Солдаты Солнца. Книга 1

– Не понял… ты же только что сам доказывал, что…

– Что чёрная дыра – это разрушающее созидание… Но!! В случае с Чёрной Смертью динамика чёрной дыры – это чистое обращение в себя как в зеркало. Планета Земля со всем её недоразвитым неандертальцем-лемурийцем очередного апокалипсиса оказалась ещё не готова к такому масштабному переходу – как Райские Сады Эдема! Когда Чёрная Смерть взорвётся из-за нестабильного перенапряжения внутренней энергии расшатанного ею же земного ядра, в месте её крайнего поля кольца замыкания образуется новый купол, который тут же опять замкнётся и накроет собой внутреннюю область Соломоновых Рудников, но уже не внутренней энергией, а внешней… и это будет уже не чёрная дыра, не её собственная динамика внутричудовищного тяготения – потому что её собственная перенаправленная энергия обратится в нестабильную энергию мыльного безвекторного пузыря… Проще объяснить не могу!

– Кое-что я понял… Но, Джон! Ты должен это знать наверняка, со стопроцентной уверенностью. Твоя безапелляционная вера в Соломоновы Рудники, которые для тебя самого тёмный лес, меня как-то… пугает.

– Доктор Дмитриев мне достаточно хорошо знаком – и по его практике, и по его теоретическим работам, чтобы иметь на этот счёт свои собственные твёрдые убеждения. И я совершенно согласен с его утверждением, что несколько параллельных страхующих оболочек, окружающих нашу планету – твёрдая, жидкая, газообразная, плазменная и одухотворённая, – представляют собой единую систему, предельно устойчивую к любым нашим и «ненашим» воздействиям! И человеку, даже при всём его титаническом старании, до конца её никогда не разрушить: она, как кусочек сохранившейся живой печени, в состоянии самонараститься буквально из ничего, из небытия, из полного хаоса. Твёрдый пример этому наше всё ещё существование – даже в таких ужасающих условиях. Неужели ты думаешь, я пошлю свою внучку и своих единственных друзей на верную гибель?! Я хочу спасти вас!! Вас всех: этих девчонок, Команду «Альфа», Лео…

– Лео, Лео! Не наседай на меня, Джон… Ты всё время говоришь о своей разлюбимой внучке! А как же твой сын? Пусть даже такой – «искусственный».

– Увы, потери неизбежны, ты это знаешь так же, как и я, Гэбриэл… Андрей – генокер, он не сможет пройти защитное поле Чёрной Смерти. И ему незачем туда идти!

– Жестоко…

– Жестоко, но неизбежно. Мой мальчик достаточно сильный, чтобы понимать: настоящая сила только та, что способна принести себя в жертву. И я с этим смирился, как и со смертью своих родных… Но я никогда не смирюсь с потерей Лео – как наше защитное поле планеты не мирится с нашими периодическими апокалипсисами. Пока я жив, я буду за неё бороться, даже за такую – непутёвую… Гэбриэл, я все расчёты проверил сотни раз, на самом наглядном примере «близкого контакта третьего рода».

– Каком это ещё «самом наглядном примере»? Чем ты опять меня пытаешься запутать?

– Чёрное море! Чёрное море на юге России – последние сотни лет оно стабильно было живым и мёртвым одновременно – модельный природный пример «нашей» чёрной дыры: вход есть – выхода нет! То есть он, конечно, есть, но на другой частоте – близкой к частоте параллельной, почти зеркальной. Это же можно показать модельно даже на примере нашей планеты. Вход есть – выход только на другой частоте, но не на той же, что и вход: чёрная дыра! Так вот, друг мой, когда Чёрное море взорвалось…

– Чёрное море взорвалось?! Само?!

– Само?! Когда это во времена таких глобальных войн что-то взрывалось само без приложения руки сапиенса премудрого? Так вот, когда Чёрное море взорвалось из-за нарушенной грани балансирующей нестабильности плазменной бионики, энергия хаотичного выхода образовала на время новую чёрную дыру совершенно иной частоты, которая моментально рассеялась – именно из-за нарушенного баланса чужеродной частоты… Смекаешь?!

– Не очень…

– Не размахивай своей сигарой у меня перед носом, Гэбриэл… Произошла сиюминутная разгерметизация стыка перехода одной энергии в другую – из-за несовместимости новой частоты и той действительности, в которой мы сейчас находимся. Но этого кратковременного момента оказалось вполне достаточно, чтобы на тот период времени пока сфера удерживалась, волна разрушающей хаотичной динамики ослабла – в результате чего остров Крым не только большей частью остался цел, но и частично сохранил своё энергетическое поле собственной биоструктуры! Осыпались только некоторые края, но это совершенно не меняет общей концепции и целостной картины спасительной реальности. Теперь ты меня понял, Гэбриэл?

– Может, я и отличный солдат, но все эти объяснения… хаотичная динамика, спасительная реальность… И всё же что-то есть в твоих словах, Джон, что всё-таки вселяет в меня определённую уверенность в твоём решении идти на бразильские рудники.

– Значит, ты поведёшь их? Их всех! Команду «Альфа» и этих девчонок: Мишу, Танго и Чукки – я ведь тоже выбрал их не случайно, Гэбриэл.

– Ну это уже три дня как не секрет… Но как ты делал свой выбор? На что ставил, Джон? И всё ли так понятно тебе самому в этих даже на вид непростых солдатах?

– Я слышу в твоих словах, Гэбриэл, и осуждение, и порицание, и даже всё тот же вечный щепетильный вопрос мужской гордыни: зачем?.. Не суди их строго! Они, конечно, не сахар, как вы, и даже не женщины в том понимании, которого требует от них наша извечная мужская логика. Но их жизнь – это год за десять! Не стоит судить о них только по их странному поведению, просто оглянись на себя самого и своих ребят. Да, признаю, все мои девчонки с большими изъянами: психика, кровь, пагубные привычки… Одна токсогенная кровь Миши чего стоит, она уже почти неподконтрольна даже мне.

– Очень мило!

– Но я приложил максимум усилий, чтобы вернуть им всем человеческое лицо! Никто из этих девчонок не имеет устойчивой психики – в нашем мире это просто невозможно. Но зато они все – люди! А это теперь, что песчинка настоящей жемчужины посреди песка мёртвого моря… Они – солдаты Третьей Мировой, как вы – солдаты Вьетнама. Они очень хорошие солдаты, они выжившие солдаты. И они в этом мире такие же чужие, как и вы, Гэбриэл.

– А зачем тебе полковник Васильева? Должен признать, фигура Миши – самая странная и противоречивая в этом твоём «джентльменском квартете». Ты и сам не будешь этого отрицать… Зачем она тебе, Джон? Эта смертница.

– Русская.

– Не понял!

– Да всё ты понял, Гэбриэл. Кто-кто, а русский выживет и с оторванной головой, да ещё и посмеётся над своим безмозглым «чайником» и спросит: «Кто потерял?» Русскому главное не потерять, что между ног… торчит!

– Джо-о-он…

– Нет времени на галантные расшаркивания, Гэбриэл! С наступлением рокового часа жизнь оценивается уже с позиции смерти, с позиции вечности… Впервые за всю историю человечества настолько стали размытыми сами понятия и жизни, и смерти, что теперь и бояться-то стало не за что: жизнь как человеческая ипостась утратила свой первостепенно заложенный смысл… Или что?! Тебя пугает, что Миша видит тебя насквозь, что при всех своих грубых штабных замашках она умеет тонко посмеяться над проблемой через чёрно-белый юмор, что для неё загнанный угол – двери на выход? Русских пугать концом света – всё одно, что выкрутить лампочку в доме, к которому не подвели электричество. Русский бессмертен: он может умереть, но только от одного – лопнуть от смеха! Миша – наш счастливый талисман, наша птица сирин, наша защитница-сирена! Наша Птица Счастья…

– Когда это сирены успели стать «птицами счастья» да ещё мировыми защитницами?!

– Когда поселились на Святой Русеи! Там, на Руси, Птица Счастья – крылатая Сирин весь мир держала под ногтем. И на Руси всякому люду была и матерью-покровительницей, и воином-защитником.

– Хха!! Полковник Васильева – сирена!! Сродни вспоротой кишками наружу консервной банке с разорванными тупым ножом рваными акульими краями.

– Что, зацепила, да? Рванула по самому краю сердца? Волхвовки они такие: зацепят – до смерти останутся непостижимой загадкой.

– Ну… не такая уж она непостижимая…

– Не зарывайся! Я же видел, она сразу потянула тебя к себе, как магнитом.

– Джон, нельзя пользоваться ударами ниже пояса.

– Можно! Теперь всё можно… Но помни всегда! Сила в Мише необыкновенная от рождения: уральская, гиперборейская, необъяснимая для современного человека… Она и до моих нанопримочек могла спокойно тащить на себе вес, превышающий её собственный. Её предки – викинги-берсерки! А те умели и с волками, и с медведями дружбу водить… Не сразу она тебе покажется – потому бойся её! Ну а как покажется, лучшего друга тебе не сыскать в этом мире. Дорожи её словом и делом, но не забывай: ручным медведь не бывает никогда!

– Угу! Ладно, пусть: поживём – увидим… А Танго! Чёрный рейнджер: «адский берет» с явно садистскими замашками «анаконды».

– Это тебе только кажется: не всё, что видишь, правда.

– А капитан Чукки Рур? Она совершенно не при своём разуме – это заметно даже слепому.

– Скоро ты убедишься, что лучшего советника и второго пилота тебе не сыскать во всём оставшемся мире.

– Лучшего лётчика, чем Мэлвин, мне уже не нужно!

– Тебе – нет! А Мэлвину? Ты не хочешь спросить его про второго пилота.

– По-моему, его уже бесполезно спрашивать! Мне кажется, он втрескался в твоего второго пилота с первого взгляда.

– Ты сам отвечаешь на свои сомнения.

– Хм… А Лео, Джон? Похоже, твоя воинственная внучка больна – серьёзно и навсегда. И сей продуктивный недуг имеет конкретное название: потерянность…

– Все мы больны им, Гэбриэл. И каждый старательно скрывает и замалчивает этот недуг, который от рождения и до смерти правит нами в той или иной степени. Ибо всякий недуг есть возвращение человеку его собственных ошибок – для осознания и коррекции в информационных полях нашего собственного бытия. Или ты скажешь, что ошибки не твоя компетенция, что ты никогда не действуешь методом проб и ошибок: страховка – твоя прививка от заблуждений…

– Джон, мне не тягаться с тобой в блудливом философизме… Извини!

– Не извиняю! Нет! Это слишком жирно для тебя – такого практика и безошибочного стратега… Но ты прав: Лео больна и больна так сильно, точно прокажённый, точно проклятый навеки изгнанник. И это не может не бросаться в глаза – особенно такому опытному разведчику и психологу, как ты, Гэбриэл. Но Лео не такая, как все! Это изначально был эксперимент, главой которого был я. У родителей Лео были серьёзные половые проблемы – у астронавтов и космонавтов это бывает намного чаще, чем у людей на земле. А это депрессия, низкая работоспособность и высокая смертность… Я выбил у НАСА разрешение провести собственный эксперимент по натуральному зачатию в космосе. Как известно, люди пока что этого не могут там, наверху! А это, чтоб ты знал, была моя дочь – моя родная дочь… Мне выдали право на проведение эксперимента: к тому времени я уже числился в гениях и мне многое позволялось. Эксперимент удался – хотя, если по совести, я рассчитывал пятьдесят на пятьдесят. На большее у меня не хватало духа… Лео! Моя космическая внучка и моя последняя надежда. А они там, ещё у себя в НАСА, определили, что у Лео крайне занижен уровень её собственного интеллекта: мягко говоря, коэффициент интеллекта ниже планки среднего уровня её умственных способностей!

– Практически записали Лео в дебилы.

– Но они не учли одну вещь: солдаты с таким низким уровнем интеллекта более устойчивы к войнам, а потому они практически не знают, что такое страх – он им попросту неведом. Лео всё равно – «быть или не быть», жить или умереть… Я же хочу, чтобы ты, Гэбриэл, не только научил её жить, но и самому желанию жить, чувствовать вкус жизни… Да, она не из этого мира! Её мир – Космос. А потому здесь, на Земле, ей многое недоступно, ей во многом отказано. Ты мог бы открыть для неё этот мир заново.

– Было бы что открывать! Ты забыл прибавить, Джон: мир, в котором ничего не осталось – ничего святого, насколько я понял.

– А ты, Гэбриэл? Ты! Твоя память, чистота твоей памяти… Если не тебе стать её проповедником из «древних», то кому же тогда?!

– В отличный мирок ты меня окунаешь, Джон, прямо с ушами – не страшно и утонуть.

– Чтоб ты знал: мои девчонки – лучшее, что осталось в этом мире! Ко всем их недостаткам, которые и являются их истинными и настоящими достоинствами, они, Гэбриэл… могут иметь детей!

– И даже Лео?!

– Не шути с этим, Гэбриэл… спички и сера – не лучшие игрушки в Аду…

Гэбриэл вздохнул и перекинул ногу на ногу:

– Им всем, насколько я понял, в среднем по сорок – хотя и выглядят они благодаря твоим нано и криоигрушкам на двадцать. Обычно в этом возрасте женщины уже имеют своих детей.

– Не суди по виду, Гэбриэл! Мне твои намёки уже по самое горло. Ну и что такого, что Лео так неперспективно выглядит?! Когда ей было одиннадцать, она еле-еле вытягивала на восемь, когда ей исполнилось шестнадцать, она уже перестала взрослеть в привычном для нас понимании, а в день своего совершеннолетия Лео уже имела тот вид, который ты видишь теперь: четырнадцать с натяжкой да шрамы вместо морщин! Она перестала меняться, расти, взрослеть… Она совершенно отбилась от рук эта дрянная упрямая чертеняка! Её главный девиз: «Дьявол на нашей стороне»! А когда я умру, кто останется с ней вместо меня, кто защитит этого бесшабашного и бездумного ребёнка так, как это может только мужчина?! Кто прикроет этого, япона-мать, солдата, чтобы не дать ему напрасно погибнуть на этой проклятой планете?! Зачем я, к чёртовой бабушке, тогда жил, Гэбриэл?! Если всё было бессмысленным в моей проклятой жизни…

– Эк, тебя понесло, Джон… Ты слишком много говоришь на русском, я за тобой не успеваю соображать! Сделай одолжение, разговаривай на нашем!

– Извини, Гэбриэл, разволновался. Миша часто разговаривает со мной на русском – поневоле привыкаешь… Но настоящий вид этих девчонок такой, какой он есть! И не благодаря моим наночипам, как ты считаешь: все эти девчонки имеют тот вид, который имеют, – это их собственное лицо и тело, что бы там ни говорила Миша. Ей всегда хочется поддержать меня хотя бы добрым словом, даже если так и не кажется на первый взгляд такому чурбану, как ты!

– Джон, ты зря…

Профессор нетерпеливо отмахнулся и обречённо покачал головой:

– Ах, Гэбриэл, Гэбриэл, ты всё ещё ничего не понял… Не от кого теперь иметь детей! Нет больше мужчин! Ни в переносном смысле, ни в прямом – ни настоящих спартанцев, ни обычных клерков… Мутанты, карлики, генокеры, кучка недобитых дезориентированных сограждан и старая гвардия – вроде меня и генерала Бэккварда. Заставь кого-нибудь из этих женщин-солдат иметь от такого сброда детей!

– А что, ты ещё способен зачинать детишек, Джон?!

– Шутник! Сегодня и в двести лет можно было бы иметь детишек, если бы не полная потеря нацией практики деторождения. Наночипы могут многое – не могут заставить мужскую сперму и женскую яйцеклетку быть работоспособными на действенное продолжение рода.

– Думаю, я наконец тебя понял, Джон. Но если ты в этом плане надеешься на нас…

– Выведи этих девчонок за купол Чёрной Смерти – и всё! Большего я у тебя не прошу, Гэбриэл.

– Так быстро всё выложить начистоту… и так цинично, – полковник хрипло рассмеялся. – Джон, Джон! Ты никогда не мог удержать всю правду в кармане дольше трёх минут.

Гэбриэл встал и, плеснув себе полную стопку наливки, сразу же залпом выпил.

– Ты не так меня понял, Гэбриэл! Я нисколько не хотел тебя и твоих ребят чем-то обидеть, уничижить…

– Насколько я тебя понимаю, Джон, ты всё-таки хочешь добиться своего и совместить несовместимое, но у самого и силёнок мало, и гения на это дело всё же явно не хватает.

– В самый омут, Гэбриэл, в самый омут… Сейчас для Земли наступили не лучшие времена, а как для человечества – так просто фатальные.

– Ты мне этим прожужжал уже все уши.

– Гэбриэл! Я хочу помирить истерзанную душу Земли и человека, который разрушил и всё ещё продолжает разрушать свою планету и самого себя.

Полковник нахмурился и посмотрел на старика с нескрываемым сочувствием:

– Помирить? Человека разрушающего и ту самую землю, которую он втоптал в грязь по самые лопатки?! Надежда умирает последней, Джон?!

– Надежда не умирает никогда! У нас ещё есть шанс и немного времени. Но у меня нет самого главного: посредника… Как ты сам понимаешь, такое дело не провернуть без нейтрального и понимающего посредника – это будет просто невозможно! И посредник должен быть не из нашего настоящего, но из нашего мира… Ты должен понять меня! И простить за всё, что я успел наворотить за свою жизнь: я ведь прекрасно осознаю, что плохого было в несколько раз больше, чем я мог бы сделать хорошего.

Полковник окутал себя непроницаемой пеленой дыма и внимательно посмотрел на профессора:

– Джон, не оправдывайся, я всё понял… Ты прав! Наше дело посредническое: вывести людей, за которыми нас прислали, из зоны смертельной опасности. Тут я с тобой полностью согласен!

– Гэбриэл, всё именно так… Но разве я могу тебя просить о большем, когда самое главное на этом этапе – спасение человечества!

– Спасение кучки съехавших с тормозов женщин-солдат! Будь всё же объективен в определениях всего человечества.

– Разве за первым этапом не следует второй, третий, четвёртый… Жизнь всегда продолжается, Гэбриэл, она никогда не останавливается, если её не останавливают насильно.

– Я тебя понял, Джон! Понял – хотя это совсем непросто… Для начала, как и когда мы сможем выйти из этого криоящика? Лично я не видел ни одной двери, ведущей на ту сторону бункера. И ещё! Мы глубоко под землёй, хотелось бы знать, что над нами расположено – в точности до дюйма.

Профессор сразу же оживился:

– Насчёт дверей не беспокойся, Гэбриэл, завтра мы их откроем… И запомни, прямо над нами подвалы старого криохранилища и мой дом-бункер, о котором все знают, как о моём постоянном месте проживания. Над старым криохранилищем – новая криолаборатория. Это всё под землёй! А уже на поверхности созданный мною Центр Нанотехнологий… Отсюда до поверхности немногим больше ста семидесяти футов.

– Не такая уж большая глубина, чтобы однажды ещё кому-нибудь не пришла в голову гениальная идея откопать твой бункер.

– Спутниковая система полностью уничтожена, а все их приборы обнаружения видят только базальтовую скалу, на какой и положено было ставить криохранилище. Я этот фактор досконально продумал ещё шестьдесят лет назад, когда уже начинал готовить себе пути отступления из их системы.

– Ты не знаешь полковника Бэккварда, Джон!

– Ещё и как знаю, Гэбриэл! Генерал-президент Бэкквард – наш любимый демократ! По крайней мере, он сам так считает… И это правда! Бэкквард – демократ. Особенно это касается того, с чем он не в состоянии справиться: подобное попадает в раздел «личной демократии» генерала Бэккварда… О! Время!.. так-так, так-так… Мы уже почти два часа с тобой болтаем, а генерал что-то сегодня задерживается со связью. Пора, пора с ним выходить на связь! И кстати, канал связи проходит непосредственно через криохранилище, в котором я живу постоянно вот уже как двадцать лет. Во время Последней Войны половина земного шара ушла под землю, только не многих это спасло… Так-то, Гэбриэл!

На приёмном пульте телебука загорелся индикатор вызова – и сразу же раздался настойчивый дребезжащий звонок, какой обычно бывает в допотопных хрипящих телефонах.

– А! – отмахнулся профессор. – Не обращай внимания, это из-за криосетки на бункере, мелочи…

Профессор показал Гэбриэлу на ту сторону стола – полковник зашёл за линию угла обзора с экрана телебука. Профессор посмотрел на рассечённое на квадраты цельное полотно считывающего пульта клавиатуры телебука и ткнул пальцем на кнопку развёртывания экрана: точка из приёмного пульта клавиатурного телебука тут же взметнулась вверх и развернула чёткий экран голографического монитора… На профессора Румаркера смотрело сердитое вытянутое лицо с гладковыбритыми щеками и холодными щёлками бесцветных глаз из-под чёрного козырька военной фуражки ОСОЗ.

– Профессор Румаркер, мы почти вас не видим и не слышим! Наноцентр получает устные уведомления с вашего домашнего телебука вот уже восьмой день!! Нас интересует ваша работа!! Что вы столько времени делаете дома?!

– И я рад снова видеть вас, Мистер генерал-президент… Должно быть, у вас опять был тяжёлый день, раз вы сегодня задержались со связью на целых полчаса. И как же я понимаю вашу раздражённость и эти тёмные круги под глазами! Советую чаще принимать на ночь прохладный душ и не пить так много дубового коньяка… Я болен и стар – и вам это прекрасно известно даже без доносов ваших верных прихлебателей: старость имеет право на снисхождение.

– Ай, перестаньте читать мне нотации, профессор! Я не ваш студент… Меня интересует ваша работа! Как скоро мы увидим от вас что-нибудь новенькое и существенное? Вы совсем перестали снабжать нас своим «ручным материалом». Индианаполис задыхается от нехватки качественных и продуктивных наночипов!

– То, что Индианаполис задыхается, не моя вина… А на каждый новый наночип типа «наномолодости» нужна светлая идея и немного таланта, Мистер генерал-президент: настоящие творения не рождаются по заказу, они приходят в виде божественного озарения.

– Вы нам нужны, профессор, Наноцентр требует вашего присутствия и ваших рук! Каффа снова просит помощи!

– Совету ОСОЗ снова не хватает наночипов нашего Центра Нанотехнологий?

– Наночипов им хватает и своих! Правительственному Совету ОСОЗ не хватает ваших индивидуальных «ручных» наночипов, профессор! И вы это сами знаете… Старейшина Каффы просит наших особых наночипов «молодости» и «живой органики».

– Снова? И зачем Старейшине такое количество «ручных» наночипов? Вы случайно не знаете, Мистер генерал-президент, он их что, ест на обед и закусывает ими на десерт?

– Перестаньте ёрничать, профессор!! Вы прекрасно осведомлены: особые наночипы нужны не Старейшине лично, а Правительственному Совету ОСОЗ и его задыхающимся мегаполисам.

– Нет – не мегаполисам, генерал! А солдатам и правителям этих самых мегаполисов!

– У меня нет времени на пустые пререкания, профессор! Вы забираете у меня драгоценное время… И вы опять от нас запрятали под своей крышей сержанта Лео Румаркер!!

– Ах, так вот какова истинная причина столь раздражённого визита! Вот что вас на самом деле так сердит, Мистер генерал-президент…

– Говорите по существу, профессор!

– Лео тяжело больна – я вам уже докладывал и не раз. Как вам известно, последний её дебош на бруклинской помойке закончился для неё весьма и весьма плачевно: потерей целого глаза и части руки… Сейчас я её полностью восстановил, но Лео снова находится в летаргическом сне, близком к метаболической коме. Так что вряд ли в ближайшее время она сможет выйти к вам на службу.

– Я вам верю, профессор: вот уже больше двух месяцев в Бруклин-городе непривычное затишье, а это значит, что сержант Румаркер снова отсыпается под крылышком своего всесильного покровителя… Сержант должна лежать в военном госпитале, а не у вас дома, профессор!!

– Лео сейчас не на постоянной службе в вашем Форте, если вы вдруг запамятовали, генерал. Она работает на ППС только по одноразовому найму, обычным наёмником! Почините пока что городские стены без неё – Наноцентр в достатке снабжает вас и солдатами, и военными наночипами… К тому же ваш Военный госпиталь для ветеранов – нездоровый рассадник смерти, генерал!

– У вас слишком безупречная репутация, профессор Румаркер, иначе я снова заподозрил бы вас в заговоре против народа Америки.

– Какие громкие слова о целом народе Америки, Мистер генерал-президент … И моя репутация тут ни к месту: гений наноэкспериментатора – вот цена вашего истинного терпения на небосклоне вашего довечного правления. И конечно же можете не переживать по поводу заговоров против ОСОЗ: их уже давно некому осуществлять! По крайней мере на необъятных и пустынных просторах нашей Великой Америки… У вас ко мне дело, генерал? Или вы старательно напрашиваетесь к публичному затворнику на чашечку бразильского кофе из нашей наногенетической лаборатории, или вам как всегда требуется очередная подтяжка кожи на скулах: наночип «молодости» уже не справляется с коньячной перезагрузкой, которую вы ему в изобилии презентуете каждый божий день? Не похоже, чтобы наши общие беды отражались на вашем подтянутом лице отъявленного негодяя.

– Самонадеянный цинизм всегда был вреден учёным такого ранга, как ваш, профессор Румаркер. И если я к вам соберусь одного дня на чашечку бразильского кофе, то, думаю, мой визит может затянуться для вас до неприличия надолго – как минимум на несколько лет Казематов! Штабной полковник службы ОСОЗ Миша Васильева бесследно испарилась именно из вашего Центра Нанотехнологий и до сих пор не найдена! Без своих ног она далеко уйти не могла. Говорят, здесь не обошлось без вашего личного вмешательства, дорогой вы наш кудесник.

– Публичные слухи – не более чем пища для досужих сплетен.