Мы, Николай II. Трилогия

А ещё я был в восторге от мороженого. Чистый, насыщенный вкус, в меру жирное и сладкое, с лёгкими нотками ванили. Никаких тебе консервантов и искусственных ароматизаторов, да и пальмовое масло в России также ещё не использовалось. Кстати, те, кто считает, что оно появилось в России в годы перестройки, глубоко ошибаются – первые 583 тонны этого продукта были завезены в СССР в 1961 году по личному распоряжению Никиты Сергеевича Хрущёва, правда, использовалось оно первое время в основном при изготовлении маргарина.

Аликс с удовольствием ела калач. Это, пожалуй, был самый любимый ею продукт в России. Именно благодаря ей при дворе был возрождён настоящий культ калача, известного на Руси, благодаря татарам с XIV века, правда, в русском варианте в тесто добавлялась ещё ржаная закваска. С чуть меньшим удовольствием «моя супруга» употребляла в пищу пряники. Традиционные русские щи и холодец вызывали у неё полное непонимание, перемешанное с лёгкими приступами тошноты, поэтому она отдавала предпочтение кухне европейской, предпочитая лёгкие и вычурные французские блюда. Впрочем, немецкая кровь также напоминала о себе, а потому жареный картофель, тушёная капуста и жирные свиные колбаски с румяной корочкой всегда были желанными гостями на наших пикниках и во время обедов на свежем воздухе, к примеру, на яхте.

Но вернёмся к событиям этого утра. Столыпин и Добржинский также завтракали с нами. После трапезы я жестом пригласил их в свой рабочий кабинет.

Простите, но вновь немного отвлекусь. Что ещё отличало меня от настоящего Николая II, так это моё полное равнодушие к курению. Я видел в кабинете моего предшественника массу турецких папирос, при Дворе говорили, что он выкуривал их по 30 штук в день, пользуясь длинным, также турецкого производства, мундштуком. Запах сигар, как оказалось, был нелюбим нами обоими. К счастью, мой отказ от курения вызвал не удивление, а горячее одобрение супруги и матери, также покуривавших, но гораздо реже. Причём все знали про специальное табу, наложенное Марией Фёдоровной – фотографировать её с сигаретой было категорически запрещено, за это можно было сразу лишиться должности, потому до нашего времени и не дошло ни одной фотографии курящей матери-императрицы.

Столыпин был активным сторонником здорового образа жизни, Добржинский, возможно, и закурил бы, вдохновлённый примером прежнего Николая II, но в нашем «безникотиновом» обществе сделать это он не решился. Ну и отлично, всё будет меньше предпосылок для внезапной смерти. Судя по настроению, обоим им не терпелось поделиться новостями.

– Ваше Величество, – спокойно начал Столыпин. – Хочу доложить, что высокопрофессиональная слежка, установленная за Треповым и Фредериксом, на данный момент дала минимальные результаты – были зафиксированы встречи с иностранными подданными, укладывающиеся, однако, в логику служебных обязанностей объектов наблюдения, но зато мы нашли канал утечки взрывчатых материалов с одного из военных складов в Кашире. Наши люди выявили существенную недостачу, причём никакой политической подоплёки – чистое разворуйство. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, Антон Францевич.

– Да, установили недостачу, задержали и начали допрашивать, так сказать, подозреваемых. И один из них, некто Илья Головлёв, вспомнил, что покупателем последней партии динамита и взрывателей был высокий, хорошо одетый, средних лет человек с заметным английским акцентом.

– Британская разведка?

– Мы установили наблюдение за сотрудниками английского посольства и сделали фотографии всех, кто за последние две недели покидал его территорию. И, так сказать, сработало – на одном из фото Головлёв опознал своего покупателя. Им оказался некто Уильям Бейкер.

– Пекарь? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Почему пекарь, Ваше Величество, Вы лично его знаете?

– Нет, конечно, просто «baker» в переводе с английского – пекарь.

– Оригинально, – Столыпин не мог скрыть улыбки, – Получается, что Шерлок Холмс и доктор Ватсон снимали квартиру на Бейкер-стрит – улице Пекарей?

– Таких господ в составе персонала английского посольства точно нет, – на полном серьёзе ответил гораздо менее начитанный Добржинский.

– Это герои новомодного цикла детективных рассказов популярного английского писателя Артура Конан Дойла, – счёл нужным я пояснить. – Простите, что отвлекли Вас, уважаемый Антон Францевич, продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, этот самый Бейкер оказался никем иным, как одним из ответственных секретарей посольства, а по сути – штатным британским разведчиком.

– А какое отношение он имеет к Рокфеллерам или Ротшильдам?

– К Ротшильдам, Ваше Величество, и, так сказать, самое прямое. Нам с помощью военной контрразведки, так своевременно Вами обновлённой и усиленной, удалось выяснить интереснейший факт. Этот Уильям Бейкер, а на самом деле Остин Бэбкок, довольно рано осиротел и попал в приют. Там он, заметно выделявшийся ростом и спортивной фигурой среди сверстников, был замечен неким господином, который стал регулярно брать юношу на выходные, а позднее оплатил его обучение в престижном колледже Питерхаус, а потом и в престижнейшем университете Кембридж. С учётом ежегодной стоимости обучения порядка 600-800 фунтов, то есть порядка 6000-8000 рублей, позволить себе такое, так сказать, удовольствие мог только человек очень состоятельный.

– Кстати, Ваше Величество, наши коллеги из разведки установили интересный факт – мальчиков, а точнее, уже юношей, подобных Остину, хорошо развитых физически и интеллектуально, некто неизвестный регулярно по выпуску из приюта устраивал на учёбу в престижные заведения и полностью её оплачивал.

– Может быть, это какой-то любитель, простите, господа, мальчиков? Забирал их к себе на выходные, привязывался, а потом из чувства благодарности устраивал их судьбу, – решил я выступить в роли наигранно сомневающегося оппонента.

– Тогда это скорее любитель студентов самых престижных и дорогих университетов страны, – усмехнулся Столыпин. – Можно, конечно, теоретически допустить, что параллельно этот тип любил вести высоконаучные беседы с просвещённой молодёжью – у богатых, как известно, свои причуды, но уж больно дорогое удовольствие. Если число таких любимчиков достигало нескольких десятков, то ежегодная сумма на их обучение получается поистине фантастической. Гораздо вероятнее иное. По нашим данным, банковская династия Ротшильдов, основанная в начале XVIII века Мейером Амшелем Ротшильдом, была традиционно связана с разведывательными службами. Ещё во время войны с Наполеоном Ротшильды создали разветвленную агентурную сеть, в которую входило более двухсот источников информации. Все полученные ими разведданные, как, впрочем, и налаженные банковские возможности по межгосударственному переводу капиталов, Ротшильды предоставили в распоряжение Британской короны, добавив к этому крупные займы на войну против Наполеона. Когда речь шла о защите Отечества, они не останавливались перед затратами и умели рисковать, делая большие ставки, но при этом семейство не забывало о приумножении собственного капитала при любой удобной возможности.

– Задержать официально этого Уильяма-Остина мы не можем, дипломатический иммунитет, но заманить его в ловушку и поговорить по душам тет-а-тет, почему бы и нет?

– Не получим ли политический скандал? Может, имеет смысл проконсультироваться с министром иностранных дел?

– Ваше Величество, неудобно, право слово, но при всём уважении к Алексею Борисовичу Лобанову-Ростовскому, семьдесят два года дают о себе знать. Последние договоры с Китаем и Японией дались ему очень большой кровью, выглядит он вялым и уставшим. Простите, что лезу не в своё дело, – на лице Столыпина не было и тени смущения, – но я бы настоятельно рекомендовал найти более молодого и активного человека на эту ответственную должность.

– Благодарю за совет и Вашу откровенность, Пётр Аркадьевич. Я обязательно пообщаюсь по этому вопросу с Сергеем Юльевичем Витте, а вы, господа, займитесь пока доскональной разработкой операции по Уильяму-Остину. Как назовём её, господа?

– «Пекарь», так сказать, Ваше Величество, – прыснул в усы Антон Францевич, неожиданно рассмешив нас со Столыпиным.

Глава 15

На должность министра иностранных дел я решил пригласить Владимира Николаевича Коковцова, предварительно получив согласие Витте. Возможно, вас немного удивит мой выбор, но вы должны меня понять – я мало знал людей из своего нового окружения. Фамилия Коковцова наравне с Витте и Столыпиным была известна мне ещё со времён далёкой студенческой юности. Позже я читал много разного про этих людей, но нельзя отрицать, что вся эта тройка состояла из людей ярких, одарённых, крупнокалиберных.

Владимир Николаевич в настоящий момент исполнял обязанности товарища министра финансов, но так как Витте решил по моему согласию совместить посты председателя Комитета министров и министра финансов, назначение Коковцова министром иностранных дел выглядело вполне логично. Карьерный рост, удовлетворение здоровых амбиций, отличные отзывы Государственного секретаря Вячеслава Константиновича Плеве, с которым претендент на высокую должность ранее вместе работал, опять же пять лет службы в Министерстве юстиции. По воспоминаниям современников, в отличие от Столыпина, он не был политиком и стремился лишь к сохранению своего «статус-кво». «Отличаясь, как и Витте со Столыпиным, высоким профессионализмом, размахом мышления, имея, что называется, «государственный ум», обладая осмотрительностью и необходимой на таком посту в России осторожностью и неторопливостью, он был человеком необычайно порядочным и цельным, обладал качествами, которыми после него уже, пожалуй, мало кто мог на этом посту в России похвастаться. Впрочем, хвастаться Коковцов не любил, был скромен, хотя и далёк от самоуничижения, придворного холопства. И в манере поведения, и в своих управленческих действиях он, тут Николай II был прав, не заслонял его…».

Конечно, в тот момент дословно цитату я не вспомнил, но факты, изложенные в ней, глубоко запали мне в мозг много лет назад.

– Владимир Николаевич, – встретил я Коковцова доброжелательной улыбкой.

– Доброе утро, Ваше Величество.

– Владимир Николаевич, мы оба люди деловые, а потому тянуть не буду и сразу предложу Вам занять высокий пост российского министра иностранных дел.

– Сдюжу ли, Ваше Величество? Да и Алексей Борисович вроде бы недурно справляется, или Вы считаете иначе?

– Возраст. Я, как Вы поняли, давно ждал церемонии коронации, чтобы в ранге Императора Российского активно начать реформировать все сферы жизни общества. А посему мне нужна новая команда – людей образованных, современных, практичных, с государственным мышлением и ясным видением правильных путей этого самого реформирования.

– Ваше Величество, мне очень лестны ваши слова. Буду честен – пока я не совсем ясно вижу эти самые правильные пути, но могу попробовать.

– Я буду рядом, дорогой Владимир Николаевич, да и Сергей Юльевич Вам явно симпатизирует. А вместе мы сила!

– Искренняя благодарность, Ваше Величество, за Ваши добрые слова. Изо всех сил буду стараться оправдать Ваше высокое доверие.

После получения согласия я поведал Коковцову суть событий последнего месяца и наши планы на ближайшее будущее. Щёки его порозовели, появился блеск в глазах, и я понял, что Владимир Николаевич несколько засиделся за изучением финансовых бумаг с бесконечными цифрами. Вот уж воистину: «Лучший отдых – смена деятельности!»

Это утро я решил также посвятить систематизации и актуализации записей в моих ежедневниках, немудрено ведь и забыть что-то нужное и важное в таком потоке информации. Звонок телефона заставил меня оторваться от записей и собственных мыслей. Звонил Столыпин.

– Доброе утро, Ваше Величество. У меня крайне важная новость – наш «пекарь» Уильям сегодня на территории Михайловского сада встретился с вице-директором Департамента полиции Семякиным Георгием Константиновичем. Помните наш давний разговор – это куратор Азефа и старшего Савинкова?

– Прекрасно помню. Интересный клубок змей получается.

– Да, есть что распутывать, Николай Александрович. Нашему агенту даже удалось подслушать часть разговора, правда, совсем близко подобраться он не смог, да и английским он владеет слабо. Но, тем не менее, он хорошо расслышал слова «gold» – золото, «Париж», «иудеи» и фамилию «Трепов».

– Да, прямо кино и немцы, – не сдержался я.

– Немцы? – явно растерялся Столыпин. – Про немцев наш агент ничего не слышал. Что будем делать?

– Установить наблюдение и за Семякиным, давно пора было это сделать.

– Виноваты, Ваше Величество, в силу последних событий он как-то отошёл на второй план, а персонаж, похоже, интересный.

Вечером мы вместе с Аликс и Марией Фёдоровной с удовольствием посмотрели первый в России документальный фильм-репортаж, посвящённый «моей» коронации. Я особенно внимательно хотел рассмотреть момент вселения моей души в тело Императора, но тактичные кинодокументалисты этот момент вырезали.

– Какая на тебе красивая мантия из горной стаи, – Аликс, как зачарованная, смотрела на экран.

– Из горностая, дорогая.

– «С кем можно, надобно дружиться: друг, если не себе, для друга пригодится», – процитировала Мария Фёдоровна стихи в честь горностая из басни Гавриила Романовича Державина. Я как раз недавно перечитывал томик его произведений, чтобы поскорее уснуть.

– Какая пошлость, – неслышно для Марии Фёдоровны шепнула мне в ухо Аликс, сидящая слева от меня.

– К сожалению, это одна из жизненных мудростей, – тихо ответил я.

Глава 16

Встреча британского агента с Семякиным значительно упростила нашу задачу. Всё гениальное просто: достаточно было подкинуть в посольство записку, в которой идеально скопированным почерком вице-директора Департамента полиции было написано: «From William Baker. Urgent! Tomorrow at 10:00 at the same place». (Для Уильяма Бейкера. Срочно! Завтра в 10:00 на том же месте.)

Конечно, риск срыва операции был огромен – мы не знали, как Семякин и прочие господа выманивали нашего «Пекаря» из глубин британского посольства. Может быть, они свистели, пели серенады или выставляли цветочные горшки в окнах напротив стоящего дома. В любом случае, попробовать стоило. Оставалась ещё вероятность предварительных телефонных договорённостей о встрече, но её мы отмели как довольно рискованную для обоих участников подобного разговора, так как телефонист на станции мог прослушивать разговор.

В 9:55 Уильям Бейкер (он же Остин Бэбкок) в прекрасном фраке, с элегантной бабочкой вместо галстука, отлично подстриженный и набриолиненный, появился у входа в Михайловский сад. По привычке он направился в сторону одной из отдалённых аллей, где позавчера уже встречался с Семякиным. Там его и взяли под белы рученьки наши секретные агенты полиции.

Примерно через пять часов он, пошатываясь и истерично всхлипывая, вышел из здания одного из полицейских управлений и начал ловить извозчика. Фрак был основательно помят, волосы немного взлохмачены, всё тело ныло и болело. Тем, что там происходило, досконально я не интересовался, но главное – не было синяков, а значит, и доказательств посягательства на жизнь и здоровье дипломатически защищённого иностранного гражданина.

Позвонивший мне Столыпин попросил моего одобрения на арест Семякина и обещал ближе к вечеру прибыть вместе с Добржинским, чтобы обсудить итоги операции. В ожидании вечера я решил немного отвлечься от дел и уделить внимание матери и супруге.

Я давно обещал Аликс и Марии Фёдоровне прогуляться всем вместе по петербургским магазинам, и вот этот день настал. Начали мы с огромного магазина торгового дома «Эсдерс и Схевальс», на четырёх этажах которого продавались одежда и обувь со всего мира. Нечего и говорить, что магазин в этот день пустовал, ожидая нас, но, судя по количеству покупок моих уважаемых спутниц, план по продажам магазином в этот день явно был выполнен. Особенно моих дам интересовала только что появившаяся обувь со стелькой Конрада Биркештока. Такая стелька поддерживала свод стопы: до этого момента их делали плоскими. Обувной мастер буквально пару месяцев назад презентовал свою новинку во Франкфурте, и вот легендарные немецкие «биркештоки» уже появились в Петербурге.

Потом мы посетили мануфактурный магазин «Au Printemps» (бывший Аравин), откуда я уже и не надеялся выбраться, магазин русского электрического общества «Динамо» на Набережной Фонтанки, где прикупили пару очень симпатичных светильников, чуть позже – шикарный книжный магазин Цинзерлинга, откуда уже сложно было увести меня. Закончился этот «день шоппинга» в гастрономическом магазине товарищества «О. Гурме и братьев Рогушиных» на углу Невского проспекта и Морской улицы. Выбор продуктов и деликатесов здесь был потрясающим, но слабое освещение и низкие потолки смазали моё впечатление от этого магазина.

Вы, конечно, спросите меня о ценах. Кое-какие я запомнил: сахар – 60 копеек за фунт, цейлонский чай – рубль за фунт, мандарины – 15 копеек за штуку, вполне приличная курица – около 70 копеек, килограмм свинины – 55 копеек. Порадовала севрюга по рублю с десятью копейками, чёрная икра по 3 рубля, ржаной хлеб по 10 копеек и белый пшеничный по 20 копеек. Сыр стоил порядка 70 копеек за фунт, картошка, лук и морковь – по 5 копеек.

Скромно пообедать в недорогом петербургском кафе стоило порядка рубля, цена бутылки шампанского колебалась в диапазоне от 1,5 до 12 рублей. Кстати, стоимость первого автомобиля, появившегося в России, составляла 2000 рублей.

Всё это было далеко не дёшево, если знать уровень зарплат. Прислуга получала от 5 до 10 рублей в месяц, рядовой рабочий – от 12 до 30, дворники – 18, фельдшеры около 50, от 80 до 100 рублей – врачи и учителя, генералы, руководящие дивизиями, – порядка 500, губернаторы – в районе 1000, министры и члены госсовета – до 1500 рублей в месяц.

Основным показателем, на который я ориентировался, была так называемая «хлебная мера» – количество килограммов хлеба, которые можно было купить на среднюю зарплату рабочего. В России этот показатель составлял около 110 кг, в 2,5 раза меньше, чем в Германии и Великобритании. Однако я надеялся в ближайшие годы значительно повысить эту цифру, основываясь на значительном росте валового национального продукта и производительности труда.

Столыпин, Добржинский и, к моему огромному удивлению, Семякин прибыли ровно в 17:00. Появление третьего меня немного расстроило, ведь в знак благодарности двум первым я распорядился накрыть круглый столик с лучшим шустовским коньяком, скобелевскими биточками, чёрной икрой, бутербродами с севрюгой и «моей» фирменной закуской, именуемой в народе «Николашка», которую, по слухам, обожал мой предшественник на императорском посту – тонкие ломтики лимона с одной стороны были щедро посыпаны сахарной пудрой, а с другой – тонко молотым кофе. За время моего пребывания в новой роли я уже не раз убедился, что данная закуска весьма неплохо оттеняет вкус коньяка, заставляя рецепторы ощутить всю гамму вкуса. Разновидностью закуски были ломтики лимона с чёрной икрой, но, как говорится, икра перед вами, если желаете, господа, милости просим.

Кормить и поить Семякина мне совсем не хотелось. Однако я заметил, что оба других моих гостя общаются с ним весьма дружески. Интересно, чтобы это значило?

– Прошу, господа, как говорится, чем Бог послал, – пригласил я гостей к столу.

Наполнять бокалы, согласно иерархии, выпало вице-директору Семякину.

– Георгий Константинович, по половиночке, пожалуйста, – с улыбкой попросил Столыпин. – А то мы с Антоном Францевичем не сможем донести до Его Величества всю тонкость нашего дела.

– Не томите, Пётр Аркадьевич. Ваше здоровье, господа! – провозгласил я, стараясь не встречаться взглядом с Семякиным.

– Тут ведь какое дело, Ваше Величество, – после небольшой паузы – дани уважения благородному напитку – произнёс Столыпин. – Задержанный «пекарь» поведал много чего интересного, часть ещё предстоит проверить и осмыслить, но касательно нашего дела, это ведь Георгий Константинович пытался завербовать Уильяма, а не наоборот. Господин Семякин, будьте любезны, расскажите всё Его Величеству от первого лица.

Вид Семякина был необычным, он был явно взволнован, но я его прекрасно понимал, так как давно уже заметил, что в моём присутствии многие люди ведут себя странно. Дело было в ауре самого титула, в щекочущем нервы чувстве близости к помазаннику Божьему, как символу абсолютной власти. Чтобы немного расслабить вице-директора и привести его в более естественное состояние, я предложил выпить ещё по рюмке чудесного напитка. Похоже, это действительно пошло на пользу.

– Ваше Величество, суть дела в том, что Департамент полиции давно наблюдает за всеми персоналиями, которые могут быть опасны для государственного порядка. В мои обязанности, как вице-директора, входит курирование наиболее важных наших агентов, а зачастую и вербовка значимых лиц. Уважаемые Пётр Аркадьевич и Антон Францевич, при всём моём почтении, в нашем деле люди новые, а потому вполне могли этого не знать. Директор Департамента Николай Николаевич Сабуров внезапно скончался в апреле, занимавший этот пост до него Пётр Николаевич Дурново после скандала 1893 года стал сенатором и от дел полицейских старается держаться на расстоянии.

По моему предложению выпили по третьей. Рассказ Семякина после этого пошёл как по маслу:

– Так вот, начну по порядку. Азефа и Савинкова я лично курировал последние два года. Мне казалось, что я плотно контролирую их, досконально владею информацией. Поэтому их участие в теракте против Вашего Величества стало для меня громом среди ясного неба. Конечно, я совершил ошибку – мне надо было сразу идти к Антону Францевичу, но я, боясь, что меня обвинят в злодеяниях, учитывая некоторую связь с террористами, решил взять паузу и провести собственное расследование: кто перевербовал моих агентов? Следы вели в британское посольство, и мои специальные агенты, ведя ежедневное наблюдение, отметили, что наиболее активным персонажем этого учреждения является некто Уильям Бейкер, на которого практически одновременно вышли и вы. Я решил плотно пообщаться с ним, а по возможности и заставить работать на себя. Вот на этом этапе меня и взяли в оборот Пётр Аркадьевич и Антон Францевич.

– То есть, как я понял, разработку Уильяма Бейкера до конца провести Вы не успели и ответить – зачем он покупал взрывчатые вещества в Кашире – не сможете?

– Увы, Ваше Величество.

Столыпин, разгорячённый коньяком, весело и немного по-панибратски толкнул локтем Антона Францевича, тот лукаво улыбнулся и вступил в беседу: – На этот вопрос, так сказать, постараюсь ответить я, Ваше Величество…

– Успели, ещё как успели, Ваше Величество, – Антон Францевич тоже заметно порозовел и оживился. – Расспросили, так сказать, самым основательным образом. И знаете, что выяснилось? Он приобрёл взрывчатку в Кашире и организовал взрыв на Ходынском поле, но цель этого взрыва была совсем иной – не организовать панику, как мы думали изначально, а как раз остановить нападавших – Азефа, братьев Савинковых и прочий сброд.

– Но позвольте, откуда британская разведка узнала о планах террористов?

– Не поверите, Ваше Величество, они, так сказать, сами и рассказали. Уж не знаю – хвастались или цену себе набивали, а может, искали международной финансовой поддержки, но Уильям поведал нам сегодня о состоявшемся разговоре во всех подробностях. Короче, британцы приплачивали немного верхушке террористов, чтобы держать их под контролем, на всякий непредвиденный случай – мало ли как сложатся российско-британские отношения. Неожиданно узнав о планах Азефа и Савинкова насчёт Ходынки, был сделан запрос в Лондон, а параллельно – господину Ротшильду (лично Уильямом Бейкером). Лондон ответил, что дестабилизация в России в их планы в данный момент не входит, но предложил воздержаться от активных контрдействий. Ротшильд же, напротив, порекомендовал любыми силами и средствами остановить злой умысел и даже хорошо профинансировал операцию по нейтрализации террористов. Уильям Бейкер напрямую предложил Азефу неплохую сумму, гарантированную Ротшильдом, чтобы тот отказался от своих планов, но получил категорический отказ. Дело было даже не в сумме, а в серьёзности заказчика теракта. Тогда и был реализован резервный план – заложена взрывчатка в месте, откуда планировали появиться террористы. Смысл взрыва, по замыслу Уильяма, был испугать нападавших и обратить их в бегство, особого вреда окружающим он причинить не мог – бомбы не были начинены поражающими элементами. О том, что взрыв мог спровоцировать массовую давку, он попросту не подумал, так как не представлял себе количества людей, явившихся на Ходынское поле. Да и выхода у него особо не было – засвечивать своих агентов в России в его планы не входило.