ЭХО 13. Род, которого нет. Книга 1

А вот когда добьюсь – тогда, может быть, и позволю себе немного подростковости. Хотя бы понарошку.

Понимаю, звучит как юношеский максимализм. И это тоже, скорее всего, отголоски его характера. Но если уж мы теперь делим сознание – я хотя бы зафиксирую, кто в этом теле отвечает за цели. Всё это пронеслось в моей голове буквально за три-четыре секунды, может, даже меньше. Всё это время мы просто смотрели друг на друга: я – на девушку, она – на меня. И я был рад. Не потому что нашёл ответы. А потому что понял – мой разум цел. Мои аналитические способности остались со мной. Я по-прежнему способен фиксировать, оценивать, структурировать.

И даже больше: я чувствовал, что стал быстрее. Острее. Мозг работал так, как не работал уже лет двадцать. К старости – а для меня сорок уже было глубокой старостью, потому что в десять я ощущал себя почти взрослым – я начал замечать, как мозг стал чуть-чуть подтормаживать. Не в плане забывчивости. Просто вычисления, которые раньше давались за секунду, теперь занимали две или три. Умножить шести-значное на шести-значное? Раньше – момент. Потом – пауза.

А сейчас – опять без паузы. Я чувствую себя, как в семнадцать. Только с одной разницей – у меня с собой весь накопленный багаж: знания, опыт, навыки. Всё, что я копил сорок лет.

Первой тишину нарушила она. То ли скрипнула, то ли едва слышно рассмеялась – звук был странным, как будто не до конца человеческим. Её лицо, изуродованное мутацией, не позволяло сразу считать эмоцию. Я пока не привык к этой мимике. Но уже начинал видеть в ней знакомые черты – не внешне, а поведенчески. Такие же, как у обычных людей.

И в этот момент я заметил ещё кое-что.

Вижу линии. Нити. Струны – это слово само всплыло в голове, и я сразу понял: да, именно так это и называется. Скорее всего, прежний владелец знал об этом, изучал или хотя бы слышал. Потому что вместе со струнами всплыло ещё одно слово: Эхо.

Нити были вплетены в участки мутаций на её теле. Я видел их – как второй слой, как надмирное наложение поверх плоти. Как формулы, как иероглифы, как пентаграммы. И как ни странно, понимал. Или начинал понимать. Это не просто символы.

Я изучал формулы. И сам их писал. Я изучал языки – древние и современные. Немного – археологию, хоть она и скучная: ползаешь по катакомбам, а находишь, что кто-то просто писал поэму возлюбленной или указывал, где сортир.

Я понял, что могу этим управлять. Этими струнами. Я могу их изменить, направить, перенастроить. Не знаю, почему – но это ощущается так же ясно, как я чувствую своё тело. Я чувствую, где у меня какой орган и в каком он состоянии. Например, сейчас сердце бьётся с частотой сорок восемь ударов в минуту – это не догадка, это знание изнутри. Так же и со струнами.

Это не просто визуальный эффект. Это язык. Или схема. Или нечто среднее. Я пока не до конца понимаю, что именно, но точно знаю – могу на это воздействовать. Это часть меня. И я начинаю это осознавать. Не разумом – чем-то глубже.

– Господин, вы очнулись… – сказала она вдруг, слегка поклонившись.

Интонация. В голосе было уважение – но не то, как у охранников. Оно звучало иначе. Сдержанно. Почти формально. Не фальшь – но как будто вынужденное. И в мимике – тоже. Я не мог точно разобрать эмоции, но чувствовал: она не боится. И не поклоняется. Это было что-то третье. Может, сожаление. Может… осторожность.

И я не чувствовал от неё угрозы. Ни телом, ни разумом. Это было интуитивное, почти инстинктивное ощущение: она не собирается нападать. Не сейчас. И, возможно, вообще никогда.

Я решил использовать самое банальное прикрытие – потерю памяти. По крайней мере, пока фрагменты прошлого не встанут на место. Лучше притвориться, чем быть разоблачённым. Лучше казаться дезориентированным, чем стать объектом устранения. Потеря памяти – удобный щит. Сыграем в амнезию. Чем меньше я знаю – тем больше они расскажут сами.

Так что… пора задавать вопросы. Как можно больше.

– Господин? – переспросил я, слегка морщась. – Я… а кто я? А ты кто? Где я? Что со мной произошло? Почему я полураздетый?.. Почему ты такая?.. – вопросы сыпались один за другим – умные, глупые, бессвязные. Специально.

Я сознательно притуплял бдительность. Играл в слегка потерянного болвана, чтобы выудить как можно больше информации. Впрочем, возможно, и не придётся сильно притворяться – на фоне моего мышления прежний обитатель тела действительно казался… простоватым. Не глупым – просто обычным. Особенно на фоне моего мышления. А пока – пусть думают, что я слаб. Пусть говорят. Я слушаю.

Но тут всё пошло не по плану. Она не стала отвечать на мои вопросы. Только коротко сказала:

– Я сейчас позову Якова. Он должен знать, что вы очнулись. Он очень волновался.

И развернулась, чтобы уйти. Всё произошло слишком быстро. Моё тело среагировало само. Я сорвался с кровати и схватил её за руку – ту самую, изуродованную. Я думал, что это чешуя, но это была не чешуя. Огрубевшая кожа, плотная, серая. Не человеческая. Ближе к коже крокодила или, может, бегемота – плотная, грубая, с сероватым оттенком, абсолютно не похожая на человеческую. Живая. Чужая. И в тот момент я снова увидел струны. Они вспыхнули вокруг участка мутации. Я не просто видел их – я чувствовал, как могу их тронуть. Изменить.

Это было не сознательное решение. Это было отвращение. Прикосновение к этой коже вызвало рефлекторный импульс, почти рвоту. И одновременно – активность.

Я изменил струны. Не понимаю как. Не понимаю до конца, что. Но ткань под моей рукой начала меняться. Кожа – серая, чужая – отступала. Рассыпалась.

Девушка вскрикнула. Я закрыл ей рот рукой – не из злости, а чтобы не всполошить охрану. И продолжал держать. Я видел, как меняется ткань. Как человеческое вытесняет чужое. Процесс был ужасен. Кожа рвалась, нарастала, сменялась на глазах. Под ней – мясо. Живое, тёплое. Меня шатало. Тошнило. Но я не мог отпустить. Я не хотел – не сейчас.

Очнулся я чуть раньше, чем ожидал. Солнце почти не сдвинулось – я зафиксировал его положение ещё до обморока. Значит, прошло не больше минуты, может, три.

Мы оба лежали на полу. Девушка рядом. Я поднял взгляд – её рука. Та самая. Уже не изуродована. Кожа – человеческая. Да, немного розоватая, будто после глубокой царапины, с тонкой коркой сукровицы. Но это была человеческая кожа. Обе её руки теперь были… нормальными.

Осталось лицо. И, возможно, что-то ещё. Я чувствовал: в ней всё ещё пульсируют струны Эхо. Их надо будет исправить. Но после этого… желания касаться их снова не возникало.

Я понял: я истощён. Потратил слишком много. Чего именно – не знаю. Наверное, кто-то назвал бы это маной. Или, если бы я был японским или китайским мудрецом, – жизненной силой, ци, ки или чем-то в этом духе. Но всё это не подходило. Это нечто другое. Глубже. Это был внутренний ресурс, для которого даже нет правильного слова. И тут в голове всплыло слово – Эхо.

Да. Эхо. Оно звучит слишком обширно, слишком вместительно. Но в то же время – точно. Наверное, это и есть оно.

И тут в голове всплыло слово – Эхо.

Когда я подумал о нём, я почувствовал внутри нечто – ядро, шар, вселенную. Я не знаю, как это правильно назвать. Это была моя душа, но не в привычном смысле. И я понял: у каждого оно своё. Уникальное.

Я посмотрел на девушку – у неё тоже было нечто похожее. Сгусток энергии, меняющийся, переливающийся. Он не имел одной формы: то шар, то круг, то пентаграмма. То, что внутри неё, постоянно менялось. Я попытался всмотреться – да, это шар. У него есть орбиты, как у планеты. Они вращаются. Они формируют узоры: треугольники, квадраты, многогранники. Но в одном месте что-то было не так. Один из узоров – что-то вроде звезды, составленной из квадрата и треугольника – был повреждён. Как будто его порвали. От него тянулись обрывки, неровные края, и они медленно пытались срастись. Нарушенный элемент искал сама себя. Пентаграмма срасталась сама по частям, как будто схема чинит себя.

Боюсь, в этом мне придётся разбираться куда дольше, чем я думал. Но чем больше я смотрел, тем отчётливее оно становилось. Ощущение, что Эхо подстраивается под меня, адаптируется, чтобы я мог его понять. Сначала это была просто клякса. Сейчас – вселенная.

Когда я начинал думать о нейкак о формуле, структура действительно начинала обретать форму. Шар оставался. Цвет – у девушки он был синим. А треугольники, квадраты, круги – превращались в знаки. Не математические. Что-то другое. Но если я всматривался достаточно долго – я начинал понимать, за что каждый отвечает. Например, вот этот – отвечает за её руку. А этот – за ногу.

Эхо несёт в себе информацию о человеке. Возможно, поэтому я интуитивно понимал, как работают мои органы. Откуда знал частоту пульса. Кстати, сейчас – около шестидесяти пяти. Похоже, начал нервничать.

Я заметил – её взгляд изменился. В нём появилась новая грань. Лёгкая надменность, которой раньше не было. Это удивило. Я не успел обдумать, откуда она взялась, потому что она тут же спросила:

– Ты что, блядь, сделал?

В её голосе больше не было прежнего уважения. Вместо него – смесь шока, недоверия, злости и чего-то, похожего на благодарность, сдержанную и неуверенную. Она смотрела не на меня – на свою руку. На ту самую, теперь уже человеческую. Взгляд дрогнул – в нём мелькнули и разочарование, и гнев. Неистовый коктейль чувств, который она, кажется, с трудом сдерживала.

– Ты знаешь, сколько стоило сделать эту руку такой прочной? – процедила она, не отрывая взгляда. – Как трудно было достать кожу горного клыкара? Как она вживлялась в меня… больно, до крика. До обморока. Я орала так, что сорвала голос. А теперь – ты всё это просто… стёр? – Она почти скрипнула, как будто собиралась заплакать. По лицу было трудно понять – слёз не было. Но голос дрожал. И пока она смотрела на свою руку, я продолжал наблюдать её Эхо – и видел, как знак, отвечающий за левую руку, наконец-то срастался. Становился цельным. Нормальным.

И всё же я заметил – в её взгляде мелькнуло нечто резкое. Почти как намерение. Как будто она хотела броситься на меня. Но не сделала этого. Что-то её удержало. Может, страх. Может, остатки разума. Или… интерес.

– Извини, – выдавил я, не узнав собственного голоса. Это прозвучало глупо, нелепо, но в тот момент – это было всё, что я смог.

Слишком много всего навалилось сразу. Даже мой мозг не справлялся переваривать всё это сразу. Слишком много информации. Слишком много новых данных. Слишком много того, чего я раньше не знал, и всё это пыталось встроиться в мои знания и расширить их одновременно. Это было странно – осознавать, что Эхо вроде бы как душа, но одновременно как мана, и ещё нечто большее. Связанное с магией, с формулами… которые я, кажется, знал и не знал одновременно. А рядом эта дура – плачет. То ли улыбается, то ли злится. Очень странная. И это раздражает. Я пытаюсь разложить в голове новую систему, разобраться в том, что такое Эхо, а она скачет по эмоциям, как будто не знает, кем хочет быть. И вдруг я понял: я слышу не только её голос – я ощущаю её эмоции. Какого чёрта? Это уже лишнее. Я всегда считал себя человеком с безупречной памятью и холодным, аналитическим умом, но столько новых сигналов за раз – даже для меня перебор. Всё это давило, лезло внутрь, пыталось встроиться в логическую модель. И тут начало темнеть в глазах. Я начал вырубаться.

Похоже, первое пробуждение после "магии" сработало на чистом адреналине. А теперь он закончился. Последнее, что я увидел – она смотрит на меня. Уже без слёз. И в этом взгляде… было что-то. Что-то вроде желания. Или ожидания. И тут я заметил: в углу зрения – слабое свечение. Струны. Эхо. У чёртова светильника на столе. Он и вправду магический.

Конечно.

Почему бы нет.

Глава 4 Не ты, но ты

Я сразу понял, что проснулся. Осознание пришло раньше, чем я успел открыть глаза. Поэтому я просто лежал, не двигаясь, с закрытыми веками – и начал использовать те чувства, которые развил, пока не мог пользоваться другими. Прислушивался: к дыханию, к шорохам, к запахам. И также решил обратиться к своему Эхо. Но ничего не произошло. Я не мог почувствовать его так, как в прошлый раз. Как будто оно ушло глубоко внутрь, спряталось, затаилось. Спит? Сломано? Истощено? Пока не знаю. Но точно – не исчезло. Просто не отзывается. С этим придётся разбираться позже.

А вот то, в чём я не сомневался – рядом со мной находится тот самый человек, который приходил каждый вечер. Стоял надо мной. Иногда дышал громче, чем нужно. Иногда просто был.

– Молодой господин, не притворяйтесь. Я чувствую, что вы проснулись, – сказал он спокойно.

Голос оказался моложе, чем я ожидал. Звонкий, бодрый, живой. Не юноша – нет. Но и не старик. Мужчина средних лет, и звучание его голоса вносило диссонанс в мой образ: по запаху, манере стоять, по присутствию – я представлял себе фигуру постарше. Но когда я открыл глаза, всё встало на свои места.

Лет тридцать? Сорок? Пятьдесят? Сложно сказать. Лицо – не старое, но и не юное. Морщины – есть, но неглубокие. Щетина – седая, но не унылая. Ни мешков под глазами, ни дряблости, ни усталости. Он выглядел… хорошо. Просто хорошо. Ухоженно, уверенно, спокойно.

Но при этом – что-то не давало расслабиться. Что-то от него исходило. Сила? Уверенность? Нет, не совсем. Это было ощущение давления, как будто само пространство признаёт за ним право быть. Моё тело напряглось, и я поймал себя на этом только через пару секунд. Это была не угроза – просто факт. Он рядом – и этого достаточно, чтобы собраться.

Я машинально попытался разглядеть его Эхо – и не смог. Хотя я уже знал, что вижу струны у других. Я видел их даже у чёртова светильника. А у него – ничего. Как будто спрятано. Или закрыто. Но я знал: оно есть. Я чувствовал его, как чувствуют гору в тумане. Не видно – но она там. Только вот какая – и где именно – понять не мог. Ну и хрен с ним. Сейчас надо продолжать играть роль. Амнезия, растерянность, стандартный набор. Я читал книги, смотрел фильмы – инструкции в голове есть. Так что я начал действовать:

– Где я?.. Кто я?.. Что со мной случилось?.. – нарочно растягивал паузы, придавая голосу растерянности. – Вы кто?..

Но он меня прервал, громко рассмеявшись, не дав договорить:

– Не стройте из себя дурака. – он ухмыльнулся. – Простите за резкость, молодой господин. – Он слегка склонил голову. – Я знаю, что вы – не тот, кем были три дня назад. Я понимаю, что вы хотели разыграть сцену с потерей памяти. И да – у вас и вправду нет памяти об этом мире. Вся ваша память – из другого. Как и вы сами. Я знаю, что сейчас в этом теле находится совсем другой человек. Мой господин, который был раньше в этом теле, погиб. Он не пережил ритуал.

Почему всё не как в книгах? Почему я не в фэнтезийной истории, где герою всё сходит с рук, где в потерю памяти верят с первого слова? Почему этот человек не удивляется, не путается, не задаёт вопросов, а просто констатирует? Откуда он знает? Кто он вообще такой? Архимаг? Архи-демон? Или… что-то ещё?Я заметил, что Яков немного погрустнел – глаза стали печальными, как у человека, потерявшего не просто ученика, а почти что сына. Похоже, их связывало больше, чем я мог себе представить.

Я хотел задать вопрос: откуда он знает, что я – не он? Что в этом теле теперь другая душа и почему я не вижу его Эхо? Но он не дал мне сказать. Просто продолжил говорить, будто заранее знал, что я собираюсь спросить. Словно читал мои мысли.

– Откуда я это знаю… – он сделал паузу. – К сожалению, сказать не могу. У меня есть свои ограничения на то, что я могу вам рассказывать. Но знайте: моё предназначение – помогать вашему роду. Не лично вам, а роду. Однако теперь вы – его глава. И это значит, что я буду служить именно вам.

Я видел в его глазах честность. Он не врал. Я чувствовал, что он предан. Может, не лично мне, но моему роду – точно. В нём была какая-то искренняя любовь к роду, почти как у собаки к хозяину, когда тот возвращается домой. Он смотрел на меня с тем же выражением – как будто я вернулся.

И мне казалось, что он знает, кто я. Не просто имя. Он знает, сколько мне лет на самом деле. Знает, что мой разум старше этого тела, что я умнее, чем могу сейчас казаться. И он принимает это.

Наконец-то он дал мне вставить слово:

– Приветствую. Меня зовут Аристарх. Рад знакомству. Я так понимаю, вас зовут Яков?

Он усмехнулся. Улыбка была почти печальной.

– Аристарх. Иронично. Хотя, наверное, логично.

И снова – пауза. И снова – не объясняет.

Почему всегда так? Почему не может быть просто, как в книгах: «Ты здесь, потому что…», «Перед тобой стоит…», «Жди вот этого…». Почему всегда тайны, завуалированные фразы, загадки? Почему не сказать прямо: Аристарх, ты попал туда-то, вот твоя задача, вот кто против тебя, вот кто за. А не вот это всё – иди туда, убей принцессу, спаси дракона, построй башню. Нет. Тут всё не будет так. Я это уже знал.

– Начнём, наверное, с основ. Что такое Эхо? – сказал он. – Хотя, как я понял, вы уже почувствовали это. Я видел по руке Ванессы. Вы её… излечили. Или, точнее, вернули в естественное состояние. Значит, что-то вы уже знаете. Или почувствовали. Или вспомнили. Давайте вы начнёте рассказывать, а я буду дополнять, где нужно. Так нам обоим будет проще.

– Хорошо, – кивнул я. – Я заметил, что Эхо – это что-то, что есть в каждом. В чём-то внутри. Сначала я думал, что это только у людей. Но потом… я начал видеть нити даже у деревьев. В саду. У почвы. У зданий – в следах биоматерии. Оно есть везде. В камне, в земле, в теле. Это сила. Структура. Или и то, и другое. Эхо управляет магией. Точнее… оно позволяет управлять ей.

Он кивнул:

– Верно. Эхо – это и есть источник магии. Чем больше его запас – тем мощнее и дольше вы можете действовать. Оно влияет на то, сколько энергии вы можете направить в заклинание. Сколько выдержите. Насколько точно удержите форму. Но у Эхо есть структура. Стихия. Ранг. У каждого – своя сигнатура. Эхо есть практически во всём – весь наш мир им наполнен. Если вы сильно сосредоточитесь, сможете заметить его даже в воздухе – тонкие, еле заметные струны.

Я напрягся – и правда, уловил пару нитей, скользящих в пространстве.

– Да, – сказал я, – я вижу. Струны. Они есть. И я понимаю, что это и есть то, что называют струнами Эхо.

– Абсолютно верно, – подтвердил Яков. – У каждого предмета, сделанного из биоматерии, или поднятого с земли напрямую, есть Эхо. Даже промышленно произведённые вещи несут его след, но не каждый способен его различить. Лишь сильные. Или одарённые. И у вас, молодой господин, есть одна особенность, которая отличает вас от других: вы можете не только видеть Эхо в вещах и существах. Ваше Эхо может на них воздействовать. Как вы сделали с Ванессой.

– Да… – я задумался. – Я тогда действовал инстинктивно. Когда прикоснулся к Ванессе, я не просто увидел мутацию – я увидел струны Эхо. Они были рваными, искаженными. И почему-то сразу понял, какими они должны быть. Просто знал – и начал менять. Я анализировал. Всё происходило быстро, но ясно. Я видел перед собой задачу – структуру, которую нужно было восстановить. Мой склад ума сам разложил это, как математическую формулу. Я понимал, как струны Эхо должны выглядеть в её руке, и просто начал их выправлять – не эмоциями, а логикой. Как инженер чинит схему, которую никогда раньше не видел, но сразу распознаёт её суть.

– Да, вы всё правильно заметили. И правильно понимаете, – кивнул Яков и улыбнулся. – Но к этому мы ещё вернёмся. Сейчас важно вернуться к основам. В нашем мире не каждый может быть магом. Если вы видели Эхо Ванессы, то, возможно, заметили: у неё около шести колец. – Он сделал паузу, чуть усмехнулся. – Она сейчас на шестом ранге… если не ошибаюсь.

Я уловил в его тоне лёгкую игру. Он знал точно. Просто не хотел раскрывать, насколько осведомлён. Возможно, чтобы не пугать. Возможно, чтобы не выдать, насколько много он знает. Но я знал, как читать людей. Я видел по глазам: он не ошибается. Просто держит часть информации при себе.

Что ж… будем играть по его правилам. Сейчас явно не та ситуация, в которой стоит давить. Я был гением, да. И я чувствовал, что в этом теле куда больше силы, чем у любого из тех, кого я знал в своей прежней жизни. Но рядом со мной был человек, который был в разы сильнее. Нет – не в разы. В сотни раз сильнее, чем я в своём нынешнем состоянии. Я ему не соперник. Может быть, физически я и смог бы что-то – убежать, уклониться. Но магически? Он бы уничтожил меня, и я даже не успел бы понять, как.

Ну и ладно. Я могу играть в эту игру.

Я отметил, как он сказал про круги. Но у меня их не было. И теперь я могу предположить, что все по умолчанию видят круги – потому что так устроена структура Эхо. Но я видел иначе. Возможно, потому что мне было так удобнее. Сначала – геометрические фигуры. Углы, формы, многогранники. Это был мой выбор, продиктованный привычкой. Мозг цепляется за то, что ему проще анализировать. Последний проект в моей прежней жизни был весь построен на чётких схемах. Я видел, где угол сбился, где форма искажена. И это работало.

Но со временем даже эти формы я начал превращать во что-то ещё – в символы. В алфавит. Новый, незнакомый, но куда более понятный. Потому что символ проще запомнить. Он целостен. Он образ. А вот многоугольник с углом, сдвинутым на два градуса… его надо анализировать, считывать. Даже мне – гению – это занимало лишние секунды. А символ – он просто есть. Он фиксируется в памяти как знак. И когда я снова встречаю этот же символ в другом Эхо – я узнаю его сразу. Я даже заметил его в чёртовой лампе на столе – такой же символ, как у Ванессы. Значит, структура повторяется не только в людях. Значит, этот язык куда шире, чем я думал. Может, это даже не просто язык. Может, это код. Но не код программирования – скорее, как кодовый замок, как схема от сейфа, где каждый символ имеет значение. А может, это и правда язык, как китайская письменность, где один знак – это целое слово, действие, команда. Что-то, что когда-нибудь удастся прочитать – как текст. Или как поэму.

– Это достаточно высокий уровень, – продолжил он. – Но далеко не максимальный. И я скажу больше – не каждый способен вообще стать магом.

– То есть, не каждый – маг? – уточнил я.

– Именно. У нас есть понятие магов. Так их называют и в других странах – пусть названия разные, суть одна. Но магия, основанная на Эхо, не дана каждому. Ваша способность видеть струны – уже редкость. Но способность воздействовать на них… куда выше.

Он сделал паузу и добавил:

– Если вы заметили у Ванессы шесть кругов, то посмотрите на светильник на столе. Сколько кругов вы у него видите??

Мне пришлось включить быстрый анализ. Символы – это удобно. Но в случае со светильником, возможно, круги были бы информативнее: мне сейчас не нужны были символы, отвечающие за его работу. Мне нужно было понять его ранг. У магических предметов тоже бывают ранги. И у светильника он был второй. Я пока не знаю, как именно формируются ранги у вещей, но чувствую – второй ранг для обычного прибора это немало. Вероятно, дорогая собака-светильник.

– У него второй ранг, – произнёс я вслух.

Яков посмотрел на меня с лёгким уважением и кивнул:

– Молодец. Быстро схватываете. Я думал, придётся объяснять дольше.

А я тем временем отметил кое-что ещё. Символ, который отвечает за работу светильника, питается от предмета, расположенного прямо под ним. Похоже, это и есть источник энергии – и именно он повышает ранг устройства до второго. Без него светильник, скорее всего, был бы первого ранга. Выходит, магические предметы тоже имеют свою иерархию. Энергия, которую они получают, и источник этой энергии напрямую влияет на их ранг. В случае со светильником – ядро под ним усиливало его свойства. Не просто источник питания, а словно усилитель, дающий вещам силу, выходящую за пределы обычного применения.

– Отлично. Если вы уже поняли, как определяется ранг, то знайте – у нас их тринадцать. – Яков слегка наклонился вперёд, будто собрался открыть нечто важное. – Чтобы было проще: на первом ранге маг может справиться с пятью-десятью обычными людьми. Даже с огнестрельным оружием. Его Эхо даёт ему не только магию, но и улучшенные рефлексы, быстроту реакции, силу. Та же Ванесса, например, уже на шестом ранге – и я уверен, она смогла бы справиться с двумя сотнями вооружённых противников.

– Впечатляет, – пробормотал я.

– Каждый новый ранг увеличивает количество струн, которыми вы можете управлять одновременно, – продолжил он. – А значит – сложность заклинаний, мощность, радиус действия. Чем выше ранг, тем больше вариантов и возможностей. Например, маги восьмого-одиннадцатого ранга – это князья. Их силу никто не знает точно, но я уверен: если бы захотели, они могли бы в одиночку уничтожить небольшую страну.

– А двенадцатый? – спросил я.

– Это Император. Его сила покрыта тайной. Он один на весь мир. А вот тринадцатый… – Яков на мгновение замолчал. – В истории он был лишь один. Первый Император. Говорят, он мог уничтожать города за секунды.