Сердце в огне

В сотне метров от заправки была заплёванная и засыпанная бычками стоянка, пара магазинчиков, в которые ни один прохожий никогда в жизни бы не зашёл, ларёк и шаурмичная.

К окошку, ссутулившись, подобрался мужик в смердящем пиджаке. Он поплевал на скрипящую от грязи ладонь и поправил завиток на лбу, деловито откашлявшись.

– Сигареток, пожалуйста-с.

Покосился вбок, и глаза у него стали как мячи для гольфа. Перед шаурмичной по соседству стояли двое щёголей. И один из них – известно кто.

– Привет, – как ни в чём не бывало сказал бомж.

– Привет, – ответил Юрий.

В руках у воришки была горка мелочи, среди которой и сдача с той самой сотки.

– Деньги не верну.

– Зачем они мне, оставь себе.

Брови бомжа подпрыгнули. Он обрадованно пожал плечами.

– Лады, браток! – глаза остановились на брюках цвета засохшей крови. – Занятные брючишки…

Заур зыркнул.

– Кто это?

– Не знаю, – ответил Юрий.

Мужик между тем пересчитал мелочь, перекладывая на ладони. Покивал в окошко.

– Во, те. Ага.

Женская рука выложила три пачки. Заур ездил пальцем по воздуху перед меню на стене, выбирая шаурму.

– Две возьми.

– Чё?

– Купи две, – едва слышно повторил Юрий.

– Ты же по расписанию ешь.

– Не мне.

Иномарка выехала с заправки, поворачивая к магазинам. Актриса за рулём прищурилась, через тонированное стекло было плохо видно. Или просто не верила глазам? Окно стало опускаться. Девушка заскрежетала зубами в нетерпении, следя за тем, как оно ползёт, и просунула голову в щель.

– Чтоб мне загореться!

Очень подозрительный тип у ларька распихивал по карманам… пачки сигарет!

Бомж уже намылился, как вдруг его остановил окрепший голос:

– Стой.

Он оглянулся.

– Ты бездомный? – спросил Юрий.

– Неа.

– Не местный?

– Ну типа. Путешественник, – многозначительный ответ.

– У тебя что, денег нет?

– Украли, – виновато ухмыльнулся, но тут же вернул растерянно-робкое выражение, какое часто бывает у нищих.

Юрий сделал три шага вперёд. Мужик предусмотрительно попятился. Студент положил на столик шаву и отошёл на место.

– Бери.

Тот заморгал с открытым ртом.

– Спасибо, парень. Добрый человек, – приложил руку к груди.

Он подошёл, но медленно, следя за действиями Юрия. Тот стоял. Бомж осторожно забрал шаву и сдал назад, не отрывая от него глаза, но парень не шевелился, не собирался ни ловить его, ни гнаться. Он возвышался тенью над ним, как скала, пробуривая взглядом.

Неожиданно пасть бомжа расплылась в улыбке, точь в точь как у того длинного и старика в кожанке, потом ещё шире. Мясо с щёк ушло за уши. Продавщица в окошке перекрестилась. Рот стал таким огромным, что внутри образовалась тень, и стиснутые зубы повисли в черноте, горя желтизной, как латунная змейка-застёжка. Бомж засмеялся с шипением, как сдувающийся гусь…

Как вдруг Юрий спросил.

– Это ты?

Лицо бомжа стало железобетонным. Он испуганно кашлянул.

– Кто?

– Я знаю, это ты.

Морду перекосило. Он скривил губы, закряхтел, вытаращил глаза, захлопал ими как рыба, зашмыгал носом, кисло морщась, пока выражение не сделалось мрачным.

– Где дым, там и горит…

Развёл руками с косой ухмылкой.

– Ну и чего теперь?

– Ты мне скажи.

По роже разошёлся дьявольский оскал.

– Ага-а-а!

Он заорал, кинувшись с выставленными лапищами. Юрий размахнулся и вытянулся в устремлении, как метатель диска, врезав ему прямо в солнечное сплетение.

Мужик грохнулся на спину, весь красный, пуча глаза и задыхаясь. Продавщица вскрикнула, шаурмист широко распахнул рот. Заур цокнул языком, пережёвывая шаурму.

– Бежим! – воскликнул Юрий.

– Стоять!

К ним из машины бежала актриса. Но не успела она приблизиться, как бомж с рёвом и кашлем начал вздыматься. Сквозь стоны пробивался нарастающий хохот. Пиджак затрещал.

Девушка указала пальцем.

– Останови его, Ноготь!

Юрий замер. Они секунду смотрели друг другу в глаза, и она с ужасом осознала. Обозналась.

Бомж заревел. Схватился за столик, прикрученный к земле, расставил ноги, как сумоист, надулся. Болты затрещали, гайки повылетали пулями, отрываясь вместе с кусками плитки. Юрий с Зауром бросились бежать, стол просвистел мимо, с грохотом разбил дорожку и вылетел на проезжую часть. Машины засигналили.

– НО-О-О-ОГО-О-О-ОТЬ!

– Стой! – закричала актриса. – Стой, это не он! Не он!

Автозак стоял возле колонки. С заправки вышел водитель, подтягивая штаны, и тут же раздались вопли. Второй выбежал из машины. Милиционеры увидели бросок стола.

– Ядрить-твою-переядрить!

Они рванули туда. Один на бегу достал пистолет, выстрелил в воздух и грянул громовым голосом:

– На землю!

К окошку автозака прилип нос.

– Какая неожиданность.

Гном заметался в поисках чего-то, чем можно выбить стекло, но под рукой ничего не было, а что было – то намертво прикручено. Он прислонился к стенке, оттолкнулся и влетел лбом в окошко. Начал биться головой, потом добил кулаком, стекло выпало пластиной, не оставив острых краёв. Длинный щучкой нырнул, кое-как протиснулся, отталкиваясь руками, и выпал на асфальт, будто только что родившийся лошадёнок. Он судорожно вскочил, путаясь в собственных конечностях, как паук под героином. Уже хотел побежать за ментами, но вдруг принюхался. Запах ударил в череп, выстрелив паутиной через заплесневелый мозг.

Гном подлетел к колонке. На экранчике сменялись цифры. Принюхался, поправил невидимые очки и увидел источник запаха – вставленный в бак трясущийся пистолет с капающим бензином.

Глаза длинного вылезли из орбит, выстрелили искрами, язык завернулся в завитушку, из ушей чуть не повалил дым.

– Отец мой Великан!

Он метнулся к пистолету, вырвал из железного гроба на колёсиках и засунул в рот, жадно хлебая. Работник заправки увидел. Он схватился за голову и завернул такую сороконожку из мата, что аж окаменел. Ни туда, ни сюда.

Милиционеры подлетели к бомжу. Пиджак у того порвался, морда скорчилась в бешеной гримасе. Они орали, направляя на него пистолеты, но он как не слышал. Бросился на них. Грянули выстрелы, сбили с пути, и он криво упал, завалившись на спину.

Как вдруг актриса кинулась со спины на мента, схватившись за пистолет. Второй повернулся к ним, в этот момент раненый бомж сиганул и сбил его с ног. Они вылетели на стоянку, милиционер ударился затылком. Выстрелы. Вурдалак взлетел и с рёвом сбил второго.

Бродяга завалился на спину. Милиционеры лежали без движения, ларёк, шаурмичная и машины опустели. По земле рекой лилась кровь.

– Ихор! – захрипел со свистом.

Девушка побежала к машине, притащила канистру и вставила ему в рот. Он вцепился в неё, как в соску, жадно втягивая бензин.

Юрий тяжело хрипел, держась за грудь, сердце сдавило. Во рту вкус металла. Он опёрся на столб обеими руками, остановившись.

Заур матерился и клялся чем попало, показывая пальцем в сторону заправки, но как-то вяло. Его и вторжение инопланетян вряд ли могло сильно напугать.

– Короче, я не знаю, что это было, но надо отсюда валить, пошли. Ты чё к тому мужику полез, ты его знаешь таки?

– Видел его, – между хрипами выдавил Юрий. – Сегодня. Он у меня сто рублей украл!

– Какие сто рублей, ты чё, уроненный?

– А я что, знал, что из него щас демон полезет?!

– Да ети тебя в душу! Может, у него белка?

– От него не воняло.

– А по-моему воняло. А что за девушка? Это чё было, ты видел? И она тебя ещё позвала. И её тоже знаешь?

– Да не знаю я никого и ничего! – выпустил последний воздух Юрий и разразился кашлем, разгоняя дым.

Он заледенел, словно очнувшись, и медленно опустил глаза. В одной руке у него была выкуренная до фильтра сигарета, а в другой распечатанная пачка. Юрий заглянул туда. Пересчитал. Восемнадцать. Уже двух нет.

Юрий закашлял. Он стал ещё бледнее, чем был. Губы посерели, на висках выступили синие вены.

– Катафалк вызвать?

– Отвали! Сгинь отсюда!

Заур матернулся по-своему, разведя руками, и ушёл, не переставая бубнить под нос. По пути он скинул в мусорку недоеденную шаву. Юрий дико смотрел ему вслед, сгорбившись и приложив запястье к губам, втягивая воздух. Вместе с удаляющимся другом его обволакивала тишина чужого двора.

Над головой вспыхнул фонарь.

Юрий с трудом отдышался, губы вернули нормальный цвет. Он выбросил пачку в мусорку, пригладил растрепавшиеся волосы и побрёл по дорожке. Долго пытался сориентироваться, голова кружилась. Постепенно в глазах перестало двоиться, и он увидел спасительный поворот на родной тротуар, по которому он всегда возвращался из университета. Дорога по нему была просчитана вплоть до минут, и он всегда оказывался дома чётко в одно и то же время, в угоду точности распорядка.

На кухне горел свет. В окне дрожало отражение фонаря. В проходе стояла высокая тень, побито опираясь на дверной косяк.

За столом сидел мужчина с осунувшимся лицом.

– Где был?

– На улице.

– Что делал?

Нет ответа. Мужчина рассеянно почесал голову.

– Завтра в магазин сходишь? Еды купить. И до конца месяца всё.

– Что, всё?

– Деньги.

Молчание.

– Не знаю я. Я уже не могу. Работать. Тяжело мне.

Молчание.

– Так хоть вместе работали, она хоть какие-то деньги получала тоже. Труба.

– Устройся по специальности.

Мужчина поморщился.

– Не возьмут меня. Кто возьмёт такого… Чтоб я крякнул за столом? Здоровья нет.

– Уволься.

– Эх…

– Не надо было бухать, было бы здоровье.

– Лучше сам устройся. По специальности! Что ты этот гроб тягаешь? Зачем учишься тогда?

Уже уходя, Юрий ответил:

– Отучусь и устроюсь. Год остался.

Ушёл. Но замер в дверях. Вернулся.

– Нет. Завтра. Завтра выходной, буду искать работу.

Отец взглянул на него робко, искоса и исподлобья.

– Ты ещё побледнел по-моему. Пудришься, что ли?

Юрий думал. Не раскачивался, не топал ногой. Сидел на кровати, обхватив голову руками в полной неподвижности, смотря на торчащую из-под неё жёлтую курьерскую сумку.

Вдруг он вскочил. Холодно, забыл закрыть окно! Уже вечер! Забыл. Но лишь только подскочил, как сердце ёкнуло. И руки с улицы помыть забыл…

Юрий стоял посреди комнаты, вперив бешеный взгляд в стену. Сейчас по расписанию должен быть ужин, но отец ещё ничего не готовил, а сам он задержался на улице, поэтому если сейчас начнёт готовить, то поужинает на час позже нужного. Опять, опять, опять! Всё сломано, всё! Перед глазами чудилась мусорка, в которую он выкинул целую пачку дорогих сигарет…

Юрий сорвался с места. К чёрту! Распорядок сломан, сломает до конца! Ведь завтра будет новый день, новый пустой лист, на котором можно написать что угодно. Он решил пойти купить что-нибудь в любой забегаловке, себе и отцу. Так хотя бы поест вовремя, готовить будет не нужно.

Ночь, улица. Фонарь. Сверчки. Звёзд нет, их скрыл туман, и облака, и дым заводов. Юрий шёл по двору, но никак не мог вспомнить ни одной забегаловки кроме той, в которой Заур покупал шаурму. Но туда нельзя. Поэтому он отправился найти что-нибудь ещё.

Фонари, тротуары, площадки. Дома громоздились гранитными скалами, и ночной ветер разбивался об них волнами, и деревья шумели морской пеной. В темноте дворов проходили тени, слышались голоса. Голова гудела от смутного, необъяснимого напряжения. Много лет уже Юрий не испытывал его.

Дом с магазинами, но продуктового нет. Одна вывеска горела неоном. В глазах всё плыло. Юрий прищурился с усердием. Надпись не поддавалась, он не видел ничего, что окружало три цифры. Три семёрки!

Юрий резко развернулся, чуть не свалившись, и пошёл в другую сторону.

Впереди шли люди в толстовках. Один с телефоном возле уха.

– Сколько? Семь? Может, сразу ящик, не жирно каждому на рыло?!

Юрий пошёл быстрее, чтобы их обогнать.

– Да какие семь, ты чокнулся?! Бутылки три максимум, а то соседка ментов вызовет!

Как только тень Юрия пробежала мимо, прохожие замолчали, и над дорогой повисла тишина. Они проводили его горящими во тьме глазами.

Рука вцепилась в плечо.

– Юрец?

– Кто це?

– Одноклассник мой! – недоумённо воскликнул один. – Ты чё, ты тут до сих пор живёшь, я думал, ты уехал куда, здорово, Юрец!

Юрий как не слышал, в глазах пустота. Руку не пожал.

– Ты чё белый такой ё-моё, по вене ширяться начал, что ли? Мы это дело осуждаем. Пошли бухать, пойдёшь?

Студент пошёл дальше, провалившись в водоворот ночи, голоса остались позади.

– Юрец! Э! Куда? Ау, Юрец!

Он застыл. А какое сегодня число? Обшарил карманы. Забыл телефон… Или потерял? Был он или нет в кармане, когда пришёл домой? Потерял! Какое же число…

Юрий пересёк двор по узенькой тропинке. Навстречу ему родился силуэт, они коснулись плечами. Какой-то мужик в спортивной куртке. Обитатель бетона, один из тысяч. Он оглянулся на парня, просканировал взглядом его одежду и пошёл дальше.

Юрий не успел заметить, как оказался ровно на том месте под фонарём, куда они прибежали с Зауром после заправки. Он смотрел на мусорку. После долгого немого напряжения залез туда и достал пачку сигарет, чистую и нетронутую. Раз он здесь, можно пойти и посмотреть, что там возле шаурмичной. Вряд ли там сейчас кто-то был, максимум полицейские, тогда просто уйдёт.

Однако там не оказалось и полиции. Никого, разбитая плитка подметена, вырванного стола уже нет. Шаурмичная не работала, хотя по времени ещё должна. Закрылись из-за происшествия?

Юрий уже собирался уйти, как вдруг раздалось жужжание. Он оглянулся и увидел на земле горящий экран. На плитке в луже впитавшегося бензина лежал его телефон. Звонит. Написано “Алина”.

Юрий огляделся. Ни единой машины, ни единого фонарика с телефона прохожего, ни единого звука. Тьма.

Он медленно поднял телефон…

Молчание. Слышно только, кто-то дышит.

– Привет, – тихо произнёс голос.

– Привет.

– Почему не звонишь?

Юрий нервно огляделся, сжимая челюсти, и ответил:

– Собирался.

Но голос прервал:

– Слушай, давай просто встретимся завтра. Я не злюсь на тебя.

– Я думаю, нам нужно разойтись.

– Почему?

– По кочану.

В трубке тишина.

– У меня проблемы, – голос дрогнул.

– Какие?

Долгая пауза, слышно только прерывистое дыхание.

– Я не могу сейчас сказать.

Юрий качался на месте, судорожно зыркая по сторонам.

– Говори сейчас, – произнёс он ровным голосом.

– Не могу, – шёпотом.

– А если я завтра сдохну, тогда сможешь сказать?

– Не сдохнешь, – голос дрогнул. – Всё не так плохо. Наверное… Не знаю.

– Говори, что у тебя за проблема, либо я удаляю твой номер.

Долгая пауза. Сквозь слёзы тихо-тихо:

– Дай в долг.

Юрий втянул воздух носом и вдавил красную трубку. Он удалил номер, телефон трясся в руках. За секунду до того, как выключить, он увидел вверху дату. Пятница седьмого числа.

Его схватил кашель. Он согнулся, держась за грудь. Юрий размахнулся, намереваясь разбить телефон об тротуар, но не разбил. Спрятал в карман и пошёл куда-то, шатаясь и придерживая губы запястьем, однако не успел опомниться, как прямиком в нос прилетел кулак. Мир погас.

Юрий очнулся, наполовину придя в сознание, всего на минуту. Тело отнялось, затылок вибрировал и нестерпимо чесался, но боли не было. Только слабость. Хотелось кашлять, но не было сил. Мужик в спортивной куртке оттащил его куда-то за шаурмичную и затянул в овраг, обчищая карманы, только ничего у Юрия не оказалось. Зэк расстроенно матернулся, вырвал у него из кармана телефон за неимением выбора, присыпал парня листьями и убежал.

Сквозь мрак Юрий в последний раз приоткрыл дрожащие ресницы. Он чувствовал, словно душа поднимается над телом, конечности уже полностью онемели. У него был разбил затылок – упал на плитку с размаха. Реальность ускользала, но в последний миг он увидел двоящееся лицо бомжа в вонючем пиджаке. Тот посветил ему чем-то в глаза, растянул веки пальцами.

– Хана тебе, студентишка.

Всё, что смог ответить Юрий, это послать его перед тем, как глаза слиплись.

– Куда-куда? Такого матюка я ещё не слыхал, надо запомнить.

Юрий не отвечал. Он уже ничего не слышал. Запахло землёй.

– А я ж поверил тогда, что это ты Ноготь. Вот ты меня обдурил! Смешной ты, смешной парень… А какие глаза дикие от этих сигарет, как у отпрыска при виде чьих-нибудь детишек. Или у меня от ихора… Ха!

А всё ж в Подсердечье тебе вольготней будет, там как родной будешь. Там-то есть, где разгуляться.

Глава 3

Где-то бил тяжёлый стук. Его монотонное, мощное эхо разносилось по запутанным коридорам. Они переплетались, словно извивающиеся тела обезумевших от голода гадюк, сражающихся за добычу, словно стонущие внутренности полуживой машины, сочащиеся чёрной зловонной кровью, ревущие, грохочущие. В кромешной тьме звенели цепи, капало из пробитой трубы, гудело в недрах ржавого зверя, но все эти шумы не были союзниками, слишком разрозненные, чтобы одолеть наполняющую его железные артерии тишину. Здесь не было звуков, не было света, запахов, холода, жара, лишь пустота, по жилам трубопровода текла не густая смола, служащая пищей механизмам. По ним текло жидкое время. Может, это и был ад?

Стук. По мокрому полу расходилась вибрация. Медленная и тягучая, как удары молота.

Удар, и сердце сократилось в спазме.

Удар, и кровь взорвала высохшие вены.

Удар, и мысль в голове изогнулась с криком, опухла, сдавливая череп, стала нервным клубком, сгустком напряжения, постепенно распутываясь и превращаясь в колючую проволоку, со скрежетом накручивающуюся на проржавевший мозг. По телу сползла боль, собравшись клубком в животе, заставив похожее на выбеленный скелет существо согнуться на земле с истошным хрипом.

Юрий опёрся трясущейся рукой, второй держась за живот с чувством, будто кишки вот-вот вывалятся наружу. Сколько ни пытался вдохнуть, воздух упирался в сжатую спазмом глотку. Ужас накатил, но вдруг лёгкие отлипли от рёбер. Сознание переворачивалось в голове не хуже, чем на центрифуге. То ли сидит, то ли лежит, то ли стоит – чувства онемели, сигнал не шёл по позвоночнику. Мороз, мурашки. Сыро, мокро. И темно.

Горло горело так, словно его исполосовали ножом, как шмат теста перед отправкой в духовку. Юрий низко опустил голову, чтобы кровь прилила, и кое-как сумел понять, что стоит на четвереньках.

Вдруг лужа рядом шлёпнула. Он вскрикнул и подорвался, отползая. Гудит сквозняк, кто-то шаркает. Шаги! Сердце чуть не разорвалось, однако звуки пропали так же неожиданно, как появились. Юрий ничего не соображал, но показалось, будто услышал испуганный вздох рядом, а потом шлёпанье убежало. Вновь один. Вода журчит. Откуда-то с потолка лилось голубоватое свечение. Юрий оказался в пещере с огромными сталагмитами. Массивные и гладкие, с потёками и вздутиями, похожие на окаменевшие нечистоты.

Импульс выстрелил в голову. Ощупал себя. Голый. Пошарил вокруг. Рука наткнулась на что-то, и Юрий закричал от испуга, подумав, что это панцирь гигантского насекомого, но это оказалась… пачка сигарет.

Громко зашипело, склизко захрустело, будто гигантская мокрица перебирала сотнями сегментированных лапок. Юрий поскользнулся, вскочил на ноги. Оцепенел от ужаса. Всё громче, совсем рядом!

И тут глаза выцепили в лучике сияния источник шума. Из бездны рождалось что-то громадное. Оно лезло прямо из стены, отделяясь густыми чёрными соплями с утробным рокотом. Юрий завопил и бросился бежать в безумстве, в темноту.

Сквозняк обдувал тело. Споткнулся, упал в лужу и тут же вывернулся наизнанку – это была совсем не вода. Вонь заполнила носоглотку и пищевод. На несколько секунд Юрия стиснуло кошмарное, незнакомое ощущение, когда физически не можешь остановить рвоту. Он вскочил, ударился о стену, стряхивая с себя тараканов, сжимая их в руках жменями, они хрустели под ногами, панцири впивались в стопы. Крик упирался в намертво пережатое горло, лицо стало белым и замершим, словно театральная маска грека, ползающего и рвущего на себе одежды в исступлении, изображая гомерический ужас!

Юрий выскочил на свет, в тесную камеру. Лампа качалась со скрипом. Всё как в кривом зеркале.

– Мужик! Стой!

Отшатнулся, чуть не повалил стол, заваленный инструментами. На цепи за решёткой сидело огромное голое существо с длинными руками. Под носом и вокруг пасти зияла кровь.

– Мужик, там вон ключ висит, мужик, куда? Стой, помоги, мужик, ПО-О-ОМО-ОГИ-И!

Пленник страшно, люто завыл зверем – слышно было, как рвутся голосовые связки. Его крик разбудил темноту, и всё вокруг застучало, зажужжало, загремело, звуки ударили сумасшедшим оркестром. Юрий вылетел в бесконечную шахту: балки, паутина, рельсы. Он не мог понять, то ли бежать вперёд, где конца не виднелось, то ли свернуть, и свернул, но увидел там горбатого урода, зажигающего лампу. В спину летел вопль пленного, из других ответвлений грохот ботинок и стремительно приближающиеся голоса. Юрий бросился дальше, но лишь добежал до спасительного поворота, как столкнулся на всей скорости с кем-то, упал и отбил хребет о рельсы. От боли не мог даже распахнуть глаза, извиваясь раздавленной гусеницей и загибая руки за спину. Над ним нависла тень, скрипя шестернями, отливая рыжей медью. Шахтёр уже протянул ручищи, но Юрий схватил острый камень и всадил ему в морду, прямиком в стык пластин, скреплённых заклёпками. Существо заорало человечьим голосом, студент бросился прочь, как вдруг оно размахнулось, воздух рассекла цепь, обмотавшись вокруг предплечья Юрия, и его рвануло назад.

– Сучара поганая! – прогремел медный человек.

Юрий подобрал булыжник, попытавшись беспорядочными ударами разбить оковы, шахтёр тащил его к себе. Швырнул камень, хоть бы хны. Голем схватил парня, железные пальцы впились в мясо, Юрий отбивался изо всех возможных сил, всё тщетно, что лупить по кирпичной стене. Жизнь пролетела перед глазами.

Но неожиданно позади раздались вопли ужаса, шахтёры разбежались по закоулкам, как блохи на собаке, когда шерсть раздвигает грозный хозяин. Один врезался в стену, отправленный в полёт чьей-то титанической силой, и сразу за этим в проходе появилась громадная тень, повернула голову, накрытую тряпкой, и сверкнула двумя крошечными глазками-точками. Мучитель Юрия бросился наутёк. Юрий подобрал цепь и побежал.

Выскочил из тьмы, всё освещали факелы. Вокруг сновали какие-то люди, то ли нелюди, крошечные и большие существа, медные рабочие. Они таскали хлам, долбили кирками стены. Юрий пролетел мимо горы разбитых напольных часов и нырнул в туннель.

Чернота, жидкости, насекомые и сквозняк. Ни души вокруг, лучше бы там остался, чёрт возьми! Юрий метался, но уже не слепо, пытался включить голову, найти путь – ни малейшего толку. Ужас сменялся промозглой жутью: кое-где через трещины лился свет, Юрий бросался от лужицы к лужице среди тесных расщелин, чувствуя себя кремово-белым глистом, ворочающимся в зловонном трупе, уже обречённым сдохнуть вслед. Воняло мочой и йодом. Юрий бегал, дёргался, как перевёрнутый на спину и пришпиленный булавкой жук-рогач.

Замер. Впереди был длинный коридор, кончающийся тьмой. Свечение оттуда походило на лунный свет. Протёр глаза, осмотрел потолок – ни единой трещинки. Чудо наяву. Юрий оглянулся, тишина. Он начал медленно продвигаться вперёд. Сердце колотилось. Едва не терял сознание. С каждым шагом чувствовал, как бездна давит спереди, словно там был какой-то огромный пустой котлован. Ветерок поддувал, затягивая в проход. Нарастала дрожь, что-то животное подсказывало, что надо развернуться, но он слепым усердием продавливал инстинкт…

– Куда лезешь? Назад иди.

Каждую косточку в теле Юрия парализовало. Ветер свистел, сотрясая лужу, в которой отражался голубоватый свет. Он стоял в последнем лучике – дальше была только пустота.

Юрий долго пытался осознать, почудился ему голос или нет. Мокрый и холодный от ужаса, он решил не испытывать судьбу и попятился, сдавая задом.

Юрий бродил по подземелью. Каждая частичка начинала болеть – адреналин в крови загустел, когда он перестал бежать, и появилось ощущение, что по венам течёт кипяток, так сильно всё чесалось, словно тысячи игл втыкались в ноги. Сердце было так сдавлено, что Юрий даже кашлять не мог, только сипел, опасливо втягивая воздух, как бы кто-то или что-то его не услышало.

Вышел в пещеру. Точно такую, как самая первая. Может, она и была? Глаза привыкли к темноте. Юрий весь был покрыт грязью, только белые глаза горели и рот хрипел. Ступни скользили, приходилось держаться за стены. Он уже не чувствовал боли, наступая на острую гальку, будто подземелья изменили его, будто метался здесь уже всю свою бесконечную жизнь, слился с почвой. Казалось, если сейчас шагнёт в стену, войдёт в неё и сможет выйти в любом месте, где захочет – рисунок лабиринта въелся в голову, он мог с заткнутыми ушами найти дорогу обратно в шахты, пещеру с тараканами, тот ветреный проход…