Солдаты Солнца. Книга 1

– Да?! А как насчёт пропавшего соломонова алмаза, Х-кристалла, прямо из сердца вашего Наноцентра, из главной лаборатории?! Моя охрана лично передавала его вам в руки месяц назад, а неделю назад он попросту испарился – в никуда! И ведь это не первый такой случай!

– Меня не было в моём, вернее сказать, уже давно в вашем Наноцентре, генерал, последние, как вы знаете, восемь дней! А до этого, насколько я помню, всё было спокойно… и Х-кристалл всё ещё находился в моей главной лаборатории…

– Это-то меня больше всего и настораживает!

– Чего-нибудь ещё изволите, генерал?

– Изволю! Не сомневайтесь… Честно говоря, я уже подумываю, не сделать ли мне основательную ревизию вашего старого криохранилища, любезный профессор?!

– Претензии охраны предъявляйте не ко мне, а к своим «загонщикам»: я не занимаюсь слежкой и отстрелами неугодных вашему демократическому режиму! Моя работа – удерживать на ногах тех, кто ещё может выстоять… Не вешайте мне на шею своих собственных собак, генерал!

– Ваша прямота – ваше спасение, профессор! Но помните, я – единственный человек в этом городе-государстве, который в состоянии дать вам возможность действительно жить и работать без каких-либо существенных помех.

– Я очень рад, Мистер генерал-президент, что всё ещё имею высочайшее покровительство со стороны вашего Правительственного Департамента Службы ОСОЗ.

– Если пропажа полковника Васильевой или Х-кристалла всё-таки окажется хоть как-то связана с вашим именем, профессор, ваши прежние заслуги не станут на сторону защищающего вас адвоката: вам придётся переехать на новое и постоянное место жительства, прямо ко мне под крылышко – в Казематы Форта Глокк. И как только сержант Румаркер проснётся, немедленно пришлите её на базу Форта: у меня для неё есть работа!

– Не сомневаюсь, что у вас всегда есть для Лео работа! Что, генерал Бэкквард, никто не хочет добровольно выходить за стены Индианаполиса? Даже солдатам-генокерам нужно святое знамя победы и духовная поддержка для безрассудной храбрости: все настоящие мужчины нынче на кладбище мировой истории…

Голографический экран телебука сузился в тонкую чёрную линию и погас.

– Чтоб тебе гореть в Аду со всеми твоими угрозами, свинья!.. узурпатор!.. тираннозавр чёртов!.. сволочь генеральская!.. Чтоб тебе клеша по самые гайки натянуло!!

– Угу… Да ты оказывается ещё тот вор, Джон: воруешь из собственного Наноцентра не только чокнутых солдат и дезертиров, а ещё и соломоновы алмазы потихоньку тягаешь из-под самого носа охраны Бэккварда? – Гэбриэл вышел из-за стола.

– Ах, перестань, друг мой! Сейчас не до этого. Видишь, какие проблемы сулит нам покровительство такого невидимого противника, как твой «лучший друг» и заслуженный инквизитор всех времён и народов – генерал Бэкквард!

– Что поделать, Джон! Люди любят приносить друг другу боль, они просто не могут без этого жить… Лица я не видел, но голос его – полковника Бэккварда.

– Да… мразь теперь ещё та: ничьей жизнью, кроме своей, естественно, не дорожит ни на йоту, правительственная сволочь! За последние пятнадцать лет он даже помолодел – то ли от новой крови, то ли от наночипа омоложения.

– Однако Бэкквард – человек слова! Думаю, Джон, тебе стоит подготовиться к визиту нежелательных гостей.

– Я уже сорок лет как готов. Но сначала пусть найдут мой бункер!

– Меня пугает твоя самоуверенность, Джон… А что, все генокеры теперь носят в себе наночип «военной полиции»?

– Нет, конечно! Военные наночипы у всех вояк – и людей, и генокеров, но только у тех генокеров, которые служат в армии. Остальные генокеры таких чипов не имеют. Это те, кто живут и работают в Центре и частично в Бруклин-городе, но все они, что называется, на галочке у Форта Глокк: шаг влево, шаг вправо – или «кресло разборки», или навсегда тикай в самые трущобы Бруклина – туда, куда даже военная полиция редко суёт свой нос… Да что мы на разговоры без дела тратим драгоценное время! Иди к Мише, Гэбриэл, сейчас иди… а мне ещё надо вернуться к Лео.

– Лео долго ещё будет спать?

– Гэбриэл, я никак не решался, всё откладывал… теперь скажу!

– Как?! И ещё не всё?!

– Зря подначиваешь – ещё много чего «не всё».

– Судя по всему, уже вряд ли меня обрадуют твои слова, Джон… Но ненавижу узнавать неприятности в последнюю минуту!

– Вот зачем ты так?

– Говори уже…

– Гэбриэл, чтобы удержать Лео в бункере на эти последние два месяца, я пообещал ей… я пообещал ей… заметь, мой друг, я дал ей слово!

– Ну что ты там ещё наобещал своей неуравновешенной внучке, Джон? Говори!

– Я пообещал Лео, что она станет частью Команды «Альфа»! Её полноправным членом, её солдатом… твоим солдатом, Гэбриэл!

У Гэбриэла чуть не выпала сигара изо рта:

– Ты с ума сошёл, Джон?! Ты не имел на такое обещание… никакого права!!

– Прости, Гэбриэл! Но ты никогда не был в моём положении.

– Я был в твоём положении, Джон, когда однажды спас твою шкуру от верной гибели.

– У меня нет больше возможностей на бесконечные погони за Лео, время уже не на моей стороне, Гэбриэл! Я должен был заставить её остаться в бункере: она нужна нам была живой и здоровой, а не расшитой по кускам где-то в Западном Бруклине или за стенами Индианаполиса. За это время Лео вышла бы за стены раза четыре! И день, и ночь бесчинствовала бы по всему городу в поисках новых приключений на свою бесшабашную голову!

– Безбашенность твоей внучки, Джон, не моя головная боль! Ты сам сказал: наша работа вывести на Соломоновы Рудники всю твою домашнюю команду.

– Не мою!.. уже не мою, Гэбриэл… Твою команду!

– Джо-о-он…

– Горе бывает не только от скудоумия, но и от большого ума.

– Что ты этим хочешь сказать?!

– Догадайся сам!

– Джон, даже гении не знают золотой середины.

– Потому что в одиночку это и невозможно – только в команде. Друг мой, Гэбриэл! Лео целых два месяца честно и даже почти что терпеливо отработала на вас, на Команду «Альфа». Никто, кроме неё, не возился с вами так – так много! Лео спала возле вас, обедала возле вас, ухаживала за вами, как за малыми детьми. А это очень тяжёлый труд сиделки, Гэбриэл. Из-за этого она сейчас в летаргической коме!!

– Не из-за этого!! Не утрируй, Джон.

– Я дал слово, Гэбриэл!!

– Ты… не должен был обещать ей того, что выполнить невозможно. Команда «Альфа» – это Команда «Альфа»! Нельзя менять того, что уже слажено: разрушения не избежать. Я ненавижу долги, Джон! И ты мне не оставил выбора, как когда-то нам не оставляли выбора военные трибуналы и ЦРУ… Но не проси о невозможном!!

– Когда-то… ты спас мне жизнь, Гэбриэл. И я в вечном долгу перед тобой! Но по какому-то роковому проклятию весь мой род, все мои близкие и родные мне люди давно в могилах. У меня осталась только Лео – моя малышка.

– Джон! Лео – убийца, профессионал…

– Кто ступил на эту тропу – может вернуться только через собственную смерть… Гэбриэл, Гэбриэл! Ты видно уже забыл: наша черта, к которой мы подходим или которую мы переступаем, зависит от тех людей, с которыми нам приходится сталкиваться. Не будь к Лео столь строгим, ты тоже не ангел, ты тоже – как и она: «крылатый»… И я хочу только одного, чтобы ты спас мою внучку!

– Спас?! Спас от чего?! От сумасшествия, от неуравновешенности, от неуправляемости, от неискоренимого желания быть супергероем? Она же сама – супермен, а я – только простой солдат.

– Супермену тоже был нужен кто-то, кто прикрывал бы и его спину. А я больше этого делать не могу, моё время на исходе!

– И ты решил найти себе замену – нового сторожа.

– Да!! Если хочешь – называй это так: сторожа! Нового и самого лучшего – в тысячу раз лучше меня самого!! Никого нет в этом мире лучше старой гвардии… И ты в этом очень скоро убедишься сам, Гэбриэл.

– Ты собрал для неё отличную команду! Но недостаточно хорошую, чтобы ограничиться только её потенциалом. Почему ты сразу не собрал мужскую команду, Джон? Почему – женщины, а не мужчины, если ты заранее знал о непродуктивности женской команды?

– Не смей так говорить о моих девчонках, Гэбриэл!! И потом, я мог вас и не поднять из ваших ледяных могил.

– Я задал тебе вопрос, Джон.

– Да потому первоначально собрал женскую команду, а не мужскую, что Лео нужны не новые проблемы, а нянька… нянька-надзиратель – как в тюрьме… А кто лучше справится с поставленной задачей, если не женщина-солдат или мужчина-ветеран, как ты, Гэбриэл!

– Ты сам-то веришь в то, о чём говоришь?! Страхуешь одно другим?!

– Черти тебя раздери, Гэбриэл!! Лео могла погибнуть только за этот месяц раз двадцать – не меньше! И это уже было бы на твоей совести.

– Это уже слишком, Джон!! Спасать человеческие души – это не моя иерархия, что бы ты ни делал и как бы ни старался переложить на другие плечи. Я не отпускаю грехи и не работаю перевозчиком мёртвых душ!!

– Ты отвергаешь новое, не имея что предложить взамен!!

– Никто не идеален, Джон. А я не люблю того, что нельзя объяснить! И моя безошибочная интуиция подсказывает мне, что твою внучку нельзя объяснить никакими разумными доводами и поступками. А это значит, она уже заочно ставит всю мою команду под нож гильотины… Я не могу так, Джон! Не могу – прости.

Гэбриэл оставил докуренную сигару и, прихватив пару сигар из коробки профессора, развернулся уже в дверях и поднял обе руки:

– Извини, Джон…

– Тебе всё равно придётся расхлёбывать эту проблему, Гэбриэл!! – профессор выкатил коляску на порог комнаты – полковник уже удалялся по коридору. – Много ты понимаешь, чёртов солдафон! От любви до ненависти, как от вздоха до выдоха, как от жизни до смерти… И теперь это твоя проблема – хочешь ты этого или нет.

Полковник не подавал виду, но у него буквально всё кипело внутри: эти три дня воскрешения стали для него настоящим психологическим испытанием, а тут ещё полковник Васильева выбила из него за столом не одну каплю кровавого пота. Но Джон его попросту доконал… Надо успокоиться и взять себя в руки – иначе для ещё одного разговора с полковником Васильевой ему может и не хватить сил, чтобы выстоять с мужским достоинством в этом неравном противостоянии разнополюсного интеллекта. И умеет же эта штабная штучка выбивать почву из-под ног и выворачивать шкуру наизнанку!

* * * * *

Ещё с десяток крошечных жилых комнат находились в противоположной стороне от главной лаборатории профессора – туда сейчас и направлялся Гэбриэл. Он прошёл мимо двух медлабораторий и ФЗ-кабинета, столовой-кухни и пошёл дальше по полузатенённому коридору.

Он остановился возле коридорного разветвления шести комнат-кают, находящихся друг против друга, в которых теперь и проживала вся Команда «Альфа».

За первой дверью направо сейчас была комната Гэбриэла. Слева напротив – Красавчика, но там было слишком тихо как на непоседливую индивидуальность последнего. За дверью соседней комнаты тоже было совершенно спокойно. А вот за плотно прикрытой дверью каюты Мэлвина были определённо слышны голоса как минимум двух человек и, кажется, они пытались что-то дружно напевать. Замков на дверях бункера не наблюдалось нигде – разве что на дальних экспериментальных лабораториях профессора да ещё на «подрывной» лаборатории Танго. Полковник несильно толкнул дверь каюты Мэлвина.

– Посмотри на меня – всё ещё будет…

– Всё повторится, всё будет снова…

– Всё ещё будет, всё к нам вернётся…

– Посмотри на меня – солнцем ночь обернётся…

Оба сидели на кровати капитана, подогнув под себя ноги: Мэлвин – спиной к двери, Чукки – лицом к нему. На сплетённых в замок пальцах обеих пар рук довольно развалилась блаженно похрюкивающая морская свинка… Явно находясь в каком-то подвешенном экзальтированном состоянии, Мэлвин и Чукки самозабвенно складывали накатывающиеся с потолка слова в строки нарождающейся песни, при этом совершенно ничего не замечая вокруг себя.

– Небо – это я, шорох листьев – это ты…

– Птица – это я, плеск волны – это ты…

– Оптимизм? Это хорошо, – Гэбриэл тихо прикрыл за собой дверь. – Дисциплинарное нарушение прямого приказа полковника Васильевой! Но вряд ли капитану Рур что-то за это будет: в конце концов Чукки в каюте, а в какой – своей или соседней – на это, кстати, чётких указаний не поступало.

Гэбриэл пошёл дальше по коридору – мимо комнаты Андрея и ещё одной пустующей… На правом повороте за угол он приостановился: из полураспахнутой двери одной из женских комнат доносилась негромкая дискомузыка старой и всемирно популярной в конце прошлого столетия шведской группы «АББА», и слышались внятные и очень знакомые голоса.

– Тебя стукнуть… или без предупреждений?

– Я подумал…

– Это не так!

– Но я подумал…

– Что бы ты там себе ни подумал, это не так! И не надо мне здесь рассказывать о всех прелестях военного быта – о постоянной человеческой вонище, потных мразливых неандертальцах в вонючей форме, безвременном отсутствии элементарной гигиены и мгновенном отмирании привычных человеческих отношений. Всё это не более чем классика обычной войны: грязь, вонь, кровь, животное существование! Если ты пытаешься набиться мне в сержантские инструктора…

– Что ты, что ты! Нет, я, конечно, тебя понимаю, Танго. Но три Креста, две Серебряные Звезды и рискнуть в одиночку ограбить один из денежных сейфов собственного Форта? Да ещё успешно сделать ноги!

Полковник засунул руки в карманы и прислонился к углу, чтобы, если что, видеть оба направления коридора.

– А чего? Хороший банк сорвать не каждому дано… Ну а не дезертировать после такого наглого налёта, разве не самоубийство?!

– Запланированное самоубийство! Бежать, как я понимаю, из этого города некуда.

– Был бы сыр – мышь дырку прогрызёт! К тому же я не собиралась довечно гнить в чёртовом Бруклине. У меня был план почище любого бестселлера: прихватить под какой-нибудь удачный шумок «сигару» из Форта и навсегда смотать удочки из этой дыры! На Каффе можно жить припеваючи! Там не так невозможно строго, как у нас… больше свободы и жить можно, а не доживать…

– А разве не следует быть осторожным в своих желаниях?

– Моим же салом меня по мусалам, козья морда?

– Н-не понял, а по-американски, пожалуйста.

– Баран неотёсанный, учи русский… или кати отседа, мудачина малахольная…

– Зачем мне учить русский, если для этого у нас есть Гэбриэл, а я и так неплохо понимаю, ещё с Вьетнама.

– Ага, я заметила – «как пела соловью кукушка»!

– Ну что это за манера нарываться на проблемы и втягивать за собой других? Честно говоря, я думал, у вас только сержант Румаркер ищет себе на голову постоянные проблемы.

– Лео всегда ищет проблемы на свою и чужие задницы! С ней за компанию лучше в город не выходить – целее будешь: обязательно или военная полиция загребёт в свои вонючие бараки, или ввяжешься в такую драку, из которой с целым куском своего тела уже не выберешься.

– Нашему Гэбриэлу будет с чем потягаться: проблемы – это его так заводит, он совершенно не выносит праздной скуки Багамских пляжей.

– Красавчик, Красавчик… – вздохнул Гэбриэл.

– С Лео захочешь – не соскучишься.

– Ай!!

– Твою в душу мать!! Не распускай рук, Красавчик!! Здесь тебе не бордель.

– Больно бьёшься…

– Миль пардон!.. мёсьё…

– Господи! Да я только хотел поинтересоваться, кто у тебя портной?! Классный прикид! Обшиваешься у кого?

– У Андрея! Он наш кутюрье, медик, сиделка, нянька, повар и самый надёжный друг! Понял, балабол?!

– Понял – не дурак… У тебя самые необычные волосы, какие я когда-либо видел: сине-чёрные или чёрно-синие, такие – притягательные, пахнущие, соблазнительные… Извини за вопрос, это твои или ты с ними что-то делаешь?

– Ты что, дурбазол?! Конечно, мои! Здесь всё моё, натуральное, котик! Делать мне больше нечего, как портить самое лучшее в мире тело со всем приложенным к нему аксессуарным набором божественного начала.

– Вот это самооценка! Это я понимаю… И я с такой оценкой божественного начала, должен признаться, полностью солидарен. Потанцуем, а?

Гэбриэл подошёл к крайней каюте лейтенанта Танго Танго и в той же позе, руки в брюки, прислонился плечом к косяку открытой двери… Танго – в своих чёрных начищенных до сияющего блеска сапогах и в своём соблазнительно-обтягивающем ярко-лимонном комбинезоне с раскрытой до глубокого декольте молнией – полулежала поверх тёмно-золотистого одеяла на алых атласных подушках своей узкой стандартной кровати. Красавчик – уже без пиджака и жилета, с распахнутой до пупа рубашкой и уже без своего шёлкового платка денди – ненавязчиво тулился на краешке кровати, приобнимая одной рукой Танго за плечи и теребя пальцами её шёлковые волосы, другой рукой при этом поэтично размахивая перед её маленькой, но ужасно заманчивой округлой грудью, выглядывающей в прорезь лимонного декольте, также нечаянно-ненавязчиво старался ухватиться за сверкающий замочек на молнии её комбинезона… Но Танго все его «невинные» попытки тактично и пока что ещё терпеливо, умело и быстро пресекала на самом корню.

– Гэбриэл!.. я сейчас занят…

Красавчик нервно пнул ногой дверь, и та захлопнулась перед самым носом полковника.

– Красавчик, Красавчик…

Снисходительно улыбнувшись, Гэбриэл с пониманием качнул головой и негромко постучал в каюту напротив – никто не ответил и на повторный стук… И Гэбриэл сам открыл дверь.

Это была комната Чукки – ошибиться было просто невозможно… Раскиданные по кровати старые видеокассеты, работающий без звука старый телевизор, невыключенный видик; несуразно-разношенные ботинки, торчащие мощными носками в разные стороны из-под сползшего с кровати на пол серо-зелёного одеяла; старые плакаты по стенам – улыбающийся первый русский космонавт Гагарин, морские свинки с розовыми бантиками на шеях, улыбчивые техасские ковбои на диких мустангах… длинная полка над кроватью – как попало приткнутые книги, торчащие плетёные закладки и даже вырванные мятые страницы из книг… Гэбриэл подошёл поближе, переложил несколько книг: «Таинственный остров» Жюль Верна, «Чёрная стрела» Стивенсона, «Одиссея капитана Блада» Сабатини, «Три мушкетёра» Дюма, «На кромке океана» Астафьева, «История инквизиции» Мейкока, «Энциклопедия мистицизма». Все книги были на языках современного оригинала: французский, староанглийский, итальянский, немецкий, русский… шесть книг Тита Лукреция «О природе вещей» – на латыни. Полковник поднял несколько разбросанных по кровати кассет: «Звёздный крейсер «Галактика», «Бегущий по лезвию», «Индиана Джонс и последний крестовый поход», «Солдаты в оранжевом», «Огни большого города», «Унесённые ветром» – весь двадцатый век.

Комната рядом принадлежала Лео… Все стены увешаны фотографиями! Фото её отца и матери, деда, её с дедом и конечно же её друзей военных – все молодые улыбающиеся мальчишки… На двери с внутренней стороны и над кроватью во всю стену – военные трофеи её застенной службы: зубы и клыки всех разновидностей и мастей! На телевизоре стояли два овальных медальона с мужскую ладонь: на одном отец и мать Лео – молодые и смеющиеся, на другом Джон, Лео и Андрей – в обнимку. Гэбриэл просмотрел кассетный ряд на полках под телевизором: «Касабланка», «Завтрак у Тиффани», «Дананг – переправа смерти», «Дикарь», «Крёстный отец», «Апокалипсис сегодня», «Дракула», «Беспечный ездок», «Джеймс Бонд» – четыре кассеты с Шоном Коннери, «Китайский квартал», «Полуночный ковбой», «Отверженный», «Гладиатор», «Леон-киллер», «Ковбой Мальборо и Харлей Дэвидсон», «Как был завоёван Запад», «Имя ему Смерть» – и ещё целый ряд фильмов с Клинтом Иствудом; на самой нижней полке – старые потрёпанные кассеты сериала «Команда «Альфа»… Гэбриэл заметил вставленную кассету в старый немецкий видеомагнитофон. Не долго раздумывая, он вытащил её и засунул себе за пояс.

– Вот и посмотрим, что Миша подарила тебе на День Варенья: откуда ж ещё в этой саблезубой пещере взяться кассете на русском?

Гэбриэл заглянул за створки старого деревянного шкафа… Как и предполагал! На одной половине пара одинаковых джинсовых комбинезонов в виде бесформенных квадратных лоскутов, два одинаковых драконьих пальто из шкуры песчаного змея, под ними две пары ботинок из шкуры того же песчаника, на другой половине шкафа на верхних полках – военная форма и драконьи штаны; под полками небольшой военный арсенальчик: три американские винтовки М16 и ручной пулемёт под девятимиллиметровый патрон. И это как бы женский одёжный шкафчик… Полковник вытащил нижний ящик и обомлел! Револьверы, вальтеры, парабеллумы, кольты и патроны всех калибров – вроссыпь и в железных коробках. У него в комнате такого «чёрного ящика» и в помине нет! Гэбриэл достал один из американских револьверов, зарядил, засунул за спину… И ещё заглянул в тумбочку возле кровати. Личное и любимое всегда под рукой: американский револьвер – девятимиллиметровый восьмизарядный! Рядом российский Макаров, пистолет выпуска шестидесятых – единственное на тот период в мире оружие, успешно прошедшее все испытания в комбусе – универсальных комбинированных условиях, когда образец испытывался последовательно: грязь, пыль, дождь, болото, песок, протирка и снова дождь, грязь, мокрый песок, болото. Об этой системе Гэбриэл знал всё!.. Но была здесь и ещё одна «игрушка». Гэбриэл вынул из кожаных ножен широкий мощный тесак: «Skinner APS US Army» – нож для выживания… подержал его в руке, приценился к внушительному весу, вздохнул и положил эту опасную штучку на прежнее место.

В каюте Миши никого не было – полковник вошёл и сразу же прикрыл за собой дверь… Полнейший порядок, безупречная могильная чистота! Два фото в деревянных рамочках и довольно объёмная прямоугольная резная шкатулка из красного дерева на тумбочке. Шкатулка интересная, вычурная, инкрустированная настоящим крупным чёрным бриллиантом посередине и множеством тёмно-красных аргентинских рубинов по краям… Старенькая потрёпанная гитара на двери, пара таких же старых и когда-то ярко-красных боксёрских перчаток на стене – и то, и другое с трудом вписывающееся в это стерильное состояние склепа в склепе. И в этот шкаф у стены полковник не полез бы, наверное, даже под расстрелом.

Взгляд Гэбриэла упал на книжную полку над кроватью Миши. Он подошёл поближе.

– Пушкин!.. Есенин, Достоевский, Чехов, Лермонтов, Толстой, Гоголь, Ильф и Петров, Дюма, Жюль Верн… И всё на русском! Конечно, как же ещё… А это что?

Он приподнял край выставленной пилоткой подушки:

– «Земля Сан-ни-ко-ва»… «Земля Санникова».

Гэбриэл перелистал страницы:

– Русский, русский… А ты что ожидал, парень? Японский? А это что?

Фото было цветным, ярким и на фоне какого-то жизнерадостного голографического панно: печально улыбающаяся трёх-четырёхлетняя девчушка на фотографии была в ярком кружевном платье цвета утренней зари. Внизу стояла красивая гравировочная надпись – «Руберта-Мария: я буду жить вечно!» У Гэбриэла защемило сердце… Он закрыл книгу и положил на прежнее место.

Гэбриэл присел на корточки возле огромного старого телевизора – на двух полках ровно выставленные ряды старых кассет и ни одной на американском, снова всё на русском. Гэбриэл расслабленно выдохнул: слава Богу, читать и говорить на русском он к счастью умел и довольно неплохо – Вьетнам и разведка оставили много рубцов и сколов на шкуре его жизни… Он вытащил первую кассету, вторую, третью и сразу же стало ясно: почти все фильмы только о ней – о войне!

– «Звезда», «Последний штурм», «Военный…» – нет!.. «Военно-полевой роман» – угу… «Баллада о солдате»: баллада – это песня на русском, памятливая песня – скорбная… Так! «Они сражались за Родину» – понятно… «Батальоны просят огня», «Летят журавли», «А зори здесь тихие» – о женщинах войны, о солдатах, ясно! «Офицеры», «Два бойца», «В бой идут одни «старики»… «В бой идут одни «старики»? И ничего о женских радостях, ровным счётом – ничего! Где плаксивые мелодрамы и классические мюзиклы? Миша, Миша… Что мне ещё ждать от этой русской сирены? Не сахар – это уж точно! Что тут у нас ещё?.. «Д`Артаньян и три мушкетёра» – ну просто что-то из сказочно невероятного для данной подборки… «Рождённая революцией» – снова: задавим не войной – так революцией! «Белое солнце пустыни» – белое солнце, белое… «Не-бе-са Обетованные», гмм… «Небеса Обетованные» – где-то я уже это слышал. «Земля Сан-ни-ко-ва»… «Земля Санникова» – и здесь русские необъятные просторы… М-да! М-да!

Полковник поднялся – ещё раз осмотрелся:

– Железная вояка и подпольная мечтательница!

Гэбриэл тихо вышел из каюты Миши и глубоко вдохнул, снова потерев рукой возле сердца, – после этой, последней комнаты он чувствовал себя совершенно разбитым и каким-то подавленным… Неспешно раскурив новую сигару, он с облегчением выдохнул и оглянулся – планировка всех комнат была практически одна и та же, но как разительно отличались эти «однослойные» каюты друг от друга своей неповторимо-универсальной начинкой.

Гэбриэл устало задумчиво прошёл мимо двух ванных комнат – тоже расположенных друг против друга: мужской и женской… и также тихо зашёл в библиотеку.