
Полная версия
Скоростной шторм
Я: «Я жду ответа, козлина.»
Неизвестный: «Осторожнее с выражениями, маленькая. Я тот, кого ты знаешь.»
Из моей груди вырывается яростный вздох. Почему этот некто говорит загадками? Что значит «Я тот, кого ты знаешь»? Если это и в правду чья-то тупая шутка, то человек, разыгрывающий меня, решил это сделать в пиздец неподходящее время.
Я: «Раз мы знакомы, почему бы тебе не показаться?»
Сама от себя не ожидая такой смелости, жду ответа. И на этот раз, мне приходится подождать, в то время как мои нервы натянуты как тетива лука для стрельбы.
Неизвестный: «Выгляни в окно, лисичка.»
Кислород в легких словно испарился, но, если я начала эту игру, то обязана довести её до финала. Поэтому, на слегка дрожащих ногах, крадясь на носочках как вор, подхожу к окну и медленно отодвигаю штору в сторону. Я стараюсь оставаться незамеченной, словно меня совсем не интересует, что или кто скрывается за окном.
В полной темноте, пытаюсь разглядеть хоть что-то, кроме очертаний машин, стоящих у тротуара. Я живу на двенадцатом этаже, но моё зрение обострилось от внутреннего напряжения, позволяя видеть мне каждую мелочь.
И я замечаю. Силуэт мужчины. Его лицо спрятано под козырьком бейсболки, а телосложение под массивной толстовкой. Но я чувствую. Чувствую его взгляд прямо на себе, хоть его глаза и скрыты от меня.
Глава 8. Кайл
Преследование человека – это не просто физическое движение за кем-то. Это целая симфония эмоций, где страх, напряжение и неутолимая жажда находят точки соприкосновения.
Во мраке ночи, когда мир погружается в сон, а улицы становятся все более безлюдными, начинается игра, в которой только двое: жертва и охотник.
Каждый шаг охотника словно отголосок внутренней борьбы, где тишина нарушается только биением сердца. В его глазах горит пламя решимости, а в сознании – холст, на котором он рисует, следуя за своей целью по пятам. Каждый поворот, каждое её гребаное движение становятся для меня искушением, будто я балансирую на краю обрыва, где недостаточно просто визуализировать падение – нужно его осуществить.
Но мой присмотр за ней – это не только физическая близость, а настоящая психологическая игра, где её страх становится моим союзником и самым сладким десертом, а неведение – самым ненавистным врагом.
Тени, отбрасываемые фонарями, начинают жить своей собственной жизнью, а в каждом шорохе и шелесте она слышит эхо тревоги.
Она чувствует опасность, излучаемую от меня, но не пытается сбежать. Даже если попытается – это лишь усилит мой азарт.
Моя лисичка слишком умная девочка, чтобы пытаться пуститься в бега. Именно поэтому, видя мои сообщения для неё, она не стала игнорировать. По крайней мере перестала, после того, как я напомнил ей о манерах.
Я досконально изучил её. Она просыпается в районе десяти часов утра, но не завтракает сразу. От этого её тошнит. Поэтому, она беспечно лежит в кровати, пропадая в виртуальном мире телефона ближайшие полчаса после пробуждения. Только спустя час она может позволить себе выпить чашку кофе и съесть пару тостов с авокадо и красной рыбой.
Генеральная уборка по пятницам, чтобы не жить в обстановке, будто это не квартира, а свиная ферма. Из музыки предпочитает Билли Айлиш. Любимый фильм: «Дом странных детей Мисс Перегрин».
По вторникам и субботам она ходит в зал, потея с тренажерами не меньше двух часов. После этого регулярно заходит в кофейню, где берет себе черничный раф на миндальном молоке.
Спросите как я это всё узнал? Во-первых, я всегда остаюсь в тени. Маленькая Фия не догадывается, что где она – там и я, мне нужно узнать её сильные и слабые стороны, так ведь? Во-вторых, мой визит к ней в квартиру приносит свои плоды, и я могу наблюдать за каждым её телодвижением. Не зря я расставил скрытые камеры во всех комнатах. Разработка Американской военной системы, но кто я такой, если бы не смог раздобыть их? К тому же, они записывают не только картинку, но и звук.
Я смотрю на неё с улицы. Вернее, на её окно, за занавеской которого она прячется. Да, она живет на высоком этаже, но все же я заметил шевеления шторы, не скрывая своей дьявольской ухмылки, теперь украшающей моё лицо.
Экран телефона подсвечивает меня, когда я вижу статус «печатает» рядом с её именем.
Лисичка: «Кто ты?»
Господи, ты же не глупая, зачем ты задаешь мне один и тот же вопрос несколько раз?
Я: «Я уже отвечал на этот вопрос.»
Лисичка: «Если ты сейчас же не уйдешь я вызову копов.»
Глубокий смех вырывается из моей груди. Ты можешь попробовать, но успешным ли это будет?
Я: «Выходи, и мы поговорим. Или ты боишься?»
Лисичка: «Обязательно поговорим, когда ты будешь за решеткой.»
Моя лисичка сегодня не в настроении. Понимаю, но не злюсь. У всех бывают дерьмовые дни, только со мной они для неё станут еще хуже.
Я: «Ты можешь пообещать мне клетку, но уверен, наручники пойдут тебе больше чем мне, лисичка.»
Молчание. Уверен, она в ярости, но это только больше меня забавляет. Я еще не придумал что делать с этим имбецилом Лиамом Скоттом, который подвез её сегодня до дома.
И все же мой план удался, она сошла с дистанции в этом заезде и благодаря этому я пришел первым на финиш. Конечно, мне пришлось выложить некоторую сумму механику, за то, чтобы тот обрезал тормоза на «семнадцатой» Ямахе.
Она, наверняка, была ужасно напугана. Мне это подходит. Я знаю, моя маленькая начинает запутываться. Вероятно Фия считает, что это как-то связано с её покойным дружочком. Но она ошибается.
Замечаю, что она не ответила на моё крайнее сообщение и открываю приложение, к которому привязаны камеры видеонаблюдения. Она все так же стоит у окна, спрятавшись от моего прямого взгляда. Интересно, когда-нибудь она найдет камеры, расставленные практически в каждом углу во всех комнатах? Даже в ванной.
Вижу, что она осматривается по гостиной, и ухожу из её поля зрения, решив оставить её. Пока что.
***
Приехав домой, я все же поддаюсь соблазну проверить запись с камер в её ванной комнате. Сейчас – ничего. Похоже, мне придется буквально мониторить именно эти камеры, потому что мне до жути интересно.
Плескаю на два пальца свой любимый ирландский виски в стакан и практически сразу его выпиваю, чувствуя приятное, обжигающе тепло, спускающееся с горла до самого живота. Снова обращаю внимание на мониторы в своем кабинете, изучая информацию о новой жертве: «Рик Вильямс. 27 лет. Дата рождения: 29 июля. Место рождения: город Уэбстер, штат Флорида, США.» Ублюдок совсем недавно женился на некой Кристиане Палмс, которая младше его на три года. Бедная девушка не знает, что каждый четверг по вечерам он ходит в стрип-клуб вместе со своими друзьями отморозками, где трахает одну из дешевых проституток Орландо, а ей возможно говорит, что задержится на работе. Как банально.
В возрасте десяти лет переехал из Уэбстера в Орландо, поскольку его отцу предложили работу. Он пудрил мозги моей лисичке четыре года. И думая о том, что между ними было, в моей голове возникают всевозможные варианты его устранения: поджечь его миленький дом, вырезать ему язык и скормить бездомным псам или забить его голову с отвратительными светлыми волосами молотком. Мысленно себя успокаиваю, сейчас его нет рядом с ней, для его же блага. Поэтому, откладываю эти мысли в долгий ящик моего темного подсознания. С ним разберутся и без моего участия, по крайней мере непосредственного.
Понятия не имею кому он настолько сильно насолил, или перешел дорогу какому-то чертовски влиятельному человеку, но мне просто нужно выполнить свою работу. Через свои ресурсы я достаю записи с видеокамер с нескольких последних посиделок Рика. На которых он всегда с разными девушками: брюнетка с огромной задницей, рыжеволосая на метровых каблуках, и отправляю их заказчику.
Я доволен своей работой. Интернет для меня как второй дом, не считая моей девочки. К тому же, процент раскрытия киберпреступлений крайне мал и за это мне очень хорошо платят.
Эта работа дает мне преимущества и вне виртуального мира. Именно благодаря ей я достал камеры, которые расставил в доме Фии.
Кстати о камерах. Вспоминая о них, снова подглядываю за ней и замечая, как она говорит с кем-то по телефону, прибавляю громкость чтобы четче услышать о чём.
– Да, думаю я смогу, – она твердо отвечает собеседнику, но в её голосе я слышу тень сомнения.
Мои брови слегка приподнимаются вверх от удивления. Что-же ты сможешь, лисичка?
– Ага, будет здорово. Завтра утром прогуляюсь по магазинам, выберу себе что-нибудь, – говорит Фия, потирая заднюю сторону шеи. Еще один признак неуверенности.
– Ну уж нет, я не собираюсь пропускать традицию. Мы ходили с тобой туда каждый Хэллоуин!
Разражаюсь смехом. Хэллоуин, да? Я с удовольствием пойду с тобой на праздник. Канун дня всех святых идет в руку с чувствами страха и ужаса, символично не так ли?
Ухмыляясь, кусаю нижнюю губу, подбирая образ в фантазиях. Может клоун Пеннивайз из фильма «Оно»? Или Джокер из «Тёмного рыцаря»? Нет, это слишком обыденно.
Завтра я хочу заставить её кричать от страха. Истошно визжать, пока не пропадет её сладкий голос, а тело не начнет пробирать мелкая дрожь. Нужно будет прогуляться в магазин детских игрушек. Скорее всего там есть то, что мне нужно.
Беру телефон в руки, набирая номер Джея. Три до смерти долгих секунды проходит, прежде чем я слышу хриплый заспанный голос.
– Идиот звонить в такое время? – шипит он в трубку, и я не сдерживаю смех.
– Я отправил записи, – четко и по существу сообщаю я, на что получаю лишь хмыкание.
– Ага, молодец, скаут. Еще что-то? – недовольный голос Джея доносится из динамика, и если бы я не знал его настолько хорошо, мне бы показалось, что он на грани бешенства.
– Нет, это все. – заканчиваю, нажимая кнопку завершения вызова.
Встаю из-за стола, чувствуя как спина затекла от сидячего положения и теперь существенно протестует. Направляюсь в свою спальню, уже предвкушая завтрашний вечер.
Комната окутывает тьмой, которая аккомпанирует тьме внутри меня. Серые стены, неоновая лента по периметру потолка и кровать размера кинг-сайз с черным шелковым постельным бельем.
Кто-то может посчитать такую обстановку гнетущей и мрачной, но мне это по душе. Тьма прекрасна. Она обладает красотой, которая часто остается незамеченной в повседневной суете.
Темнота окутывает мир мягким покрывалом, создавая атмосферу покоя и уединения. Звуки становятся более отчетливыми, и каждый из них приобретает особое значение.
Во тьме все становится интимнее, потому что тьма – это занавес, за которым исчезает все лишнее. Свет разоблачает, он требует позы и лица, а темнота наоборот. Она позволяет тебе быть самим собой, быть голосом без имени. В ней исчезают углы и границы дозволенного. И в этот момент чувства обнажаются быстрее, чем кожа.
Я ложусь в свою постель, уже предвкушая второй раунд с моей маленькой лисичкой.
***
Весь день я слежу за ней через скрытые камеры. Исходя из увиденного установил, что она собирается в Айкон Парк рядом с Даунтауном. Айкон Парк – местный парк аттракционов, где на Хэллоуин все посетители наряжаются в самые разные костюмы, примеряют всевозможные образы, а прокат на абсолютно любом аттракционе бесплатный.
Она планирует посетить его вместе с подругой детства из другого штата, которая приезжает сюда каждый год. Это не проблема, не придется изолировать Фию от её подружки, чтобы вдоволь насладиться нашей маленькой игрой, которую я для неё приготовил. Ей должно понравиться.
Вечером я хочу довести её до безумства, ужаса, который будет сводить её с ума. Как никак это Хэллоуин. Озираясь на часы, вновь захожу в приложение для отслеживания. В её доме пусто, значит она уже уехала.
Беру все необходимое, и направляюсь к выходу из своего двухэтажного дома. Средством передвижения на сегодня я выбрал свой темно-синий Ford Mustang, а не байк, как это было обычно. Но, сегодняшняя ночь предвещает быть особенной. Я это чувствую всем своим нутром.
Фары вырезают из темноты моего гаража узкий коридор света и я выезжаю на дорогу. Дорожная разметка мелькает и теряется сзади меня. Ощущая под сиденьем тихое урчание машины, которое чуть отдается вибрацией под ладонью на руле я пребываю в блаженном напряжении. Я еду без спешки – никуда не тороплюсь, просто спокойно, размеренно еду.
В салоне авто полумрак, лишь мягкий свет от приборной панели освещает маленькое пространство, играет инструментал "Lil Wayne и Drake – She Will". А прохладный воздух из приоткрытого окна обдувает мои темные волосы и лицо.
Айкон Парк во время Хэллоуина превращается в мрачную, завораживающую сказку с элементами ужаса. Вместо обычной яркой иллюминации – тусклые фонари, светящиеся тыквы с кривыми ухмылками, гирлянды из черепов и паутины.
Деревья и здания украшены искусственными летучими мышами, черными лентами и тряпичными фигурами ведьм, привидений и зомби из пост апокалипсиса.
В воздухе пахнет карамелью, дымом и легким ароматом горелых тыкв. Зловещая музыка и жуткий смех, доносящиеся из динамиков бьет по моим ушам когда я вхожу на территорию парка. Все аттракционы работают в полную силу, в доме с приведениями, кажется, больше тумана и пронзающих слух криков.
Детям раздают конфеты, но они выглядят как будто из фильмов ужасов – в форме отрубленных окровавленных пальцев, глаз и черепков. Аниматоры в костюмах монстров и вампиров бродят между посетителями в точности как я, ища среди всех свою маленькую лисичку. Проходя у дома с привидениями я все же нахожу её.
Она стоит под тусклой подсветкой, словно её вытащили из старого сундука, забытого временем. Черт возьми, моя девочка сейчас ахренительно выглядит, будучи в образе старой сломанной куклы.
На ней короткое кружевное платье черного цвета с пышной юбкой и изорванным подолом, который выглядит так, будто кто-то хватался за него и не отпускал. Корсет туго стягивает талию, подчеркнув её хрупкий вид. Один чулок спущен, а второй украшен искусственными разрезами.
Её большие серые глаза выделяет черная подводка, на щеках нежный розовый румянец, а губы накрашены красной помадой. Светло-каштановые волосы распущены и слегка завиты на концах. И она в этом образе, будто специально раздражая еще больше, делает меня чертовски твердым.
Наблюдаю, как она со своей подругой, облаченной в образ Харли Квинн, входит в дом с приведениями. Сейчас. Натягиваю на лицо маску, предвкушая шоу, которое начинается прямо сейчас. Быстро прошмыгнув через всю очередь, вхожу следом, слыша недовольные возгласы за спиной. Но мне абсолютно плевать на них, и они теряются как только дверь закрывается.
Раунд второй, лисичка.
Глава 9. Фия / Кайл
Фия
Ужас подкрадывается не сразу. Сначала идет тень, мелькающая краем глаза, едва уловимый холод, пробегающий вдоль позвоночника, будто сама тьма дышит за твоей спиной.
Сердце замедляет ход, а затем вдруг срывается в бешеный галоп, от чего каждый его удар отзывается глухим гулом в ушах. Стены вокруг тебя, кажется, начинают дышать, сдвигаясь все ближе. Воздух становится вязким как смола, липким, и с каждым вдохом кажется, что он цепляется за горло, создавая препятствие крику, чтобы тот сорвался с губ.
Рассудок бьется, как птица в клетке, пытаясь найти выход, но суровая реальность вдруг искажается – привычное становится чужим, лица – масками, свет – ловушкой дьявола. И тогда приходит осознание: ты один, и ничто не может спасти тебя.
Ужас – это не просто страх. Это безысходность, тишина, в который слышен исключительно собственный страх, обнаженный, как нервы под кожей. Он растекается по сознанию, как ртуть – холодный, плотный, неумолимо точный.
В этом состоянии нет логики. Ужас лишает тебя способности мыслить здраво, только чувствовать. И главное чувство – обреченность. Ты не уверен, чего боишься, но знаешь: это приближается. Это здесь. Оно уже смотрит на тебя.
Как только мы с Харпер переступили порог дома с привидениями, холод пробежал по коже, заставляя её покрыться мурашками. Не от страха, а от странного, влажного воздуха.
Свет прожекторов едва пробивается сквозь паутину, нависшую в углах и кажется, что сама тьма тягучая, склизкая – будто ты застреваешь в ней при каждом шаге.
Деревянный пол скрипит под ногами, отдаваясь в груди как это чьего-то сердцебиения. Сначала я думала, что это просто эффекты, записанный звук, автоматы, но с каждой секундой внутри нарастало леденящее душу ощущение, что за моей спиной кто-то идет, за исключением моей подруги.
Мы с Харпер Бридж знакомы с детства. Раньше мы жили по соседству и часто проводили время вместе. Это было неизбежно, так как наши родители были хорошими приятелями и частенько собирались за одним столом. Так было до одиннадцати лет, ровно до того момента как её семье не пришлось переехать из-за финансовых трудностей. Харп идеальный прототип девушки с чистой душой: волосы, затонированные в цвет розового золота, едва заметные издалека веснушки на носу и щеках, а её характер искрится добротой.
Неожиданно, из-за угла, на нас бросается привидение, облаченное в нереально правдоподобный костюм. Из моего рта вырывается пронзительный крик, и мы бежим к лестнице, ведущей в подвал.
Стены здесь чертовски узкие, словно они намеренно хотят заставить меня потеряться. Проходя вдоль коридора подвала, в нескольких тусклых зеркалах, измазанных в искусственной крови, ловлю свое отражение. Только, кажется, что это совсем не я. Платье вроде бы то же, макияж и волосы те же, но лицо совершенно другое. Слишком искаженное страхом. Поэтому, из-за этого жуткого зрелища, стараюсь не вглядываться слишком долго.
Каждый звук – звон цепей, капающая вода. Вдруг раздается чей-то сдавленный смешок, пробивающий меня до дрожи. Это было не просто пугающе, это казалось личным, как будто дом знал все мои самые потайные страхи и играл на этом.
Я знаю, что это просто страшный аттракцион. Шепча себе это снова и снова, пытаясь найти выход из дома, но всё не нахожу, а актер только приближается ко мне. В темноте, замечаю блеск чего-то в его руках, и истошно кричу, когда понимаю, что это бензопила.
Срываясь с места, бегу снова по лестнице, но уже вверх, проносясь мимо декораций в виде других призраков. Твою мать, Харпер. Я совсем забыла о ней под воздействием этого будоражащего чувства. Продолжаю бежать из одного конца дома в другой, периодически оглядываясь через плечо, в надежде, что маньяк оторвался от меня.
Белая маска Джейсона Вурхиза из фильма «Пятница 13-е» неумолимо несется позади, заводя бензопилу, что только усиливает громкость моего визга. Его шаги отдают в барабанные перепонки, а моё дыхание сбивается от бега.
Влетаю в открытую дверь, запирая её за собой. Прислонившись к ней спиной я стараюсь отдышаться, после чего осматриваюсь в комнате, когда глаза уже привыкли к кромешной темноте.
Потолок теряется в тени, где едва заметно шевелилась паутина от дуновений ветра из разбитого окна и темные пятна, похожие на засохшую кровь или неудачные попытки скрыть трещины. Хрустальная люстра 90-х годов, когда-то, возможно, роскошная, теперь висит на одной цепочке, покачиваясь из стороны в сторону, а её мутные подвески звенят, как умирающие колокольчики.
В углу – кресло, покрытое рваными чехлами и пепельной пылью, будто кто-то сидел на нем годами, ожидая, пока его забудут. Разбитое старинное зеркало на стене отражает лишь тьму, окутавшую комнату. Я подхожу ближе к нему, не сопротивляясь непреодолимому желанию прикоснуться к трещине.
Моё платье слегка покрылось тонким слоем пыли от этого места, волосы потрепались. Чулки, надетые на моих ногах ещё больше порвались и теперь их украшают тонкие «стрелки» порванного капрона.
– Ты хотела убить меня, лисичка, – раздается шепот из-под серебряной маски фильма «Крик»сзади меня, от чего с моих губ снова срывается вопль.
Кайл
Я смотрел за ней, наблюдал как она бежит со всех ног от актера, одетого в ужасно дешевый костюм маньяка с муляжом бензопилы в руках. И я был уверен, она придет именно сюда в попытках убежать от него. Моя лисичка смогла убежать от него, но не сможет от меня.
Снова, как и в прошлый раз, зажимаю её рот своей ладонью, оставляя стоять лицом к зеркалу.
– Тише, маньяк может услышать и прийти сюда за тобой, – продолжаю шептать ей на ухо, замечая её округлившиеся от ужаса глаза. От этого вида не могу сдержать тихий, глубокий смешок.
– Сейчас я уберу руку, и ты, как хорошая девочка, не будешь кричать, – предлагаю, получая несколько кивков в ответ.
Осторожно снимаю ладонь с её губ, но остаюсь позади, вдыхая карамельный запах, исходящий от неё. Но в этот раз он несколько другой, и я не могу понять, что именно в нем не так. Подушечкой большого пальца размазываю красную помаду на её губах.
Тыльной стороны своих пальцев провожу от её щеки и вдоль шеи, ощущая, как она гремит под моей рукой своим пульсом. Снова чувствую запах страха, еще более ужасающего, чем в первую нашу встречу.
В отражении битого зеркала мой голодный взгляд под маской встретился с её настороженным, но не бегущим. Границы стерлись, а аттракцион теперь не кажется мне декорацией. Он стал ареной.
Я приблизился к ней настолько, что её спина, дрожащая от напряжения, упирается мне в грудь. Тишина сейчас играет по моим правилам, выдавая её сбитое дыхание из слегка приоткрытых, покрытых красной помадой губ. Моя рука, когда-то лежавшая на её рту, теперь сжимает её талию – легко, но настойчиво. Я чувствую, как напрягаются её мышцы, только вот, она не отстраняется.
– Давай-же, лисичка, убей меня, – ехидно шепчу ей, резко перекладывая руку с её талии на шею, слегка сжимая пальцы вокруг неё.
Она идеально вписывается. Будто создана специально для того, чтобы находиться в моих руках.
Я преследую её, но сейчас – это она заманила меня. И это осознание, которое смешивается с возбуждением, приводит меня почти в бешенство.
Её тело отвечает, действуя наперекор разуму: грудь вздымается и опадает гораздо чаще, а бедра подались назад, плотнее прижимаясь ко мне. Зеркало выступает третьим участником – оно отражает то, кто она на самом деле. Я вижу это, этот страх. Серые бусины излучают борьбу. Уверен, её мозг бьет тревогу, но она не может сдвинуться с места.
Мои губы почти касаются её уха, когда я снова шепчу:
– Так задай снова этот вопрос. Кто я? – наклоняясь чуть ближе, царапаю зубами мочку уха.
Она не отстраняется. Наоборот, чуть откинула голову назад, открывая шею, и в этот момент я понимаю: игра окончена. Больше нет страха, которым я отчаянно хотел питаться от неё. Осталась только голодная, терпеливая жажда, которая оставляет ослепленным.
Мои пальцы скользнули под край её платья – медленно, с одержимой сосредоточенностью, будто я расшифровал заклинание, шёпотом вызывая нечто запретное. Я больше не думаю о зеркале, о комнате в которой нахожусь – все сузилось до неё. До ощущения её бархатной кожи под моей рукой. До напряжения в её теле, которое кричало «да», даже если губы молчали.
– Ты чувствуешь это? – мой голос стал хриплым, – То, как я нужен тебе.
Она облизывает языком свои пересохшие губы, в то время, как я замечаю, как её ноги слегка подкашиваются. Фия не отвечает, но мне это и не нужно. Всё было в том, как она отдается моим движениям, как её спина выгнулась, поддалась навстречу моим пальцам.
Это было уже не возбуждением. Это жажда владеть – не телом, а самой сутью. Увидеть, как я ломаю её под себя, заставляя не думать ни о чём, кто она, где она – кроме одного: со мной.
Я сжимаю пальцами её шею чуть крепче, контролируя дыхание. Другой рукой скольжу ниже, доходя до резинки трусиков, подцепляя их одним пальцем. В отражении вижу, как её глаза распахиваются еще больше и она начинает мотать головой в отрицании, но я прерываю это, зажимая нижнюю челюсть между пальцами.
Не сдерживаю исходящий из самых глубин моей груди рычание, чувствуя влажность на своих пальцах.
– Смотри на меня, лисичка, – рычу ей, проводя средним пальцем от самого входа до её самого чувствительного места, обнажая дьявольскую улыбку, когда она не сдерживает шумный вздох.
Сейчас, когда её мотоцикл выглядит как груда металла, а на гоночной трассе я – номер один, одна часть моей цели выполнена. Вторая – сделать её своей. Сломать, настроить её на свой лад, как расстроенную гитару. В мою голову приходит осознание: я не отпущу её, ни сейчас, ни за пределами этой проклятой комнаты.
Я держу её крепко, но не грубо, скорее властно, чувствуя как она трепещет под моими пальцами, как натянутая струна. Но я не хочу торопиться с ней, потому что знаю: эта пытка сладостью – самая сильная форма власти. Самая точная.