично.

– За вас я спокоен, – в конце полетных занятий сказал курсантам Александр.

Ночное знакомство

Два месяца для Валерия пролетели очень быстро. Приближалось время переезда на новую квартиру, но ее поиском Валерий еще не занимался.

Поздним вечером он возвращался домой по одной из затемненных улочек Северного поселка и услышал приглушенный женский крик. Присмотревшись, он увидел невдалеке нечеткие силуэты людей.

Не осознав толком, что происходит, Валерий быстро приблизился к привлекшим его внимание людям и увидел двух мужчин, а за ними женщину. Похоже, она кричала: «Помогите!» Но прозвучало это слово как-то невнятно.

Подойдя вплотную, Валерий увидел, что один из мужчин пытался зажать ей рот, а другой держал ее руки. Валерию стало понятно, что в этой ситуации никого ни о чем не нужно спрашивать. Он развернул одного из нападавших лицом в свою сторону и скользящим ударом в скулу отбросил его от женщины. Таким же приемом он припечатал к земле второго соучастника.