Игра

Заметив в кабинете Айлин, Антоний на секунду замер, но, быстро подавив растерянность, постарался сохранить вид самоуверенного ухажёра. Его голос был вежлив, но заметно дрожал:

– Привет… Я так и не поблагодарил тебя за моё спасение от тюрьмы.

Айлин, не поднимаясь из кресла, спокойно взглянула на него поверх очков. Он продолжил:

– Я пытался дозвониться, но ты, похоже, игнорируешь мои звонки.

– Спасибо, конечно, за… – она кивнула на букет, – …цветы. Но я не работаю за «спасибо». Чек от твоего отца был куда актуальнее.

Её тон был сухим, ироничным. Антоний внутренне вздрогнул, но ещё не терял надежды.

– Я хочу пригласить тебя на ужин, – произнёс он, теперь уже глядя только на Элли.

Ответ последовал сразу и без тени колебания:

– Извини, но я не могу. Ты был моим клиентом. Между нами не может быть никаких отношений. Тебе не стоило приходить.

Слова Элли были прямыми и холодными. Антоний словно наткнулся на стену, и маска обаяния слетела с его лица за долю секунды. Его руки дрогнули, и он с раздражением швырнул букет в сторону Элли, попав ей в плечо. Бумага хрустнула, лепестки рассыпались по полу.

– Ты ещё приползёшь ко мне, – зашипел он с ненавистью. – Будешь умолять пустить тебя в мою жизнь. Запомни: твоя карьера закончилась.

– Ты угрожаешь адвокату? – спокойно, но твёрдо сказала Айлин, вставая и становясь между ним и Элли. – Любое твоё действие против неё – и ты сам окажешься под следствием. Поверь, мы знаем, как работает система. Ты будешь годами таскаться по судам, прежде чем поймёшь, с кем связался.

– Мы ещё посмотрим… кто… и где… будет проводить своё время, – зло процедил Антоний, теперь уже с безуминкой в глазах.

На шум в кабинет начали подходить сотрудники фирмы. Дверь приоткрылась, в коридоре показались обеспокоенные лица. Антоний окинул их злобным взглядом, но, почувствовав, что сцена выходит из-под контроля, резко развернулся и направился к выходу.

Уже в холле, замечая, как на него уставились десятки глаз, он остановился и, словно обращаясь ко всей фирме, громко произнёс:

– Что вы все на меня уставились?! Я могу купить всю вашу жалкую контору! И вы до конца жизни будете носить мне кофе!

Из-за двери раздался голос Айлин, в которой по-прежнему чувствовалась ледяная ирония:

– Только имей в виду, кофе у нас тут не очень.

На мгновение повисла пауза… а затем весь этаж словно взорвался смехом. Смех был громкий, настоящий, освобождающий. Это был коллективный ответ на страх, на хамство, на несправедливость.

Антоний развернулся и в ярости покинул здание, бросив за собой тяжёлую дверь.

Он ещё не знал, что один из сотрудников, по привычке снимающий внутренние курьёзы для социальных сетей, записал весь инцидент на камеру. Видео с дерзким ответом про кофе и реакцией офиса уже через пару часов окажется в топе национальных трендов.

Оскорблённый, униженный, высмеянный – Антони Арванитис начал стремительно терять контроль. Алкоголь, наркотики, бессонные ночи и растущее чувство жажды мести становились его спутниками. Но главное – весь этот вихрь эмоций сосредоточился в одном направлении. Элли.

Она, как никто другой, видела в нём то, что он всегда пытался скрыть. Тьму, которая теперь не желала оставаться в тени.

Через пару дней, ранним утром, ещё до первого сигнала будильника, тишину квартиры Элли нарушил настойчивый звонок в дверь. Несколько коротких нажатий – уверенных, служебных. Элли резко проснулась. В комнате ещё царил густой предрассветный мрак, и на секунду ей показалось, что это просто часть сна. Но звонок повторился.

С трудом поднявшись с постели, она накинула халат и подошла к двери. На пороге стояли двое мужчин в форме. Лица у них были сосредоточенные, без лишних эмоций.

– Элеанор Анжелис? – уточнил один из них.

– Да, это я… – ответила Элли, прищурившись от света в коридоре, – я… даже не уверена, что до конца проснулась.

– Прошу прощения за ранний визит, – начал второй, – но этой ночью, примерно в 2:30, рядом с вашим подъездом было совершено убийство. Мы опрашиваем всех жильцов. Нам велено начать с вас.

– С меня? Но… я живу на двенадцатом этаже. Я крепко сплю ночью, особенно под такой ливень. Вы уверены, что…

– Дело в том, что убитый – Антони Арванитис, – перебил первый полицейский. – Указан в базе как ваш недавний клиент. Поскольку не обнаружено, что он поддерживал контакты с другими жильцами дома, мы предположили, что он приехал к вам.

Элли на мгновение застыла. Пальцы чуть дрогнули. Лицо мгновенно побледнело.

– Нет, – произнесла она негромко. – Он уже не мой клиент. Мы не виделись несколько дней. Он… приходил раньше, но не в этот раз.

Она отступила на шаг, позволив им войти.

Офицеры заметили её реакцию. Им, привыкшим видеть самые разные эмоции – шок, тревогу, страх, – всё равно бросилось в глаза нечто иное: не просто испуг, а моментальная вспышка… как будто облегчения? Элли, сдержанная, собранная, всё же позволила себе долю растерянности. Однако быстро вернула самообладание. Лицо вновь стало безупречно деловым. Она знала: каждое неверное слово может иметь последствия.

Опрос занял не более десяти минут. На все вопросы – чёткие, безупречные ответы. Никаких следов визита Антони. Никаких странных звуков ночью. Никаких свидетелей. Угрюмый ливень с ночной грозой – как сцена из плохого фильма – смыл даже надежду на улики.

Другие жильцы, которых полиция опросила после, говорили, что слышали странные звуки, может быть – хлопки, похожие на выстрелы. Но из-за грома, ветра и шумящего дождя никто не придал им значения.

Одна из камер видеонаблюдения у подъезда временно не работала – скачок напряжения отключил часть системы. Улики, если и были, растворились в потоках воды.

Вскоре стало ясно: убит был не просто человек. Он был сыном министра финансов – Стефана Арванитиса. Это сразу перевело дело в особую категорию. Подозрение в политическом подтексте возникло почти мгновенно. Возможно – месть, возможно – предупреждение. Прокуратура подключилась немедленно. Прокурор Центрального округа, Василакис, который всего несколько дней назад едва не добился обвинительного приговора для того же самого Антония, теперь стоял перед куда более сложной задачей. Он был предупреждён: использовать все ресурсы. Под прицелом – каждый, кто был хоть как-то связан с погибшим.

А Элли… Элли в этот момент стояла у окна, наблюдая, как первые лучи солнца рассекают тяжёлые остатки ночной грозы. Лицо её оставалось непроницаемым. Ни скорби, ни облегчения. Только внутренняя сосредоточенность. Она знала: прошлое так просто не уходит. Даже если кажется, что всё уже закончилось.

К обеду хронология преступления была почти полностью восстановлена. Следственная группа с раннего утра перебирала видеозаписи с камер наблюдения, опрашивала жильцов и искала хоть малейшие зацепки. К середине дня появился материал, который резко сдвинул дело с мёртвой точки.

Одна из камер соседнего дома, установленная под навесом, зафиксировала момент убийства с достаточно чётким изображением. На записи видно, как в 2:18 ночи к припаркованному чёрному «Мерседесу» медленно подходит человек в длинном плаще-дождевике с капюшоном. Одежда скрывала фигуру и лицо, но не привлекала особого внимания. Он сначала присел у переднего левого колеса, будто заметил там что-то странное, затем обошёл автомобиль и постучал в окно со стороны водителя.

Антони Арванитис опустил стекло, и между ними завязался короткий разговор. Незнакомец что-то показывал рукой – на колесо, на асфальт, возможно, создавая иллюзию поломки или опасности. Спустя несколько секунд водитель открывает дверь. В тот же миг убийца достаёт пистолет и хладнокровно выпускает в него четыре пули: одна – в голову, остальные – в грудь.

Однако несмотря на точность стрельбы, действия нападавшего выдали отсутствие настоящего профессионализма. После выстрелов он не проверил, жив ли человек, не убедился в результате – просто резко развернулся и ушёл быстрым шагом в сторону соседнего квартала. Почти сразу скрылся с поля зрения камеры. Всё выглядело спонтанно, как будто он хотел просто уйти как можно скорее, опасаясь, что его могут заметить.

Криминалисты, прибывшие на место, обнаружили четыре гильзы рядом с автомобилем. Это было неожиданным: профессионалы обычно не оставляют таких улик. Экспертиза установила, что стреляли из пистолета «Беретта 92», калибр 9×19 мм. Орудие добротное, но не характерное для убийств такого уровня – чаще его используют в военных или полицейских структурах, а не киллеры. Это ещё больше усилило ощущение, что стрелок – не профессионал, а, возможно, человек, движимый личным мотивом.

Смерть наступила мгновенно: первая пуля попала в лоб, вызвав мгновенное разрушение жизненно важных центров. Остальные ранения в грудную клетку лишь подтвердили намерение добить.

Сначала казалось, что дальше убийца исчез с радаров. Но уже к вечеру одна из камер, установленная в 150 метрах от места преступления, зафиксировала фигуру, похожую на нападавшего. В 2:24 ночи он садится в синий автомобиль «Тойота» на пустой стоянке. Номер машины удалось рассмотреть: она была зарегистрирована на имя 72-летнего пенсионера Теодора Адониса, жителя пригорода. Утром этого же дня было подано заявление о её угоне.

Следствие продолжалось, но одно становилось ясно – это не было убийство по найму. Здесь действовал кто-то, для кого важен был личный счёт. Хладнокровие – да. Но не хищная уверенность наёмника. Не точность профессионала. Всё выглядело скорее как месть, замаскированная под чистую расправу.

А значит, мотив – гораздо глубже, чем просто случайная смерть.

Человек, внезапно оказавшийся в центре резонансного дела, был Теодор Адонис – профессор юриспруденции с безупречной репутацией. До выхода на пенсию он преподавал в ведущей юридической школе страны, был автором множества научных работ и считался живой легендой в профессиональных кругах. Его имя ассоциировалось с честностью, принципами и академической строгостью. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы не попасть в поле зрения следствия.

Дело в том, что именно его автомобиль, синий седан марки Toyota, фигурировал в видеозаписи, сделанной камерой наблюдения в 2:24 ночи – всего через несколько минут после убийства Антони Арванитиса. На записи было видно, как человек в капюшоне садится за руль машины и уезжает в неизвестном направлении.

Позже в этот же день, примерно в 17:40, автомобиль был найден – на пустыре за чертой города, примерно в трёх километрах от дома профессора. Он стоял одиноко, сгоревший изнутри, но внешне почти не пострадавший. Осмотр места сразу же вызвал у следователей ряд вопросов.

Внутренности салона были частично обуглены, обивка сидений оплавлена, особенно в передней части, но сам огонь не вышел наружу. Эксперты установили, что салон был преднамеренно облит горючей смесью, скорее всего, бензином или другим доступным воспламеняющимся составом. Однако огонь не получил развития. По словам пожарных, этому способствовали плотно закрытые двери и окна автомобиля, из-за чего внутри возник дефицит кислорода, и пламя задохлось, не успев полностью уничтожить улики.

Самым примечательным среди найденного стал черный дождевик с капюшоном – тот самый, который, судя по видеозаписи, был на убийце. Он оказался одним из наиболее повреждённых элементов, что, вероятно, и было целью поджога. Впрочем, определить это точно ещё предстояло экспертам.

Под сиденьем, частично заваленный пеплом и кусками оплавленного пластика, был обнаружен мобильный телефон. На первый взгляд – обычная старая модель без внешних повреждений. Однако при попытке включения выяснилось, что устройство полностью зашифровано. Ни одно стандартное средство доступа к содержимому не сработало. Требовался эксперт по цифровой криминалистике, чтобы вскрыть защиту и извлечь возможные данные.

Но больше всего следователей насторожила логика действий злоумышленника. Он угнал автомобиль на окраине города, проехал в нём к месту убийства, совершил преступление – и вернулся обратно, практически к тому же месту, откуда начал. Сначала такая траектория казалась бессмысленной, но опытные детективы выдвинули версию: в состоянии стресса или сильного возбуждения люди часто возвращаются туда, где чувствуют себя в безопасности. Знакомые места подсознательно воспринимаются как территория контроля. Если убийца и правда действовал в одиночку, то вполне вероятно, что район, в котором он бросил и попытался уничтожить машину, был ему хорошо известен.

И именно это сделало Теодора Адониса главным подозреваемым. Возраст, профессия, статус – всё это, казалось, исключало его из перечня возможных убийц. Но наличие у него машины, зафиксированной на месте преступления, и её последующее обнаружение буквально в нескольких километрах от его дома – давало следствию повод для обоснованных подозрений.

Так профессор, всю жизнь посвятивший закону, оказался втянут в историю, где ему самому придётся доказать, что он к убийству не имеет ни малейшего отношения.

После того как профессор Теодор Адонис оказался в центре следствия, один за другим начали всплывать новые факты, явно не в его пользу. На этот раз всё касалось орудия убийства.

Полиция легко установила, что профессор с 2008 года официально владеет пистолетом марки «Беретта 92» калибра 9×19 мм. Именно из такого оружия был убит Антони Арванитис. Это совпадение, пусть даже и не исключительное, моментально укрепило подозрения в адрес профессора.

Ранним утром, через два дня после убийства, в его дверь раздался уверенный, настойчивый звонок. В доме, окутанном тишиной и утренним полумраком, этот звук прозвучал почти агрессивно. Открыв дверь, профессор увидел на пороге целую группу людей: оперативники, криминалисты, двое в штатском и человек в строгом костюме, который первым шагнул вперёд и, не теряя времени, предъявил ордер на обыск.

– Теодор Адонис? – уточнил он, хотя вопрос был скорее формальностью. – У нас есть ордер на обыск вашего дома в рамках расследования убийства Антони Арванитиса.

Хорошо знавший, как действует система, Адонис не стал возражать. Его лицо оставалось непроницаемым, но внутренняя тревога была почти осязаемой. Он лишь молча отступил, давая людям в форме доступ к своему дому. Комната за комнатой – без спешки, но с целенаправленной настойчивостью – начался обыск.

Пока одни сотрудники тщательно исследовали помещения, другой, более опытный детектив, воспользовался неофициальным моментом, чтобы провести первичный допрос. Его подход был тонким – без давления, без угроз, почти как будничная беседа. Всё, чтобы не дать подозреваемому повода потребовать адвоката раньше времени.

– Где вы были в ночь убийства? – спросил он, глядя прямо в глаза профессору.

– В это время я сплю. Как обычно, дома. – Ответ прозвучал спокойно, даже буднично, как будто речь шла о чем-то обыденном, а не о минуте, когда был застрелен сын министра.

– Кто может подтвердить ваше алиби? – продолжил детектив, внимательно следя за реакцией.

– Моя жена, – кивнул Адонис, слегка повернув голову в сторону супруги, которая всё это время сидела на диване в углу комнаты, наблюдая за происходящим с безмолвной тревогой. Её пальцы крепко сжимали подлокотник кресла, но голос, когда она заговорила, звучал уверенно:

– Да. Этой и всех других ночей мой муж был дома. Всегда.

В комнате повисла короткая пауза. Детектив перевёл взгляд обратно на профессора.

– Насколько нам известно, вы являетесь владельцем пистолета Беретта. Где он сейчас?

Адонис слегка вздохнул, словно предвидел этот вопрос.

– Сейф с оружием находится в спальне, за тумбочкой. – Он сам повёл детективов туда, открыл скрытый сейф, набрал код – и показал пустую полку внутри.

– Его тоже украли? – с лёгкой, почти насмешливой интонацией уточнил детектив. – Как и вашу машину?

– Надеюсь, что нет, – спокойно ответил профессор. – Моя жена не разрешает мне держать оружие в доме. Летом к нам приезжают внуки, и она считает, что современные дети с их смартфонами могут вскрыть любой сейф.

Он улыбнулся, но улыбка была натянутой. Детектив не улыбался в ответ. Он просто зафиксировал услышанное, сверяя с внутренними выводами.

А за его спиной продолжал шелестеть дом, в котором больше не чувствовалось академического покоя. Полицейские тщательно осматривали каждую книгу, каждый шкаф, каждый ящик – как будто среди философских трактатов и судебных кодексов мог прятаться ответ на вопрос: действительно ли уважаемый профессор мог совершить хладнокровное убийство?

– И где сейчас находится ваш пистолет? – уже без тени прежней насмешки, с явным нажимом спросил один из детективов.

Профессор на мгновение задумался, словно отыскивая в памяти нужную полку воспоминаний.

– А вы знаете… я, кажется, забыл про него, – наконец сказал он, сдержанным голосом. – Помню, что где-то в конце мая купил переносной сейф для оружия. Очень компактный, удобный. И спрятал его вместе с пистолетом в надежном месте. Но… – он сделал паузу и развёл руками, – не могу сейчас вспомнить, где именно.

В комнате повисло гнетущее молчание. Профессор продолжил:

– Но я уверен, что ваши люди обязательно его найдут. Они ведь такие дотошные.

Это заявление вызвало у детективов едва уловимый обмен взглядами. Их подозрения только усилились.

– В последнее время у меня бывают провалы в памяти. Потеря кратковременной памяти, кажется, так это называется. Я читал об этом, – добавил профессор, явно стараясь сохранить спокойствие.

– Я не врач, – ответил детектив, резко переходя на более жёсткий тон, – но точно знаю, что у вас будут очень серьёзные проблемы, если мы не найдём этот пистолет.

Профессор усмехнулся, уже почти вызывающе:

– А я тоже не врач, я юрист. Но, знаете, думаю, что скоро забуду и о вас, и о ваших абсолютно беспочвенных угрозах. В этом, как ни странно, есть один плюс в потере кратковременной памяти.

Наступила тишина. Несколько мгновений ни один из детективов не произнёс ни слова. Потом профессор спокойно добавил:

– На этом, господа, наша беседа окончена. Отныне я буду говорить только в присутствии своего адвоката.

Слова были сказаны спокойно, но в них сквозило ледяное пренебрежение. Это был вызов. И он не остался без ответа.

Детективы, которым явно не понравился тон профессора, переглянулись ещё раз. Один из них, уже без дипломатии, твёрдо произнёс:

– Профессор Адонис, вы должны пройти с нами в участок. Вас не арестовывают, но в рамках расследования убийства Антони Арванитиса вы временно ограничены в свободе передвижения, пока не будет установлено местонахождение оружия, зарегистрированного на ваше имя.

Слово «арест» в этот момент никто не произнёс – намеренно. Но по выражениям лиц и напряжённым жестам было понятно: юридически это может и не было формальным задержанием, но по факту – именно так это выглядело.

Жена профессора сжала губы и отвернулась, а сам Теодор, не теряя достоинства, поднялся с кресла и спокойно направился к выходу.

Он знал, что сейчас начинается не просто следствие – начинается игра. И игра эта будет идти по высоким ставкам.

В полицейском участке царила предельная сосредоточенность. Все доступные сотрудники были задействованы в одном деле – убийстве Антони Арванитиса, сына министра финансов. Раскрытие этого преступления стало делом государственной важности. Каждый знал: задержка или ошибка могут стоить карьеры. Но никто не ожидал, что подозреваемым окажется 72-летний профессор юриспруденции – человек с безупречной репутацией и десятилетиями педагогического стажа. Его привели в участок в наручниках, на виду у всех, и сразу же сопроводили в комнату допроса.

Шёпот пронёсся по коридорам: «Это тот самый Адонис? Профессор? Не может быть…»

Через пятнадцать минут после задержания в помещение вошёл окружной прокурор Василакис. Его лицо выражало полную серьёзность: именно он совсем недавно пытался посадить убитого – и теперь отвечал за то, чтобы найти его убийцу. Для него это дело стало личным – и политически опасным.

Комната для допросов была просторной, строго обустроенной. Мебель надёжно прикручена к полу, металлическое кольцо на столешнице для фиксации наручников, в углу – заметная камера наблюдения. Атмосфера давления и контроля. Профессора усадили за стол. Его руки, закованные в наручники, лежали спокойно, как будто он ожидал этот момент.

– Мистер Адонис, вы понимаете, в чём вас обвиняют? – задал вопрос Василакис, пытаясь начать с «неформального» подхода.

Профессор не сразу ответил. Он выпрямился, поднял брови и спокойно произнёс:

– Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «профессор». Не зря же я посвятил всю жизнь, чтобы заслужить эту степень.

Он говорил с достоинством, как человек, оказавшийся в неприятной, но не унизительной для него ситуации.

– Я не собираюсь вести с вами беседу без адвоката. Но, раз уж вы задали вопрос – отвечу. Нет, я не понимаю, в чём меня обвиняют. И не понимаю, как полиция может работать настолько непрофессионально.

– Зачем вам адвокат? Вы же сами великолепный юрист, – попытался пробить лед Василакис, рассчитывая выиграть немного времени до приезда защитника.

– Я уже давно не практикую, – отрезал Адонис. – И не собираюсь защищать даже самого себя. Много лет я обучал других, и всё лучшее, что знал, передал им. Адвоката я уже вызвал. Это один из моих бывших студентов. Посмотрим… – профессор позволил себе лёгкую улыбку, – был ли я хорошим учителем.

Он говорил так, будто это был не допрос по делу об убийстве, а обычная проверка экзаменационной работы.

– Полагаю, нам остаётся только ждать вашего адвоката, – сухо сказал прокурор, поглядывая на часы.

– Скажите спасибо этим двоим, – спокойно заметил профессор, кивнув в сторону детективов, сидящих по углам комнаты. – Если бы не их поспешные угрозы, я, быть может, был бы более склонен к сотрудничеству.

Один из детективов сжал челюсть, другой отвернулся к стене, стараясь не показывать раздражения. Профессор же продолжал сидеть спокойно, будто именно он контролирует всю ситуацию.

В комнате вновь повисло напряжённое молчание. Игра только начиналась.

Разбивая на куски напряжённую тишину, дверь комнаты допроса с резким скрипом распахнулась. Внутрь вошла молодая женщина с прямой спиной, уверенным взглядом и лёгкой ухмылкой – всё в ней выдавало профессионала, который знает себе цену и не боится обстановки. Адвокат, но не просто адвокат. Элеанор Анжелис.

Окружной прокурор Василакис, сидевший напротив профессора, едва заметно изменился в лице. Для тех, кто знал его близко, это мельчайшее изменение – лёгкое напряжение губ, едва уловимое моргание – означало: он удивлён. И даже, возможно, слегка обеспокоен.

Элли и Василакиса связывало недавнее громкое судебное дело. Она была той самой женщиной, которая разрушила его линию обвинения в процессе против Антони Арванитиса. Теперь, словно насмешка судьбы, она вновь оказалась напротив него – только в роли защитника профессора, преподавателя той самой юридической школы, в которой Элли когда-то училась.

Прокурор и двое детективов почти одновременно обменялись взглядами: им стало ясно, что Элеонор Анжелис не просто назначенный адвокат. Это было личное. Это была связь учителя и ученицы, которой предстоит вновь бросить вызов системе.

– А вот и мой адвокат, Элеонор Анжелис, – сдержанно, но с тенью иронии в голосе произнёс профессор. – Хотя, полагаю, вы все прекрасно её знаете.

Элли кивнула, молча раскладывая на столе папку с документами. Несмотря на хрупкую фигуру, в её действиях чувствовалась почти военная чёткость и полное отсутствие страха. Она быстро окинула взглядом комнату, словно оценивая позиции, после чего уселась рядом с профессором.

– Так непривычно сидеть рядом с вами, – сказала она, не отрывая взгляда от прокурора, но с лёгкой полуулыбкой, обращённой к профессору. – Формат нашей встречи, где я сидела напротив, был для меня, признаюсь, более приятен, чем сейчас.

На секунду её лицо стало мягче. Затем, повернув голову к профессору, она добавила чуть тише, с теплотой:

– Хотя, полагаю, вам тоже те встречи нравились больше?

Профессор лишь усмехнулся, скрестив руки на столе. Василакис почувствовал, что в этой комнате только что изменился расклад. И теперь перевес, похоже, не на его стороне.

– Встреча есть встреча, – с лёгкой улыбкой сказал профессор. – Я очень рад видеть тебя, Элли. Там, где ты теперь – я всегда знал, что однажды ты туда придёшь.

– Ваш ход, моя королева, – добавил он, жестом уступая Элли инициативу.