
Полная версия
Дар Леммингов
Спросив дорогу у вымученного работой дворника, Лемминг добрался до здания, в котором, помимо нужной ему клиники, обосновались продуктовый магазин, тренажёрный зал, аптека, салон красоты и полицейский участок. В тесном помещении ветеринарка на столе перед закрытым рольставнями окном обрабатывала рану скулящей собаке, одновременно осматривая сломанную лапку морской свинке. Вдоль стенок друг на друге стояли с десяток пустых переносок. Под потолком весели несколько клеток для попугаев. И лишь в одной из них на жёрдочке неподвижно смотрел в зеркало неразлучник. Девушка обернулась на парня и спросила устало:
– Что у вас?
– Вот… – Лемминг бережно достал из кармана лесного грызуна и передал в руки ветеринарке. Та положила его на стол между собакой и морской свинкой, сняла бинт и осмотрела рану.
– Это что, лемминг? – спросила она, заканчивая осмотр. – Никогда таких не видела, – по металлическому подоконнику застучали капли дождя. – Надежд мало. Давайте усыпим, чтоб не мучился?
– Делайте всё, что можно, – попросил парень.
Девушка вздохнула. Парень сел на стул у выхода и закрыл глаза. Он чувствовал ответственность перед этим зверьком, кем бы он ни был. «Это лемминг?» Лемминги в этих краях не живут, и это один из двух фактов, что он знал об этих зверьках наверняка. Второй факт – вопреки известному заблуждению они не совершают никаких стайных самоубийств. «Этот зверёк определённо не лемминг, – размышлял парень, – это сказочный зверёк, как то сияющие насекомое, как та сумчатая птица, как все звери на поляне, и как тот монстр, что нанёс грызуну рану», – парень достал блокнот и стал рисовать всех животных по памяти. Набросал также, как может выглядеть зверь, ранивший грызуна: среднего размера пятнисто-полосатое туловище, как у рыси, свирепая морда, как у рычащего медведя, и два рога, как у чертёнка. Набросок не понравился парню, и он его размашисто перечеркнул и перевернул страницу. В голове вдруг всплыл любопытный образ, который он поспешил изобразить: чёрный кот, который ощетинился, увидев собственную тень.
Парень закрыл блокнот и взглянул на часы на стене. Стрелки застыли на пятнадцати минутах первого. Секундная стрелка вздрагивала на одном месте, пытаясь перескочить цифру 9. Где-то снаружи сверкнула молния, и отдалённые раскаты грома испугали собаку, отчего та жалобно заскулила. Ветеринарка нежным голосом сказала ей, что всё хорошо. Парень взглянул в грустные глаза собаки, которую покидала жизнь, и спросил:
– Где её хозяева?
Ветеринарка не ответила. Собака закрыла глаза и больше не открывала.
Вскоре девушка подозвала парня со словами:
– Может быть, шансы есть. Сейчас я выпишу лекарства и мази. Их можно тут, прямо в аптеке купить.
– Спасибо, – сказал парень, принимая листок и бережно пряча грызуна в карман. – А не подскажете, где можно взять клетку и корм?
Девушка удивилась:
– Что за вопросы? А чем вы его обычно кормите и где он у вас живёт?
– Старая клетка сломалась, – не растерялся парень. – Родители сказали новую купить и еду тоже, а где, не сказали.
– Клетку можете тут взять, – вздохнула девушка, доставая из-под стола просторную клетку с поилкой и кормушкой. – Некоторые хозяева приносят их с больными питомцами и больше никогда не возвращаются.
Парень, осмотрев клетку, отказался. Ему делалось неприятно от осознания, что его раненый друг будет обитать в клетке, в которой жило умирающее животное. Он чувствовал большую ответственность за этого грызуна. Неведомые сказочные лесные животные, можно сказать, попросили его помочь, и он не мог их подвести.
Рассчитавшись с ветеринаркой, парень поспешил в аптеку, купил все лекарства и мази, затем в продуктовом магазине приобрёл ягоды, крупы и семена, потратив почти все накопленные деньги, после чего отправился домой. В автобусе он напоил зверька водой из бутылки и дал семечек. Дома его ждала сестра. Она набросилась на него со словами:
– Ты совсем с ума сошёл?! Опять пропал на чёрт знает сколько времени!
Парень жестом показал, что ему не до скандалов. Он достал из комода глубокий ящик, бесцеремонно, под негодующие возгласы сестры, вытряхнул все вещи, поставил ящик на стол и положил в него раненого зверька. Сестра, увидев, в чём дело, успокоилась и предложила свою помощь. Лемминг попросил её принести мягкие полотенца и мисочки. Вскоре ящик стал добротным жилищем.
– Завтра нужно купить ему клетку, – сказал Лемминг, насыпая в кормушку семечки.
– А кто это? – спросила сестра.
– Лемминг, – соврал парень, чтобы не заморачивать голову рассказами о сказочных лесных животных. – Нашёл раненого.
– Не похож… Они разве живут у нас?
– Как видишь.
– Они же не домашние.
– Залечит рану, и я его верну в естественную для него среду.
***
Прошло много времени. Грызун по-прежнему жил у Лемминга. Рана его зажила, ящик сменился новенькой клеткой. Парень привязался к зверьку, и этому поспособствовал тот факт, что зверёк будто может говорить с ним: «Странное дело, – писал Лемминг в дневнике, – грызун-то разумный. В первый же день, когда я принёс его домой и наблюдал за ним, он заговорил со мной. Однако выглядело это, как реплика, всплывшая в моём сознании. Я абсолютно был уверен, что она чужеродна, что кто-то как будто вложил её в мою голову. И я ответил так же в мыслях, но эффекта это не принесло. Вечером, когда я вернулся домой с новой клеткой, я поздоровался с грызуном, как обыкновенно здороваются хозяева со своими питомцами, и сказал ему, что сейчас я перемещу его в более комфортное жильё, после чего у меня в голове вновь появилась посторонняя реплика: зверёк благодарил меня». Лемминг стал разговаривать со зверьком, узнал много нового об аномалиях леса и его обитателях, сделал сотни записей и эскизов. Грызун также попросил парня пока не возвращать его в лес и поведал о некоем звере, который пугает и нападает на всех остальных зверей.
Лемминг продолжил свои вылазки. Раз за разом он находил новые аномалии: где-то климатические, где-то пространственные; но кое-что чуть не свело его с ума: он попал в аномалию, замораживающую время, и не смог из неё выбраться даже спустя миллионы попыток. Он метался между деревьями, пытаясь найти выход, но неизменно возвращался в начало. Но заметив, что энергия не кончается, что потребности в еде и сне не возникает, он успокоился. У него было бесконечное мгновение, чтобы подумать обо всём, у него было бесконечное количество попыток, чтобы найти выход. Вырезав из коры и сучков фигурку человечка, разговаривая с ней, чтобы не пропасть от одиночества, изучал каждый сантиметр, каждое дерево. Рисовал сотни карт и схем сначала на бумаге, а потом, когда карандаши и ручки исписались, а пустое место в блокнотах закончилось, чертил ветками по земле. В конце концов, парень выбрался, повзрослевши на полвека, но оставшись в теле подростка. И эта аномалия стала любимым местом парня в лесу. Он, уже зная выход, приходил с кипой книг и вкусной едой, чтобы почитать, не тратя ни минуты реального времени. Приходил, чтобы рисовать, чтобы заняться наукой. Он даже пытался объяснить принцип работы этой аномалии, но, столкнувшись со множеством парадоксов, предпочёл оставить эту затею.
В лесу он познакомился со многими чудными зверями. Регулярно приносил им лакомство и изучал особенности их поведения. Никто из зверей его не боялся, все были к нему ласковы, будто благодарили за спасение их собрата-грызуна.
Однажды в очередной вылазке он нашёл пространственную дыру, которая привела его к забору, а за забором он обнаружил совершенно другой мир: он оказался в Высоком Мысе.
Каждый день – новое открытие. Лес, так пугающий горожан, оказался его вторым домом, стал неотъемлемой частью его повседневности.
***
Настало утро. Лемминг, проснувшись от очередного кошмара по мотивам минувшего дня, отправился на кухню, налил себе стакан воды и вернулся в кровать. В клетке зашелестели опилки.
– Всё в порядке?
– Да, вполне. Я начал заниматься одним проектом, благодаря которому сотни людей станут счастливыми, но прежде, чем начать, мне нужно было спросить разрешение у тебя. Я этого не сделал, прости меня.
– Что за проект?
– Люди будут приходить, смотреть на животных и радоваться. Это зовётся цирком. А в качестве животных я хотел бы пригласить всех твоих братьев из леса.
– А где мы все будем жить?
– В специальных просторных вольерах.
– И кормить будут?
– Да.
– Хорошо.
– Это будет нашим с тобой даром простым людям. Даром Леммингов.
13.
Прошло три недели с того момента, как Маша и Петя покинули Высокий Мыс и встретили Лемминга. Пришло время возвращаться. Маша, истосковавшаяся по дому, по родителям, по школе и одноклассникам, ждала этого дня с особым волнением. С самого утра она сидела на кровати, смотрела на дверь и ждала Лемминга, приговаривая: «Ну где же он?» Петя, твёрдо решивший остаться в Пислете, не сказал о своём намерении подруге. Он понимал, что она начнёт его отговаривать, призывать подумать о родителях, о будущем. Но Петя уже много думал о своём будущем, предвкушал, как будет работать, получать деньги и тратить их как заблагорассудится. Мечтал, как переедет в ту далёкую страну, о которой говорил Лемминг, где люди живут в просторных домах с бассейном, ездят на быстрых машинах и ходят на вечеринки. Где чистый воздух и свобода.
Лемминг стал проводить много времени с Дарбcом. Иногда в офисе, попивая чаёк, иногда на стройке, сложив руки на груди и выпрямив спину, наблюдая, как падают деревья, тракторы ровняют землю, а рабочие возводят стены. На стройку также повадился ходить и Дарбс-младший. Он всегда подходил к Леммингу, несколько секунд молча смотрел на тракторы и людей в огненно-рыжих жилетах, затем делал какое-то замечание о погоде, а после начинал говорить о своей возлюбленной, Ангеле, дочери Манткаригсова. Он долго рассказывал, как они гуляли, как он не знает, что она к нему чувствует, как он скучает по ней. После этого он благодарил парня за диалог, хотя не случалось обычно диалога: Лемминг лишь молчал, изредка кивая. Дарбс-младший никогда не делился этим со школьными друзьями. Школьные друзья не знали, что под маской крутого харизматичного шутника скрывается жалкий влюблённый подросток.
К Пете и Маше Лемминг зашёл утром следующего дня.
– Готовы возвращаться домой?
– Всегда готовы! – воскликнула девушка, повторяя один из лозунгов красных плакатов.
Петя промолчал. У него была договорённость с Леммингом, что Маша узнает о его, Петином, намерении остаться в Пислете в самый последний момент, когда отговаривать будет уже поздно.
Ребята доехали на автобусе до трущоб северо-западной окраины, вонючими грязными переулками и пустырями через заброшенную железнодорожную насыпь по сугробам добрались до леса. Лемминг потребовал у друзей следовать за ним след в след. Через час молчаливого блуждания между деревьями ребята подошли к сосне, ничем не отличавшейся от других сосен. Разве что на этой желтело оранжевое пятно краски.
– Коснитесь ствола и закройте глаза, – велел Лемминг, перед этим взглянув на хмурящееся серое небо. Ребята прислонились к сосне и закрыли глаза. Когда же они их открыли, то увидели перед собой клён, зелёную траву, но всё такое же хмурое небо.
– Мы дома? – удивлённо спросила Маша?
– Практически, – ответил Лемминг. – Идите за мной.
Вскоре ребята вышли к забору, с которого всё и началось. Маша сняла куртку и штаны, оставшись в чёрной кофте и шортиках, в которых когда-то стояла по ту сторону. Петя не переодевался, он, пряча руки в карманы, потупил взгляд. Маша хотела спросить: «Ты чего?» – но сжала губы и понимающе кивнула, затем подалась вперёд, чтобы заключить своего друга в объятия, затем игриво потрепала его светлые волосы, равнодушно, в ответ на холодный взгляд, посмотрела на Лемминга, отдала ему вещи, и коротким рукопожатием, молча, они попрощались навсегда.
После того, как девушка скрылась за забором, Лемминг сказал Пете:
– Ещё не поздно вернуться.
– Шутишь? Я не собираюсь упускать шанс жить, как заслуживаю.
– Как знаешь.
– Вернуться назад я всегда успею.
Через пространственную аномалию парни добрались до убежища. Лемминг сказал, что со дня на день сделает Пете документы и устроит на работу: «Добро пожаловать в безобразный новый мир!»
***
Оказавшись на пляже, Маша не сразу пошла в сторону Высокого Мыса. Она села на песок и стала смотреть на волнение моря, пытаясь найти в волнах и далёком горизонте спокойствие. Её волновал рассказ Лемминга о таблетках. Как эти таблетки повлияли (и повлияли ли вообще?) на жизнь города, в котором никогда ничего чужеродного не появлялось? А вдруг город вымер, опустел? Вдруг в городе военное положение? Мужчины в чёрных плащах врываются в квартиры и бесцеремонно увозят жильцов на чёрных автомобилях? А если в городе всё нормально, как она, Маша, по приходе домой будет объяснять своей изгоревавшейся семье трёхнедельное отсутствие? Не найдя ответов у моря, девушка приняла лучшее, по её мнению, решение – легла на песок и закрыла глаза.
Часть 2.
1.
Пока Высокий Мыс ласкала мягкая погода, и море мочило тёплый песок, город Мирный обдувался холодными ветрами. Бронзовый профессор Довголевский, стоя на высоком гранитном пьедестале взирал строгим взглядом поверх круглых очков на стройные ряды кирпичных пятиэтажек, между которыми затерялись двухэтажное здание школы, столовая и поликлиника. В последнем учреждении терапевтом работал молодой, двадцатишестилетний, Лука Ленивцев. Фамилия его была отнюдь не говорящей. Напротив, трудолюбивый Лука, окончив школу с единственной тройкой – по литературе – уехал в Великоград, в столицу, где выучился в медицинском институте, исполнив тем самым свою мечту, после чего вернулся на малую родину.
Выглядел Лука здоровым, стригся коротко, под белый халат всегда надевал пиджачок, доставшийся от отца. Не пил и не курил. В силу своих возможностей бегал по вечерам вопреки астме. Астму и свой низкий рост Лука считал существенными недостатками, которые могут воспрепятствовать счастью. А счастьем он считал – найти жену, с которой будут взаимная любовь и здоровые дети.
Лука, как он думал, работал ответственно. Однажды на приём пришла старушка, жалующаяся на частые головные боли.
– С каждым днём хуже, – сетовала она.
– Давление у вас повышенное. Каптоприл принимайте.
– У меня нет дома лекарств. Выпиши рецепт. Я схожу и получу.
По городу ходил приказ: не выписывать старикам лекарства из-за дефицита. Лука это прекрасно знал, но всё равно достал из верхнего ящика стола бланк, размашистым почерком расписался, поставил печать и протянул старушке. Та аккуратно сложила его пополам, убрала в потрёпанный кошелёк и вместо благодарности сказала с осуждением:
– А чего ты врачом-то пошёл работать? Женская же профессия. Все мужики на руднике трудятся.
В ответ Лука лишь виновато улыбнулся.
Вскоре наступило время обеда. Лука снял халат, повесил его на крючок на двери, а с другого крючка снял шинель, надел её, вышел из кабинета, закрыл его, отдал ключ в регистратуру, вышел на улицу, перешёл через дорогу, зашёл в здание столовой, взял поднос, встал в длинную очередь к окну раздачи, отстоял её, получил еду и, сев за самый дальний от входа столик, зачерпнул ложкой щи. Напротив Луки неуклюже опустился пухлый весельчак сорока лет Кир Порфирьевич Булкин, работник местного токарного цеха. Кир любил обедать с Лукой и обсуждать последние новости.
– Слышал, на войне прижали мы Чужаков? – спросил токарь, дуя на ложку супа.
– Да, – соврал Лука. В газетах он всегда пропускал страницы о войне. К ней он относился негативно ещё со школы. Однажды, когда он учился в начальных классах, он спросил у учителя, почему нельзя отдать Чужакам часть территорий, чтобы прекратить войну. В ответ получил строгий выговор, поход к директору с родителями и ремень от отца. Чуть позже, когда на уроке литературы разбирали «Историю курсанта Отвагина», Лука, работая над сочинением по эпизоду с самопожертвованием одного из ключевых персонажей, написал, что жертва эта напрасна и её можно было бы избежать. Сочинение это вызвало огромное недовольство среди учителей и завуча. Лука с родителями был принудительно приведён на специально созванное собрание. Школьник предстал перед полукруглым столом, и на него устремились взгляды десяти людей в строгих костюмах с красными галстуками, его выругали и заставили поклясться на Своде, что подобные мысли прекратятся. В итоге, Луке дали 1000 часов Общественных работ, и он вынужден был после школы в течение нескольких месяцев допоздна мести улицы, развешивать красные плакаты или помогать на складе. Единственный урок, который он уяснил на всю жизнь: соглашаться со всем, что говорят о войне, и не пытаться спорить с истиной, изложенной на страницах литературы и газет.
– Надеюсь, наши скоро победят, – добавил Лука.
Кир доел суп, поморщился и сказал озабочено, глядя на тарелку с пюре и стопку водки.
– Порции стали меньше, тебе не кажется?
Лука отрицательно покачал головой.
– Надо разобраться, – сказал Кир, быстро доел пюре, выпил стопку и отправился к окну раздачи.
Лука глянул на электронное табло. Красные цифры показывали время – без четверти четыре. Значит, в любую секунду войдёт молодая дама с выразительными глазами янтарного цвета, возьмёт еду без очереди, потому что очереди к этому моменту уже не будет, и с лёгкостью ветра пройдёт от раздаточного окна к столику. И когда дама входила, сердце Луки начинало бешено колотиться, лицо краснело, а взгляд безвольно устремлялся вниз.
Пульс приходил в порядок только тогда, когда дама, отобедав, покидала столовую. Все мысли о том, что нужно догнать её и познакомиться с ней, отбрасывались: «Куда мне, низкому и жалкому?»
Лука вскоре вернулся в поликлинику, повесил шинель на крючок, надел белый халат, сел за стол, взял ручку и на чистом бланке написал стихи:
Лютики, ромашкиЯсным днём цветут.Стройная милашкаПесенку поёт.
Написанное ему показалось слишком детским, и он это размашисто перечеркнул ровной линией и написал новые строки:
Она явилась мне,Когда уединённый край роднойТонул в туманной красной мглеИ жил я, как и все, решённою судьбойОна явилась мне,Меняя мир отрадной голубой каймой…
Посмотрев на написанное, молодой врач почесал затылок. Последние строчки никак не складывались в четверостишье. Лука искал подходящую рифму, обводя взглядом кабинет: шкафчик с препаратами для первой помощи, умывальник, красный плакат, на котором здоровый обнимает инвалида, – ничего не приходило на ум.
Зазвонил телефон. Лука поднял трубку:
– Слушаю.
– Лука Сергеевич, почему вы до сих пор обходной не взяли? – обходным в поликлинике называли список адресов, по которым кто-то когда-то вызвал врача на дом.
– Прошу прощения, я уже спускаюсь.
Лука скомкал листок со стихами, положил его в карман халата, халат поменял на шинель, закрыл кабинет и спустился к заведующей. Та дала ему обходной и отругала за опоздание. В списке – шесть адресов.
По первому адресу – женщина с высокой температурой. Когда Лука пришёл к ней, её сын с порога стал ругать врача за нерасторопность.
– Как же так? Три дня подряд ждём, названиваем! А если бы она умерла?
Любой доктор на месте Луки ответил что-то на подобии: «Мужчина, мы работаем по мере сил. Если вы не уважаете врачей, то вы не уважаете наше государство», – естественно, после этих слов нападки на врача прекратились бы, потому что государство должен уважать каждый. Однако Лука лишь робко извинился и проследовал в комнату.
– Здравствуйте, что вас беспокоит?
– Температура 39. Не опускается уже три дня, – простонала женщина.
– Ещё какие-то симптомы?
– Кашель.
Из своего чемодана Лука достал стетоскоп, прослушал пациентку, утёр пот с её лба и предложил:
– Госпитализацию не хотите?
– Нет, вы что? Это же надо документы на перевод собирать. Если бы больница была в нашем городе, я бы, может быть, согласилась. Выпишите мне лучше лекарства: завтра схожу и получу.
Лука заглянул в обходной, убедился, что пациентка ещё не достигла того возраста, когда лекарства не выписываются, дал ей рецепт, пожелал здоровья и ушёл.
Темнело в городе поздно. С каждым часом холодало. К семи вечера рабочий день большинства заканчивался и улицы пустели. Фонари зажигались. По красному рупору тяжёлым механическим голосом разносилось по дворам, заглядывало в квартиры объявление: «Уважаемые граждане, комендантский час наступит через тридцать минут. Просьба закончить все свои дела и отправляться домой. Слава Союзу!» Введение комендантского часа власти объясняли участившимися случаями нападения диких животных. В качестве прочих мер безопасности город обнесли колючей проволокой и вырубили тысячи квадратных километров леса вокруг. Луку объявление застало, когда он возвращался от третьего больного, а значит остальным трём придётся звонить в поликлинику завтра снова. Врач поспешил домой быстрым шагом. Вскоре, однако, дыхания из-за сильного мороза стало не хватать. Пришлось остановиться и вдохнуть лекарство через ингалятор. Лука, глянув случайно на одно из окон жилого дома, за задёрнувшейся занавеской, как ему показалось, поймал мимолётный взгляд янтарного цвета глаз. Надеясь, что ему не показалось, молодой врач долго всматривался в окно, но больше ничего не увидел. Снова заговорили рупоры: комендантский час наступил, на улице не должно оставаться ни души. Лука поднял воротник и быстрым шагом, надеясь, что его никто не заметит, отправился домой.
Дома его с упрёками встретила мать.
– Ты почему возвращаешься так поздно? Объявления не слышал?
Лука снял шинель и последовал за матерью на кухню. Хозяйка подала сыну две ложки гречи с ломтем хлеба. На кухню вошёл её свёкор и недовольно сказал:
– Ты чего его кормишь? Не заслужил он.
– Михаил Адольфович, он с работы пришёл, поесть надо, – вступилась за сына мать.
– Ме-ме-ме, поесть надо, – передразнил дед. – Устал, миленький, в кабинете сидеть весь день?
Михаил Адольфович сел напротив Луки и сказал, грозя пальцем то внуку, то снохе:
– Мужик должен на руднике работать, а не врачом. Слышишь, Лука? Твой отец, вон, весь день пахал, спит уже, но ест столько же, сколько и ты.
– Михаил Адольфович! – взмолилась мать.
– Что, Михаил Адольфович? Ну что, Михаил Адольфович? В семье все на одном руднике трудились, а этот решил, видите ли, врачом стать.
– Ему нельзя на руднике, у него астма!
– Пусть бы техникой управлял. У нас что, женщин мало, раз мужчин врачами берут?
– Уж не хотите ли вы сказать, – ухмыльнулась хозяйка, найдя, похоже, верные слова, чтобы заставить свёкра замолчать, – что вы сомневаетесь в государстве?
– Нет, – не растерялся дед. – Я сомневаюсь, что государство не сомневается в твоём сыне, раз позволило ему выбрать женскую профессию.
И долго ещё изливал желчь Михаил Адольфович. Хозяйка выталкивала его из кухни, а он продолжал из коридора. В конце концов ему надоело и он ушёл в комнату спать. Лука, всё это время виновато молчавший, принялся за еду.
Наступила ночь. Вся семья Луки спала в одной комнате. Отец, глава семейства, с женой на кровати. Дед на диване. Лука на раскладушке. В городе Мирный дефицит жилья, поэтому выдача лицензий на ребёнка ограничена, а в квартирах ютятся по три поколения.
Неделя за неделей тянулись. День похожий на другой: работа, столовая, Кир, недовольный маленькими порциями, дама с глазами цвета янтаря, вызовы на дом, ругань деда, сон. И всё по новой. Перемена произошла в одну из пасмурных сред – Кир пропал. Лука не предал этому никакого значения. Мало ли какие причины есть перестать ходить в столовую. Луку волновала лишь девушка с глазами цвета янтаря. Понимание, что просто так, застенчивыми взглядами, ничего не добиться, заставило молодого человека начать писать поэму. Он её писал на рабочем месте, в небольших перерывах между приёмами. Сочинял строчки в голове, пока шёл к пациентам на дом. Вскоре таким образом получилась аккуратненькая книжечка, которую Лука намеревался подарить даме, но каждый день откладывал это намерение по разным причинам: то народу вокруг слишком много, то наоборот слишком мало. И вот, очередным утром, плеснув холодной водой в лицо, потому что горячей не было, собираясь на работу, Лука в бесчисленный раз поклялся себе, что сегодня точно всё произойдёт. С этой клятвой он отправился на работу. С нетерпением ждал обеда. И когда дама с глазами цвета янтаря вошла, Лука собрался с мыслями, опустил руку в карман и, к своему глубочайшему разочарованию, понял, что книжка осталась в кабинете. Можно было бы, конечно, сбегать и вернуться – ведь недалеко. Но Лука этого делать не стал. Он, по своему обыкновению, дождался, пока дама выйдет из столовой, проводил её взглядом и вскоре вышел сам. «Ну ничего, завтра подойду», – успокаивал себя молодой врач.