
Полная версия
Солдаты Солнца. Книга 1
– Не-е… понял, – вытянул рожу Красавчик.
– Х-хех… не мудрено, – отозвалась Танго.
– Чтобы тебе было понятно, Красавчик, поясню так: молекулы сахара играют в нашем очень сложном биоорганизме весьма и весьма значимую роль одного из детонирующих стартеров для зарождения себе подобного биологического индивида. А обычный кусок сахара в настоящем антиподе, будь то мужская особь или женская, практически утерял своё первоначальное запрограммированное природой предназначение, допуская при дальнейшем, более сложном перевоплощении, бесплодные непродуктивные мутации, которые, как теперь оказалось, ведут в никуда. Одним словом, с потерей одной из составных нашей собственной «формулы любви», а именно – утратой «натурального сахара», мы потеряли ещё совсем недавно такую простую и обычную природную возможность к запрограммированному Матерью-Природой деторождению! Ибо Вселенная поругаема не бывает, всё имеет свои каверзные последствия… А в вас – всех четверых – всё это первородство, как показали лабораторные анализы, сохранено на самом высоком уровне и практически в чистейшем виде. Вы есть сахар в натуральную величину. Вы все, Команда «Альфа»! Ты понял меня, лейтенант?
– С куском сахара в натуральную величину меня ещё никто не сравнивал… И всё равно мне это не нравится. Я категорически против такого «сахарного» насилия в обращении к моей персоне!
– Какие мы нежные… Стоит пустить слезинку и от настоящего сахарного мужчинки остаётся лишь приторно-хреновый сиропчик, – Танго снова без зазрения совести пользовала русский, но мельком всё же косилась на Мишу.
– Танго! – Миша сдвинула брови. – Я запрещаю тебе обращаться таким образом к лейтенанту Квинси – раз и навсегда! Никаких больше «сахарных»… Я! – сказала.
Танго приложила руку к голове:
– Есть, командир! Никаких больше «сахарных»… Хренотень!
– Слава Богу! Есть всё-таки справедливый суд и на небе, и на земле, – Красавчик гордо распрямил плечи и положил ладони перед собой по обе стороны своей тарелки.
– Ладно, ладно, – прошипела в его бок Танго, – я ещё на тебе отыграюсь… козлик.
– Какое продуктивное питательное общение… И всё же не перестаю удивляться древним философским истинам: всё гениальное в простоте! – профессор с мягкой грустью смотрел на эту ярко выраженную языкастую парочку и счастливо улыбался.
– Джон, ты меня порой удивляешь! Лично я бы сейчас всыпала по самое не хочу этой языкастой парочке баламутов, а ты делаешь умилённое лицо и рукоплещешь им своими гениальными мозгами.
– Просто профессор Румаркер хочет нам всем сказать, что Команда «Альфа» теперь имеет шансов больше всех остальных именно из-за своей устаревшей простоты по отношению к современному миру, – Мэлвин отхлебнул кваса из глиняной кружки и довольно проглотил последний кусок своего рулета.
Зулу повернулся к капитану и поморщился:
– Перестань молоть этот бред, идиот!
– Если бы я был таким идиотом, каким кажусь, ты бы никогда не осмелился мне сказать, какой я идиот, Зулу.
Сержант и теперь ничего не понял, а потому покрутил прокушенным пальцем у виска и махнул рукой на Мэлвина:
– Псих…
– Другое дело! – Мэлвин вытер салфеткой рот и, забрав с плеча Чукки умывающегося Федю себе на руки, блаженно сытно отвалился на спинку стула.
Но учёный старик с довольным видом внимательно выслушал проходящую реплику капитана и, кажется, собрался продолжить живую дискуссию на поданную с лёгкой руки Мэлвина насущную и животрепещущую для самого профессора тему:
– Да, капитан Мэл Линкольн! Я с тобой совершенно согласен! Весь наш учёный гений ничто, когда дело касается простейшего выживания… Вот вы, джентльмены, думаете, доктор Дмитриев просто так собирает у себя под защитой чёрного купола самое простое из простого и самое сложное из сложного: обычных людей? Те же учёные и философы давно доказали всем своим существованием на этой земле: жизнь, свет и любовь – в максимализме простоты, в простоте чувств, а не в торжестве эволюции разума над Матерью-Природой. Ибо истинных чувств не надо много, чтобы понять, что такое свет и любовь…
– Это всего лишь поэтическое вдохновение… Ты же учёный, Джон! Не выпадай в миры утраченных иллюзий.
– Сейчас я говорю не о твоей остервенелой глухоте и окаменевшей бесчувственности, Миша: самая сильная во Вселенной боль, душевная боль, заглушает биение твоего всё ещё живого сердца.
– И ты искренне веришь, Джон, что именно Команда «Альфа» сможет спасти нас? Спасти в случае нападения на нас генетических мутантов, для которых даже лазерное и протонное оружие скорее как пукалки для ворон, обсадивших потешное пугало в огороде у незадачливого фермера. Чем эти «древние», эта старая гвардия, эта чистая кровь сможет реально защитить нас? Зубами, кулаками, криками динозавров или дымом сигары, табачные листья для которой ты самолично выращиваешь в своей цветочной оранжерее? Или в конечном итоге мощными цепями с не менее мощной шеи Мистера Кронштейна?
– Инкейна, – ненахраписто возмутился Зулу.
– Ты опять за своё, Миша?!
– Пока не буду знать наверняка, все разговоры – только разговоры!
– Джон, может, тебе не стоит так сильно наседать на полковника? Всё-таки она – леди, хоть при этом ещё и отличный солдат.
– Оставьте своё заступничество при себе, полковник Харрис! Оно вам ещё пригодится самому.
– Вернулись с чего начали!.. пинг-понг, пинг-понг…
Миша сжала пальцами угол стола:
– Мэлвин, тебе не кажется, что ты сегодня чересчур подсел на свой наночиповый мячик?
– Мячик я уже погонял сегодня с утра, отлично поразмял клыки и поразмялся сам! Сейчас меня вдохновило на глубокие философские прозрения: после сытного обеда – по закону Архимеда…
– Мама дорогая, – схватился за голову Зулу.
– Уж лучше «глубокомысленная» философия Мэлвина, чем драка между двумя мастодонтами, – Красавчик закрыл рот кулаком и умоляюще посмотрел на профессора. – Док, вам не кажется, надо срочно менять тарелки, а?
– Чай! Давайте пить чай и кофе! – Танго даже поменяла позу под новое начинание: пожёвывая губами сигаретку, опёрлась обеими ладонями на колени.
– Секунду! – профессор сердился. – Да! Команда «Альфа», полковник Миша Васильева, имеет не такое силовое мышление, как у вас: чёрный скептицизм – не их конёк. И вы в этом в скором времени будете иметь возможность убедиться совершенно самостоятельно – без подсказок и пиханий в спину вашего друга, старого дурака-учёного… Неординарность глубокого человеческого мышления! Вот та формула успеха и та нелёгкая стезя, что поведут вас всех через трудности и ужасы отравленных джунглей и мёртвых пустошей открытого и смертельно-губительного пространства Великой Пустыни, Пустыни Смерти! И вы, несговорчивая команда солдафонских забияк и диктаторов с женским интеллектом, должны, вынуждены будете научиться быть и выживать вместе, друг за друга – одной командой как Команда «Альфа»! Вы, разложенный до трупного окоченения, растерянный, погибающий интеллект и ваши вояки, Миша, если вы, солдаты и женщины в одном сущем, сможете сложить по осколкам свой общий интеллект друг для друга, как грани в кристалле алмаза, – получится единая непобедимая формула силы падающего графина глицерина с высоты Церкви Христа Спасителя: формула всей жизни любого философа-алхимика – формула эликсира бессмертия! Ибо нельзя победить, что сложено одно в другое, как дитя – в мать, а женщина – в Бога.
– Угу… Проповеди отца Климентия здорово сказались на твоей психике, Джон. Короче говоря, твоими научными выводами: порознь мы грубая нестабильная среда, а вместе – саморегулирующаяся взрывная субстанция.
– Раструб обычного веника! Подметёт так, что полетит всякая нечисть вон из-за кухонной плиты! Нечего прятаться под кухонной мойкой и портить воздух благочинным хозяевам, которые хотят жить в цветнике из белых гардений и китайских роз, – капитан поднёс спину морской свинки к своему носу и, глубокомысленно вдохнув от жирной лоснящейся спинищи, прижался щекой к мягкой шелковистой шкурке. – Да прибудет мир среди мира животных и мира людей!
Миша подняла глаза на профессора – и в этих глазах было лишь каменное насмешливое отчуждение:
– Если бы я сразу знала, что вы… профессор Румаркер… хотите нас так принизить…
– Миша, Христа ради! Умоляю тебя! Что ты такое говоришь? Я имею только одно желание: спасти вас всех и дать шанс на будущее – и вам, и этой планете… И эта команда «древних» – команда настоящих мужчин! – вам просто необходима. И прежде всего, как общий психотропный нейтрализатор нестабильной реверсивной среды внутри вашей же команды.
– Джон, я в экстазе от твоих выводов! Чисто ненаучная мужицко-пещерная прообезьянья демагогия с вершины опасно раскачивающейся пальмы, под которой расположился муравейник рыжих амазонских муравьёв-убийц.
– Согласен – полностью! И всё же, Миша, есть значимый плюс и на ваш мелочный каннибальский муравейник: это реальная физическая сила…
– Вот удивил, Джон!
– …и ещё – неординарное мышление!
– Не кричи об этом так громко, Джон: кто-то может под плохое настроение оторвать своему соседу по стулу ухо или любой другой подвернувшийся под тяжёлую руку орган.
На этот раз до Красавчика дошло мгновенно! И он тут же, даже не пытаясь перенастроиться на долгосрочное обдумывание своих дальнейших действий, закрыл своё правое ухо всей пятернёй, а левой ладонью прикрылся пониже и с неподдельным испугом скосился на скучающе жующую дымящуюся сигаретку Танго.
– Секунду, Миша… Есть ещё одно, третье и главное, как с моей точки зрения: Команда «Альфа» – это всегда беспроигрышный вариант!
– Да это ты с чего взял, Джон? С потолка своего криобункера?
– Знаю!! – ударил кулаком по столу всегда достаточно терпеливый и добросердечный старик. – Знаю, Миша! Проверено! На собственной шкуре. И этот всепоглощающий фактор всегда стопроцентный. Всегда беспроигрышный вариант: команда, тайна и скандал… три составляющих, если хочешь, тысячапроцентного успеха! И разве вам этих трёх составляющих занимать?! Вам – всем?!
Наступила совершенно нетипичная для этой комнаты тишина – кажется, даже Федя на плече Мэлвина затаил дыхание, внимательно всматриваясь в профессора своими красно-чёрными глазами-бусинками.
Переведя взгляд на графин с вишнёвой наливкой, Миша задумчиво почесала тыковку, скривила губы, поскребла под подбородком, провела указательным пальцем под носом и неспешно налила себе полную стопку водки. Также невозмутимо в один глоток перекинула всю жидкость в себя и громко ударила дном пустой стопки по столу.
– Ну… если ты ставишь вопрос таким ребром: беспроигрышный вариант! То это самое безумное из всего того маразма, что мне до сих пор приходилось выслушивать из твоих профессорских уст, Джон. Пожалуй, тут есть над чем поразмыслить – на досуге.
– Гэбриэл!
– Думаю, Джон, заржавевшие колёса «троянского коня» наконец-то сдвинулись с мёртвых песков.
– Вы очень интересно разговариваете, полковник Харрис, даже для эсперанто.
– Учусь у вас, Миша! Настоящая сила неординарного мышления в беспроигрышном варианте командной кампании.
– Мужицкое самомнение!
– Женская логика!
– Похоже, нам, как игрокам на поле битвы, нужен свой арбитр.
Чукки поднялась так же спокойно, как спокойно она умела наблюдать со стороны, когда другие галдели и щипались, как гуси у полной кормушки. Она странно нетвёрдо пошла вокруг стола – как казалось, втупившись впереди себя куда-то в одну точку.
– Ну нет! Только не сейчас, – Танго бросила зажигалку на стол и нервно зажала в пальцах ещё нераскуренную сигарету. – Её эсперанто абсолютно не имеет ничего общего с языком разума… Док, вы же обещали!
– Поиск новых точек относительного равновесия не всегда идёт стабильным путём конверсии тяжело застарелых проблем.
– Хренотень…
А Чукки остановилась прямо за спиной Миши и спокойно возложила на её голову обе свои ладони – её глаза по-прежнему смотрели куда-то впереди себя:
– Время – простить и время – проститься… времени больше не будет, но не для Лилии Мира – цвет неба спасает покров… но времени больше не будет – для воина сей приговор как последний – одна среди целой пустыни, одна в последнем походе за правдой… пора уходить за крестовым походом, пора уходить за мечом и щитом… пора…
– Это что, Мэлвин в юбке? Ай!!
Танго тут же треснула расчирикавшегося говоруна ложкой по голове и показала ему кулак. Красавчик почесал тыковку точным жестом Миши и обидчиво замолк.
Чукки возложила руки на соломенную голову Красавчика – тот втянул голову в плечи и замер.
– Время – разбрасывать камни, время – их собирать… время делать поступки – Златокудрый Сосуд Сердец – время делать свой выбор… один только шанс – в тонущем иле и в смерти, в уходящей за небо печали, в ускользающей сквозь пальцы надежде… времени больше нет – времени больше не будет…
Чукки повернула обратно, Гэбриэл не стал отстраняться от узелковых костяшек длинных тупых пальцев невидящей пророчицы.
– Время – учить и время – учиться… точка весов всегда где-то там – где времени нет, как нет вечности – в битве за вечное, как нет веры – в битве за час… и только Любовь поднимает крыло Синей Птицы, только Любовь поднимает из пепла новое Солнце, только цветок приютит мотылька… тронешь – и всё потеряешь… просто иди – куда несёт тебя ветер пустыни… просто иди…
Ватные руки Чукки соскользнули с платиновых волос полковника и легли на его плечи: она печально улыбалась странной лёгкой улыбкой, глядя куда-то вперёд своими незрячими, подёрнутыми тусклой дымчатой пеленой, большими и какими-то почти инопланетными глазами – тёплый свет настольных свечей яркими звёздами отражался в затуманенных глазах вещуньи.
– Время – любить и время – дарить… ты – пахарь и сеятель жизни – от Бога… ты будешь и сеять, и лошадь седлать, и со смехом закидывать детские души под самое небо и звёзды… и время восстанет для Сфинкса – Оракул восстанет для мира… просто иди – куда несёт тебя ветер пустыни… просто иди – куда несёт тебя ветер пустыни…
– Бредятина!
Чукки повернулась и пошла на звук сердитого голоса. Зулу нахмурился и глухо зарычал, но Чукки это не остановило. Её ладони крест-накрест легли на чёрный ирокез бунтаря.
– Время – для сильных и время – для слабых… кровь – она всегда идёт по кровавому следу… кто станет ковать – тот четыре подковы утроит… и Чёрная Смерть станет ложем и домом Невесте – с лицом луноликой Селены и волосом Лилии Синей – как целое небо востока…
От последних слов Чукки у Миши всё закружилось перед глазами в бешеном круговороте – она одной рукой схватилась за край стола, другой сжала своё колено. Гэбриэл обеспокоенно накрыл руку Миши своей ладонью. Но полковник тут же отдёрнула руку назад и, сжав губы, отвернулась.
А Чукки уже возлагала руки на седую голову профессора:
– Время – для жизни и время – для смерти… смерть многолика и смерть одинока – и радость, и горе в обеих руках… когда все идут на молитву – Смерть выбирает Седьмой себе день – чтобы править, судить и нести приговор… тет-а-тет – в одиночку… всегда – для Души и вечно – для Бога…
Чукки глубоко вдохнула и посмотрела на Мишу нормальным человеческим взглядом.
– Капитан? Всё нормально?
Чукки ничего не ответила, она сняла руки с головы профессора и пошла к старинному пристенному буфету возле прохода на кухню.
– А мы?! А про нас забыли?! – с полным недоумением на лице Мэлвин держал обеими руками морскую свинку перед собой и от имени обоих взывал к праведной справедливости.
– А вы на десерт! На закусь! – эгоистичный подколодный смех Танго сразу же разрядил несколько «подогревшуюся» обстановку.
Чукки включила кнопку нагрева энергочайника и распахнула деревянные дверцы двух длинных узких полок над буфетным столом:
– Чай! – с лимонником, бергамотом, вереском, жасмином и чабрецом. Кто любит цейлонский, тому…
– Дулю под нос! – отреагировал на дурацкий смех Танго и Мэлвин.
– А как ты догадался? – капитан кинула искренне удивлённый взгляд на Мэлвина и снова отвернулась.
– Два дурака – пара! – рассерженно пробубнил Зулу, нервозно приглаживая к голове свой любимый ирокез.
– Чукки, детка, заваривай сегодня все сорта, какие есть… каждый выберет себе сам.
– Хорошо, профессор.
Чукки выставила в ряд пузатые фарфоровые чайнички с пастушками на голубых, розовых, бежевых лужках и залила каждый до половины крутым кипятком, и тут же выплеснула всё их содержимое в большую миску на столе – сразу же всыпала в каждый чайничек по доброй горстке разнотравной цветочно-листовой смеси. По комнате поплыл божественно-дурманящий аромат луговых и благородных трав.
– Я буду кофе! Благо, этого наркотика у нас хоть упейся! – Танго курила сигарету за сигаретой, Красавчик только успевал подносить зажигалку, но никто не ставил ей этого в упрёк: время и так многое поменяло местами за последние годы, за последние часы.
Танго встала, и сама поставила большую турку на плиту. Облокотилась спиной на кухонный стол.
– Андрей, сынок, может, ты хотя бы попьёшь с нами чая? – профессор безуспешно пытался достучаться в свою заушную «улитку» до мальчишки-генокера. – Танго, сходи за Андреем! Пусть он выпьет хоть чашку чая.
– Ага, побежала пешком!! К чему это пустое дёрганье, док? Он всё равно не придёт. А силой волочить я его не собираюсь: была охота тянуть из реки бегемота… Вы сами приучили его любить до беспамятства Лео аки родную сестру-кровинушку! Вы лучше меня знаете, Андрей будет сидеть возле Лео, пока она не поднимется. А если она таки однажды надумает отчалить к вашим родовым предкам, то он, не задумываясь, последует за ней – прямо в пекло. И нечего из-за меня попусту сердце изводить на инсульт. Вы, док Румаркер, сами Андрея таким сделали! С меня спроса теперь не имейте.
– Из твоего каменного сердца никакого инсульта не выбьешь. Тогда хотя бы отнеси Андрею в лабораторию чая с заварными эклерами – он их очень любит!
– К чрезмерному сладкому тоже, между прочим, приучили его вы, док, – Танго поставила на стол большую чашку с кофе и лениво откинулась на спинку своего стула, расслабленно выпустив длинную спиралевидную дымку на трепещущий язычок свечи. – Пусть Чукки идёт! Всё равно она как бункерное привидение стучит кандалами туда-сюда.
– Чукки не стучит кандалами туда-сюда! Если ты ещё не заметила, она режет яблочный пирог Андрея и носит на стол ватрушки и эклеры. А капитан Мэлвин убирает со стола тарелки – молодец!.. добровольный помощник…
– Ну вот кто молодец, тот пусть и батрачит! Я к огурцам-молодцам, слава вселенским богам, в этой жизни не отношусь.
– А к кому? К плохим парням?
Танго неохотно повернула голову к занудливому словоблудцу:
– Ещё к каким плохим! Тебе, Красавчик, такие и в кошмарных снах ещё не снились.
– Ещё нет? А что, будут?
– В твоём варианте? – Танго чуть поразмыслила и твёрдо кивнула. – Стопроцентно!
– Танго!! – не выдержал профессор.
– Не пойду – и точка!!
– Я схожу, Джон! Хочу перекинуться с Андреем парой словечек, заодно занесу ему чай с пирожными.
– Сиди, Гэбриэл! – профессор махнул рукой на полковника, который уже хотел подняться со своего стула. – Отнесёшь, как только закончим наше чаепитие: хочу, чтобы свой первый общий застольник мы закончили все вместе.
– Мэл, – послышался голос Чукки из кухни, – иди нарезай пирог! Я разолью чай.
– Полковник, вы слышали! Она назвала меня Мэ-э-эл… Боже, как же я люблю резать пироги с начинкой! А вдруг там пугачки из магазина страшилок, – Мэлвин, который было уже снова умостился на своём месте, предварительно удостоверившись, что всё лишнее со стола, кроме пирожных, ватрушек и чашек им добросовестно убрано, тут же подскочил со стула, посадил Федю на своё плечо и угрём проскользнул на кухню за спиной Зулу.
Сержант чуть не свалился со стула, пытаясь на ходу зацепить Мэлвина за куртку:
– Не давайте этому Психу нож!!
– Спокойно, Зулу! – Гэбриэл перетащил взгляд сержанта на себя. – Пусть Мэлвин потешится, он сорок лет рукам воли не давал…
– Главное, чтобы он мозгам воли не давал! Участь приколотой к обеденному столу крысиной свиньи мне совсем не кажется перспективной, Гэбриэл.
– Ххе! Такого мальчика-кабанчика, как ты, сержант, одним кухонным ножичком не завалить – здесь нужен как минимум целый кухонный набор мясника для разделки крупного рогатого скота.
Зулу недобро посмотрел в сторону лыбящейся Танго, но это совершенно никаким наездом не повергло в трепет неспешно потягивающую свой кофе лейтенанта.
Чукки спокойно разлила по чашкам чай на заказ и пошла на кухню за вторым блюдом для яблочного пирога.
– Миша, мне надо с тобой переговорить по поводу завтра.
– Позже, Джон… Встретимся в ФЗ-лаборатории, я хочу сегодня ещё поработать на компьютере.
Мэлвин и Чукки вместе вернулись в столовую – Мэлвин поставил на стол второе блюдо с яблочным пирогом, а Чукки стала раскладывать по пустым десертным тарелкам эклеры и пироги.
– Тебе что, лейтенант?.. ватрушку, эклер, пирог?..
– А мне всего и побольше! Что-то мне сегодня праздничный обед в горло не полез.
– А задница не слипнется? – кинула Танго на русском и потянулась за куском яблочного пирога.
– Не-а! – Красавчик поправил свой шёлковый нашейный платок и положил руку на спинку стула Танго. – Да, девчонки! Надо признать, в наше время с такими потрясающими данными, как у вас, вы были бы королевами выпускного бала в любом колледже.
– А ты, сержант? – Чукки наклонилась к подпёршему обеими ладонями подбородок Зулу. – Пирог или творожную ватрушку?
– Сыт по горло! Чай с жасмином ещё буду.
– Я сейчас налью.
– Профессор даёт нам такую возможность: оставаться молодыми, – Миша снова отодвинулась от стола, вытянув ноги и скрестив руки на груди. – Кроме Лео…
– Отличный чай, Чукки… Но почему кроме Лео? – Гэбриэл поставил пустую чашку на стол и, вытащив последнюю сигару из верхнего кармана рубашки, повернул голову к Мише.
– Лео – человек. Но как генокер: у них дата взросления два года – и всё, у Лео – четырнадцать и всё… и с четырнадцати лет она такая, какой вы её теперь видите.
– Честно говоря, у меня уже кругом голова от всего этого мира, которого я ещё не видел, но уже, кажется, ненавижу, – Красавчик подул на прищемлённые спиной Танго пальцы. – Господи! Как вы выдерживаете в этом постоянно замкнутом пространстве? Это ж всё равно что во вьетнамском плену – в клетке, если не хуже… За эти три дня я уже весь измучился от тоски и скуки – аж выть хочется! Вот только на что?
– На потолок! – Миша подала знак Чукки налить ей чай с лимонником. – Чем тебе это бледно-голубое сияние над головой не космическая спутница Земли – Луна?
– Хочется на воздух! На жаркий пляж, на нежный песочек, разогретый южным горячим солнышком… а ещё – за руль своей родной «Корветты», моей белоснежной верной красотки…
– С разящей красной молнией для искушения падких женских сердец? Мечты Имхотепа из замшелого склепа! – язвительно прокомментировала Танго. – Когда вы выйдете наружу, вам сразу же захочется обратно – за эти уютные мирные стены бункера дока Румаркера.
– Твоей «Корветты», Красавчик?! – Зулу привстал из-за стола. – При чём тут твоя пришлёпнутая развалина?! Меня больше интересует вопрос, где мой старый с иголочки фургон?!
– Сядь, Зулу! – профессор заставил сержанта занять своё прежнее место. – А как тебе такое? Придётся ходить собственными ножками, Мистер Инкейн.
– А разве мой фургон не заморозили вместе со мной? – вопрос был столь прямым и наивным, что профессор сразу не нашёлся, что ответить.
Зато сразу же нашёлся кто-то другой.
– И как бы твой шкафина-фургон мог влезть в маленький ледяной гробик, в который тебя-то еле запихали вперёд ногами?!
– Убью, гада!!
– А вы уверяли нас, док, они при всех своих, – Танго кивнула на Красавчика и постучала пальцем у виска.
Лейтенант резко развернулся к Танго и перешёл на повышенные тона:
– Сейчас завою как волк! Кто-то меня уже сильно достал!
– Волк – зверь экономный и честный. И воет всегда по причине: вызывает соперника на бой, собирает стаю на охоту или просто – наш Воющий Волк, как мартовский кот, ищет себе подружку, – спокойное и бесхитростное пояснение капитана Рур оказалось таким простым и, кажется, попало в самую точку.
– Ха-ха-ха-ха!!! – коленки Танго взлетели выше головы, и в следующее мгновение она уже билась в беззвучной истерике, отползая на четвереньках в сторону кухни.
– Х-хе… ххе-е-е-е!! – Зулу махнул по воздуху кулаком и закрыл лицо руками.
Даже Миша заткнула себе рот кулаком и отвернула голову в сторону.
Красавчик обвёл стол удивлёнными глазами и остановил свой взгляд на полковнике:
– Гэбриэ-э-эл?!
– Гму… – полковник выдохнул и положил руку на спинку стула своего лейтенанта. – Ну что тебе такого ответить, Красавчик? Капитан Рур имеет отвлечённое суждение от общепринятой нормы человеческого восприятия.