Заря Сварога. Избранный духами и девами

Ратибор по-мужски крепко стиснул плечо Яромира, кивнул и вышел.

Яромир остался один посреди своей кузни. Возвращение к горну оказалось недолгим. Судьба снова выдёргивала его из привычного мира. Он посмотрел на остывающую цепь, которую только что ковал. Теперь она казалась ему символом. Одна его жизнь, жизнь простого кузнеца, закончилась. И теперь он становился звеном в другой, гораздо большей цепи событий, которая вела его в неизвестность, в стольный град Киев.

Глава 20: Настояние Княжны

После ухода воеводы Яромир долго стоял в тишине своей кузницы, пытаясь осознать стремительность перемен. Сопровождать княжну в Киев. Ещё пару недель назад такое было немыслимо, как и то, что он сможет говорить с князем на равных или изгонять духов. Но теперь он понял, что решение было принято не только воеводой или князем. Истинная причина его назначения крылась в желании той, которую он спас. И чтобы понять это, нужно было вернуться на день назад, в яблоневый сад за княжеским теремом.

Солнце было тёплым, а воздух благоухал ароматом цветущих яблонь. Княжна Ксения медленно шла по усыпанной лепестками тропинке, опираясь на руку своей верной служанки Любавы. Она всё ещё была бледна и двигалась с осторожностью, но с каждым днём силы возвращались к ней. Она снова могла наслаждаться теплом солнца на коже и пением птиц. Ей казалось, что она родилась заново, и каждый вдох, каждый цвет, каждый звук был для неё бесценным даром.

Но её выздоровление было омрачено тенями. Воспоминания о болезни были туманными и рваными, как обрывки кошмарного сна. Она не помнила самого духа, но отчётливо помнила ощущение – липкий, всепроникающий холод, чувство бесконечного падения в тёмную, бездонную яму. Она помнила, как её собственная воля таяла, как угасало желание бороться, оставляя лишь звенящую пустоту.

А потом, в самом сердце этой пустоты, появилось нечто иное. Она не видела его лица, но помнила его голос – не тот, что произносил слова, а тот, что звучал внутри неё самой. Голос, похожий на мощный, уверенный ритм молота, бьющего по наковальне. Этот ритм прогнал тишину. Затем она почувствовала тепло, словно тысячи маленьких солнц зажглись вокруг неё, разгоняя ледяной мрак. Она вцепилась в это ощущение, как утопающий в спасительную щепку. Этот ритм, этот свет вытянул её обратно в мир живых.

Она знала, кто был источником этого спасения. Слуги шептались, отец и мать говорили об этом. Человек, вошедший в её покои, когда все остальные уже опустили руки. Кузнец по имени Яромир.

Позже, когда она смогла сидеть, ей рассказали о нём больше. О его славе мастера, о том, что он отказался от большей части награды, о его молчаливом достоинстве. И она поняла, что хочет его видеть, убедиться, что он настоящий. Она попросила отца позвать его. Яромир пришёл. Он стоял перед ней в просторной светлице, одетый в чистую рубаху, спокойный и сильный. Он не говорил много, лишь спросил о её здоровье и ответил на её тихие слова благодарности простым: "Я рад, что смог помочь".

Но когда он был рядом, она снова ощутила то самое чувство – чувство абсолютной, нерушимой безопасности. Будто рядом с ним тот ледяной ужас, что таился в уголках её памяти, просто не мог существовать. Его присутствие было как прочная стена, как огонь очага в холодную ночь. Это было иррационально, но так реально.

Именно тогда, глядя на него, она приняла решение. Вечером, за ужином, когда отец с радостью объявил, что они отправятся на праздник в Киев, её сердце сжалось от внезапного, леденящего страха. Покинуть стены Чернигова, стены терема, где её спас этот удивительный человек, казалось немыслимым. Кто защитит её там, в чужом городе, в дороге?

– Отец, – сказала она, и её голос, хоть и был слаб, звучал твёрдо. – Я поеду. Но у меня есть одно условие.

Князь Святослав, готовый исполнить любой каприз вернувшейся к жизни дочери, с улыбкой кивнул:

– Всё, что пожелаешь, моё солнышко.

– Я хочу, чтобы Яромир-кузнец сопровождал нас.

Князь удивлённо поднял бровь.

– Яромир? Но с нами будет вся моя дружина, воевода Ратибор… Тебя будут охранять лучшие воины. Яромир – мастеровой, а не воин.

– Его сила не в мече, – возразила Ксения. Её щеки тронул румянец от волнения. – Ты сам знаешь это, отец. В пути нас могут поджидать не только разбойники, но и… то, от чего не спасут мечи. То, что почти убило меня. Когда он рядом, я не боюсь. Я знаю, что ни одна тень не посмеет ко мне приблизиться. Пожалуйста, отец. Это моя единственная просьба. Если его не будет рядом, я не смогу заставить себя покинуть Чернигов.

Она смотрела на него своими большими, ясными глазами, в которых ещё таилась тень пережитого ужаса. И князь сдался. Он видел, что это не прихоть избалованной девушки, а глубокая, почти животная потребность в защите, которую, как она верила, мог дать ей только Яромир. Её душевное равновесие было слишком хрупким, чтобы рисковать. Он переглянулся с женой, и та молча кивнула, поддерживая дочь.

– Хорошо, – вздохнул Святослав. – Я поговорю с воеводой. Если Яромир согласится, он поедет с нами.

Так, в тихом разговоре в княжеских покоях, решилась судьба Яромира. Это не было приказом князя или стратегическим решением воеводы. Это было настойчивое, почти отчаянное желание юной девушки, которая заглянула во тьму и теперь инстинктивно тянулась к тому единственному человеку, который был для неё живым воплощением света и силы. И это накладывало на Яромира ответственность гораздо большую, чем любой приказ. Ему доверили не просто тело княжны, а её хрупкую, едва оправившуюся от ран душу.

Глава 21: Сборы в дорогу

Следующие два дня пролетели в суете сборов. Черниговский детинец гудел, как растревоженный улей. Дружинники чистили оружие и проверяли сбрую, конюхи отбирали лучших лошадей, слуги укладывали в тяжелые сундуки княжеские одежды, утварь и дары для киевского двора. Весь город жил предвкушением этого великого похода.

Для Яромира эти два дня тоже были наполнены хлопотами, но иного рода.

Первым делом он отправился к броннику Боримиру. Старый мастер, узнав о поручении Яромира, работал не покладая рук. Кольчуга была готова. Когда Яромир надел ее поверх стеганого поддоспешника, он почувствовал себя иначе. Привыкший к свободной одежде, он ощутил приятную тяжесть стали на плечах – вес защиты, вес новой роли. Кольчуга была выкована идеально: она не сковывала движений, плотно прилегала к телу, а каждое колечко звенело своей собственной, чистой песней. Наручи и поножи из толстой кожи, усиленные металлическими пластинами, завершали его боевое облачение.

Из своей кузницы он забрал два клинка. Один – длинный меч, выкованный им самим давно, верный и надежный, со сбалансированной, сильной «песней». Второй – нож, рожденный в ритуале возвращения к горну. Этот нож он вложил в ножны на поясе, и от его прикосновения по телу пробегали мурашки. Он был продолжением его самого, его дар, отлитый в стали.

Но самая важная часть сборов происходила не в мастерских, а в тишине его дома и в лесу.

Он понимал, что дорога в Киев – это не увеселительная прогулка. Слова воеводы о культах и нападениях не были пустым звуком. Тьма, которую он изгнал, была не единичным явлением, а, скорее всего, разведчиком большой армии. Он должен был быть готов.

Он достал из-под шкуры ларец с серебром. Взгляд его был твёрд. Отсчитав значительную сумму, он отправился на рынок. Но он покупал не шелка и не заморские вина. Он нашел торговцев травами, знахарей и заезжих аптекарей, пришедших с греческими и варяжскими караванами. Пользуясь своим обостренным чутьём, он выбирал самые лучшие и сильные компоненты: чистейшую серу, ртуть в запечатанной ампуле, порошок из редких горных минералов, сушеную мандрагору, привезённую из византийских земель, и даже флакон с «греческим огнем» – густой, горючей смесью, которую он выменял у варяга на два прекрасных топора. Это были компоненты для сильной, «громкой» магии – магии огня, взрыва и очищения. Он готовил оружие не только против духов, но и против их физических последователей – культистов.

Вечером, когда стемнело, он вновь отправился к Арине. На этот раз он пришел не с вопросами, а с дарами и за последним наставлением. Он принес ей корзину с лучшими травами, которые смог купить, зная, что ей они пригодятся, а также мешочек серебра, который он почти силой заставил ее взять.

– Я ухожу в Киев, – сказал он, когда они сидели у очага.

Арина кивнула, в ее глазах не было удивления.

– Путь зовёт тебя. Так и должно быть. Твой свет стал слишком ярким, чтобы прятаться в тени этой кузницы.

– Что ждет меня там? – не удержался он от вопроса.

– Киев – сердце нашей земли, – медленно ответила ведунья, глядя на огонь. – А когда сердце болеет, хворает и все тело. Ты едешь на праздник, но будь начеку. Где собирается много власти, там всегда вьются и тени, жаждущие этой власти. Слушай своим камнем. Он предупредит тебя об интригах лучше, чем любой шпион. Не доверяй сладким речам и щедрым дарам. Смотри в суть людей, в их «песню». Ты увидишь гниль за позолотой и чистоту за лохмотьями.

Она встала и подошла к одной из полок. Сняла с неё небольшой, плотно стянутый кожаный мешочек, от которого исходил мощный, чистый запах сосны и земли.

– Возьми это, – она протянула мешочек Яромиру. – Здесь семена тис-дерева. Это дерево жизни и смерти, мост между мирами. Если встретишь осквернённую землю, место, отравленное темной магией, посади одно семя. Оно не вырастет в дерево за один день, но его сила сразу начнет очищать землю, изгоняя скверну. Используй их мудро, их немного.

Яромир с благодарностью принял дар. Это было простое, но бесценное оружие.

На следующий день, на рассвете, он был готов. Он надел свой новый доспех поверх походной одежды. Кольчуга холодила кожу, но и придавала уверенности. Меч висел за спиной, нож – на поясе. Небольшая седельная сума была набита припасами, лечебными снадобьями, купленными магическими компонентами и, конечно же, драгоценными семенами от Арины. Обсидиановый кулон покоился на груди, скрытый под рубахой, его холодное присутствие было постоянным напоминанием о его силе и ответственности.

Во дворе его уже ждал конь – сильный гнедой жеребец, подарок князя. Он подошел к коню, положил ладонь ему на шею, прислушиваясь к его «песне» – простой и честной песне силы, выносливости и лёгкой нервозности.

– Спокойно, дружище, – тихо сказал Яромир. – Нам предстоит долгий путь.

Он закрепил суму и вскочил в седло. Всё было готово. Кузнец остался позади. В путь отправлялся воин. Воин теней.

Глава 22: Первая Ночь в Пути

На рассвете следующего дня княжеский караван покинул Чернигов. Шумное, яркое, многолюдное шествие. Впереди, на могучих боевых конях, ехал воевода Ратибор и десяток его лучших гридней – суровые, обветренные воины в кольчугах и шлемах, их щиты с гербом Чернигова тускло поблескивали на солнце. За ними следовал крытый возок, запряженный парой сытых, спокойных лошадей. Внутри, скрытая от посторонних глаз вышитыми занавесками, находилась княжна Ксения со своей служанкой. Далее катились несколько телег с припасами, поклажей и княжескими дарами Киеву. Замыкали процессию ещё два десятка дружинников, внимательно следивших за лесом по обе стороны от дороги.

Яромир ехал сбоку от возка княжны, немного позади Ратибора. Он чувствовал себя неуютно и в то же время собранно. Гнедой жеребец под ним шел ровно и мощно. Новая кольчуга привычно и приятно холодила плечи через поддоспешник. Он не пытался влиться в разговоры дружинников, которые перешучивались, вспоминая былые походы. Он молчал, слушая. Но не их речи, а мир вокруг.

Его обострённый дар, усиленный амулетом, был настоящим благословением и проклятием в этой поездке. Он слышал каждую птицу, каждый шелест листвы. Он чувствовал испуганную песню оленя, затаившегося в чаще, и ленивое, сытое бормотание медведя в его берлоге далеко от дороги. Лес жил своей жизнью, и эта жизнь была для него как открытая книга. Пока всё было спокойно.

К вечеру, проехав значительное расстояние, Ратибор отдал приказ разбивать лагерь. Место выбрали удачное: небольшая поляна, с одной стороны защищенная крутым речным берегом, с другой – густым лесом. Дружинники работали слаженно и быстро. Вскоре уже были расставлены посты, разожжен большой костер, а над огнем в котелке забурлил сытный ужин из пшена и солонины.

Яромиру отвели место у костра, вместе со всеми. Он принял свою порцию каши, но ел мало. Его внимание было поглощено другим. С наступлением сумерек «песня» леса изменилась. Дневные звуки уступили место ночным. Уханье совы, стрекот сверчков и тихий, почти неслышимый шепот деревьев. Он закрыл глаза и сосредоточился, прощупывая своим даром окрестности. Пока он не чувствовал никакой явной угрозы, лишь обычных ночных хищников и духов леса, которые с любопытством наблюдали за лагерем с безопасного расстояния.

Княжна Ксения вышла из своего возка, чтобы поужинать у огня, рядом с отцом и воеводой. Отец, видя, что в дороге её щеки вновь порозовели, был в отличном настроении. Ксения была тихой. Она куталась в теплый плащ, хоть ночь и не была холодной. Яромир заметил, как она время от времени бросает на него быстрые, почти испуганные взгляды. Он понимал: она не смотрит на него как на мужчину или как на кузнеца. Она смотрит на него, как на свой оберег, проверяя, на месте ли он, и это немного его смущало.

Он поднялся и подошёл к ней, склонив голову.

– Как ты себя чувствуешь, княжна? Дорога не слишком тебя утомила?

Она вздрогнула от его голоса, но тут же на её лице появилось облегчение.

– Всё хорошо, мастер Яромир. Рядом с тобой… мне спокойно.

Вокруг костра повисла неловкая тишина. Дружинники, слышавшие этот короткий диалог, переглянулись. Князь Святослав усмехнулся в бороду.

Позже, когда большинство воинов уже улеглись спать, завернувшись в плащи, Яромир не спал. Он сел поодаль от костра, на краю лагеря, лицом к лесу. Он прислонился спиной к стволу старой сосны и позволил своему дару полностью раскрыться. Обсидиановый кулон на груди похолодел, настраиваясь на ночные вибрации.

Это было похоже на дозор, но не физический, а духовный. Он видел потоки энергии вокруг: теплые, живые ауры спящих людей и лошадей, мерцающее поле силы от костра, отпугивающее мелких хищников, и холодные, тонкие нити энергий лесных духов, которые с любопытством тянулись к их лагерю, но не решались пересечь черту света и шума.

Вдруг он почувствовал нечто иное. Далеко, на самой границе его восприятия. Это была не угроза, не злая воля. Это была «песня» боли. Тонкая, страдальческая, она была похожа на стон раненого животного. Но это было не животное. Он сосредоточился, направляя свой дар в ту сторону. Песня исходила от чего-то разумного. Это была просьба о помощи, слабая и отчаянная.

Он встал, всматриваясь в темноту. Что делать? Разбудить воеводу? Сказать ему, что он услышал "стон" в лесу? Его посчитают сумасшедшим. Оставить это без внимания? Но если там кто-то действительно в беде?

В этот момент рядом с ним бесшумно возникла фигура. Это был воевода Ратибор.

– Не спится, кузнец? – тихо спросил он.

– Я… прислушиваюсь, – честно ответил Яромир.

– И что ты слышишь? – в голосе воеводы не было насмешки, лишь серьезный интерес.

– Я слышу боль. Далеко отсюда, на севере. Словно кто-то попал в беду.

Ратибор долго смотрел в темноту, поглаживая бороду.

– В этом лесу может случиться всякое. Завтра утром, если это будет по пути, пошлём разведку. Но сейчас наша главная задача – охранять княжну. Никто не покинет лагерь. Спи, Яромир. Тебе понадобятся силы.

Воевода хлопнул его по плечу и ушел проверять посты. Яромир остался один. Совет Ратибора был мудрым и правильным с точки зрения воина. Но «песнь» боли продолжала звучать в его голове, слабая и настойчивая. Он чувствовал, что эта первая ночь в пути была лишь прелюдией. Путешествие уже начинало испытывать его, ставя перед выбором: долг воина или зов дара.

Глава 23: Разговоры у Костра

После короткого и тревожного сна Яромир проснулся задолго до рассвета. Костер в центре лагеря догорал, превратившись в гору тлеющих углей, которые подрагивали, как сердце спящего великана. Часовые на постах тихо переговаривались, их голоса были приглушены предрассветным туманом. Небо на востоке только начало светлеть, окрашиваясь в жемчужно-серые тона.

Слабый стон боли, который он слышал ночью, затих, но его эхо все еще жило в памяти Яромира, оставляя чувство незавершенности. Он поднялся, размял затекшие мышцы и подошел к костру, подбросив в него несколько сухих поленьев. Языки пламени нехотя облизнули дерево и, набравшись сил, весело заплясали, разгоняя остатки ночной мглы.

Вскоре лагерь начал просыпаться. Дружинники поднимались, зевая и потягиваясь, их разговоры были хриплыми со сна. Кто-то пошел к реке умыться, кто-то принялся проверять конскую сбрую. Жизнь входила в свою походную колею.

Княжна Ксения и ее служанка Любава появились из своего шатра, который для них специально разбили двое воинов. Княжна выглядела отдохнувшей. Дорожная жизнь, вопреки опасениям, казалось, шла ей на пользу. На щеках играл румянец, а в глазах была не только слабость, но и живое любопытство. Она с интересом наблюдала за суетой лагеря.

За завтраком, состоявшим из разогретой вчерашней каши и травяного отвара, атмосфера была уже не такой напряженной. Князь Святослав, довольный первым днем пути, громко шутил с Ратибором. Дружинники, осмелев, начали подтрунивать друг над другом. Яромир сидел чуть поодаль, молча наблюдая.

К нему подсел один из дружинников, молодой парень по имени Всеволод, с веснушчатым лицом и открытой улыбкой.

– Говорят, ты не просто кузнец, а еще и волхв, мастер Яромир, – начал он без обиняков, но с явным уважением. – Это правда, что ты видишь духов?

Яромир пожал плечами.

– Я вижу то, что скрыто от других. Иногда это духи, иногда – трещина в мече.

– А нас ты видишь? – с любопытством спросил парень. – Можешь сказать, храбрый ли я воин?

Несколько дружинников, сидевших рядом, рассмеялись. Яромир посмотрел на Всеволода. Благодаря амулету он не просто видел его, он чувствовал его «песню». Это была яркая, честная, хоть и немного хвастливая мелодия, в которой звучало искреннее желание служить и прославиться.

– Я вижу, что в твоём сердце нет страха, – спокойно ответил Яромир. – Но в нём много горячности. Храбрый воин – не тот, кто не боится, а тот, кто умеет управлять своим страхом и своей яростью. У тебя всё впереди.

Всеволод покраснел, но в глазах его было не разочарование, а задумчивость. Дружинники перестали смеяться. Ответ кузнеца был мудрым, и они это оценили.

После завтрака, когда слуги уже собирали посуду, к костру подошла княжна. Она держала в руках две деревянные чашки с дымящимся отваром. Одну она протянула отцу, а со второй, набравшись смелости, подошла к Яромиру.

– Мастер Яромир, – тихо сказала она. – Выпейте. Это согреет.

Яромир с удивлением принял чашку. Этот простой жест был знаком внимания, который не остался незамеченным. Дружинники уважительно притихли, а князь Святослав, наблюдавший за сценой, довольно хмыкнул.

– Спасибо, княжна, – сказал Яромир, и его пальцы на мгновение коснулись ее пальцев. Он почувствовал, как ее рука дрогнула.

– Расскажи… – попросила она, садясь на бревно напротив него, но на безопасном расстоянии. – Мне рассказывали, что ты много общаешься с купцами. Какие они, эти дальние страны? Они и вправду так сильно отличаются от нашей земли?

И Яромир, удивленный собственным желанием говорить, начал рассказывать. Он говорил не о политике или войнах, а о том, что поразило его самого. Он описал каменные города немцев, такие прочные и упорядоченные. Рассказал о шумных базарах Царьграда, где можно услышать сотню языков и купить самые диковинные вещи. Поведал о суровых горцах Кавказа, для которых свобода дороже жизни.

Он говорил, а у костра собирались слушатели. Не только княжна, но и дружинники, и даже воевода Ратибор присели рядом, привлеченные его спокойным, но образным рассказом. Для них, чья жизнь проходила между Черниговом и Киевом, это были почти сказки. Яромир открывал для них окно в огромный, неведомый мир.

Княжна Ксения слушала, затаив дыхание. Ее глаза блестели. Впервые после болезни она думала не о своем страхе, а о чем-то другом – о большом, интересном мире за пределами её терема. Рассказы Яромира были для неё таким же лекарством, как и его магическая защита. Они исцеляли ее душу, пробуждая в ней любопытство и жажду жизни.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, Ратибор дал команду сворачивать лагерь.

– Хорошо говоришь, кузнец, – сказал он Яромиру, когда тот возвращал свою пустую чашку. – У тебя дар не только духов видеть, но и словом владеть.

Яромир ничего не ответил, лишь слегка улыбнулся. Эти утренние разговоры у костра сделали больше, чем целый день пути. Они начали превращать разношерстный отряд в нечто единое. Они показали дружинникам, что кузнец – не просто колдун, а мудрый и интересный человек. А ему самому они дали возможность увидеть княжну не как беззащитную жертву, а как живую, любознательную девушку. Стена между ним и остальными начала рушиться, кирпичик за кирпичиком. И это было важнее любой защиты из стали.

Глава 24: Засада в Лесной Чаще

К полудню дорога стала хуже. Она сузилась и начала петлять, ведя караван через густой, старый лес. Вековые сосны и ели стояли так плотно, что их кроны сплетались над головой, создавая сумрачный зеленый тоннель. Солнечные лучи пробивались сюда лишь редкими, дрожащими пятнами. Лес молчал. Исчезло веселое пение птиц, не слышно было даже шелеста живности в кустах. Эта тишина была неестественной, гнетущей.

Воевода Ратибор почувствовал это первым. Он поднял руку, останавливая караван, и его лицо стало жестким, как камень. Дружинники, повинуясь инстинкту, сбились плотнее, выставив щиты и взяв наготове копья и мечи.

– Что-то не так, – тихо сказал Ратибор Яромиру, который подъехал к нему. – Лес будто вымер.

Но Яромир уже знал. Он чувствовал это последние полчаса. Его обсидиановый амулет похолодел на груди, посылая сигналы тревоги. Привычная, многоголосая «песнь» леса была задушена, задавлена чем-то чужеродным. Это было не просто молчание. Это была агрессивная, злая пустота.

– Они уже здесь, – так же тихо ответил Яромир, его взгляд скользил по непроницаемой стене деревьев. – Они ждут.

Он сосредоточил свой дар, пытаясь «услышать» врага. Он не чувствовал ауры живых людей, скрывающихся в засаде. Но он ощущал нечто гораздо худшее. Прямо впереди, за изгибом дороги, он почувствовал сгусток чистой, концентрированной ненависти и боли. Это была не порча, как у княжны. Это была ярость. Неразумная, стихийная, жаждущая лишь разрушать.

– Там, впереди, – сказал он Ратибору, указывая подбородком. – Что-то есть. Дух. Очень злой.

Не успел он договорить, как из-за деревьев прямо перед головным отрядом с жутким ревом вырвалось оно.

Это было чудовище, сотканное из лесного мусора, гнилых корней и мертвых веток, скрепленных темной, вязкой энергией. Размером оно было с большого медведя, но двигалось с противоестественной быстротой. У него не было ни глаз, ни пасти в привычном понимании, но вся его форма кричала о голодной ярости. Длинные, как копья, ветви служили ему когтями. При каждом его движении в воздухе разносился тошнотворный запах гнили и болотной тины.

Это был Лесовик, но не мудрый дух-хранитель, а его обезумевшая, оскверненная версия, призванная и подчиненная злой волей.

Две лошади впереди испуганно заржали и встали на дыбы, скинув седоков. Чудовище одним взмахом своей когтистой лапы распороло грудь одному из упавших гридней. Кольчуга не спасла.

– К оружию! – взревел Ратибор. – Окружить тварь!

Но в тот же миг, когда внимание дружинников было приковано к чудовищу, с обеих сторон дороги, из-за деревьев, посыпались стрелы. А следом, с дикими криками, из укрытий выскочили нападавшие.

Это были люди, одетые в темные, грязные лохмотья. Их лица были скрыты под капюшонами или измазаны грязью и сажей. На их одежде и оружии Яромир разглядел знакомый символ – грубо нарисованную черную спираль. Культисты Чернобога. Их было не меньше тридцати.

Началась кровавая сеча. Дружинники, хоть и застигнутые врасплох, были опытными воинами. Они сомкнули строй вокруг возка княжны, приняв на щиты град стрел и встречая культистов стеной стали. Зазвенели мечи, послышались предсмертные крики и яростные боевые кличи.

Ратибор с несколькими воинами пытался сдержать оскверненного лесного духа, но их мечи наносили ему лишь поверхностные повреждения. Сталь отсекала ветки и куски гниющего дерева, но тварь тут же регенерировала, и её ярость только росла.