Лед и пламя

Боже, должно быть, выпил больше виски, чем собирался, совсем не в его правилах фантазировать о женских чувствах.

– Возможно, ваш друг мистер Клафф поможет вам, – добавила Теодосия.

«Друг?» – подумал Роман, глядя на Клаффа. Он был хорошим человеком, но Роман никогда не считал его другом.

По правде говоря, у него никогда не было настоящего друга, как и возможности или времени завести его.

– Мистер Роман, вы слышали, что я сказала? – спросила Теодосия. – Мистер Клафф мог бы…

Не закончив фразу, она ахнула, увидев, как он поднял чемодан с земли, будто набитый перьями.

– Вы купили все припасы, о которых я вам говорил? – спросил Роман, разместив кейс на прицепе.

Подняв юбку, она подошла к автомобилю и уселась в неё. Без особого труда разместилась на водительском сиденье, обхватила руль, указав на маленькую кучу покупок.

– Продовольствие там, мистер Морено. Роман погрузил провизию.

– Vamanos, – произнес он, улыбнувшись про себя: она знала французский, зато он – испанский.

– Si, – ответила она. – Ahora que estamos listos comencemos nuestro viaje.

– Что она сказала, Роман? – спросил Клафф.

– Я сказала, мистер Клафф, – ответила Теодосия, – что мы готовы отправиться в путь. И, мистер Морено, Aequam servare tentem на латыни означает «сохранять спокойное состояние ума». Я намереваюсь серьезно обдумать цитату во время нашего с вами путешествия. Советую вам сделать то же самое.

Роман скрестил руки на широкой груди.

– Да? Позвольте уточнить, что вы можете сделать со своим советом, мисс Гатри?

– Нет, не позволю. – Ее пальцы побелели, сжимая руль – самообладание дрогнуло. – Мистер Морено, я всегда старалась сохранять контроль над собой в любой ситуации. Однако, проведя всего несколько часов в вашей компании, обнаружила, что не только раздражена, но и не могу владеть собой.

– Мозг нашего маленького гения потерял немного спокойствия, а?

Она вгляделась в его живые голубые глаза – и не хватило сил оторваться от их взгляда.

– Как приятно, что вы уже усвоили слово «неистовствовать», которое означает «проявлять ярость, несдержанность». Придется часто использовать его в течение последующих десяти дней, и ваша осведомленность избавит меня от необходимости объяснять это вам.

Ее интеллектуальный сарказм порвал последнюю ниточку терпения, которая еще теплилась у Романа, – к черту деньги, которые он должен получить от доктора Уоллэби за доставку этой женщины в Темплтон! Можно заработать их и здесь, в Оатес Джанкшен, расширяя комнаты!

– А путешествие в Темплтон в одиночку, мисс Гатри, избавит меня от беспокойства сопровождать вас. – Он со злой усмешкой швырнул сумочку с деньгам ей на колени.

– Но я не знаю, где…

– Разве? А я думал, вы знаете все. Что ж, всегда легко спросить дорогу у индейца команчи – как бы по пути не встретились с несколькими из них. А то и банда чернокожего Бланко поможет: слышал, они убежали из тюрьмы и снова принялись за свою обычную работу – грабить, убивать и насиловать всех, кто носит юбки; их нетрудно узнать, мисс Гатри, по красивым мотоциклам и кожаной одежде.

Теодосия не показала и тени сомнения, что все это ужасно: конечно же, она доберется до Темплтона и одна.

– Прекрасно. Когда я окажусь в Темплтоне, следует ли мне информировать доктора Уоллэби, что вы больше не работаете на него?

– Догадается сам, когда я не появлюсь.

– До свидания, мистер Морено. И всего наилучшего вам во всем, что вы делаете.

Теодосия обернула тесемки бархатной сумочки вокруг талии и тронулась на автомобиле в путь, оставив Романа и Клаффа в облаке пыли.

– Она направляется на север, – протянул Клафф, все еще жуя соломинку.

Роман усмехнулся.

– Знаю.

– Темплтон в сотнях миль к югу отсюда.

– Конечно.

– Она напичкана всякими там книжными премудростями, но здравого ума кот наплакал.

– Точно, – продолжая ухмыляться, Роман повернулся и направился было к салуну. Но один лишь взгляд на продовольственную лавку погасил его усмешку, заставив резко остановиться, – совсем забыл о трех бандитах.

Они исчезли.

И все инстинкты Романа подсказывали – учуяли запах золота.

Он нашел ее авто в пятнадцати минутах езды от города, остановленную рядом с зарослями хурмы. Чемодан с богатством все еще лежал в салоне машины.

Но Теодосии рядом не было.

– Ну вот, , – пробормотал он себе, – Снова вернулись к тому, с чего начали, – к заботе о женщинах, а это означает, что сейчас я такой же дурак, как и был тогда, – черт бы побрал эту глупую, упрямую бабу!

Несмотря на раздражение, его тревога усиливалась.

Он быстро спешился и прислонил байк к задней части прицепа. Вытащив оба кольта, пошел по следам, ведущим в рощу, и вскоре наткнулся на шелковый белый лоскут, окаймленный кружевом, валявшийся на земле скомканным возле упавшего бревна, весь в пятнах, похожих на кровь.

Он сунул его за пояс джинс и углубился в рощу. Залитая солнцем хурма сменилась густыми зарослями ивы и хлопчатника, росших возле грязных болотец с вонючей водой. Затхлый запах гниющих растений наполнил ноздри, почему-то еще больше усиливая его беспокойство. Ускорив шаги, вскоре оставил рощу позади и вышел к покрытому листьями склону.

У подножия его лицом вниз лежала Теодосия.

Торопясь добраться до нее, Роман заскользил по густому слою листвы, закончив спуск на животе. Когда же, наконец, остановился, то оказался нос к носу с изумленной Теодосией.

Она сняла свою шляпку – золотые волосы растеклись по плечам, словно потоки растаявшего масла, такие же мягкие на вид; он едва не протянул руку, чтобы коснуться их, но порыв прошел, когда вспомнил, почему оказался здесь: готовился увидеть ее раненой или мертвой, но на женщине не было ни единой царапины, напротив, она смотрела на него ясными, удивленными глазами, в которых не было и тени беспокойства.

– Что, черт побери, – проскрипел он, словно его горло было набито камнями, – вы делаете?

За исключением Аптона, ей никогда не приходилось близко соприкасаться ни с одним мужчиной: густые черные волосы Романа рассыпались по ее ладоням, вызывая покалывание, передающееся вверх по рукам; дыхание слышалось у ее щеки, а жар тела проникал в нее, согревая так же надежно, как и солнечный свет, струящийся с безжалостного техасского солнца.

– Мисс Гатри, – голос Романа спустил ее на землю.

– Да? – моргнув, она притронулась пальцами ко лбу и попыталась вспомнить, о чем он спросил. – Я… Боже, мой мозг затуманился. Такого со мной никогда еще не бывало.

Она села и увидела, что держит охапку ярко-красных флоксов.

– О, да. Я собирала эти…

– Я подумал, что вы мертвы! – Роман вскочил на ноги и сунул пистолеты за пояс.

Его крик вернул ее к действительности.

– Мертва, мистер Морено? Что же могло убить меня?

Он заметил, что ее бархатная сумочка свисала с изгиба локтя, она была цела, чемодан оставался на месте, она выглядела здоровой, и Роман не решился говорить о трех грабителях: сделай это, женщина, чего доброго, расплачется от страха, а женских слез, выпавших на его долю, и без того хватит на несколько жизней.

Он выдернул запачканный кровью шелковый лоскут.

– А что я мог подумать, когда нашел вот это? А потом обнаружил вас лежащей лицом вниз здесь, на дне этого…

– Это кусочек юбки. Я поранила запястье о шуруп, торчащий из салона авто, и остановила кровотечение, прижав кусочек юбки к ране. Уверена, что она заживет довольно быстро и….

– Плевать я хотел на какую-то глупую царапину на запястье! Что, черт возьми, вы делаете здесь?

Она сорвала еще несколько флоксов и улыбнулась.

– Собирала и продолжаю собирать эти замечательные образцы Phlox drummondii. Он культивируется в садах Бостона, но я никогда не имела возможности увидеть, как он растет в дикой природе. Лежа на земле, намного удобнее изучать его. Меня интересуют не только видимые глазу части растений, но также и корневая система. Не хотите ли послушать занимательную историю о семействе Polemoniaceae, мистер Роман?

– К чему мне история о какой-то семье, которой я не знаю, мисс Гатри? И какое, к черту, отношение это имеет к цветам?

Она мягко улыбнулась и подняла алые соцветия.

– Флокс принадлежит к семейству Polemoniaceae. Это не человеческое, а растительное семейство.

– Растительное семейство? – Он посмотрел на ее цветы, затем дотронулся до трех из них. – Не говорите ничего – это цветок Папа, это Мама, а это Малыш…

– Прошу прощения, если прерываю ваш остроумный поток. Видите ли, мистер, растения и животные классифицируются…

– К черту весь этот научный вздор! Возвращайтесь к повозке.

– Но я собиралась рассказать занимательную историю. В 1833 году шотландец по имени Томас Драммонд посетил этот район, чтобы пополнить обширную коллекцию образцов. Он собрал более семисот представителей флоры. Вот эти, – сказала она, поднимая цветы, – понравились ему в особенности. Поэтому он послал семена в Эдинбург, а оттуда растения распространились по всей Европе. В конце концов, достигли Бостона и Нью-Йорка, где стали довольно дорогими. Жители Новой Англии, видите ли, неверно считали, что это редкое и благородное растение, завезенное из Европы. Прошло несколько лет, прежде чем стало известно, что это скромный, местный обитатель республики Техас. Ну, скажите, разве это не самый забавный анекдот, который вы когда-нибудь слышали?

– Безумно смешно. А теперь возвращайтесь к автомобилю.

– Томас Драммонд умер от холеры.

– Печально. Теперь возвращайтесь к повозке.

– У меня создалось впечатление, что вы не хотите сопровождать меня в этом путешествии, мистер Морено. – Она осторожно поднялась с земли, стараясь не помять флоксы. – До сих пор у меня не возникло ни малейшего затруднения с моей поездкой.

– Нет? А я думал, вы хотели попасть в Темплтон.

– Именно туда я и…

– Темплтон расположен возле побережья. – Он поднял шляпу с флоксового покрывала и надвинул ее на голову. – Продолжайте ехать на север, и через пару вы пересечете границу Оклахомы. – Он ожидал ее реакции на его сообщение. Определенно, имея такой ум, она должна была смутиться, что допустила настолько глупую ошибку.

– Откуда вы знаете, что я направляюсь на север? У вас есть компас?

– Нет, но знаю.

– Как же…

– Ради Бога, я живу в Техасе всю свою жизнь! Знаю, как он выглядит, как пахнет, как звучит, каков на ощупь. Даже помню его вкус! Мне известно, что где и где что: реки, звери, камни – все по-своему подсказывает, где я. А теперь возвращайтесь к авто.

– Но если бы вы заблудились за пределами Техаса, как бы вы…

– Я бы изучил деревья и ветер! – Вконец раздраженный, он направился к вершине склона.

– Деревья и ветер, мистер Монтана? – Она поспешила догнать его, не давая возможности отмахнуться от ее ненасытной любознательности. – Но что такого в деревьях и ветре, что помогает вам?

Он резко повернулся к ней, почувствовав, что она не оставит его в покое, пока не получит ответа на свой вопрос.

– Верхушки деревьев наклонены в сторону более сильного солнечного света, который идет с востока. Деревья гнутся под сильными ветрами – и падают к югу не от гниения, молнии или человеческих рук, а потому обычно сильные северные ветры валят их. И, наконец, направление ветра не меняется в течение дня. Если южный ветер дует мне в спину утром, скорее всего, не изменится его направление и вечером. Ясно? Удовлетворены?

Она задумалась над его объяснением, найдя его вполне логичным.

– Как интересно! И что…

– Теперь мы можем, наконец, отправиться в Темплтон, мисс Гатри? – спросил Роман. – Или вы предпочитаете обезглавливать это цветочное семейство и продолжать двигаться к Оклахоме?

Приподняв юбку, она начала подниматься по склону.

– Уверяю вас, мистер Монтана, что с приходом ночи я бы поняла свою ошибку, стоило лишь отыскать Северную Звезду. Чтобы найти ее, нужно было только установить местонахождение созвездия Большой Медведицы. Напротив него расположено другое созвездие – Кассиопея, которая состоит из пяти ввезд: Северная находится между средней звездой Кассиопеи и звездой на конце ковша Большой Медведицы. Так что, видите? Я бы даже не приблизилась к территории Оклахомы. – Она добралась до вершины склона и вошла в тенистую рощу.

Следуя за ней, Роман решил, что те трое охотников за наличными не представляли для нее опасности – она прекрасно вооружена, чтобы защитить себя, атакуя их своим интеллектом.

Они бы умерли от чистейшей скуки.

И он не сомневался, что та же судьба ждет и его, прежде чем они доберутся до Темплтона.

ГЛАВА 3

В плотной фланелевой ночной рубашке Теодосия появилась из уединенного местечка в лесу.

Роман отметил, что ее ночное одеяние такое же сексуальное, как рогожевый мешок. Несмотря на все ее занудство, у нее все же имелось несколько хорошеньких изгибов, на которые можно украдкой поглазеть.

– Я никогда раньше не купалась в освещенном луной ручье, мистер Роман, как и не ела кролика, приготовленного на открытом огне.

«Как это похоже на женщин, – подумал он. – Что бы мужчина ни сделал, никогда не бывают довольны».

– Ближайшие ванны с горячей водой и рестораны находятся в Уайлд Виндз, городке, расположенном в пяти милях к северо-западу от Темплтона. Прохладный ручей и жареный кролик – лучшее, что я могу предложить. Если вам не нравится…

– Мой Бог, мистер Морено, я не произнесла ни слова жалобы. Какая у вас причина переходить в оборону?

«Причина?» – повторил он про себя: за тридцать лет их столько накопилось, что каждый раз, думая об этом, обзывал себя дураком.

Никогда – до конца жизни – он уже не окажется настолько глупым, чтобы подчиняться требованиям женщины.

– Мистер?

– Что?

Теодосия отвернулась. Роман подумал: если бы в самом деле у него были клыки, то наверняка укусил бы ее, – похоже, он является самым занимательным объектом для изучения враждебности, с каким ей когда-либо приходилось сталкиваться.

– Вы собираетесь стоять и глазеть на меня всю ночь, мисс Гатри?

Она села на спальный тюфяк, обняла согнутые колени и принялась наблюдать за угасающими язычками бивачного костра: над головой, отзываясь на теплый и нежный ночной ветерок, тихо шелестели ветви дуба и осины – какое наслаждение от первой в жизни ночи под звездами! Наверное, это же повторится и в Бразилии, где, скорее всего, придется спать в джунглях.

– Что повлияло на ваше решение не сопровождать меня до Темплтона, мистер Монтана?

– Деньги, – солгал Роман, сидя по другую сторону костра. Он отбросил в сторону пустую тарелку, сделал большой глоток воды из фляжки, вроде наступило успокоение.

Но каждый мускул его тела оставался напряженным, ни один звук не ускользал от внимания: тщательно осмотрев окрестности и не обнаружив никаких признаков грабителей, подумал, что мог ошибиться, посчитав, что это охотники за деньгами Теодосии. Может, отказались от этой затеи? Ха! Чем скорее он доставит ее в Темплтон, тем целее будет она и сверкающая куча золота.

– Завтра предстоит тяжелый день – вам нужно поспать.

Иоанн Креститель заговорил раньше, чем это успела сделать Теодосия.

– Przez caly dzien wczoraj wozil buraki z pola. Теодосия рассмеялась.

У Романа создалось ясное впечатление, что эта женщина и ее птица насмехаются над ним.

– О чем это вы разговариваете?

– Сказано по-польски и означает: «весь вчерашний день он вывозил свеклу с поля».

– Свеклу? Чего ему вздумалось говорить о ней?

– Он не говорит, мистер Монтана, просто повторяет, что слышал: несколько лет назад Аптон принимал у себя одного польского доктора, и предложение о свекле было одним из тех, которые он учил нас произносить, чтобы мы составили лучшее представление о языке. Иоанн Креститель запомнил его.

– Иоанн Креститель, – произнес Роман вслух, покачав головой. – Почему вы дали ему такое имя?

Попугай вытянул шею.

– Любой дурак додумался бы до этого! Теодосия улыбнулась.

– Все это время, которое он живет у меня, ему ужасно нравится плескать воду на людей – отсюда имя. Иоанн Креститель – весьма необычная, выдающаяся птица: подражает не только человеческим голосам, но и звукам животных и другим распространенным шумам, например, шуму колес по улице. Не имеет значения, какого рода звук, он может имитировать его. В то же время может заговорить, когда не следует, высказаться в наиболее неподходящие моменты.

Иоанн Креститель покусывал кусочек яблока, которое дала ему Теодосия, затем растопырил крылья и открыл клюв.

Звук выстрела сотряс воздух.

Выхватив оба пистолета, Роман вскочил на ноги, готовый стрелять в первый же движущийся предмет.

Теодосия про себя улыбнулась.

– Мистер Морено?

– Тише, – прошептал он, пристально вглядываясь в черные тени деревьев.

– Но, мистер, это же Иоанн Креститель имитировал звук оружейного выстрела. Видите ли, мы с ним были возле салуна сегодня днем, когда кто-то произвел выстрел внутри заведения. Иоанн Креститель просто повторяет его. Мне жаль, что он потревожил вас, – просто не знаю, что с ним делать.

– Свернуть шею!

Иоанн Креститель обратил свои черные глаза на Романа.

– State zitto.

– Итальянский, – спокойно пояснила Теодосия. – State zitto означает «придержать язык», в Техасе переводится как «заткнись»; конечно, как я уже сказала ранее, не понимает, что говорит.

Роман, бросив на птицу свирепый взгляд, сунул кольты обратно в портупею и направился к повозке, где лежали его скромные пожитки – кожаная куртка и немного еды.

Теодосия наблюдала, как он, достав спальный мешок, вернулся к костру. Поражала его манера ходить: звука шагов не было слышно – движение грациозной кошки, черной пантеры, решила она; впечатление усиливали длинные черные волосы, струившиеся по широким плечам.

Не в силах оторваться, она рассматривала его пристально: бронзовое от бесконечных дней под солнцем или, возможно, вследствие романского происхождения лицо, казавшееся изваянием, – строгое и суровое, с высокими резкими скулами и глубокими впадинами под ними, сильные челюсти плавно переходили в раздвоенный подбородок. Глаза блестели, но не от огня или от гнева, – выдавая что-то более глубокое, чего ей никогда не приходилось видеть ни в одном из знакомых в Бостоне мужчин. Что-то первобытное, неприрученное.

Весь его облик манил и волновал какую-то неведомую часть ее души.

– Что-то не так, мисс Гатри? – Повернувшись к ней спиной, расстилая тюфяк, Роман улыбнулся: с таким же успехом она могла бы дотронуться до него руками – он чувствовал ее тепло, словно девушка коснулась его своими изящными пальцами.

– Не понимаю: я столкнулась со странными чувствами, которые охватывают меня, когда наблюдаю за вами. Это происходило и сегодня утром, при первой встрече, и потом, когда вы грузили мои вещи на повозку. Сейчас это ощущаю в третий раз: мое дыхание учащается, тепло вспыхивает во мне. Понимаю, что нелепо, но если бы существовало такое определение, как горячий трепет, то в точности соответствовало бы пережитому состоянию.

Расстилавший постель Роман медленно выпрямился, его первой реакцией был шок: никогда еще не приходилось встречать женщину, которая бы так свободно говорила о своем желании.

Но, поразмыслив над сказанным, понял, что Теодосия не ведала, о чем говорила: все ее чувства – это горячий трепет, пробежавший по ней.

Ну и ну, размышлял он. Наконец-то появилась тема, в которой маленькая всезнайка не смыслила абсолютно ничего, а он знал как свою собственную ладонь.

Интересно, хотела бы она получить несколько уроков? Ему, конечно же, не обязательно испытывать к ней какие-либо нежные чувства, чтобы поучить ее. Спрятав лукавую ухмылку, решил немного поиграть с ней.

– А этот э… трепет причиняет боль, мисс Гатри?

Она, обмотав длинную прядь волос вокруг пальца, обдумывала свои эмоции.

– Нет, не болезненный, ну, возможно, беспокоящий в определенном смысле, что-то сильно похожее на потребность, как голод.

– Звучит серьезно. – Скривив губы в сдерживаемом веселье, он растянулся на ложе и оперся на локоть. – Могу помочь вам выяснить, что это такое, но для этого разрешите задать вопрос личного характера. Можно?

– Да, – ответила она, – конечно.

– Скольких мужчин вы знали в Бостоне?

Она не увидела абсолютно ничего личного в таком его любопытстве.

– Пятнадцать или, возможно, двадцать. А почему вы спрашиваете?

– Какого рода отношения у вас с ними? – Он поднял веточку и начал чертить завитушки в пыли, гадая, насколько смелы бостонские мужчины.

– Училась с ними.

– Учились? И это все? Они никогда никуда вас не водили? На вечеринку? На прогулку?

Неужели никто из них ни разу не сорвал у нее поцелуй на каком-нибудь залитом лунным светом балконе?

– Мистер Морено, у мужчин, которых я знаю в Бостоне, почти нет времени на развлечения. Мне тоже некогда было этим заниматься. И более того, не понимаю, какое отношение мои знакомые мужчины имеют к…

– Я приближаюсь к этому. – Он сдержал еще одну ухмылку, представив себе мужчин, которых она знала в Бостоне: ученые, такие же, как и она; если, в самом деле, у них и возникало желание поцеловать ее, это, возможно, был какой-нибудь полуклевок в кончик носа. Затем, после такой крайне эротичной интерлюдии, они возвращались к своим книгам. – Эти чувства, мисс Гатри, напоминают позывы голода. Чего вам хочется, как вы думаете?

Теодосия легла на свою постель и стала смотреть на звезды, мерцающие между покачивающимися ветвями деревьев.

– Если бы знала, чего хочу, то нашла бы средство получить все, мистер Морено.

Он больше не мог сдерживать улыбки – Боже, девчонка настолько наивна, что в это трудно поверить!

Он решил избавить ее от страданий.

– Вы хотите меня, мисс Гатри.

Повернув голову, она разглядела его улыбку – так смеются маленькие мальчики, замышляющие какое-то озорство.

Только Роман Морено не мальчик, а взрослый мужчина, улыбка которого настолько очаровательна, что снова по ее телу пробежала волна того же горячего трепета.

– Я… хочу вас?

Роман забросил веточку в ближайшую тень.

– Меня. С тех самых пор, как впервые мы встретились. После того, как я поймал вашу птицу, разве вы не сделали мне комплимент по поводу размеров моего vast meatus? Если бы вы не были заинтересованы, зачем вам было бы изучать размеры моего…

– Vastus medialis, vastus intermedialis, vastus lateralis и sartorius. Это названия различных мускулов на человеческом бедре.

Объяснение удивило его так, что он на несколько секунд замолчал. Мускулы бедра?

– Я знал это.

– Что вы пытаетесь мне сказать, мистер Монтана?

Самодовольство снова заговорило в нем.

– Вы желаете меня, как женщина мужчину, мисс Гатри. – Заметив ее озадаченный взгляд, пояснил. – Горячий трепет, о котором вы говорили, – это желание.

– По отношению к какой конкретной вещи?

– Чего?

– Какого рода желание, по-вашему, я испытываю?

– Сколько существует видов желаний?

– Желание – это импульс по отношению к чему-либо, что может доставить радость или удовлетворение. Можно хотеть воды, если испытываешь жажду. Выпив воды, ты утоляешь жажду. Таким образом, желание, как таковое, не указывает на какое-то конкретное…

– Ну хорошо, черт побери! То, что вы испытываете, – сексуальное желание. Понятно? Сексуальное желание, мисс!

Теодосия задумалась.

– И как вы можете быть так уверены в этом? Вы мужчина, и не знаете о чувствах женщины…

– Знаю.

Авторитетность в его низком голосе убедила ее в том, что он, действительно, знает.

– А вы испытываете такое же желание по отношению ко мне, мистер Роман?

Ее смелость заинтриговала его: он окинул ее взглядом, досадуя, что фланелевая рубашка не позволяла ничего видеть; но все же запомнились ее пышная грудь, тоненькая талия и округлые бедра – мужчина не забывал такое тело.

– Да.

Его утверждение поразило ее: могло ли такое быть, чтобы Роман желал ее в сексуальном смысле? Ей потребовалось некоторое время, чтобы справиться с нахлынувшими на нее эмоциями.

– Если то, что вы говорите, правда, мы должны сохранять твердый контроль над чувствами – сексуальный союз между нами может привести к зачатию, а вы совсем не тот тип мужчины, который может рассматриваться в качестве кандидата на отцовство.

– Кандидата? Какого….

– Кстати, об отцовстве. – Она повернулась на бок лицом к нему. – Что вы можете сказать о докторе Уоллэби? Я знаю его по письмам и репутации, но очень заинтересована его основными чертами характера: какое производит впечатление, любит ли смеяться, о чем говорит, когда не обсуждает свои исследования?

Роман наблюдал, как двигаются ее губы, но едва ли обращал внимание на то, что она говорила. О каком еще кандидате на отцовство говорит эта женщина?