Лед и пламя

В отчаянии Теодосия бросилась вслед за ним, но птица избрала зигзагообразный курс, который включал в себя подныривание под низкими столбиками ограды и увертывание от кустарников. В мгновение ока Иоанн Креститель удрал из города, в спешке оставив за собой облачко пыли.

Продолжая погоню, Теодосия увидела, что ее попугай направляется прямо на мотоцикл с водителем, въезжавшим в город.

– Стойте! – закричала она мужчине на серебристом Харлее, – Немедленно остановитесь! Вы покалечите моего попугая! Пожалуйста…

Ее крик смолк, когда Иоанн Креститель поднялся с земли и врезался прямо в фару железному коню – мотоцикл резко лег на бок, сбросив своего седока на огромную кучу мусора, сваленного на обочине.

Зная, что приземление мужчины на мягкую вонючую кучу не могло принести ему вреда, Теодосия промчалась мимо него, все еще надеясь поймать Иоанна Крестителя.

Свалившийся мужчина начал было подниматься, но снова упал, когда подол синей юбки прошелся прямо по его лицу. Ошарашенный, он наблюдал, как молодая женщина металась по пыльной дороге в попытке изловить истеричную птицу.

Он почувствовал прилив гнева вместе с примесью смущения, так как не мог вспомнить, когда последний раз падал с байка и уж, конечно, никогда еще не был в зловонной куче мусора.

Он поднялся на ноги, отряхнул одежду, когда кричащая птица стремительно помчалась к нему.

Теодосия изумленно ахнула – мужчина схватил ее попугая одним точным движением.

– О, благодарю вас! – выдохнула она, протягивая руки, чтобы принять свою птицу.

Но мужчина не отдал попугая. Подняв его выше, он уставился на него.

Иоанн Креститель ответил таким же немигающим взглядом.

– Не согласитесь ли вы помочь мне забеременеть?

Лоб мужчины сурово нахмурился.

– Что за черт…

– Сэр, пожалуйста, передайте мне мою птицу, – попросила Теодосия. – Он непривычен к энергичным движениям на такой знойной жаре.

Он решил, что она из одного из тех северо-восточных городов, где люди расфуфыриваются в шелка, чтобы сидеть на атласных диванчиках и пить горячий чай, и разговаривают они так же, как она, с акцентом настолько резким, что им, пожалуй, можно было бы разрезать кожу.

– Сэр, – продолжала Теодосия. – Я должна принять неотложные меры, чтобы обеспечить моего попугая прохладным местом, где он сможет приспособиться к изменению окружающей среды.

Он нахмурился в недоумении.

– Чего?

– Он должен, отдохнуть.

– Леди, у меня есть хорошая мысль – отправить эту чертову птицу на вечный отдых!

Теодосия заглянула в глаза, настолько голубые, что они заслуживали описания: в какой-то момент казались бирюзовыми, а в следующий – соперничали с ясной голубизной васильков. Напряженность его взгляда вызвала трепетное ощущение внутри нее – согревало, немного щекотало и учащало дыхание и сердцебиение. Встревоженная незнакомыми чувствами, она на миг опустила голову, чтобы вернуть самообладание, и поймала себя на том, что пристально разглядывает нижнюю часть его анатомического строения.

– На что это вы таращитесь? – возмутился он.

Она продолжала смотреть, совершенно не в состоянии остановить себя.

– Я поражена размерами вашей vastus lateralis, vastus intermedius и vastus medialis. Бог мой, даже ваша sartorius ясно очерчена и в равной степени изумительна.

Он понятия не имел, о чем она говорит, но видел, что все ее внимание направлено на область, расположенную ниже пояса.

Он почувствовал непреодолимое желание опустить руки к паху, но не сделал этого, все еще держа ее птицу, и не собирался быть превращенным в евнуха клюющим попугаем.

– Вот, возьмите свою глупую птицу.

Его команда вернула Теодосию из состояния глубокой задумчивости. Она быстро взяла Иоанна Крестителя из рук мужчины.

– Ваше раздражение по отношению к моему попугаю совершенно необоснованно. На него ни в коей мере не может быть возложена ответственность за наше падение. Очевидно, вы недостаточно хороший водитель. Управление мотоциклом требует прекрасного равновесия, того, чем вы явно не владеете. Более того, я отказываюсь верить, что вы получили какие-либо повреждения. Ваше падение было смягчено этой массой…

– Мое легкое падение никогда бы не произошло, если бы этот маньяк в перьях не напугал до смерти моего…

– Маньяк в перьях? – Теодосия прищелкнула языком и покачала головой. – Сэр, это весьма неудачный набор слов. Вы не можете говорить о птице, как о маньяке.

Он разинул рот.

– Не могу?

– Нет. Слово «маньяк» используется только по отношению к людям. Да будет вам известно, моя птица – африканский серый, вид попугая, который является предметом восхищения и желания в продолжение всего существования цивилизованного мира.

– О, чтоб его – мне плевать, будь этот маньяк в перьях хоть японским фиолетовым, и мой выбор слов не ваше дело, черт побери! И надо же было набраться наглости, чтобы заявить, что я не умею, ездить на байке. – Он поднял свою шляпу из пыли. – Я не могу вспомнить ни единого дня в своей жизни, когда бы я не был за рулем мотоцикла!

– Мой бог, сэр, да вы сходите с ума.

– Это я-то сумасшедший? Все, что я делал, это въезжал в город! Это вы носились тут по всему околотку, гоняясь за изнеженным попугаем и исправляя выбор слов других людей.

Теодосия отошла в тень под высокий дуб.

Мужчина наблюдал за ней сквозь прищуренные веки – мягкие округлости ее бедер покачивались, темно-синяя ткань дорожного костюма облегала тонкую талию и шуршала вокруг того, что, как он предполагал, было длинными, стройными ногами; он не мог разглядеть грудь – ее чертова птица прижималась к ней, а поскольку он был слишком зол, чтобы обратить внимание на нее прежде, то не мог вспомнить, была ли она маленькой или большой и пышной, как ему нравилось.

Нравилось? Эта женщина ему совсем не нравилась. Даже если у нее была большая полная грудь, он не собирался симпатизировать ей.

И все же, размышлял он, необязательно было испытывать симпатию, чтобы оценить ее внешность. В самом деле, по его мнению, большие полные груди были единственной стоящей принадлежностью женщин.

– Ваша вспыльчивость представляет интерес, сэр, – неожиданно заявила Теодосия, стоя посреди островков ярко-синих колокольчиков и лиловых полевых гвоздичек. – О, я прекрасно понимаю, что падение на кучу перепревающего мусора было далеко не из приятных происшествий, но вы моментально пришли в ярость, причем настолько бурную, что я подумала, нет ли необходимости в некоторой форме цикурирования.

Он настолько напряженно наблюдал за ней, что едва ли слышал ее слова. Но спустя секунду осознал, что она сказала, – его глаза расширились так, что стало больно векам.

– Боже милостивый, это что же, в обычае у северных женщин угрожать мужчинам кастрированием?

Она слегка склонила голову.

– Что вы такое говорите, сэр? Я абсолютно ничего не сказала о кастрации.

– Вы сказали:..

– Цикурирование. Цикурировать – значит успокаивать, смягчать. Ваша ярость заставила меня задуматься, не могу ли я каким-то образом уговорить вас выйти из вашего взъерошенного состояния.

Он нахмурился, больше не в силах постичь как и о чем она говорит, так и почему он до сих пор ее слушает.

– Леди, у меня такое чувство, что вы в своем роде гений, но, будь я проклят, если вы к тому же не помешанная.

Он подошел к своему Харлею.

– Мы с моим зятем Аптоном досконально изучали чувство гнева несколько лет назад, – рассуждала Теодосия, наблюдая, как его мускулистое тело взлетало в седло. – В процессе мы заинтересовались психологией, и это было в высшей степени увлекательно. Наши исследования привели нас к выводу, что многие люди, обладающие вспыльчивым нравом, испытали различные и длительные формы напряжения и печали в годы детства. Но, конечно, существуют также и люди, обладающие чертами жестокости вследствие того, что были крайне избалованными детьми. Какое из двух в вашем случае, сэр?

Удивление, словно невидимый кулак, с силой ударило его.

Напряжение и печаль.

Как эта женщина догадалась?

Он надвинул шляпу. Не сказав ей больше ни слова, пустил байк по направлению к городу.

* * *

Прибыв на железнодорожную станцию, Роман Морено спешился, поставил мотоцикл на подножку и полез в кофр за табличкой, где было написано имя женщины, которую доктор Уоллэби прислал его встретить. Он посмотрел на имя.

Теодосия Гатри.

– Теодосия, – пробормотал он. – Чудное имя. Интересно, такая же ли она странная, как и ее имя? Возможно.

Но никто не мог быть более странным, чем женщина, которую он только что оставил за городом.

Благодарение Богу за это.

– Красивый Харлей, – сказал низкий голос позади него. – Проворный и в то же время крепкий. Необычное сочетание. Он быстр?

Привыкший к подобному любопытству, Роман повернулся и стал ждать следующих слов мужчины. Он хорошо знал, что это будут за слова. Почти каждый, кто видел его Фэт Боя, изъявлял желание купить его.

Мужчина еще раз осмотрел мотоцикл.

– У меня ранчо примерно в семидесяти пяти милях отсюда. Не хочешь его продать? Я заплачу хорошие деньги.

Роман улыбнулся.

– Извини. Не продается.

– Чертовски жаль. Ну, что же, удачи тебе.

– Спасибо. – Роман еще раз отряхнул свою испачканную одежду и вошел в здание станции. Держа табличку над головой, прошел через шумную толпу. Многие люди спешили уйти с дороги. Он понимал, почему они сторонились его: определенно – от него не исходил аромат сандалового мыла или розовой воды. От него несло…

Как там сказала эта сумасшедшая?

Перепревающее удобрение. Встряхнув головой, сделал еще один круг по огромному залу. К тому времени, когда закончил свой третий обход, увидел ее.

Этого свихнувшегося гения. Она стояла у боковой двери станции, маньяк в перьях восседал у нее на плече, подергивая ленточку шляпки.

Роман начал отворачиваться от нее, но прежде чем повернуться к ней спиной, увидел, что она двинулась к нему.

В тот же миг сообразил, что видит самые красивые глаза, которые ему доводилось встречать, – огромные, цвета превосходного виски и такие же пьянящие.

Отведя взгляд, он разглядел длинные пряди блестящих золотых волос, ниспадавших на грудь, действительно большую и полную.

Сейчас ему явно было не до этого.

Он развернулся на каблуках и зашагал прочь.

– Роман Морено ?

Услышав свое имя, мужчина резко остановился. О Боже, она знала, кто он.

Это могло означать только одно: страх закрался в него, и он почувствовал себя так, будто проглотил ядовитую змею.

– Роман ? – повторила Теодосия ему в затылок. – Я не узнала вас во время нашего разговора за городом. – Она слегка похлопала его по спине; кончики пальцев коснулись его длинных волос.

Девушка сразу же убрала руку, взволнованная странным чувством, которое пробудило ощущение его волос: согретые солнцем, того же цвета, что и два блестящих пистолета на бедрах, они густыми волнами рассыпались по его широким плечам и спине.

Она никогда не видела таких волос у мужчины и ощутила почти неудержимое побуждение дотронуться до них еще раз.

Сбитая с толку странной реакцией на это, отступила на шаг и заставила себя сосредоточиться на сиюминутной ситуации.

– Я Теодосия Гатри, женщина, которую вы должны сопровождать до Темплтона, – сказала она, продолжая разговаривать с его спиной. – У вас табличка с моим именем, и вы опоздали ровно на один час двадцать две минуты и сорок девять секунд.

Он сжал кулаки вокруг рукоятки таблички. Эта ненормальная сосчитала даже секунды!

Роман так и не ответил и не повернулся к ней лицом, и Теодосия предположила, что совершила ошибку.

– Ради Бога, сэр, так вы Роман Морено или нет?

Иоанн Креститель пронзительно вскрикнул:

– Крайне важно, чтобы я зачала ребенка, – заявил он. – Ради Бога, сэр, так вы Роман Морено или нет?

Незнакомцу больше всего на свете хотелось, чтобы его звали как угодно, только не Роман Морено.

ГЛАВА 2

Набраться.Нализаться.

Накачаться.

Напиться.

Роман не придумал ничего другого, что помогло бы ему выдержать трехдневное путешествие до Темплтона с Теодосией Гатри.

– Плевать мне, – пробормотал он бармену, – пусть она летит до Темплтона хоть на спине своего попугая.

– Как скажешь, – ответил бармен, вновь наполняя стакан своего посетителя.

Обхватив стакан рукой, Роман посмотрел в зеркало на стене за баром: в нем отражалось облако сизо-голубого дыма со слабыми лучами солнца, пробивающимися сквозь него. Под этой дымкой сидело за столами с полдюжины мужчин, игравших в карты и время от времени ухитрявшихся ущипнуть пышнотелых барменш; другие стояли у бара, потягивая свою выпивку в одиночестве. Роман знал, что большинство из них – такие же бродяги, как и он, скитающиеся то там, то тут, зарабатывая деньги, когда нуждались в них, проводя свои дни как вздумается, – так ребенок складывает кубики: один за другим, без какого-либо определенного плана в голове.

«Именно на этом сходство и кончается», – подумал Роман. У него был определенный план, и это не какой-то воздушный замок, как когда-то предрекала его мачеха.

Эта мечта была такой огромной, что только двадцать, пять тысяч акров плодороднейших пастбищных земель в Рио Гранде Плейнз могли вместить ее, – он будет заниматься своей вискокурней.

Однако, чтобы сколотить это богатство, надо потратить целое состояние. Правда, ему оставалось внести всего пять тысяч долларов, чтобы выкупить землю.

Ничто и никто в целом мире не помешает осуществить ему эту мечту. Как и в течение десяти долгих лет, он будет браться за любую работу, которая подвернется, пока не соберет необходимой суммы.

Придется набраться терпения и поладить с Теодосией Гатри во время поездки до Темплтона – нельзя упустить деньги, которые доктор Уоллэби заплатит ему за эту услугу.

– Награда, вот что это, – пробормотал он, пробежав пальцами по волосам. – Вроде той, что получают за избавление общества от какой-нибудь угрозы.

– Настоящей угрозы, – автоматически согласился бармен. – Эй, а я тебя не знаю? Не видел тебя?.. Да-а, ты тот самый парень, который был у нас несколько месяцев назад. Роман Морено, вот, кто ты. Народ не перестает говорить о твоем байке. По-прежнему не продается?

Роман покачал головой и отхлебнул виски.

– Правда? Гм. Ну, а как насчет старика Германа Гуча? Третьего дня он говорил, что ждет твоего возвращения, ты обещал расширить спальню его жены – ей здорово понравилось, как ты отремонтировал им кухню. Не хочешь, чтоб я привел его сюда?

Роман осушил стакан.

– Может быть, в другой раз. Сейчас предстоит другая работа – настоящее наказание по имени Теодосия Гатри. И ее дурацкий попугай, такой же, как…

– Попугай? Большая серая птица с красным хвостом? Так я ее видел. Она на секунду останавливалась перед салуном – хорошенькая малышка: кожа того белая, будто облилась молоком. Что ты должен сделать для нее?

Роман плеснул еще виски в стакан.

– Отвезти в Темплтон. Она сейчас в прокате Клаффа – выбирает автомобиль в рент. Я хотел было остаться и помочь ей, но когда она спросила его об Equus caballus, я дернул оттуда со всех ног.

– Equus caballus? – Бармен почесал голову. – Что за тарабарщина?

Роман проглотил пятую порцию спиртного и обтер рот тыльной стороной ладони.

– Похоже, так этот гений называет число лошадей.

– Мистер Морено! Роман развернулся на стуле и увидел сына Клаффа, стоящего в дверях салуна.

– Отец послал меня за вами! Просил поторопится. Эта женщина, мисс Уорт, которую вы привели в компанию, разговаривает так чудно, что отец просто вне себя, старается понять, но не может, чего ей хочется.

Роман скрестил руки на груди.

– Значит, Клафф расстроен? Только не говори, что мисс Уорт пытается его цикурировать.

– Цикурировать? – Мальчишка покачал головой. – Не-е, она не делает ему ничего такого, но здорово его раздражает. Вы придете?

Нагрузившись изрядным количеством виски, растекающимся по его венам, Роман почувствовал себя более расположенным иметь дело с несносной мисс Гатри. Заплатив за выпивку, направился к дверям.

Выйдя на улицу, увидел ее перед платной парковкой: сцепив за спиной руки, она медленно ходила вокруг черного Кадиллака.

Немного поодаль, через несколько зданий, перед продуктовой лавкой стояли трое здоровых, хорошо вооруженных мужчин, наблюдавших за ней. Даже отсюда, где он стоял, можно было догадаться что они замышляют что-то дурное. И что бы ни был у них на уме, оно имело отношение к Теодосии.

Длинными и стремительными шагами он направился через улицу, не упуская из вида трех бандитов.

– О, привет, мистер Морено, – поприветствовала его Теодосия, улыбаясь.

Искрящаяся миловидность и ее улыбка овладели его вниманием – он боролся с соблазном улыбнуться в ответ.

Но только секунду. Вместо этого нахмурился.

– Вы не арендуете эту машину , мисс Гатри.

Она провела рукой по гладкому бамперу авто.

– Напротив, арендую, мистер Морено. Так как я неплохо знакома с этой маркой, потому что мой отец…

– Это авто не для долгой и плохой дороги, – вспылил Роман. – Клафф, покажи ей несколько более крепких…

– Я уже видела остальных, – заявила Теодосия, вытирая тыльной стороной ладони лоб. – Ни одна из этим машин меня не интересует. И я была бы вам искренне признательна, если бы вы перестали неистовствовать по этому поводу, мистер Морено.

Стимулируемая виски добросердечность, которая, как Роман надеялся, поможет вынести несколько часов в компании Теодосии, быстро превращалась в холодную ярость.

– Буду неистовствовать столько, сколько, черт меня побери, захочу! – Он понятия не имел, что означает это слово, но не собирался пасовать перед мощью ее словарного запаса. – А теперь выберите другую машину, потому что вы не берете Кадиллак.

Иоанн Креститель высунул голову из клетки, Которую Теодосия водрузила на несколько сложенных тюков сена.

– Я буду неистовствовать столько, сколько, черт меня побери, захочу, – крикнул он.

Теодосия ощетинилась.

– Ну вот, посмотрите, что вы наделали, мистер Роман. Моя птица никогда – ни одного раза – не богохульствовала. Пять минут в вашей компании, и вот, пожалуйста…

– Слова «черт побери» не так уж плохи, мисс Гатри, – рискнул вступиться Клафф. – Есть куда более дрянные слова, которые он мог бы услышать.

Ей-богу, я знаю несколько таких, которые буквально выворачивают меня наизнанку, когда их слышу.

– Пожалуйста, только не называйте их, – взмолилась она, затем обратилась к Роману: – Мне не терпится поскорее добраться до Темплтона, сэр! Именно поэтому я не согласилась с вашим предложением остаться здесь на ночь и начать путешествие утром. По этой же причине я предпочитаю эту машину – они хорошо известны своей скоростью. Много о них знаю, потому что мой отец…

– Да, начинаю понимать, что вы знаете многое о многом, но ничего дельного: эту прекрасную машину завтра к ночи я буду вынужден пристрелить, чтобы избавить от страданий – до Темплтона почти три дня пути по трудной дороге, а Кадиллак славятся своей скоростью, но не надежностью.

– Вон тот джип – крепкая машинка, – предложил Клафф. Он пошел вперед, длинная соломинка свисала у него изо рта. – Могу дать небольшую скидку на него.

Перебирая тонкие золотые цепочки рубиновой броши, Теодосия посмотрела джип Гранд Чероки.

– Да это же целая махина. И к тому же не совсем комфортная.

– Это хороший надежный автомобиль, – поправил ее Роман. – Ни одно авто в мире не имеет такой прочности. Он, достаточно удобный и на нем можно ехать куда угодно. – Он кивнул Клаффу, затем перевел взгляд на ряд машин. – И вот этот прицеп.

– Эту шаткую повозку? – воскликнула Теодосия.

– Она маленькая и легкая, а колеса из апельсинового дерева. Шучу. На хорошей резине.

– В самом деле? – Она взглянула на колеса. – Как интересно. Но как бы там ни было, я уже выбрала себе транспортное средство. – Она указала на изящный кабриолет – черный лакированный корпус блестел в лучах послеобеденного солнца.

Роман смахнул надоедливую муху с руки.

– Это же бумажный кораблик, на котором нельзя отправляться в плавание: болты на осях очень хлипкие, они начнут выскакивать, и будь я проклят, если стану останавливаться каждые сто миль, чтобы…

– Но…

– Берите прицеп или идите пешком. Выбор за вами. Как насчет того, чтобы понеистовствовать?

Теодосия не стала возражать, напомнив себе, что всего через несколько дней избавится от надменного мужчины и его несносного упрямства.

– Очень хорошо, сэр, – сказала она Клаффу. – Сделайте, как говорит вспыльчивый сэр.

Когда Клафф закончил сцеплять джип с прицепом, Теодосия сунула руку в маленькую бархатную сумку , свисающую с ее локтя. Солнечный свет засиял на зажиме для купюр, которые она вытащила.

Её ослепительный блеск и толщина пачки долларов чуть не остановил сердце Романа – ему никогда не приходилось видеть так много денег наличными; его мысли завертелись, тело напряглось от мрачных предчувствий.

Бросив взгляд вправо, он увидел тех троих: они продолжали следить за Теодосией и, без сомнения, видели купюры. Проклятие.

Схватив за руку, он затащил ее внутрь прокатного салона.

– Ты что, рехнулась, женщина? Какого черта выставлять баксы напоказ?

– Баксы? – Она попыталась выдернуть свою руку, но ей удалось только чуть ослабить ее. – Мистер Морено, деньги, которое я ношу в сумочке, – не более чем карманные деньги. Остальное – в голубом дорожном чемодане.

Роман повернулся и увидел, что ее голубая сумка лежит среди других вещей. Определенно, она не могла быть наполнена деньгами , постарался убедить он себя, – никто в здравом рассудке не рискнет путешествовать с такой суммой кэша.

Но, с другой стороны, у Теодосии, похоже, не было того склада ума, которым обладают нормальные люди.

– Что же касается тех средств, которое я достала из сумочки, мистер Роман, – продолжала Теодосия, – то это плата за аренду транспорта. Для того, чтобы рассчитаться, мне необходимо было достать деньги из сумочки и передать их…

– Вам следовало сосчитать деньги там, где никто бы не увидел, вот как это делается!

– И как же, скажите на милость, мне бы удалось выполнить подобную процедуру, если цена транспортных средств мне не известна?

– Что? – Он хлопнул себя по лбу. – Бога ради, все, что вам нужно было сделать, это спросить Клаффа! Любой дурак додумался бы до этого! Используйте хоть каплю здравого смысла, если он у вас есть. Послушайте, вы не на какой-нибудь мирной, утонченной вечеринке среди своих изнеженных поклонников – это Техас, где полно бродяг и бандитов, которыми управляет чистейшая алчность: они таких, как вы, видят за версту, как акулы чуют кровь за несколько миль.

– Мистер Мон…

– Доктор Уоллэби платит мне за то, что согласился сопровождать вас до Темплтона, и я доставлю вас туда в целости и сохранности. Если не сделаю этого, то не получу и ломаного гроша из тех денег, которые он должен мне за работу. Когда приедете в Темплтон, то можете прилепить свои баксы куда угодно, напоказ всем ворам на свете, мне плевать. А сейчас дайте мне эту чертову сумку, пока кто-нибудь не свернул вашу хорошенькую маленькую шейку за нее. – Он выдернул у нее сумочку.

– Мистер Морено! Вы… – она осеклась; у нее и голове роилось множество мудрых слов, которые хорошо ей служили в прошлом. – Aequam servare tentem, – пробормотала она. – Да, Aequam servare tentem.

В глазах Романа вспыхнул огонь – он из кожи кон лезет, чтобы защитить ее богатство, а она оскорбляет его иностранными ругательствами!

Ему показалось, что они были французскими, так как немного напоминали слова любви, которые однажды шептала французская шлюха.

– Я не говорю бегло по-французски, мисс Гатри, но узнаю оскорбление, когда слышу его, – самодовольно отрезал он. Повернувшись к ней спиной, взял несколько монет из сумочки, вышел из конюшни и подал их Клаффу. – Триста долларов, Клафф. Тачка на 10 дней не стоит больше 250, но я даю тебе чаевые за то, что пришлось терпеть мисс Гатри.

Теодосия вышла из салона проката, когда Роман начал грузить ее багаж в прицеп. Сквозь тонкую ткань его бежевой рубашки она видела мускулы на руках, плечах и спине, которые ритмично вздувались, перекатывались, затем вытягивались, словно он работал под звуки какой-то изящной мелодии.

И только когда он потянулся за самым большим из ее чемоданов, она вышла из состояния сосредоточенности.

– Мистер Морено, этот кейс ужасно тяжелый: понадобились усилия двух мужчин, чтобы доставить его со станции. Если вы поднимете его один, то что-нибудь повредите.

Такая забота застала его врасплох: он развернулся в пыли и посмотрел на нее – незнакомое тепло нахлынуло на него, куда более нежное и приятное, чем солнечные лучи.

С какой стати ей волноваться, что с ним что-то может случиться, пытался он понять, возможно, она не волновалась, и все это ему просто показалось? В конце концов, он для неё не более чем провожатый.