Мы, Николай II. Трилогия

Ходынское поле, первое упоминание о котором датируется 1389 годом, когда Дмитрий Донской завещал подмосковный Ходынский луг своему сыну Юрию Дмитриевичу, располагалось на севере Москвы между современными Ленинградским проспектом, Беговой улицей и Хорошёвским шоссе. Кстати, “Ходынское поле” нашего времени, из которого я, так сказать, прибыл в дореволюционную Москву, представляло собой отличный московский парк.

Ехать было совсем недалеко, однако, чем ближе мы подъезжали к месту назначения, тем плотнее становилась толпа, спешащая за царскими подарками и угощениями. Людей было безумно много. Шли целыми семьями, дети изо всех сил старались не отпускать родительских рук, чтобы не потеряться. Толпа была поистине огромной, но пока, к счастью, управляемой. Две полицейские кареты, идущие впереди, создавали коридор для нашего дальнейшего движения. В какой-то момент нескольким полицейским пришлось вылезти и идти впереди карет, буквально раздвигая и расталкивая зазевавшихся прохожих.

К четырём утра мы были на месте. Увиденное частично порадовало меня. Бесчисленным полицейским и их помощникам в однотипных серых костюмах из недорогой ткани (это были, скорее всего, филёры – секретная агентура охранного отделения) удалось организовать коридор. Каждому заходящему в него вручался подарок, завёрнутый в платок, булочка от Филиппова, памятный жетон и новенький рубль. После этого вновь прибывшим указывали место на поле, куда им необходимо было проследовать. Желающие уйти после получения подарков, а таковых, к счастью, оказалось немало, в основном женщины с малолетними детьми, направлялись в боковой живой коридор, прочь от основной толпы.

Тех, кто оставался, грамотно распределяли по всему полю, которое было условно разбито на квадраты. В каждом квадрате желающих ждали примерно одинаковые развлечения – пиво, вино, медовуха. Находящиеся рядом полицейские и сотрудники охранного отделения внимательно следили, чтобы люди не упивались, к спиртному прилагалась нехитрая закуска – пирожки, солёные сушки и баранки, тульские пряники, и, к моему огромному удивлению, многие именно ели, а не пили.

На моих глазах выступили слёзы – эту страну прежде всего предстояло накормить, прежде чем стегать и гнать галопом навстречу светлому будущему, что во все времена было излюбленным развлечением многих наших правителей.

Заметно светало. Несметным людским толпам, казалось, не будет конца. И всё-таки толпа по-прежнему была управляемой. Мы с Петром Аркадьевичем расположились на северо-западной окраине поля, организовав что-то вроде оперативного штаба и отгородившись от толпы тремя рядами оцепления, созданными силами Министерства Императорского двора. На взмыленном коне трижды к нам подлетал генерал-губернатор Сергей Александрович, постоянно докладывал об обстановке московский обер-полицмейстер Александр Власовский. Оба они всецело осознавали степень ответственности и старались изо всех сил.

Примерно к семи утра численность толпы достигла максимума, а после постепенно начала спадать. Женщины уводили засыпающих детей и хорошо захмелевших мужей, полиция увозила с поля особо отличившихся в поглощении спиртных напитков, при входе на поле раздавались последние сувениры.

Я смог, я сумел предотвратить страшную трагедию, всё продумать и организовать! И в этот момент, когда казалось, что всё уже позади, с противоположной стороны поля раздался страшный взрыв и застрекотали выстрелы. Толпа ринулась в нашу сторону, сметая оцепление, вне себя от ужаса. Катастрофы, судя по всему, избежать не удастся. Неведомые магические силы, разбуженные мной, вновь постарались вернуть реку исторических событий в исходное русло…

Стрелявшие шли цепью. Их задачей не было убивать, они гнали огромное «людское стадо» на нас, стреляя выше голов бегущих. Но люди не понимали того, что происходило за их спиной, они бежали напролом с расширенными от смертельного ужаса глазами. Кто-то падал, и напиравшие сзади бежали прямо по нему. К резким звукам выстрелов добавились крики покалеченных.

Столыпин уверенным движением шагнул вперёд, чтобы защитить меня своим телом. Решительности и храбрости этому человеку было явно не занимать.

Мне показалось, что наша гибель неминуема, но всё-таки заранее принятые меры безопасности дали о себе знать. К нам на помощь уже спешили мощные полицейские силы. Это почти невероятно, но в последний момент филёрам и полицейским удалось построить некое подобие каре и отсечь основные силы бегущих, направив их к одному из оборудованных выходов с поля.

Другая группа, состоящая преимущественно из сотрудников Министерства Императорского двора, начала вести стрельбу на поражение по цепи террористов. Цепь начала редеть, и мне стало понятно, кто ею руководит.

– В бородатого не стрелять, – закричал я.

– Не стрелять в бородатого, живым брать гада, – подхватил какой-то очень зычный голос.

– Бородатого живым взять, – истерически взвизгнул кто-то, находившийся в непосредственной близости к бородатому.

И тут я увидел, что этот самый бородач приставляет пистолет к своему виску. Выстрела я не услышал, но на моих глазах его голова превратилась вдруг в страшное кровавое месиво, выстрел снёс часть лица. Остальные организаторы теракта к этому времени уже были мертвы.

– Вот, уважаемый Пётр Аркадьевич, к делу Карповича добавляются новые фигуранты. Практически уверен, что это звенья одной цепи.

– Будем работать, Ваше Величество. Вижу, что скучать на новой должности мне точно не придётся.

Глава 7

Внешний вид Петра Аркадьевича Столыпина на следующее утро меня поразил. После того как мне сообщили, что он не ложился и работал всю ночь, я ожидал увидеть уставшего и не выспавшегося человека, но это был явно исключительный случай. Новый министр был бодр, свеж, выбрит, смело одаривал окружающее пространство довольной улыбкой и приятными нотками одеколона.

– Доброе утро, Пётр Аркадьевич, как Вы себя чувствуете?

– Прекрасно, Ваше Величество. У меня неплохие новости. Кажется, нам удалось поймать за хвост тех, кто никак этого не ожидал.

– Рассказывайте, любезный, не томите.

– Застрелившимся бородачом, согласно документам, найденным в его кармане, оказался некто Азеф Евгений Филиппович, а в реальной жизни – Евно Фишелевич, 27 лет, родившийся в местечке Лысково Гродненской губернии в семье бедного портного-еврея. Кроме него в семье было ещё шестеро детей – два брата и четыре сестры. С 1892 года – секретный сотрудник полиции, осведомитель с установленным окладом в 50 рублей.

Азеф – известнейший агент-провокатор, в ближайшем будущем он должен был стать главой боевой организации эсеров (теперь ему занять этот пост по понятным причинам не удастся). Интересное дело – исторические события опять ускорились и начали приобретать какой-то уже совсем непредсказуемый оборот.

– Среди опознанных ещё два интереснейших персонажа – Александр Викторович Савинков, социал-демократ крайне левых взглядов, а также его 18-летний брат Борис, информации о котором у нас нет, скорее всего, в силу его возраста.

Голова моя закружилась. Легендарный Борис Савинков, он же в прежней реальности «Б. Н.», Вениамин, Галлей Джемс, Крамер, Ксешинский, Павел Иванович, Роде Леон, Субботин Д. Е., Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин, убит, не достигнув совершеннолетия. Бред какой-то. А главное – что теперь будет? Брэдбери со своим «Эффектом бабочки» нервно курит в стороне.

– Но самое интересное, – улыбка Петра Аркадьевича стала ещё шире, – и Азефа, и старшего Савинкова в системе полиции курировал один и тот же человек – действительный статский советник, вице-директор Департамента полиции Семякин Георгий Константинович, друг, кстати, Петра Николаевича Дурново, бывшего директора Департамента полиции, вынужденного уйти в отставку в 1893 году после забавного сексуального скандала.

– Сексуального скандала? – искренне поразился я.

– Именно. В подчинении Департамента находился «чёрный кабинет», перлюстрировавший переписку граждан. Однажды были перехвачены откровенные письма некой питерской дамы к любовнику – бразильскому послу в России. Доложили шефу. Увы, дама одновременно была любовницей и самого Дурново. В приступе ревности он наделал глупостей. Мало того, что заявился к изменщице, отхлестал её по щекам и швырнул ей письма в лицо. Мало того, что выскочил из квартиры, забыв письма забрать, так он ещё и обыск провёл у бразильца в поисках других посланий, о чём тот не преминул сообщить Вашему батюшке – императору Александру III: что ж это у вас за нравы в стране – шеф полиции читает чужие письма, избивает любовницу, обшаривает квартиры иностранных дипломатов…

– Занятно, а какое отношение Пётр Николаевич имеет к своему однофамильцу – Ивану Николаевичу Дурново, председателю Комитета министров, которого я заменил на Витте?

– Это сложный вопрос. Прямыми родственниками они не являются, это факт, возможно, они даже из двух разных дворянских родов. Один имеет отношение к Костроме, происхождение второго иное, но там практически невозможно разобраться, всё так запутано. Этих Дурново, как, прошу прощения, собак нерезаных. Я навёл справки – наши два однофамильца Дурново практически не общаются, и отношения между ними весьма натянутые из-за ощутимой разницы во взглядах на жизнь.

– А какое же отношение ко всему этому имеет Карпович?

– Судя по всему, он хороший знакомый Александра Савинкова. И если допустить, что последний получил откуда-то сверху задание Вас уничтожить, то он вполне мог привлечь для этого дела идейного знакомого, чтобы не рисковать собственной шкурой. А когда не получилось – пошёл в атаку сам.

– Много людей вчера погибло?

– Мы уничтожили дюжину террористов, в организованной ими давке погибло пятеро мирных граждан.

– Да, в любом случае это лучше, чем было изначально.

– Что, простите?

– Малой кровью отделались. Жаль только, Азеф и Савинковы мертвы. Единственной ниточкой остаётся Карпович, но далеко не факт, что он многое знает.

Когда чуть позже я поделился информацией с Витте, Сергей Юльевич глубоко задумался и изрёк:

– Вас, Николай Александрович, атаковали сразу с двух сторон.

– Что Вы имеете в виду?

– Скорее всего, Вас атаковали крайне правые, недовольные Вашими активными действиями, вполне возможно, с подачи кого-то из Ваших многочисленных родственников. Вы явно испугали неких лиц, когда после двух лет спокойного правления вдруг бросились буквально с места в карьер. И, судя по Вашему рассказу, правым удалось подключить левого Карповича, жизнь которого сейчас висит на волоске. Могущественные заказчики постараются убрать его, как ненужного свидетеля. Они не захотят рисковать, хотя и догадываются, что с ним играли втёмную.

В дверь постучали. Взволнованный секретарь, извинившись, сообщил, что полчаса назад в своей камере был найден мёртвым Пётр Владимирович Карпович. Признаков насильственной смерти на трупе не обнаружено.

– Крайне правые, – задумчиво промолвил Витте. – И убили сразу двух зайцев. Устроили подряд два покушения, а теперь ещё и натравят на Вас левый фланг под девизом – кровавый царский режим уничтожил в застенках юного патриота.

Как выяснилось позднее, Карпович был отравлен в своей одиночной камере. Но чтобы понять, кем непосредственно он был отравлен, предстояло опросить множество лиц. Это была ещё одна ниточка, ведущая к заказчикам преступлений, правда, крайне тонкая и ненадёжная.

Глава 8

Следующим утром я вместе с новым министром внутренних дел государства Российского, молодым, но многообещающим Петром Аркадьевичем Столыпиным, готовил развёрнутый циркуляр по скорейшему определению местонахождения и установлению усиленного надзора. Далее шёл бесконечный список, в который были включены фамилии всех ведущих революционеров, какие я только смог вспомнить, прежде всего – Владимир Ульянов, Лев Бронштейн, Яков Свердлов… Большевики, меньшевики, эсеры, ведущие анархисты. Как только Сталин смог упомнить и укокошить столько народа? Моя память была гораздо слабее.

Пётр Аркадьевич смотрел на меня радостно и удивлённо, встречая коротким восторженным возгласом каждую новую фамилию.

– Как Вы их всех запоминаете, Ваше Величество?

– Сложность в том, чтобы вспомнить их настоящие фамилии, хотя и не факт, что в данный момент они не пользуются ещё какими-нибудь партийными кличками.

– Ну, хорошо, установим усиленный надзор, а дальше что? Может, организуем провокацию и всех в утиль? Сопротивление при задержании?

– Соблазн велик, но я больше чем уверен, что в этом случае на их место придут другие, которые будут ещё изобретательнее и опаснее. Как говорил мой папа-врач – лечить надо причину, а не симптомы!

Признаться, я не сразу понял гримасу крайнего удивления на лице Столыпина, но, осознав уже в следующее мгновение всю неуместность своей последней фразы, аккуратно поправился:

– Медикус – в переносном смысле, конечно. Император Александр Александрович своими методами старался лечить пороки общества, как Вам должно быть хорошо известно.

Замечательным качеством молодого Столыпина было то, что он не придавал большого значения словам собеседника: свои мысли и идеи всегда стояли для него на первом месте. Позднее я пойму, что это качество зачастую свойственно молодым реформаторам, коим по воле судьбы или случая внезапно стал и я сам.

Особенно мои мысли занимала тройка – Ленин, Сталин, Троцкий, боевых эсеров ближайшего будущего тоже никак нельзя было сбрасывать со счетов, правда, здесь с определением персоналий у меня было гораздо сложнее. Если бы я только знал, как жестоко посмеётся надо мной судьба, я вообще бы учил только экономику, историю и право, ну, возможно, ещё почитал бы побольше книг по военному делу.

Столыпин предложил ликвидировать самых опасных. Допустим, я дам такое указание, и названные герои будущей революции исчезнут. Но рядом с ними масса других персонажей – Мартовы, Красины, Бауманы и прочие, прочие, прочие. Уничтожать всех? Но, в конце концов, мы со Столыпиным не Пол Пот и Иенг Сари, чтобы устраивать геноцид своего народа.

Гораздо разумнее будет, рассуждал я, создать в стране такие условия жизни, чтобы сама идея революции не казалась привлекательной большинству населения. В принципе, и настоящий Николай Александрович Романов в конце концов согласился на реформы – государственного управления, образования и здравоохранения, судебной системы, отменил крестьянскую «круговую поруку», ввёл гражданские свободы. Но всего этого оказалось мало. Почему? Возможно, сама идея монархии в России себя изжила. Но ведь взять ту же Великобританию, где королевская семья до сих пор любима и уважаема. В чём секрет? Скорее всего, в декоративности королевской власти, которая, безусловно, имеет некоторое влияние на события, происходящие в стране, но скорее морально-нравственное, чем реальное политическое.

Мне вспомнился чудесный спектакль «Аудиенция» в Театре Наций с неповторимой Инной Чуриковой в главной роли, поставленный по пьесе Питера Моргана. Сюжет строился вокруг аудиенций королевы Елизаветы II премьер-министрам Великобритании разных лет. И хотя, согласно правилам, королева может только консультироваться, советовать и упреждать, становилось понятно, что первая дама имеет значительное влияние на решения своих министров и политику государства в целом. В ответ на это главы её правительства помогают ей в деликатных и непростых ситуациях.

Каким образом стать и мне таким уважаемым монархом, чтобы спокойно гулять с собачками и неназойливо наставлять своих премьеров? Для этого сначала явно придётся основательно поработать. Главное – вовремя уйти в тень и не сильно отсвечивать. В своё время меня просто убила прочитанная у Радзинского фраза Николая II, брошенная новому премьер-министру Коковцову: «Надеюсь, Вы не будете меня заслонять так, как это делал Столыпин?». Возможно, именно в этой фразе скрыт секрет трагической гибели Петра Аркадьевича. Нет, не убили, но создали все условия и в критический момент не воспрепятствовали. В моей версии реальности всё должно быть совсем иначе, а для этого нужно думать и активно действовать.

Приглашённый на аудиенцию новый Директор Департамента полиции Антон Францевич Добржинский (потомственный дворянин, выпускник юридического факультета Киевского университета), только что назначенный мной на этот вакантный после смерти Николая Николаевича Сабурова (случившейся примерно за месяц до моего здесь появления) пост, своим внешним видом напоминал заслуженного и уважаемого директора школы. В своей прежней жизни я читал о нём – моё внимание привлёк факт его неожиданной смерти в Кисловодске на следующий день после отставки в 1897 году с ныне занимаемого поста. Инфаркт из-за переживаний? Маловероятно, ведь ему был предложен пост сенатора с прекрасным денежным содержанием, настоящая синекура в любые времена и при любых правителях. Значит, что-то произошло, интересно что? Ну что ж, будем посмотреть, как сказали бы в Одессе. Ежегодные смерти директоров Департамента были крайне подозрительными.

Наверное, будет уместно сказать и о самой должности. Общее руководство Департаментом полиции и Отдельным корпусом жандармов с 1882 года осуществлял товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией (он же командир Корпуса жандармов; шефом жандармов был министр внутренних дел). Департамент полиции возглавлял директор, назначавшийся приказом министра внутренних дел. Короче, как говорят в народе, – без ста граммов не разберёшься.

На самом деле Корпус жандармов был политической полицией Российской империи, а Департамент полиции специализировался больше на делах уголовных, но, в силу специфики, зачастую их пути пересекались. В данный момент Отдельным корпусом жандармов руководил товарищ (то есть заместитель) Министра внутренних дел, потомственный дворянин и горный инженер в третьем поколении Александр Александрович Фрезе. Беседовать с ним, как я понял, пока глубокого смысла не было – он отвечал за строевую, инспекторскую, хозяйственную и военно-судебную части деятельности своей организации и был далёк от оперативной деятельности Корпуса.

Антон Францевич поблескивал своим пенсне, изредка бросая внимательные изучающие взгляды на своего нового шефа Петра Аркадьевича. Я вновь ломал историческую линию и, возможно, ненароком спасал господина Добржинского от внезапной смерти в следующем году.

– Мы тут список опасных смутьянов составляем, уважаемый Антон Францевич, – Столыпин также внимательно изучал своего нового подчинённого.

– Думаю, Департамент полиции с удовольствием, так сказать, дополнит этот список несколькими персоналиями и пришлёт на Ваше утверждение, господин министр.

Столыпин улыбнулся, мне тоже понравилось, что директор Департамента обратился к своему непосредственному шефу, а не ко мне.

– Чувствую, сработаемся, Антон Францевич. Много прочитал о Вас за последние дни – как блестяще Вы вели дело Гольденберга – убийцы харьковского генерал-губернатора, благодаря чему удалось в значительной мере разгромить «Народную волю», как умело допрашивали Рысакова и Веру Фигнер после трагической гибели Александра II.

– Спасибо, Пётр Аркадьевич, Вы уж простите, я тоже справки о Вас, так сказать, навёл – стать в 26 лет камер-юнкером и титулярным советником по силам далеко не каждому, опять же из Ковно прекрасные отзывы. А Ваш университетский преподаватель Дмитрий Иванович Менделеев до сих пор искренне сожалеет, что Вы не посвятили свою жизнь химии.

– Господа, – я решил вмешаться в этот обмен любезностями. «Шерочка с машерочкой» явно нашли друг друга, что меня искренне радовало. – Всё это очень здорово и интересно, но, помимо списка потенциальных революционеров, мне хотелось бы получить развёрнутую информацию о другом фланге, не менее опасном для меня и страны. А также услышать ваши предложения – с чего нам начать поиски организаторов покушений последних дней.

– Я бы начал, так сказать, с внимательного изучения посетителей трёх ведущих столичных политических салонов. Правая и крайне правая публика собирается в Санкт-Петербурге обычно у Головина, Мещерского и Богдановича. Салон первого самый серьёзный и самый многообещающий для нас и… – Антон Францевич на секунду задумался, – вот ещё что, я бы поискал на всякий случай нити заговора, тянущиеся из-за границы.

Это было здравое предложение. Наши европейские «друзья» – от германцев до англосаксов всегда с удовольствием пытались с ногами залезть в российские дела и диктовать свою волю. Этот аспект явно следовало проработать более основательно. Я знал, что в России до 1903 года функцию внешней разведки выполнял Отдельный Корпус жандармов, но потом особый разведывательный орган, многократно в дальнейшем переименовываемый, по инициативе Алексея Николаевича Куропаткина стал армейской структурой.

Пора встречаться с новым военным министром. Вполне возможно, что инициативы, касающиеся деятельности внешней разведки, уже зреют в его голове, зачем же мы будем тянуть до 1903 года?

Информация из досье Алексея Николаевича меня в целом порадовала. Кадровый военный, с обширным опытом участия в боевых действиях. Участвовал в штурме Самаркандских высот, в бою на Зерабулакских высотах, взятии Уч-Кургана и повторном взятии Самарканда. Участник русско-турецкой войны, Ахал-текинской экспедиции. За боевые отличия был награжден орденами св. Станислава и св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, орденом Святого Георгия 3-й и 4-й степеней. После Николаевской академии Генштаба семь лет добросовестно работал в самом Генштабе, командовал войсками и руководил Закаспийской областью, в прошлом году мною (в смысле – настоящим Николаем II) был отправлен в Тегеран послом. Скорее всего, потому что кому-то в столице не угодил. Работа в нашем посольстве в Персии напрямую ассоциировалась в моей голове с несчастным Грибоедовым, хотя вполне возможно, времена изменились.

Что мне особенно легло на душу, так это успехи генерал-лейтенанта Куропаткина в Закаспийской области. Из пустынного края, не имевшего ни дорог, ни городов, со слабыми зачатками торговли и промышленности, с кочевым населением, промышлявшим грабежом и разбоем, управляемая им область превратилась в благоустроенный край с развитым земледелием, торговлей и промышленностью. Заботами Куропаткина возникли русские школы, была проведена реформа судебной части, привлечены многочисленные поселенцы из внутренних губерний. Именно такие кадры мне и нужны!

Алексей Николаевич оказался приятным в общении, начинающим седеть человеком, с традиционными для своего времени и возраста аккуратными усами и бородкой. Несмотря на высокое воинское звание, лицо Куропаткина – живое и смышлёное, больше подходило хозяину чайной или плутоватому целовальнику, и выражало живейшее любопытство. В острых щёлочках глаз скользила хитренькая улыбка.

– Ваше Величество! – голос был мягким, приятным, тихим.

– Алексей Николаевич, рад встрече. Как Вы себя чувствуете в новой должности, что надумали реформировать в первую очередь? Кстати, называйте меня Николаем Александровичем, я ведь, в отличие от Вас, дослужился всего лишь до полковника.

– Зато Вы Император Всероссийский, царь Польский, а также Великий Князь Финляндский, а мой чин, как Вы понимаете, соответствует лишь чиновнику 3 класса, – Куропаткин хитро улыбнулся.

– Предлагаю отставить меряться чинами, – я чуть заметно улыбнулся. – Поговорим о деле.

– Дел много. В первую очередь необходимо улучшить командный состав армии, условия службы и быта офицеров, понимаешь, внести большую справедливость и равномерность в прохождении службы, увеличить оклады и отпуск.

– Как будем улучшать командный состав?

– В первую очередь займёмся реформой общего уровня образования офицеров, двухлетние курсы всех кадетских корпусов предлагаю заменить трёхлетними, так как объём информации, понимаешь, ежегодно увеличивается. Также займусь Академией Генштаба. Там и состав преподавателей стоит обновить, и материальную базу улучшить. Сроки прикомандирования офицеров генерального штаба к строевым частям стоит увеличить, чтобы теория, понимаешь, подкреплялась практикой.

– В целом, по улучшению материальной базы какие предложения?

– Тут, понимаешь, пища, одежда, жилище, много вопросов, особенно у младшего офицерского состава. Средств, понимаешь, не хватит. Потому начнём с ремонта казарм, введём чайное довольствие, походные кухни, а также разовьём сеть солдатских лавочек и чайных. Если немного оклады приподнять, смотришь, и армия воспрянет. Опыт закупки провианта у производителей, понимаешь, нарабатывать надо, производство консервов с длительным сроком хранения наращивать и галет, соответственно, полевые хлебопекарни будем внедрять. А для управления всем этим хозяйством, понимаешь, учредить планирую интендантский офицерский курс, чтобы были у нас свои снабженцы, в финансах и организации снабжения разбирающиеся.

– А что по вооружению?

– С поставкой лошадей уже порядок навожу. По артиллерийской части срочно требуется перевооружение ручным огнестрельным оружием и 76-мм скорострельными пушками, закупаем первые пулемёты и формируем первые пулемётные роты, внедряем новые образцы крепостной и осадной артиллерии.