
Полная версия
Скоростной шторм
Достав из сумочки листок, с прощанием для Фина, который я написала вчера вечером, еще раз перечитываю его, готовясь к выступлению.
Всем когда-то приходится прощаться, как бы тяжело ни было.
Глава 6. Кайл
Что такое скорбь? Возможно-ли ощущать скорбь из-за смерти человека? Вообще, понятие скорбь для всех одно, но справляются с ней по разному. Каждый человек по своему. Кто-то безудержно рыдает, кто-то скрывает все за улыбкой или находит утишение на дне бутылки какого-нибудь дешевого пойла.
Мне это чуждо. Не понимаю, как можно лить крокодиловы слезы от того, что человеку стало лучше? Возможно лучше. Никто не знает, что становится с тобой после смерти. Но то дерьмо, что человек оказывается на Божьем Суде и попадает в рай или ад, которое пытаются навязать нам с самого рождения – чушь собачья.
Как можно верить в то, чего сам не видел? Человеку нужно во что-то верить, чтобы находить в себе силы двигаться дальше. А для некоторых людей просто удобно найти крайнего в лице какой-то гребаной Божественной силы, и заниматься самобичеванием ночами с вопросом «За что?».
В своем жизненном пути нельзя изменить только две вещи: дату рождения и дату смерти. Можно изменить в роли кого ты будешь горбатиться всю жизнь, с кем будешь трахаться, а кого будешь защищать. И все эти выборы влияют на твою дальнейшую жизнь. Как и в случае с этим проклятым Фином. Идиот сам пред решил свою судьбу, захотев мою лисичку.
Я не испытываю чувство любви по отношению к ней, но каждый раз, когда я вижу чужие руки и даже глаза на ней, мне хочется их вырвать. Заставить человека пожалеть о содеянном и молить о пощаде, наслаждаясь этой музыкой, зная, что в конечном итоге он все равно не получит этого. Иначе в чем все удовольствие?
Игра разума. Конкуренция с ней вывела меня из колеи, и теперь, я не оставлю её в покое, пока она не сойдет с дистанции.
Два дня назад я слышал запах её страха, и признаться честно, теперь это мой любимый запах. Возможно, она не осознавала его, но он отчетливо ощущался. Если бы была возможность собрать его в пузырек и носить его с собой на шее, я бы так и поступил.
Еще рано. Я хочу поиграть с ней, держать её в постоянном напряжении и упиваться её волнением.
Поэтому, я выжидаю время, стоя между стволов деревьев, наблюдая за тем, как она стоит у трибуны, толкая свою миленькую речь для своего дружка. Может быть, мне удалось выдавить из себя хотя бы одну слезинку, если бы мне было не все равно. Ублюдок не знал, что он прикоснулся к тому, что принадлежит мне. Она тоже не знает об этом, пока что, но всему свое время. Я человек, обладающий большим запасом терпения. Тем более, вид её боли приносит мне чертовское удовольствие.
Сжимая руки в кулаки, наблюдаю, как она не может справиться с эмоциями, смахивая единственную слезу. Внутренне смеюсь, понимая что это её первая слеза, принадлежавшая мне. И так будет с каждой последующей, пока их не останется совсем. Даже когда они закончатся, я все равно выжму их из её красивых серых глаз.
Её уводит парнишка, с которым мы катались в крайнем заезде, и я уже думаю над тем как с ним поступить. На этот раз мне нужно быть более аккуратным и не оставлять тело просто так на улице, как это было с первым другом моей лисички. Думаю, сначала я перережу его сухожилия, чтобы он не смог убежать, а затем переломаю каждую фалангу пальцев руки, которая сейчас лежит на её плече.
Многие могут посчитать это кощунством. Прийти на похороны человека, которого убил собственными руками и сейчас спокойно держать их в карманах толстовки? Да, возможно это насмехательство, но никто не знает, что именно я это сделал. Так и работает презумпция невиновности, не пойман – не вор.
Моя лисичка – умная девочка и не села сегодня за руль. В таком состоянии управлять мотоциклом слишком опасно, а если с ней что-то случится это разрушит мои планы. Она садится в такси, и я понимаю, что пришло время играть.
Незаметно сквозь деревья направляюсь к парковке к своему Kawasaki, слыша только шелест травы под ногами. Как только машина с ней внутри отъехала от кладбища, я вставляю ключ в замок зажигания, ощущая тихий гул двигателя и приложив все усилия чтобы оставаться вне поля зрения следую за машиной.
Занятно, что после похорон она поехала не домой, а в бар. Передо мной предстает небольшое здание из слегка пошарпанного белого кирпича с неоновой вывеской «Орион». Скорее это ночной клуб, но сейчас едва после полудня, поэтому он работает как паб. Вхожу внутрь, садясь за столик в самом углу этого Богом забытое заведение. Здесь не отделанные стены, даже нет штукатурки, только голый кирпич. Несколько круглых столиков с приставленными к ним стульями и барная стойка. Сам стеллаж, на котором стоять всевозможные бутылки с алкоголем, также окантован неоном по периметру. Господи, зная суммы, хранящие на её счету, она могла выбрать место лучше, но я не жалуюсь.
Уже вижу лисичку, ожидающую своего заказа. Она покачивает ногой в такт музыке, и с первого взгляда по ней не скажешь, что она приехала с похорон. Это даже забавно, «с корабля на бал». Бармен приветливо улыбается ей и толкает бокал. Судя по цвету содержимого и соляным ободком по краю, это маргарита.
Фия буквально опрокинула бокал, заливая яд в горло, будто это вода и от этого зрелища я едва сдерживаю смех. Бойкая. Это даже дает повод для фантазий. Будет ли она сопротивляться, зная, что никогда не избавится от меня просто так?
С течением времени она уже сидит на барном стуле не так ровно, движения размашистые, плечи опущены, а голова слегка наклонена вниз. Я не буду убивать бармена за его приветливость, раз он вызвал ей такси. При обычных обстоятельствах я бы мог это сделать, но, своим жестом он способствует продвижению моего сценария на сегодняшний вечер. Было бы несправедливо, если из-за выпитого спиртного она проспала все представление.
Она даже сама мне помогает, успешно добираясь до своей квартиры самостоятельно. Стоя на улице, вижу как из в ее окне загорается свет и почти сразу же тухнет. Засекаю на часах десять минут.
Представляю все варианты развития событий. Как она себя поведет? Испугается как маленькая лиса и убежит, в точности как в складе, а может закричит? Боже, не терпится услышать этот звук. Уверен, её крик будет музыкой для моих ушей. Что если в ней откуда ни возьмись появится вагон смелости за спиной, и она попытается дать отпор? Только, это не гоночная трасса, и здесь я владею преимуществами. Но ничего, скоро и в заездах я буду иметь над ней верх.
По истечении десяти минут, ухмыляюсь и медленно шагаю в сторону парадного входа в дом, где находится её квартира. Конечно, я уже узнал этаж, где она живет и номер квартиры. Время играть, лисичка.
Удача сегодня на моей стороне, и охранник сидящий у входа уже давно видит свой десятый по счету сон. Пользуясь этим, быстро прошмыгиваю мимо него прямиком к лифту.
С звонким звуком створки лифта открываются передо мной, и мне даже не приходится ждать. Фортуна сегодня улыбается мне во все свои гребаные тридцать два зуба. Жму на кнопку с цифрой «12» и провожу последние приготовления, пока лифт поднимает меня вверх.
Ловко открываю входную дверь в её квартиру, не создавая шума. Лисенок настолько пьяна, что даже не удосужилась закрыть входную дверь. К её счастью вошел я, а не какой-то маньяк или насильник. Я прислушиваюсь к каждому звуку, но здесь стоит гробовая тишина, не считая тихого сопения.
Пока глаза привыкают к темноте, осматриваюсь в прихожей. На полке стоят несколько фотографий, где она обнимается и улыбается со взрослым мужчиной. Сравнивая лица, прихожу к выводу, что скорее всего это её отец. Папина дочка.
Справа от фотографий в рамках лежат её кожаные мотоциклетные полуперчатки с вышивкой номера «17» на тыльных сторонах. Интересно, почему они именно 17? Не важно, сейчас это не главное. Рассматриваю перчатки, решая забрать одну из них себе на память и неспеша сую её в карман штанов. Спасибо за подарок, лисичка.
Остальное в прихожей – верхняя одежда и обувь, принадлежащие ей, и защитный шлем на верху шкафа. Я мысленно борюсь с желанием поднести рукав её пальто, в котором она была сегодня, к своему носу и вдохнуть запах. Но, все же проигрываю. Едва сдерживаю стон от сладкого запаха соленой карамели и жасмина, исходящего от воротника.
Тихо ступаю по бежевому паркетному полу, внутренне улыбаясь, что он не скрипит под моим весом и продвигаюсь дальше вглубь квартиры, обходя спальню. Самое интересное я оставлю на последнюю очередь. Забавно, что она сейчас спит, думая, что опасность, которая была в складе миновала. Но она даже не догадывается, что эта опасность разгуливает в её квартире.
Кухня, совмещенная с гостиной тоже выполнена в светлых тонах. В гостиной замечаю электрический камин, представляя как буду сжигать в нем все её воспоминания о других мужчинах. Я разобью её на кусочки. И буду делать это до тех пор, пока от неё не останутся лишь крошки. А после, я подставлю их под свои собственные. Даже если они не подойдут ко мне, мне плевать, я подстрою их под себя. Как кукловод поступает с марионеткой, скульптор, который подминает глину как ему удобно.
Оставляю все, направляясь прямо в её спальню. Чертыхаюсь себе под нос за предательский скрип двери в комнате, что с другой стороны подтверждает, что она живет без мужчины в доме. Умница.
В темноте замечаю силуэт моей лисички. Она настолько накачалась, что даже не сменила одежду после того как приехала. Ничего страшного, я больше не дам ей так напиваться. Мне куда приятнее видеть её трезвой и до дрожи напуганной.
Подхожу ближе, едва присаживаясь на кровать рядом с её телом, чувствую как постель слегка прогибается под моим весом и протягиваю руку, чтобы убрать пряди волос, опавшие на её лицо. Она словно почувствовала моё намерение и перевернулась на другой бок, лежа теперь лицом ко мне. И ровно в этот момент, я нащупываю в кармане своей толстовки помощника, которого я подготовил если потребуется нейтрализация.
Убедившись, что она не проснулась, все же касаюсь её волос, осторожно убирая их с лица, кончиками пальцев касаясь бархатной кожи. Черт возьми, разве у человека может быть настолько нежная кожа? Я вижу, как трепещут её длинные ресницы и приоткрываются розовые губы, борясь с самим собой чтобы не зажать одну из них между своими зубами и причинить ей боль этим жестом. Слишком рано, мы не должны спешить. Уверен, у нас еще будет много времени.
И все же я потерпел крах. Не зажал между зубами, но провожу подушечкой своего большого пальца по её нижней губе, чувствуя теплое дыхание.
Когда время придет, я все же почувствую металлический вкус её крови. Даже когда я только думаю об этом, постепенно схожу с ума. Это не будет похоже на поцелуй, нет. Поцелуй – это проявление любви. Это не любовь, это одержимость. Я буквально одержим идеей о ней, и прекрасно осознаю этот факт и не совсем не против этого.
Замираю, когда её глаза распахиваются, представляя серые глаза с темно-синей радужкой вокруг. Она хочет закричать, но я вовремя зажимаю её рот ладонью, прислоняя палец другой руки к своему, приказывая ей молчать. Наклоняюсь к её уху, тихо шепча:
– Ты же не хочешь, чтобы нас услышали, лисичка? – глаза Фии наполнены откровенным ужасом, а я наслаждаюсь этим, ощущая её запах когда нависаю над её ушком.
Она отрицательно мотает головой. Я знаю, что она пытается всмотреться в моё лицо, но я предугадал это и вооружился балаклавой, которая только пропускает мои глаза её взгляду.
– Умница. – еле слышно говорю, доставая своего помощника из кармана, видя, как она пытается увидеть мои действия, – Отдохни, ты очень устала.
После этих слов, заменяю свою руку, зажимавшую её рот, куском ткани, пропитанным в клофелине. Старый метод, но он никогда не подводил.
Чувствую её сопротивление, она размахивает ногами, по всей видимости, пытаясь пнуть меня. К сожалению, она не учла, что является пушинкой по сравнению со мной, и её милые попытки даже не допускают и мысли в моей голове, чтобы я остановился.
Через несколько секунд, она перестает махать ногами, успокаиваясь. Жаль, что с этим спадает её страх, и она медленно погружается обратно в сон.
Раунд первый, лисичка.
Глава 7. Фия
Игра разума – изысканное искусство манипуляции мыслями и эмоциями человека Она подобна тонкому танцу между светом и тенью, между злом и добром.
В нашем мире каждое слово может быть невзрачным на первый взгляд оружием, а каждая мысль – стратегией, где разум становится полем битвы. И на этой арене сражаются не физические силы, нет, здесь не важна мощь тела. Здесь концепции выступают в роли револьвера, а идеи используются как пули.
В этой игре бойцы, словно шахматисты, продумывают каждый свой ход, стараясь предугадать реакцию противника. Каждый жест, каждая интонация могут стать фатальными, запутать оппонента или, наоборот, упростить ему эту игру.
Разум, как хрупкий стеклянный шар, который может с легкостью разбиться под давлением лжи и манипуляций, но в то же время может стать незаменимым инструментом.
Игры разума охватывают не только личные отношения между людьми, но и более широкие пространства, где идеология и убеждение сталкиваются в постоянной борьбе за внимание и возможное признание. Это словно силовое поле, в котором истина и вымысел переплетаются между собой, создавая шифры, которые можно разгадывать до бесконечности, требуя от тебя концентрации и выдержки.
Это не просто развлечение, а смысловой ход действий, исследующий границы человеческого откровения. Здесь каждый ход – возможность раскрыть или скрыть, понять или запутать, где в конечном счете, каждый находит свой путь к истине.
Яркий свет солнечных лучей слепит, пробиваясь сквозь темные занавеси в моей спальне и я подавляю свой внутренний голос, чтобы не выцарапать себе глаза. Твою мать, я вчера выпила не так много, так почему мне кажется, что моя голова вот-вот расколется на левое и правое полушарие?
Воспоминания всплывают в моей памяти словно кинолента. Я приехала в паб, выпила несколько коктейлей, бармен взял для меня такси и я благополучно доехала до дома, а потом… Потом я ничего не помню.
Ощущения такие, будто меня кто-то чертовски хорошо приложил чем-то тяжелым по голове. Оглядываясь по сторонам, замечаю, что дверь в мою спальню закрыта. Неужели я, будучи даже в пьяном состоянии, позаботилась о том, чтобы закрыть дверь? Усмехаясь, замечаю, что проспала больше десяти часов. И вспоминая о сегодняшнем памятном заезде, посвященному смерти Фина, проклинаю все и вся на свете, подпрыгиваю с кровати.
До заезда остался час. Теоретически, я должна успеть, если моя голова и механизмы внутри неё не подведут меня. А сейчас, они будто играют со мной злую шутку и я едва вспоминаю собственное имя.
Достаю из шкафа свою экипировку, надевая её на ходу в прихожую. В груди оседает странное ощущение, будто здесь что-то не так. Словно кто-то пришел и хозяйничал здесь, пока я была в отключке.
– Брось, Хамфри, у тебя просто паранойя. Ты еще не отошла от… – успокаиваю сама себя, но мою монотонную мантру прерывает осознание.
Перчатка. Мгновенно встаю на четвереньки, ползая по полу как взбешенная дикая собака в поисках второй перчатки, но нигде не нахожу её.
– Это что, прикол какой-то? – выпаливаю себе под нос, находясь на грани истеричного раздражения.
По истечении десяти минут обнюхивания каждого угла как чертова собака-поисковик, понимаю что свою вторую фирменную перчатку с вышивкой моего номера я не найду. Плевать, до сбора пятнадцать минут, а до места проведения ехать как минимум десять. Поэтому, молниеносно выбегаю из квартиры, и через минуту уже сажусь на свою красную Ямаху.
Холодный октябрьский ветер ударяет в визор моего шлема, с каждым новым потоком все сильнее. Я проношусь на высокой скорости через машины, перестраиваясь из ряда в ряд. Сзади меня, будто единогласно, сигналят машины, крича «Ты что творишь, идиотка?», но я не обращаю на это внимание.
Перед въездом на территорию, прохожу так называемый фейс-контроль. Охрана, стоящая со списком перед шлагбаумом, сверяет номер, наколенный на моем мотоцикле и удостоверения личности. И это логично. Вдруг кто-то захочет выдать себя за меня, выехать на трассу, чтобы потом доложить копам?
Пройдя проверку, заезжаю в зону ожидания, где собираются все участники заезда. Перед каждым заездом наш транспорт проходит технический осмотр, во избежание несчастных случаев, и этот раз не исключение. Простым легким пинком выставляю ножку и оставляю его на проверку специалистам.
Бегаю глазами, знакомясь с участниками сегодняшнего заезда. Среди всех байков, снова натыкаюсь на серый Kawasaki с номером «57». Честно говоря, я удивлена тем, что он здесь. Он не знал Фина, зачем ему здесь находиться, и тем более, участвовать в памятном заезде?
– Семнадцать, как ты? – я едва не подпрыгиваю на месте, погрязнувшая в свои мысли, не заметив, как ко мне подошел Лиам Скотт, рассекающий под номером «6».
Я не знакома с ним лично, но знаю о нем. Фин рассказывал, как они вместе участвовали в нескольких гонках, после чего начали общаться. Их нельзя было назвать лучшими друзьями, скорее, приятелями.
Рассматриваю его внешность с головы до ног. Черные, как смола, кудрявые волосы, смуглая кожа с оливковым отливом и светло-карие, почти янтарного цвета, глаза. Скорее всего, кто-то из его родителей – афроамериканец.
– Я в порядке, – без эмоционально отвечаю ему, и чтобы не показаться грубой, натягиваю слабо заметную улыбку, которая даже не доходит до глаз.
За спиной Лиама я встречаюсь взглядом с серо-голубыми глазами. Номер «57». Та же полоса на левой брови, и леденящий душу холод в глазах. Только серьги в ушах другие. Теперь, вместо лаконичных серебряных колец в проколы вставлены ничем не примечательные черные «гвоздики».
Он смотрит на меня. Безотрывно. Его взгляд словно распаляет меня, бросая из крайности в крайность, то в холод, а затем в жар, вынуждая мой организм и мозг воспринимать это как глобальную неисправность в центральных системах. Переминаясь с одной ноги на другую, мечусь между тем, чтобы подойти и остаться на месте.
В памяти всплывает момент, когда после заезда, я хотела подойти к нему и это не увенчалось успехом, так как он, словно плюнув мне в лицо, развернулся и ушел. К черту его, в этот раз я не буду даже пальцем шевелить, чтобы завести с ним разговор.
Я замечаю, как его взгляд впервые отрывается от меня, переходя в сторону, где сейчас проводится обслуживание наших мотоциклов. Лишь едва заметно пожимаю плечами, продолжая разговор с Лиамом. По истечении пятнадцати минут, персонал сообщил нам, что все десять байков находятся в исправности и можно начинать заезд.
А дальше все словно на автомате, завожу свою Ямаху, подъезжаю к линии старта и жду. К моему восторгу, сейчас с флагом выходит не Линдси. Два варианта: или, она поняла, что все в этой сфере знают о её «любви всей жизни» по отношению к каждому с кем она прыгает в койку, или же, она нашла себе человека, который способен обеспечивать её и все её капризы. Раз уж, в наших кругах никто не обмолвился тем, что кто-то спит с Линдси, скорее всего она решила сменить «круг общения». Поделом ей.
Ныне стройная, длинноногая, темноволосая девушка, поднимает флаг, побуждая красный свет загореться на светофоре. И тут я снова чувствую ахренительное ощущение адреналина.
Кровь нагревается, сердечный ритм учащается вдвое, а в голове лишь одна цель – победить в этом заезде ради Фина. Думая о выигрыше, я чуть было не пропускаю первые миллисекунды зеленого света и выкручиваю газ до конца, чувствуя рычание двигателя под собой.
Сигнал о старте прозвучал и я вырываюсь вперед, слыша лишь стук собственного сердца в ушах. Разрывая ветер, я чувствую, как моя Ямаха откликается на каждое движение и малейший наклон тела в сторону. С ощущением азарта и беспечной свободы, обгоняю соперников, значительно отрываясь вперед.
Каждый пройденный километр приносил мне все больше уверенности. Я забыла абсолютно обо всем на свете. О долгих допросах в полиции, о странном и пугающем незнакомце на складе, и даже о потерянной перчатке с вышивкой.
На еще одном повороте, я слегка сбавляю газ, выкручивая тормоз. Но стрелка спидометра не падает даже на миллиметр. Хмурюсь, списывая это на то, что мне просто показалось. Понижая газ еще больше, понимаю: мне нихрена не кажется.
– Что за хрень? – шиплю себе под нос, пытаясь полностью остановиться, но все безуспешно.
Паника охватывает всё мое существо, заменяя восторг. Организм переключается в режим «выживание» и на скорости восемьдесят километров в час я спрыгиваю с байка, осознавая, что другого выхода нет. Этот жест означает полный сход с дистанции и автоматический проигрыш, но в нынешнем состоянии, моя жизнь кажется для меня намного ценнее.
Все остальные восемь участников останавливаются, выражая свое беспокойство о моем самочувствии. Кроме одного. Пятьдесят седьмой. Подъезжает технический персонал и медики. Одни проводят осмотр моего тела на внешние повреждения, пока вторые профессионалы перепроверяют состояние моей, уже помятой, красной Ямахи. Черт, кажется, ей место уже только на металлоломе.
По моему лбу стекает тонкая красная струйка, смешиваясь с холодной испариной, покрывшей линию роста моих волос. Медсестра протирает рану спиртовой салфеткой, а я шиплю в ответ, реагируя на жгучую боль.
Седовласый, преклонных лет механик выкрикивает, выражая обеспокоенность не только своим тоном, но и всем своим видом:
– Тросы переднего и заднего тормозов перерезаны, – объявляет он, после чего раздаются волнительные вздохи других участников.
Что? Перерезаны? Должно быть это шутка. Чей-то глупый и абсолютно не смешной розыгрыш.
– Вы уверены? – мой голос пробивает дрожь от осознания того, что кто-то был нацелен на меня и на мою смерть.
– Абсолютно, – заключает механик, вставая с колен, отряхивая свой комбинезон от пыли гоночной трассы, и от его ответа я глубоко вздыхаю, чувствуя, как начинает кружиться голова, а глаза вспыхивают от обжигающих слез.
Врачи, вьющиеся вокруг меня как виноградные лозы, буквально настаивают на том, чтобы меня госпитализировали. Я отмахиваюсь от их мозолящего уши предложения, позволяя Лиаму подбросить меня до дома.
Находясь уже внутри белого BMW пятой серии, наклоняю голову к окну, наблюдая как высотки сменяются одна за другой, слегка размываясь каплями дождя. В голове не может уложиться мысль о том, что кто-то хотел причинить мне вред. Как и когда это сделали? Кто и для чего? Море вопросов.
– Ты уверена, что в порядке? – заботливо спрашивает Скотт, на что я качаю головой.
– В полном. Спасибо что подвез, – с тенью улыбки отвечаю ему, выходя из машины.
– Звони, если что-то будет нужно, или захочешь поболтать, – мы обменялись номерами телефонов. Вряд-ли я буду звонить ему с какими-то просьбами, но думаю, друг мне не помешает, поэтому и киваю и вхожу в холл многоквартирного дома.
Поднявшись в свою квартиру, сбрасываю с себя экипировку. Сомневаюсь, что в ближайшее время она мне пригодится. Мой мотоцикл похож на спрессованный кусок железа, а я до сих пор не могу понять зачем меня пытались убить.
Вхожу в гостиную, переодевшись в свои любимые пижамные штаны из светло-голубого шелка и обрезанную укороченную футболку. Легкое потрескивание камина заполняет комнату, создавая расслабленную атмосферу. И вновь я сажусь в кожаное кресло и листаю ленту социальных сетей.
Перед моими глазами появляются свадебные фотографии. Рик Вильямс женился. На нем надет костюм, который больше походит на слишком маленький презерватив, и кажется что он вот-вот порвется на лоскутки с треском. Его невеста, Боже упаси, выкатила свою искусственную грудь с помощью до чертиков вульгарного декольте, и я не сдерживаясь морщусь от этого зрелища.
Через пятнадцати минут деградирования от скроллинга социальной паутины, мне приходит уведомление. Если быть точнее, то сообщение от незнакомого номера.
Неизвестный: «Ты чертовски красивая, когда думаешь, что тебя никто не видит.»
Что за… Фыркаю, сбрасывая это сообщение в папку «Спам». На сегодня с меня достаточно приколов. Человек, находящийся с другой стороны экрана, будто почувствовал, что я игнорирую его существование и сообщение, которое он мне пишет. Приходит ещё одно.
Неизвестный: «Игнорировать довольно невежливо, лисичка. Где твои манеры?»
Хмурюсь. Где-то я уже слышала это прозвище, но не могу вспомнить где, даже если напрягу все нейроны в своей голове. Замешательство уступает место злости и я отбиваю каждую клавишу на сенсоре телефона, печатая ему ответ.
Я: «Кто ты, черт побери, такой?»
Ответ поступает незамедлительно.
Неизвестный: «Не помнишь меня? Жаль. Я думал, что займу место в твоей прекрасной голове.»