Пляски

Сенька встрепенулся.

– А если так, то это не он. Это они.

– Это отчего же?

– Ну как же, как же? Сам пошевели мозгами. Один шкаф не может поднять, его сам Евсейкин делал, а он ведь такие бандуры лепит!

– Ну и?

– Не ну и, а ну да! Их, как минимум, было двое, один поднимал шкаф, другой вытаскивал тело. Значит и крестокрадов наших тоже двое. Как минимум.

– Может!

– Банда целая!

– Тьфу, ты.

– Но ведь так и получается.

– Ты лучше на дорогу смотри.

Сенька отмахнулся и пошел за Маркелом, все время натыкаясь на его ноги. Маркел не мог терпеть этого и каждый раз материл Сеньку и прибавлял шаг.

Срез оказался удачным, уже через десять минут оба были у ворот кладбища. Жутко боявшийся крестов, могил и всего, что с ними было связано, Сенька поник головой и решил для себя ни на шаг не отставать от более уверенного в себе Маркела. Ему казалось, что здесь даже воздух был другим, а те, кто лежал под его ногами, материли его и скалили зубы.

Через могилы, шагая из стороны в сторону и пытаясь обойти бесконечные оградки, они спустились по одному холмику и поднялись на другой, откуда увидели нужное им место. То, куда они пару дней назад принесли крест бабы Капы. Крест стоял на своем месте. Сенька сбросил с плеча мешок и устало вздохнул. Маркел вытащил архив, снова пролистал его. Он шлепком по плечу обратил на себя внимание Сеньки.

– Даже если одного трупа у нас не хватает, это будут тройные похороны, вот посмотри сюда, – он указал на близстоящие кресты, – видимо, кладбище имеет свою схему: правая часть – это еще довоенные захоронения. Вон там к окраине потом все копалось, а когда подошли к лесу, то перестроились на эту полосу. Смотри, как все ровно идет, с края все пусто, значит, и новые могилы будут копать здесь.

– Наверняка.

– Так и есть.

Маркел закурил. Через секунду почувствовал за спиной чьи-то мелкие шаги. И тут же получил по голове. Опомнившись, он поднялся на ноги и бросился к Сеньке, которого также сильно лупили по спине. Схватив неизвестного драчуна за плечи, Маркел стянул его с Сеньки, но тот кувырнулся перед Маркелом и с разворота влепил ему в челюсть. Маркел точно не ожидал такого подвоха, отскочил назад, тут же кинулся обратно и сумел повалить обидчика на спину. Тот изо всех сил отбивался ногами и выскальзывал. Как успел заметить Маркел между ударами по животу, нападавший был крупным и невероятно выносливым. С трудом его заломили.

– Вот гад, вот засранец! – Сенька поднял мешок.

Маркел вытащил зажигалку и зажег ее над незнакомцем.

– Тот же самый!

– Да, а вы те же!

– Вот зараза!

На земле действительно лежал Комаршевский, он испуганно поглядывал на обоих.

– Что ж ты, гад, снова на нас набросился?

– А кто его знал, что это вы, в такую темень ничо не разглядишь!

– Мог бы спросить, прежде чем бить. Опять по почкам, а! – Сенька со злости выкинул мешок на землю.

– Откуда я мог знать, что это вы?

– Да, – Маркел поднял мужика и стал отряхиваться. Тут он сообразил, что архив лежит не в куртке. Опустившись на колени, он стал шарить по земле.

Сенька тоже отряхнулся.

– Дядя Витя не приходил?

– Нашел, – Маркел довольный подошел к остальным и потряс архив, – чуть документы из-за тебя не потерял.

– Да кто думал, что именно вы тут? Гостей и так хватает.

– Да ты что! – ребята оживились, – о чем ты?

– Дай, тут и рассказывать неохота, за двинутого меня примете.

– Не боись, – ребята подергали мужика, – давай, чего у тебя там?

Комаршевский немного помедлил, затем, оглядываясь по сторонам, стал вполголоса мямлить:

– Я двоюродный брат Виктора, на прошлой неделе он позвонил и попросил заменить его. У нас в центре работы тоже нет.

– Так я точно знал, что не местный.

– Так вот, я уже пятый день работаю вместо него.

Комаршевский вытер нос, все еще отходя от драки, оглядывался по сторонам.

– Чудные вещи здесь творятся, товарищи следователи, чудные! В первую ночь все было тихо, я обошел, как мне было велено, территорию и пошел на базу.

– Что за база?

– Домик. Как и Виктору, мне приходится жить здесь. Он находится за тем холмом. Так вот, ночью все было нормально. А утром я заметил, что прицеп для мусора перевернут. Охранником я и раньше много где работал и знаю, что ребятня, узнав о новом охраннике, проверяет его. Ну, думаю, подшутили. Дня через два, проводя ночной обход, я увидел, как кто-то перебегает от оградки к оградке. Вот прямо в той стороне. Я схватил фонарик и подбежал, но так никого не увидел.

– Может, и правду ребятня пугает?

– Может. Но тогда крест пропал, вы на следующее утро его принесли. А буквально вчера я снова заметил, что по кладбищу кто-то бегает. Тут не на шутку перепугался и вытащил ружье, а он так, знаете, прыг-прыг и куда-то в темноту. Черт его знает, кто это был. Днем смотрел, ничего нигде не сломано, не уронено, вот чудеса!

Комаршевский растерянно посмотрел на ребят и замолчал.

– Это не чудеса, дядя, это крестокрад, тот самый, Сенька, тот самый! – Маркел подергал Прохорова, который от страха весь скукожился и то и дело вертел головой.

– Что за крестокрад?

Комаршевский совсем сник и стал внимательно слушать Маркела.

– Ну, кресты ворует, крестокрад значит, мы же рассказывали.

Маркел недовольно поморщился и потрепал архив. Комаршевский был очень взволнован происходящим. Он от волнения сбил дыхание и уставился на перепуганных ребят.

– Я думал, просто хулиганы какие.

– Вас как зовут, дядя?

– Сидор Елисеевич, я же говорил.

– Ух ты, прям, как главу!

– Вот что, Сидор Елисеевич, – Маркел помялся, переглянулся с Сенькой и, как будто их сейчас мог кто-то услышать, понизил голос, – мы вам расскажем, как заинтересованному в этом деле человеку, но говорю еще раз, информация секретная и не дай бог о ней кто-нибудь из жителей узнает.

– Что происходит? – Комаршевский стал всего пугаться.

– Сначала дайте слово, что ни одна душа не узнает от вас этого.

– О, господи, боже мой!

– А вот это в самый раз, – Сенька хлопнул сторожа.

– Так вот что, Сидор Елисеевич. Мы с моим напарником расследуем одно дело.

– О крестах.

– Подожди ты, – Маркел заткнул Сеньку и вполголоса продолжил, – все началось прошлой весной. Мы нашли на улице крест, он был воткнут посередине дороги. Хорошо, об этом никто не узнал. Мы поначалу думали, что это ребятня, но нет! Через месяц еще один крест.

– Ух, тогда как напугались!

– И так пошло-поехало, через полтора месяца на дороге стоял еще крест. Еще полтора месяца – и снова крест. Чертовщина. И ты представляешь, дядя, с тех пор каждый месяц.

– Что за сказки! А этот крест позавчерашний?

– Тоже, это крест бабы Капы, последний на сегодняшний день.

– О, господи, кто-нибудь кроме вас знает об этом?

– Ну, – Маркел был доволен тому, что сторожа удалось удивить, – дядя Витя об этом хорошо все знал.

– А сколько было всего крестов-то?

– Одиннадцать, на пока.

– Что значит «на пока»?

– Еще три осталось, после этого он закончит, и ты останешься с носом.

– Да подождите вы, – у Комаршевского начинала болеть голова, – я запутался и ничего не понял. Почему три, зачем он вообще все это делает?

Маркел снова закурил и стал рассказывать все в подробностях.

– Ладно, но ты дал слово обо всем молчать.

– Да.

– Значит, вот как все обстоит. Мы думали, что он пытается нам что-то сказать. Мы знали точно, что все покойники были жителями этой деревни. Да не просто жителями, а уроженцами. Но никак ничего у нас не сходилось. Пока не нашли в кабинете главы вот это.

Маркел пристально посмотрел на Комаршевского и показал архив.

– Речь идет о четырнадцати жителях. К нашим обокраденным присоединились еще трое. Связь между ними есть. Мой напарник разузнал, что все эти люди состояли в местном оркестре. Вот сюда поглядите, – Маркел повернулся боком и протянул Комаршевскому архив, – совет деревни, избранный двенадцатого ноября девяносто какого-то там года, и кто туда входит?

Маркел захлопнул архив и посмотрел на сторожа.

– Правильно. Фокс, Тимбердиев, Жерехова и все остальные. Ни одного лишнего ни там, ни там, все четырнадцать человек.

Комаршевский испуганно огляделся по сторонам и притянулся к Сеньке.

– Так ведь это точно не ребятня, кто-то непонятно чего хочет от этих покойников и, значит, кресты ворует целенаправленно.

– Ага, а еще какие мысли?

– Так ведь, он придет и за этими тремя крестами!

– Вот, – Маркел полушутя похвалил Комаршевского.

Сенька прижал мешок сильнее и притих, считая, что им пора уже куда-нибудь идти.

– Во-первых, Сидор Елисеевич, не забывайте, вы пообещали все держать в секрете, во-вторых, предлагаю вместе работать по этому делу.

– Чтобы я тоже расследовал?

– Да, вы будете нашей правой рукой, нашими ушами и глазами здесь. И с вашей помощью мы уж точно поймаем этого крестокрада.

Комаршевский помялся, но увидев, как внимательно на него смотрят парни, перестал сомневаться и протянул руку:

– Согласен.

Маркел и Сенька поочередно пожали руку сторожу и уже ничего не скрывали.

– Здорово, теперь у нас своя банда!

Комаршевский повел их через оградки, намереваясь немного срезать путь, хотя Маркел видел, что совсем недалеко от главной дороги в ту сторону проходит тропа.

– Это тропа для похорон, – как бы уловил Комаршевский мысли Маркела и показал в ее сторону, – без причины стараюсь не ходить по ней.

– Понятно.

Маркел подтянул Сеньку. Они проходили одну оградку за другой, затем поворачивали в сторону и обходили другую, все это казалось Сеньке нехорошим, и он мысленно ругал Комаршевского за то, что не свернули на тропу.

– Вот эти могилы.

Маркел повернулся и включил фонарик. Перед ними были раскопаны три ямы, глубиной не меньше полутора метров.

– И знаете, что я узнал, – продолжил Сидор Елисеевич, – может это будет важно. Места для похорон указывает секретарь из администрации. С папочкой ходит.

– Муха?

– Да кто его знает, как его, – поперхнулся сторож.

– Может и интересно, – прищурился Маркел, – с этого дня работаем вместе.

– Работаем.

– И не сомневайтесь, Сидор Елисеевич, послезавтра мы его поймаем!

– Обязательно послезавтра?

– После похорон на первую же ночь.

– Точно, – Сенька заплясал и запрыгал, – не сомневайтесь, Сидор Елисеевич, послезавтра мы его поймаем!

Комаршевский и не сомневался, а лишь молился, чтобы это «послезавтра» быстрее наступило.

8

Спустя ночь было решено словить крестокрада. Между тем, по деревне, с помощью Софьи Наумовны, поползли слухи. Нынче вечером в каждой избе, за каждой калиткой из уст в уста передавались страшные новости, и с каждым разом они менялись и обрастали новыми подробностями. Озорные мальчишки под бдительным присмотром родителей из окна, перебегали к соседям и делились новостью со всеми, кто находился в доме. Когда они прибегали обратно, матери выходили им навстречу и запускали в дом. Кто-то из отцов стал вытаскивать из сундуков ружья и запихивать в карманы по дюжине запылившихся патронов. То там, то еще где-то раздавалось перекликание старух из распахнутых окон; те, у кого не было ружья, прибегали из сарая с вилами и ставили их стоймя на веранде, после чего закрывали дверь на крючок и задергивали занавески. Взбудораженные необычайной активностью хозяев собаки затягивали на всю глотку вой, который переходил от двора ко двору, от улицы к улице и поднимался над всей деревней.

Тем временем, сделав свое дело, Софья Наумовна тихо лежала на своей кровати и будто бы не обращала внимания на взбесившегося от ее выходки сына. Уж чего, а такого от своей матери Маркел не ожидал. Вся операция, казалось бы, идеально спланированная пошла ко дну. И какого надо было сплетни распускать?

На дворе уже была темень, когда Маркел услышал за окном организованный шум. Мужчины в один голос орали о каком-то возмездии. Маркел выбежал на улицу. Мимо его ворот проходила толпа с вилами, палками, с фонарями в дрожащих руках. Некоторые из палки и консервной банки смастерили факелы и шли по краям. В спешке кто-то упал, поднялся шум, из-за которого началась суматоха. Женщины начали толкать впереди идущих мужчин, те, в свою очередь, громче орать о возмездии. Удивительным было то, что в толпе каким-то образом оказались дети, которые, как и при пожаре в конюшне чувствовали во всем происходящем праздник.

Процессия двинулась на Корявую улицу, затем свернула направо. Впереди всех шел Жоржо, он подгонял отстающих и искал тот самый дом. Это был дом под номером двадцать три. Жоржо остановил всех и стал подбодрять остальных:

– Сколько мы это будем терпеть?!

– Хватит!

– Вот так и надо. Давай, открывай ворота, – Жоржо выкрикнул в сторону дома и посторонился для того, чтобы мужики разломили калитку. Калитка заскрипела и хрустнула в середине. Обезумевшие люди кинулись к дому. Тут Жоржо сдулся и вперед вышли те, кто был посмелее: Матрена и Дарья Ионовна. Толпа бушевала. Одна из женщин стала долбиться в дверь, называя Веронику не иначе, как распутницей и ведьмой. Дверь гнулась под напором, но не сдавалась. Мужчины, те, кто был сзади, обежали бочки с водой и напрямую двинулись к палисаднику.

– Гляди-ка сюда. Чего мы только не видели, чего и старухи-то не рассказывают? Но вот вам правда, палисадник этот костистый!

Кто-то из мужиков вышел вперед, это был Бупя. Остальные трактористы, с Яковом, Прокопием, Семеном и еще парой мужиков взяли в руки что попало: кто грабли, кто лопату, кто ковш и стали перекапывать палисадник.

– Эй, ну-ка давай пошустрей!

Честно говоря, каждый из них до чертиков боялся вгонять в землю свой инструмент и будь он один, то ни за что бы даже и не вступил на эту землю, но видя, что рядом с ним есть остальные, каждый из них воодушевлялся и убеждал себя, что бояться нечего.

На другой стороне дома бабы и мужики, те, кто не пошел в палисадник, стали выламывать дверь. Дарья Ионовна с помощью остальных соорудила из тележки таран, под ее крики вся масса впередистоящих со всей дури долбанула тележкой в дверь. Дверь застонала, где-то сбоку хрустнула, но устояла. Тогда тележка снова полетела на дверь и разлетелась в щепки. Дверь упала на бок, наступило молчание. Кое-кто не мог отдышаться и с трудом переводил дух. Дарья Ионовна продвинулась поближе.

– Есть кто дома?

– Ох, да, елки, сюды! – Бупя стал всех звать, – сюды, Дарья, сюды!

Все, кроме двух стариков, кинулись к палисаднику. Бупя всех остановил и дал указания стать полукругом, чтобы всем было видно. Яков и Семен отошли в сторону, опустили самодельный факел к земле.

– Гляньте, это что же, а? Посмотрите!

Все остолбенели. В палисаднике наполовину из земли был выкопан теленок.

– Вот и первая находка. Пронька, Яков, давай копай дальше, а вы посторонитесь, ну давай, расступись! И факелов сюда побольше, факелов. Нынче все узнают, что у этой ведьмы в палисаднике зарыто! А ну давай шустрее!

Мужики осунулись, но продолжили копать.

– Факелов сюда давай. Муська, что рот разинула?

Тут, видимо, страх у многих дорос до таких размеров, что перестал холодить. Муська вместо того, чтобы принести факелы, подбежала к теленку и, схватив его за ногу, стала вытягивать из земли.

– Что ж ты творишь?! – Дарья Ионовна вскрикнула.

К Муське подбежали еще двое и стали помогать раскапывать и вытягивать теленка.

– Факелы сюды, тащите факелы!

Никто и не думал бежать за факелами, все в ожидании ужасного уставились на землю и присматривались после каждого движения мужиков.

– Вытягивай!

– А ну не мешай, копай, копай!

– Да расступитесь вы, – кричали мужики.

Снова окликнули Дарью Ионовну. Вся толпа, теперь уже и с Прокопием, и с остальными мужиками, побежала к входу в дом. Навстречу им из дома выбежали двое, насмерть перепуганные, и стали тараторить:

– Вероника-то того!

– Как того?!

– Да того! Сами сейчас видели, правда, правда!

– Врете!

И правда. Вероника лежала на своей кровати мирно, словно спала. Рядом лежала недовязанная шапка, дома было так же аккуратно и прибрано и у некоторых было предположение, что Вероника действительно спит. Но она и вправду была мертва.

9

Вы бы знали, дорогие читатели, как и я сам пугался от рассказа старухи. Как она рассказывала! Сидишь и ежишься, и чем дальше, тем интереснее и страшнее. Ну, продолжим. Обратим внимание на то, что творилось после этих событий на местном кладбище час спустя. Тем более, что нигде больше в деревне не было столько суматохи и беспорядка.

Бил одиннадцатый час. Уже с двадцать минут Маркел и Сенька с ужасом наблюдали, как к кладбищу подходили жители. И кого здесь только не было: и начальство, и люди с полей, даже кочегар со своей смены сбежал, чтобы поглазеть на все это мероприятие. Уж никак не меньше ста человек. Тот, кто сам не смог прийти, отправил мальцов, которые по очереди через каждые десять минут бегали парами в деревню и разносили последние новости. Все всполошились, словно не было для этих людей ничего важнее. Каждый чувствовал опасность. Ту самую, которая, непонятным образом все же веселила, как тогда детей около конюшни, когда они захлебывались от смеха назло испуганным взрослым. Люди постарше запирали наглухо двери в своих домах и тушили свет. Занавешивали окна плотным покрывалом, так как знали, что даже печные огоньки способны накликать нечисть. Но некоторые все же открывали по окрикам свои двери, чтобы услышать последние новости.

Что касается ребят, то ни Маркел, ни Сенька не знали, что им делать дальше. Это был полный разгром, крах всей операции. Абсолютное поражение. Маркел сердился на Сеньку, Сенька сердился в ответ. Оба проклинали Софью Наумовну.

Маркел вытащил архив. В сложившейся ситуации оставалась возможным только последняя версия.

– Нужно действовать прямо сейчас. Сенька, вытащи фонарь.

Оба отошли в сторону.

– Нынче во что бы то ни стало нам нужно поймать.

– Это точно, но вряд ли теперь это возможно. Их здесь человек сто, тупицы! Что ж им дома не сидится, притащились сюда как свиньи на комбикорм. Ты гляди, вон кто-то даже ребенка привел. Они же нам все испортили!

– Сенька, крестокрад кто-то из местных.

– Почему?

– Нутром чую, что из местных. Во-первых, весь оркестр нужно знать, знать и тех людей, кто играл. А если даже и мы не знаем, то и приезжий или молодой об этом тоже не в курсе. Кто-то, кто долго здесь живет. Вон, хотя бы этот.

– Бупя? Не, этот не может. Ты присмотрись получше, он же дрожит.

– А может, боится, что раскусят, вот и дрожит?

– Навряд ли.

– А ты присмотрись! Или вон тот.

Маркел не доверял никому. Если даже родная мать ставила ему палки в колеса, то что же оставалось ждать от всех остальных? И версия о том, что крестокрадом был кто-то из местных, была не такой уж глупой. Именно в этот момент ему стало казаться, что все близится к своему концу. Эта ночь при всей мерзости обстановки должна стать решающей. Именно сегодня, а не когда-нибудь, именно в эту ночь. Или все полностью пропадет.

Люди от незнания становились агрессивными. Дело касалось сторожа Сидора Елисеевича. Кто-то из мужиков, потеряв терпение, стал истошно звать первых попавшихся. И отчего-то стал странно посматривать на сарайчик сторожа. Постепенно окружающие стали интересоваться криками и подходить к сарайчику поближе. Нечленораздельные звуки стали превращаться в слова, слова в еще не совсем понятный воинственный клич. В общем, как сумел понять Маркел, мужикам что-то не понравилось в сарайчике сторожа. Они организовались в толпу, которая стала бубнить и все агрессивней и громче браниться.

– Сторожа! – кричали люди, когда сторож прибежал к ним, стали от него требовать открыть сарай.

– А то, – выкрикнул один из мужиков, – разломаем твой сарай в щепки!

Испуганный Сидор Елисеевич стал успокаивать мужиков, но мужики перед этим выпили чайник спирта, агрессии полно было. И всякое могло случиться, если бы в эту минуту толпу из самой середины не стал трясти кто-то своей здоровой рукой. Мужики падали то влево, то вправо, а когда поднимались, с негодованием кидались на обидчика, но, увидев, кто их так грубо брал за шкирку, останавливались и даже с какой-то благодарностью машинально вытягивали шеи. Мужичок тот расчистил себе дорогу к сторожу, с гордостью и умилением повернулся к толпе, и на этом доброжелательность его закончилась. Перед толпой стоял как обычно злой, надетый в несуразно облегающий свитер Сидор Евстафьевич Коляда. За его спиной тут же показались тоже вышедшие из толпы, но не с таким размахом, секретарь Муха и председатель совхоза Налейкин. Толпа повозмущалась еще немного и вскоре стихла. Стихли и остальные. Те, кто держал в руках факелы, перестали высматривать могилы и подошли к сарайчику. Один из малых юнцов рванул с последними новостями в деревню. И все стали слушать. Стало так тихо, прямо удивительно спокойно.

– Тут я это, – проговорил Коляда, – и не понимаю, что творится.

– Да и мы, глава, не понимаем, – мужики ободрились.

– Ну-ка, ну-ка, чего раскричались? Так и убивать начнете.

– Так мы, глава, по боязни. От страху-то орем.

– От какого?

– Да как от какого, нечисть у нас завелась.

Многие перекрестились и прижались друг к другу поближе. Уж о чем бы ни шла речь, а в плане нечисти у деревенских все в душе перепрыгивало. Все сжимались пружинкой и, не дай бог, подойти к кому-нибудь сзади и прокашлять. Тут и сам глава после таких слов неприятно поморщился и с плохо наигранным непониманием переглянулся с Налейкиным. Муха начал заниматься тем, в чем и заключалась его работа – он достал свою конторскую книгу и стал записывать.

– Какая нечисть?

– Настоящая!

– Э нет. Давай-ка, сделаем так. Вы мне тут хором не орите, выберите одного, он пусть за вас и отвечает.

Тут всех близстоящих мужиков стали перечислять, к имени добавляя то дурака, то рыбу. Выдвинули кандидатуру Жоржа. Он нынче был в ударе, да и к Веронике он всех потащил. Семена с Яковом, как храбрецов, не побоявшихся вскопать палисадник, тоже отметили, но так, между делом. Жоржо был не против такой чести и вышел вперед.

– Неладное у нас стало твориться в деревне, Сидор Евстафьевич. Люди мрут как мухи. Да и ты разве сам не знаешь, что было? Аж трое за одну ночь, а одной так и вовсе нет, пропало тело. Так не пойдет.

– Ну, так кто же еще умер?

– Нынче к вечеру нашли Веронику в своем доме.

– Веронику? Об этом мне никто не говорил.

– Мы тебе говорим, глава, нечисть завелась у нас. Уж не может же такого быть, что вот так. Но и это еще что!

– Треть-теребеть, что еще?!

Жоржо замялся, оглядел мужиков и подошел к главе поближе.

– Ничего святого, кресты пропадают, Сидор Евстафьевич! Слух пошел по деревне, будто уже с год кто-то крадет кресты и уносит их в деревню. Последний был неделю назад, аж! Хотя всякое может быть, а если верить всякому и каждому – ума не наберешься. Но вот тебе крест, тьфу ты, вот тебе правда, что так оно и есть, вон и сторож подтвердит.

Глава посинел.

– Погоди, Жоржо, никак не пойму, о чем говоришь. Какие кресты?

– Да вот эти самые и пропадают. Вон, у сторожа лучше спросить.

– Пожалуй, давай его сюда!

Комаршевского взяли под руку и подвели прямо к главе. После того, как Сидор Елисеевич встал перед людьми, большинство притихло. И даже сам Коляда недоуменно ждал, когда сторож соберется и заговорит. Только Жоржо никак не унимался и, увидев, что все притихли, скинул с себя пиджак и взревел:

– Так что же, сторож, говори!

Сидор Елисеевич загрустил и жалобно оглядел толпу. Нутром чуял, что попадет ему за это, и никто не будет разбираться, виноват в этом простой кладбищенский сторож или нет. Прямиком на расправу его поведут, это уж точно. Еще масло в огонь подливала неприятная ухмылка Жоржо, который будучи простым мужиком, чувствовал за собой силу и настоящую бунтовскую народную власть.

– Ну, так что, сторож?

– Отвечай! Правда пропадают кресты или все брехня это? – Коляда все сильнее злился и вытягивал губы вперед, – так лгут люди?!

– Не лгут, правда это, – Сидор Елисеевич задрожал.

– Ты расскажи, в чем дело!

– Ладно. Хотите – верьте, хотите – нет, а работа здесь не из легких. Вы здесь орете во все горло, а никто же из вас, мужики, здесь не захотел работать. Сколько кладбище без сторожа пустовало? Забыли, как все отказывались, нет? Так вот, не надо на меня так смотреть. Я недавно здесь, но скажу прямо, не по нраву мне. Будто все кажется, что не один я по ночам, вроде как приходит кто-то, но никак доказать это не могу. Бывает, сижу у себя в сарае и вдруг, словно плетью кто, гулко так: фить-фить. Выглядываю – никого. Думаю, спрятался, иду искать, по целому часу обхожу все кусты и все без толку. А как захожу обратно в сарай, за окном снова: фить-фить. И так до рассвета. Как солнце поднимется, иду осматривать кладбище, ничего не нахожу. Думаете, с ума схожу, на такой работе двинуться можно? Поначалу тоже так думал. Так пришли через какое-то время парни и порассказали мне, что так, мол, и так, кресты у меня воруют. Да по ночам прямо на середину улицы ставят и уходят, а потом эти двое их сюда приносят и ставят обратно.