Мы, Николай II. Трилогия

– Советую также присмотреться к опыту англичан по созданию и оснащению бронепоездов, кстати, есть у меня предчувствие, что скоро появятся бронепоезда на гусеничном и колёсном ходу, – более прямого намёка на появление танков я дать не мог. – Кстати, присмотритесь к стали Гадфильда, его эксперименты по использованию добавок, улучшающих свойства этого материала, сейчас активно проводят немцы.

– Этот момент, понимаешь, я отдельно хотел обсудить. Внешнюю разведку необходимо улучшать и укреплять кадрами, на что также много средств понадобится.

– В этом направлении отказа не будет. Прошу сосредоточиться на двух моментах – промышленный шпионаж и контрразведывательная деятельность по недопущению вмешательства иностранных держав в наши дела. Думаю, логично будет развивать одновременно оба направления.

– Слушаюсь, Ваше Величество. Я вот ещё что задумал – сборы полевые, манёвры, учёбу на местности надо активнее использовать. Теории без практики грош цена. А для этого сразу попрошу 1,5 миллиона рублей на покупку участков, так как своих земель для этой цели у нас нет. В организационном отношении предложение также есть: штабы Петербургского, Московского, Одесского, Киевского, Туркестанского и Приамурского военных округов преобразовать по образцу западных пограничных военных округов. Главный штаб также, понимаешь, требуется переформировать, выделив в его составе управления: генерал-квартирмейстерское, дежурного генерала, военных сообщений и военно-топографическое для лучшего взаимодействия с окружными штабами.

– Да, уважаемый Алексей Николаевич, дел невпроворот.

– А мы, понимаешь, потихоньку, Николай Александрович, – хитрая улыбка заиграла на лице Куропаткина. – Потихоньку. Всё успевает тот, кто никуда не торопится.

– Да, порядка 8 лет на всё про всё у нас есть?

– Что Вы этим хотите сказать?

– По имеющимся у меня данным, – я сболтнул лишнее, ведь о войне с японцами в данный момент никто даже не помышлял, теперь нужно было красиво выкручиваться. – Особо секретным данным – наш восточный сосед – Япония активно готовится к войне с нами. Собираюсь основательно обсудить эту тему с управляющим Морским министерством Павлом Петровичем Тыртовым. Вы лично знакомы?

– Близко не знаком, по службе несколько раз общались, нормальный мужик. Но японцы то, мать их, понимаешь, за ногу… – со всей искренностью произнёс Куропаткин, улыбка сошла на миг с его лица, но вскоре заиграла вновь. – А мы готовиться будем, Ваше Величество, серьёзно готовиться.

– Это правильно, и ещё про казаков не забудьте, вплотную прошу заняться улучшением их благосостояния и земельного устройства. На эту силу мы будем опираться при возникновении проблем внутренних…

Глава 9

В последнюю ночь перед возвращением в Санкт-Петербург мне приснился кошмар – при огромном стечении народа я нечаянно назвал Петербург Ленинградом. Хорошо хоть про выстрел «Авроры» не разболтал. Как там в анекдоте – в этот день Штирлиц был как никогда близок к провалу…

Проснулся я от стука капель дождя по окнам. Небо затянуло серыми тучами, дождь был не майский, а какой-то моросящий, осенний.

– Я не буду, я не буду целовать холодных рук, в этой осени никто не виноват, не виноват, я уехал, я уехал в Петербург, а приехал в Ленинград, – напел я с улыбкой знакомую песенку, и вдруг мне стало безумно грустно – куда забросила меня злодейка-судьба, ведь до рождения Гурченко и Моисеева ещё десятилетия, что уж говорить о временной пропасти с миром, близким и понятным мне. Очень захотелось отдохнуть от дел, посидеть и спокойно поболтать с кем-то, к примеру, с царственной супругой.

Александра Фёдоровна сидела за столиком напротив и очень маленькими, аккуратными глотками пила крепкий бразильский кофе из любимой кофейной чашечки. Это было единственное действенное средство, которое придавало ей на какое-то время бодрости и сил.

– Ники, майн либе, ты совсем меня не замечтаешь.

– Замечаешь, дорогая? То есть, конечно, я тебя замечаю, – я открыто улыбнулся супруге. Эта женщина, безусловно, заслуживала внимания и уважения. Она была мила, прекрасно образована, трудолюбива и по-своему хозяйственна. Верная супруга, многодетная (если ничего не изменится), заботливая мать. Конечно, здоровье Аликс оставляло желать лучшего: болела она много и часто. Беспокоили ноги, мучила подагра, хроническими были проблемы с сердцем и сосудами, периодически случался грипп (они здесь называли его инфлюэнцей). Но основной проблемой была истерия, о которой я знал ещё из прочитанного в прошлой жизни. Пока эта болезнь практически себя не проявляла, ведь рождение больного наследника ещё не случилось, но я-то, как никто другой, знал, что ген гемофилии В, унаследованный Аликс от своей царственной бабки – английской королевы Виктории, затаился в её организме и уже готовился к внезапному нападению на наших детей. Единственный ген в хромосоме Х, а какие страшные последствия для России и всего мира он имел. Кстати сказать, и в XXI веке заболевание является очень сложно излечимым. Помогает только введение свежезамороженной донорской плазмы и концентрата фактора свёртывания, а ещё препарат "Хемдженикс” по цене 3,5 миллиона долларов за дозу. Доллары на царском посту я бы, конечно, достал, но вот “Хемдженикса” в XIX веке не было и в помине.

– Ты весь в делах, планах, мыслях, но твоя семья тоже требует внимания, – Аликс холодно улыбнулась и спичкой зажгла папиросу в элегантном вытянутом мундштуке.

– Всё ради семьи, дорогая, всё ради семьи, – я не лукавил: все мои действия с момента появления в этом сюрреалистическом спектакле жизни были направлены на изменение хода исторических событий, но, ускоряя их, вполне возможно, я не откладывал, а ускорял и нашу общую гибель.

– Отдохни, поговори с умным человеком. Отец Иоанн Кронштадтский просил передать, что у него было видение, – Аликс обожала всё религиозно-мистическое, загадочное и неизвестное.

– Видение?

– Да, от него передали записку, в которой он описал свой сон. Парализованный лысый мужчина и крепкий кавказец, сидя на скамейке, говорили что-то про яд. Не они ли отравили бедного мальчика-революционера, стрелявшего в тебя?

– Я подумаю над этим, – про себя я улыбнулся, при этом очень сильно удивившись. Как мог святой провидец узреть сквозь время сцену встречи Ленина и Сталина в Горках и даже услышать их разговор, произошедший в период, когда недуг Владимира Ильича временно отступил?

– А ещё, Ники, мне показали чудесную девочку, праправнучку фельдмаршала Кутузова – Анечку. Ей всего 12 лет, но она такая милая, жизнерадостная и разумная, и даже собирается учиться в Петербургском учебном округе, чтобы стать домашней учительницей, когда она немного подрастёт, обязательно приглашу её к себе фрейлиной.

– Это ещё кто? – нечаянно я озвучил свою мысль.

– Анечка Танеева, дочь статс-секретаря Александра Сергеевича.

Я понял, о ком идёт речь. Анна Вырубова, правда, Вырубовой она станет через несколько лет после неудачного брака с морским офицером, – будущая ближайшая подруга императрицы. Правда, насколько я помнил, в реальной жизни они познакомились только в 1904 году. Время ускоряло свой бег, и это было очень тревожно!

– Я так соскучилась по Жамсарану, то есть Петру Александровичу, – продолжала щебетать Александра Фёдоровна, явно неизбалованная моим вниманием в последние дни. – Только он, Бадмаев, умеет быстро лечить мою ужасную мигрень. Тебе с ним обязательно надо поговорить, когда вернёмся домой, у него такие чудесные планы по развитию Дальнего Востока, правда, идея включения в состав нашей империи Китая, Монголии и Тибета меня пугает: наши территории и так огромны, сколько средств надо, чтобы навести на них хотя бы минимальный порядок.

– А ещё, Ники, наконец нашли следы Матроны Босоножки. Надеюсь, когда-нибудь нам удастся встретиться лично.

О таком персонаже, признаться, я ещё не слышал.

– Ходят слухи, что она предсказала появление у нас сына-наследника, и вроде бы знает какой-то секрет, чтобы уберечь его от неминуемой гибели, – Аликс заметно оживилась. – Ах, если бы нам найти какого-нибудь чудесного волшебника, чтобы он жил рядом с нами, помогал, советовал и лечил нашу семью. Как было бы прекрасно, ты согласен, мой дорогой?

Перед моими глазами предстал образ незабвенного Григория Распутина. С этим персонажем тоже ещё придётся разбираться. Но спорить с Аликс в это дождливое, но такое уютное утро совсем не хотелось.

– Конечно, дорогая. Лишь бы ты была счастлива!

Не буду утомлять вас, друзья, описанием переезда теперь уже моего многочисленного и пышного Двора в северную столицу. К моему сожалению, из-за отсутствия смартфона добавилась печальная необходимость всё записывать, и это так ужасно утомляло и отнимало массу драгоценного времени. Огромное количество встреч, новых лиц, событий и фактов требовало серьёзного подхода и систематизации. На моё счастье, человечество уже успело изобрести ежедневники. У меня в итоге их было пять – все в дорогих кожаных обложках. В торговом доме Простаковых моим помощникам удалось приобрести пару новомодных ручек Parker, завезённых из США, в которых использовалась новая система подачи чернил Lucky Curve («Счастливая кривая»), которая полностью оправдывала своё название. Трубка для подачи чернил и правда была изогнутой, что предотвращало их вытекание, и это в самом деле было настоящим счастьем не только для меня, но и для всех владельцев перьевых ручек. Цена каждой ручки была дикой – 99 рублей 99 копеек, но они явно того стоили, так как за эти первые дни в новом, а точнее старом, времени я наставил больше клякс на бумаге, чем за всю предыдущую жизнь. Ничего, успокаивал я себя, будешь умницей – и до автоматической шариковой ручки доживёшь. Хотя тут скорее меня доведут до ручки, – подумал я и усмехнулся.

Условно я называл свои ежедневники: «Армия и флот», «Внутренние дела и безопасность», «Экономика и промышленность», «Социальная сфера», «Исторические события, открытия и изобретения». Скажу сразу, что открытиям и изобретениям я уделял первоочередное внимание. Промышленная разведка, созданная по моему указанию, изучающая и, мягко говоря, добывающая сведения обо всех мало-мальски значимых изобретениях в мире, финансировалась по приоритетному принципу, довольно быстро окупая свою работу.

Эскалаторы и застёжки-молнии, крекинг нефти и процесс получения цветной фотографии, радиосвязь, рентгеновские лучи, телефонные станции, паровые турбины и кинематограф – меня интересовало всё, что могло ускорить прогресс внутри страны и увеличить доходную часть бюджета.

Особенно внимательно я присматривался к открытиям Николы Теслы – настоящего Илона Маска тех лет. Трансформатор, радиопередатчик, радиоуправляемое судно и пульт дистанционного управления – вот только некоторые его изобретения в последнем десятилетии XIX века, которые максимально быстро удалось акклиматизировать и начать выгодно использовать в России.

Огромное значение уделялось мною и образованию. Финансирование его было увеличено в 5 раз, но не до 1913 года, как было в прежней реальности, а в первом же бюджете-трёхлетке, который я высочайше утвердил. Даже при таком финансировании мы заметно отставали от развитых стран – мне удалось поднять затраты на одного учащегося с 21 копейки примерно до 1 рубля в год, притом, что в Германии, в пересчёте на рубли, этот показатель был 1 рубль 80 копеек, во Франции – 2 рубля 11 копеек, а в Англии вообще приближался к трём рублям. Число начальных учебных заведений удалось увеличить до 100000, охват детей начальной школой превысил 30%, а в городах составлял более 50%. Было открыто более 800 новых мужских и женских гимназий, постепенно мы готовили общество к единой совместной системе образования. Более 100 вузов готовили больше ста тысяч высококлассных специалистов. Предвидя промышленный бум, основной приоритет был отдан подготовке инженеров. Специальные мобильные группы, включающие ведущих педагогов Москвы и Санкт-Петербурга, колесили по стране в поисках одарённых детей, из которых (полностью за государственный счёт) мы растили высококлассных специалистов для дня завтрашнего.

Заметно выросли и ассигнования средств на развитие культуры. Сеть городских и сельских домов культуры широко раскинулась по стране, дав людям не только возможность качественно проводить досуг и раскрывать собственные таланты, но и многочисленные новые рабочие места. Учитывая не самый удачный опыт советского строительства, Дома культуры в сельской местности строились небольшими, уютными и компактными, чтобы в будущем не тратить огромные средства на их освещение и отопление.

Активно поощрялось мною и правительством расширение сети отделений Государственного и частных банков. Были разработаны программы кредитования и микрокредитования с дотируемыми государством ставками и специальная система государственного депозита с единым повышенным процентом по вкладам, привязанным к значению ключевой ставки.

Денежная реформа Витте, значительно расширенная и ускоренная мной, уже давала свои первые плоды, но денег всё равно категорически не хватало. Подпитанная кредитами предпринимательская инициатива принесла стране резкий рост промышленного производства, значительное расширение в структуре внутреннего валового продукта доли сферы услуг. Практически не отставало и сельское хозяйство.

Вы ведь прекрасно помните, что первый в мире паровой гусеничный трактор в 1881 году изобрёл россиянин Фёдор Блинов, а через 7 лет смог его построить. Трактор имел устройство по типу вагона, в котором была установлена паровая машина мощностью 12 л. с. Конструкция развивала скорость 3 версты в час (3,2 км/час). К сожалению, сам Фёдор Абрамович к моменту нашего знакомства был уже человеком весьма пожилым, а потому, с его благословения, работы по совершенствованию конструкции трактора возглавил Яков Васильевич Мамин, его талантливый ученик, на счету которого к этому времени уже были изобретения двухлемешного плуга и пожарного насоса, а также усовершенствование парового двигателя своего учителя – Блинова.

Именно в этот момент я понял, что в отличие от «Янки из Коннектикута», рождённого буйной фантазией горячо любимого мною Марка Твена, я – совершеннейший профан в технике. Чем я мог помочь Мамину? Рассказать о мощных тракторах моего времени, нарисовать картинку, не зная и не понимая их устройства и принципов работы? Интересно, а многие из вас досконально разбираются в устройстве карбюратора, самолётного двигателя, не говоря уже об атомной электростанции?

Что я мог в этих условиях? Опять же, искать людей талантливых, всячески помогать и благоприятствовать их работе. Я мог бы, конечно, назвать всех, но не буду утомлять вас бесконечным списком имён и изобретений. Всего нам удалось отследить и помочь скорейшему внедрению в жизнь достижений 193 учёных. Ботаника и математика, физика и химия, медицина и военное дело…

Дни пролетали почти мгновенно – бесконечные аудиенции, переговоры, расчёты, записи и обсуждения. А вечером – балы и званые вечера, которые лишь раздражали и отвлекали. Здесь я следовал одной из любимых цитат Булгакова. Помните наставления, которые давал незабвенный Коровьев Маргарите Николаевне перед балом? «Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого преимущества! Если кто-нибудь и не понравится… я понимаю, что вы, конечно, не выразите этого на своем лице… Нет, нет, нельзя подумать об этом! Заметит, заметит в то же мгновение. Нужно полюбить его, полюбить, королева. Сторицей будет вознаграждена за это хозяйка бала! И еще: не пропустить никого. Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть малюсенький поворот головы. Всё, что угодно, но только не невнимание. От этого они захиреют…».

От всех этих «малюсеньких улыбочек» лицо моё стало чрезвычайно подвижным, а сам я порой чувствовал себя провинциальным актёром, внезапно попавшим на столичную сцену. Только теперь я в полной мере начал понимать, что двуличие Николая II, о котором столь много сказано в мемуарах и воспоминаниях современников, было качеством вынужденным и вполне объяснимым, скорее всего, часть обещаний он не выполнял, просто забывая о них из-за широты ежедневного круга рассматриваемых вопросов.

Но за всей этой внешней добротой и улыбками мною были надёжно спрятаны трудолюбие, упорство в достижении поставленных целей и стальная воля, которые усиливались врождённым инстинктом самосохранения. Я не просто латал дыры, а создавал систему, ускорял процессы, экспериментировал, ещё не зная, какой страшный удар ждёт меня в самые ближайшие дни.

Глава 10

28 мая 1896 года (по старому стилю, тому самому, который здесь и использовался) распахнула свои двери для посетителей XVI Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде. Готовились основательно – к открытию выставки запустили первый в России электрический трамвай, установили фуникулёры – подъёмники, доставлявшие пассажиров из нижней части города в верхнюю, выстроили здания городского драматического театра, окружного суда, биржи Волжско-Камского банка, гостиниц, открыли скоростную пароходную линию, связывающую верхнюю часть города с его заречной частью.

На организацию данного мероприятия было затрачено чуть более 10 миллионов бюджетных рублей, и мне, безусловно, захотелось повнимательнее рассмотреть – насколько эффективно. Но даже это было вторичной целью моего визита.

Главной целью выставки было показать всему миру Россию как серьёзного, разнопланового и надёжного партнёра, стимулировать экономическое развитие страны, помочь отечественным производителям выйти на зарубежные рынки. Стратегически важно было возродить интерес иностранцев к «русскому хлебу», так как в последние годы происходило постепенное вытеснение отечественных хлебопроизводителей с традиционных европейских рынков. Основные наши конкуренты – Германия и США – шли на всё, чтобы вставить нам палки в колёса. Допустить снижения объёмов экспорта было никак невозможно – пшеница являлась одним из основных российских экспортных товаров, доходы от её продажи использовались для кросс-финансирования других секторов экономики, прежде всего – промышленности. Удельный вес России в мировой торговле четырьмя главными зерновыми культурами (рожь, ячмень, овёс и кукуруза) в прошедшем 1895 году превысил треть, а годовой объём экспорта составлял более 7 миллионов тонн. Нижегородская ярмарка всегда была одним из мировых центров торговли зерном, повышение её масштабов и статуса представлялось эффективной мерой в достижении роста объёмов экспорта.

Масштабы поражали – 84 гектара, 190 павильонов, зал для собраний на 900 человек, круговая электрическая дорога, деревянный оперный театр. Изумлённых посетителей встречали первая в мире гиперболоидная стальная сетчатая башня-оболочка и первые в мире стальные сетчатые висячие перекрытия-оболочки (прикрывающие сразу 8 павильонов выставки общей площадью более 25 тысяч квадратных метров, включая уникальную ротонду Шухова – круглый павильон с висячей стальной сетчатой оболочкой покрытия), уникальный грозоотметчик А. С. Попова; первый русский автомобиль конструкции Евгения Яковлева и Петра Фрезе; бесчисленные технические изобретения, технологии, художественные достижения. Одновременно с выставкой планировалось проведение Всероссийского промышленного съезда. Именно поэтому для меня выставка была просто кладезем идей по развитию России на годы вперёд, я планировал пробыть в Нижнем не меньше пары недель и внимательнейшим образом всё осмотреть, пообщаться и познакомиться с самыми выдающимися людьми теперь уже моего времени.

На входе нас с Аликс и Марией Фёдоровной встречали Сергей Юльевич Витте (не только как председатель Комитета министров, но и в ранге председателя Особой комиссии по организации выставки), и два Саввы – Морозов и Мамонтов, – крупнейшие российские предприниматели, меценаты и благотворители. Встречающих было много, но именно эта мощная тройка буквально приковывала к себе внимание. Отломив и съев, по старинной русской традиции, кусочек бесподобного пшеничного каравая с солью, я с огромным удовольствием направился осматривать выставку.

Буквально несколько дней назад мне посчастливилось посетить выставку «Россия» на ВДНХ, но там я был рядовым посетителем, затерявшимся в толпе. Здесь же нас с Аликс и «матушкой» встречали в индивидуальном порядке, с блеском в глазах всё показывали и рассказывали, бесконечно фотографировали. Да, Николай, всё это отлично, только на кону стоит очень высокая цена – твоя жизнь!

Мы прошествовали мимо среднеазиатского отдела, оформленного в мавританском стиле, посетили павильоны Крайнего Севера, Ярославской, Тверской и Никольской мануфактур, фирм «Эйнем», Сергеева, Н. Н. Коншина, Товариществ Гарелина, Шибаева, какого-то Ф. Реддавея, осмотрели здания художественного отдела, департамента уделов, министерства путей сообщения, речного и морского торгового судоходства. Мое особое внимание привлекло роскошное здание товарищества нефтяного производства братьев Нобель, с панорамами заводов и промыслов в городе Баку.

Обедали мы в Императорском павильоне, построенном по проекту профессора А. Н. Померанцева в традиционном русском стиле. Набор блюд был довольно скромным, на выбор – волжская уха или окрошка с вяленым лещом, антрекот с жареным картофелем или ветлужские пельмени, ягодный кисель или лимонад с красными оладьями или яблочным пирогом. Признаюсь, что больше всего мою душу покорил лимонад Лагидзе, надо будет обязательно сделать хороший заказ этого чудесного напитка для Дворца. Я не преминул пожать руку Митрофану Варламовичу – настоящему мастеру в производстве безалкогольных прохладительных напитков.

Буквально через пару часов после обеда я почувствовал дурноту и был вынужден, простите за подробности, уединиться в туалетной комнате. В какой-то момент я понял, что теряю сознание, и, в полузабытьи открыв дверь, успел крикнуть своей свите: «Доктора!» …

Глава 11

Когда я очнулся, первым, что я увидел, было взволнованное лицо Густава Ивановича Гирша, нашего лейб-медика. Вокруг него стояли другие люди в белоснежных халатах и что-то тихо, но весьма интенсивно обсуждали шёпотом. Густав Иванович достался нашей семье по наследству от «батюшки» Александра III, он уже более 13 лет опекал и лечил членов императорской семьи. Но был всё-таки хирургом, а не терапевтом, отсюда, похоже, и возник этот «шелестящий» консилиум около моей кровати.

Кровати? Я огляделся. Да, я лежал на чистой накрахмаленной простыне и такой же точно был накрыт сверху. Как я узнал позднее, в консилиуме участвовали также старший врач губернской больницы Дмитрий Александрович Венский, молодой доктор Владимир Николаевич Золотницкий, а также «рабочий доктор» Александр Саввич Пальмов.

По лицам врачей я пытался понять, насколько серьёзен мой случай, но сделать это было совершенно невозможно – лейб-медик был бледен и взволнован, лицо Венского было красным с капельками пота на висках, Золотницкий был спокоен и сосредоточен, и, наконец, Пальмов широко улыбался и смотрел светло и радостно.

– Что со мной? – обратился я к лейб-медику.

– Арсе-е-е-никум, – Густав Иванович немного тянул слова, это была дань его детству и ранней юности, проведённым в Эстонии.

– Что, какой арсеникум?

– Мышьяк, Ваше Величество, как Вы себя чу-у-у-вствуе-е-те?

– Болит голова, горло пересохло и какой-то металлический привкус во рту.

– Все симптомы на лицо, – констатировал Венский. – Классическое отравление. Вам повезло, Ваше Величество, либо доза была не смертельной, либо нужно благодарить Ваш молодой и крепкий организм, который быстро среагировал на отраву. Если бы симптомы проявились чуть позднее, мы Вас могли и не спасти.

– Был у нас один случай, так сказать, в качестве юмора, – весело начал Пальмов, остальные немного удивлённо посмотрели на него. – Так вот, был случай в рабочем квартале, хозяйка прикупила немного мышьяку, чтобы потравить крыс в подвальчике, да и перепутала его с солью. Муж ел, нахваливал суп, еле откачали потом. Вот уж он её лупцевал, когда немного отошёл. А ведь чуть совсем не отошёл…

– Что-о-о Вы такое говори-и-и-те? Его Величеству плохо, а Вы какой-то бала-а-а-ган устраива-а-а-ете, – в голосе Густава Ивановича прозвучало явное недовольство поведением коллеги.

– Господа, – решил разрядить обстановку опытный администратор Венский. – Давайте порадуемся благополучному исходу и благоприятствующему провидению, которое спасло Его Величество, и дадим пациенту возможность отдохнуть, а сами продолжим беседу в моём кабинете.

Последнее, что я слышал, прежде чем провалиться в сон, был командный голос Витте:

– Выставить охрану в коридоре, у двери и под окнами, никого до следующего утра не пускать…

Нижний Новгород навсегда запомнился мне этим горьким, металлическим вкусом и ощущением неимоверной слабости. Полностью я пришёл в себя только к вечеру третьего дня. Около моей кровати проходил теперь иной, куда более представительный консилиум, не имеющий ничего общего с медициной.