Сердце в огне

– Доброй ночи.

Кривозуб что-то проворчал, схватил со стола кружку и пошёл к очагу. Миссионер прикрыл за собой дверь. Он кое-как протиснулся дальше, взял двумя пальцами скамью и выдвинул из-под стола, усевшись.

– Что ж… Думаю, можно пропустить банальности. Вы и без того прекрасно знакомы со всей гномьей болтовнёй. Как искушённым жертвователям, я делаю вам невероятное предложение.

Кривозуб вырезал фигурку с выражением лица, мало похожим на человеческое. Пламя обжигало теплом дёсны. Мраморщик даже не оглянулся. Гном нервно заиграл бровями, не переставая давить лыбу.

– Итак… Банка крови с каждого, и я даю вам прямо сейчас по пять талонов. Каждому!

Не шевелятся. Молчат.

– По… семь талонов?

Мраморщик медленно вытаскивал кинжал из ножен. Миссионер замер. Он одними глазами зыркнул сначала на него, потом на шмыгающего слюнями Кривозуба, и обвил топор длинными пальцами.

– Какой кошмар. Похоже, моя песенка спета, как я и ожидал, отправляясь сюда. Но я не покину твёрду-землю, не забрав кого-нибудь с собой во имя доброй Пиявки!

Лезвие лязгнуло с тонким звоном, Мраморщик оглядел нож с упоением. Кривозуб взял с пола недопитую кружку и выплеснул в очаг. Дом погрузился в могильную темноту.

…

Длинный стал раздавать быстрее, не сводя швов с карт. Считанные секунды оставались до начала новой, десятитысячной по счёту игры без победителя. Точнее, как выяснилось, победитель в картёжной всё же мог быть. Единственный в своём роде. Если, конечно, он не вздумал бы притащить сюда всю свою кошмарную родню.

Капюшон собрал в пучок и поджёг все сигареты, что были.

Посмертные ставки. Почки не стали повторять ошибку, выложили какую-то коричневую сморщенную книгу. Не сразу можно было разглядеть на обложке лицо с вывернутым в стоне ртом – обтянута человеческой кожей. Капюшон откусил засохшей колбасы и достал видеокассету с размотавшейся, как выпущенные внутренности, плёнкой, сложенной сверху в комочек.

Длинный положил на стол позолоченную кубическую коробочку. Её покрывали какие-то символы и геометрические узоры, по линиям которых нужно было открывать. Может, это была коробочка-загадка?

– Пиявка знает, что это. Нашёл по пути сюда в мотке цепей.

– Ты ставишь секрет.

Кровь застыла в жилах.

– Если ты проиграешь, перед смертью ты скажешь мне, от кого сбежал, – произнёс капюшон.

Длинный закашлял. Убрал коробочку со стола.

– Если желаете… Почему нет. Если это необходимо… Это нейтральная территория, знаете ли.

Капюшон поднёс кружку ко рту. Бормотуха проливалась. Демон смотрел – он видел отражение алого света в мутном алкоголе. Вытер лоб, поставил кружку, не отпив, на стол сжатый кулак. На пальцах блестел пот.

Круг пошёл, ход Почек. Потрясли кубик. Бросили. Переставили фигурку. Пот щипал швы на веках, очередь длинного. Левая Почка дёрнулась к выходу, вторая схватила, держа на месте.

Голова гудела. Капюшон полез в пачку.

Кончились.

Дрожь побежала по коже. Вдруг он кое-что понял. Понял кое-что очень дурное. За всю эту выкуренную им пачку ни разу ему в голову не пришла мысль остановиться. Может быть, он этого и не хотел, а может, не мог. Он не знал.

Нет, он точно знал. Куря эти маленькие непонятные сигареты, он не мог остановиться, пока они не кончились. Не мог остановиться. Не мог!

Скелет нагнулся над его плечом, души у присутствующих повылетали из всех отверстий. Костяная челюсть отвисла, и прогудело мрачное заклинание:

– Час настал. Ты себе не хозяин. Идут убийцы богов.

После этого призрак провёл тяжёлой рукой сквозь воздух, сгустившийся до состояния зубной пасты, и поставил по центру стола пузырёк из гранёного горного хрусталя, наполненный чем-то голубоватым. Сделав это, он показал семь пальцев, сжался в комочек, превратившись в чёрного мышонка, и спрыгнул со стола в никуда.

Каморка превратилась в рощу из выпрямившихся, как осины, позвоночников. Восемь глаз намертво приковались к пузырьку кандалами не разрушимыми ни волей, ни мыслью.

Левая Почка посинела, правая позеленела, потом поменялись, потом обе пожелтели, поголубели и, наконец, побелели. У длинного на висках выступили жилы, весь он побагровел и затрясся, как жаждущий солярки, работающий на последнем издыхании двигатель.

Глаза под капюшоном вспыхнули. Зрачки ожили и начали ползти по кругу, будто крошечные змейки, закручиваясь в две спирали, гипнотизируя пузырёк.

Как вдруг…

Послышалось быстрое-быстрое шлёпанье, точно псих убегал от санитаров, перебирая босыми ногами: чап-чап-чап-чап. Позади, в шахте!

Не успел длинный среагировать, как дверь шандарахнула его по спине. Стол едва не опрокинулся на плиту, всё улетело в тартарары.

В малюсенькую каморочку ввалился огроменный ком тряпья, кожи и костей, кряхтящий и скалящий зубы.

– Добрый вечер, картёжнички! А нет, наверное, там уже утро!

– Ты опоздал, уже второй заход! – воскликнули Почки.

Но вместо того, чтобы начать оправдываться, чудо-юдо врезало капюшону пяткой в голову, впечатав его в стену, и со страшной мощью отбросило стол, едва не превратив Почек в лепёшку.

– Постойте, постойте! – длинный жался в угол. – Уважаемый, добрый вече… утро!

Монстр развернулся, чавкая соплями.

– Неудобно просить вновь, недавно вот, намедни, я от вас сюда и шёл, не найдётся у вас…

Тот выставил ладонь, прервав джентльмена, достал одну беленькую сигаретку и вручил ему.

– Нету. Кончились!

Здоровяк громоподобно заржал. Он развернулся, прижав длинного горбом к стене, и вцепился в плиту.

– Р-р-ра!

Отодвинул. За ней дыра. Полез туда.

– Вот незадач-ч-ч-ч…

Зателепал ногами. Не пролазил!

– А-а-а-а!

Почки опрокинули стол на место и пинками протолкнули чудище. Капюшон матерился, держась за морду. Длинный, оправившись, печально вздохнул и уставился на сигарету, сломанную пополам.

Стоило одному недоразумению исчезнуть, как в шахте послышались голоса, и в картёжную зашмыгнула тень.

– О!

Тень нависла над Почками. Левая в этот момент нашла под столом свои карты, а правая уцелевшую драгоценную скляночку, которой их одарил призрак.

– Почки, милые подруги, – блеснула бордовая помада, обнажая клыки. – Сейчас вам следует сбросить вот эту карту, уверен, вы и без моего совета так поступили бы, если вы, конечно, сегодня играете вдвоём, а не порознь, после этого ваш многомощный соперник, гирудид, сын богини, сбросит даму крестей. И вам последует своего короля придержать, а вместо этого походить вот так и, ха-ха, вот так!

Пока советчик объяснял, он наглейшим образом достал из-за пазухи стопочку, взял у Почки скляночку и отлил себе половиночку. Капюшон пучил на него глазищи в бешенстве и недоумении.

– Оп!

В дверь протиснулась девушка в чёрном балетном наряде с топливной канистрой наперевес.

– Ты что творишь, алкаш, быстрей, за ним!

– Желаю победы!

Они полезли в дыру за беглецом.

– Плиту вам задвинуть придётся самим, о други!

Почки уже хотели выполнить сказанное, как вдруг капюшон вскочил и сбросил покров с головы. Близнецы завизжали, длинный втянул воздух в испуге.

– Гном! В дыру, это приказ, именем Пиявки! – поднял он синий палец с загнутым когтем.

– Как же мне прикажете, господин? Я же и на человека-то не похож!

– Так сейчас станешь!

Капюшон перерезал запястье кинжалом. Чёрная сопливая кровь хлынула, извиваясь на полу живыми ручьями, Почки поджали ноги. Субстанция устремилась к гному, напрыгивая на него и налипая комьями. Тот заорал.

– Вперёд, скорей! Не выпускай их из виду, следи за ними неотрывно, пока не сможешь доложить!

– Да, мой господи-и-ин! – закричал гном под хруст собственных костей.

Глава 1

– Постойте! Молодые люди, не найдётся у вас прикурить?

Парень в чёрной футболке вытащил наушник. Никого. Оглянулся.

С другой стороны дороги у столба торчали трое каких-то клоунов. Один хачик, другой бледный как тень… Гамлета? Короче, фиг с Гамлетом, потому что третий был не с ними, и вряд ли в обычный день можно было встретить такого колоритного прохожего.

Пожилой мужчина в кожанке протянул руку, во второй была стопка. Армянин дал ему зажигалку. Однако вместо того, чтобы прикурить, великовозрастный щёголь лёгким движением поджёг содержимое и залпом выпил, не задувая. На ободке остался след от помады. Зажигалку вернул.

Старикан вздрогнул. Морщины зазмеились, зрачки стали менять форму, пока не превратились в две точки размером с булавочные головки, и на лице не появилась ослепительная улыбка.

Парень в футболке зашёл за дерево, принявшись наблюдать.

– Сигарету?

– Мы не курим, – ответил чеченец.

– Зачем же вам тогда зажигалка?

– А чтоб прохожим прикуривать.

Разошлись. Грузин шепнул:

– Что за франт? Откуда приехал…

Стоило только это сказать, как незнакомец развернулся, словно услышал, хотя точно не мог – уже был далеко.

Он нагнал студентов.

– Позвольте, молодые люди.

– Чё?

– А не подскажите, как проехать на Аллейную? – изо рта теперь пахло почему-то соляркой. – Вот только что подумал, что лучше будет спросить у вас, чем у каких-нибудь других прохожих.

– Вы не местный?

– Что же, по мне не видно?

– Видно. Вам сейчас вот туда…

Дагестанец… Пусть будет нерусский. Нерусский стал показывать. Незнакомец участливо кивал, потирая подбородок и не переставая скалить зубы, как овчарка. Палец вырисовывал извилистый маршрут сквозь прозрачные с точки зрения местного жителя многоэтажки.

– А почём у вас здесь жильё?

– А что вы, ещё не сняли?

– Нет. Думаю, что и не собираюсь.

– Где же будете жить? – поинтересовался нерусский.

Незнакомец с жутковатым возбуждением глянул на одного, потом на второго, и уставился на облупленную хрущёвку с детской площадкой, на фоне которых его выражение лица было похоже на ядовитую кляксу.

– Где-нибудь.

Хоть шпион в футболке и не был книгоманом, даже он сумел подметить упущенную шутку. Не любит классику? Хотя, судя по говору, очень образованный, да и по русски шпарит. Только видуха какая-то голубоватая.

Студенты и франт разошлись как в море корабли. За весь разговор бледный не произнёс ни единого слова – нерусский отвечал “мы”, за обоих.

Как только тротуар опустел, из арки вылетел огроменный тощий мужик, наспех натягивая куртку. Он пролетел через площадку, протоптался по клумбе и выскочил на то место, где минуту назад стояла троица. Огляделся, мотая ушами, и достал из нагрудного кармана круглые чёрные очёчки, как у кота Базилио.

– Из огня да в полымя!

Он заметил парня в чёрной футболке, тот уже уходил. Длинный на бегу засунул палец под пятку, поправив ботинок, отодрал от подошвы прилипшую семёрку бубен и устремился следом.

Парень оглянулся. Никого. На футболке у него была покрытая шипами, клыками и лезвиями белая паутина, в которой название музыкальной группы не узнал бы даже её собственный фронтмен. Звуки улицы в голове отдавали скрежещущим нагромождением гитар:

Squint your eyes to see clearly

Blur reality to make it real

Let focus go from your deceiving eyes

To know what's been concealed…

(Meshuggah – Rational Gaze)

Оглянулся. Вытащил наушник. Ничего, кроме шума листвы, ему не открылось, только во втором ухе продолжал орать бешеный металлист. Может, уже поздно, и все давно разошлись по своим предприятиям и учреждениям, а может, дело в районе? Здесь никогда не бывало много людей, будто жители соседних многоэтажек вообще не работали, и по утрам им просто было незачем куда-то идти. Поселиться бы в такую многоэтажку…

Беспроводные, проводные, накладные, чёрные, белые и разноцветные, опутывающие очередь библиотеки силиконовыми змеями. Наушники!

Двое без них. Тот самый бледный студент со стиснутыми челюстями и за несколько человек до него сутулый мужик в пиджаке.

Металлист в чёрной футболке стал в конец. От сутулого его отделяла девушка, но она мельком выглянула и, увидев, сколько ещё ждать, молча пошла к выходу, разинувшему пасть перед человеческой гусеницей: бегите, люди, вы тратите время. Время дорого, время! Бегите ко мне!

Очередь ползла, шаркая кроссовками. Среди шуршания скрипели помятые туфли. От мужичка заметно несло. Не спиртом, просто несло. Его белобрысый затылок был прямо перед носом металлиста, но того не заботили цвет и густота волос стоящего впереди бомжа. Почему должны? Он глядел в телефон, как и юноша впереди, и девица перед ним, и женщина перед ней. Опущенные головы навевали скуку. Поначалу мужик стоял смирно, руки в карманах. На студента не похож, даже на заочника. Точно бомж.

Он оглянулся на парня по-заячьи и шмыгнул носом.

– Куришь?

Тот поднял глаза исподлобья, а потом опять опустил.

– Чё молчишь?

Нет ответа. Мужик вытер нос рукавом:

– А я уже и забыл, какие вы тут все…

Даже если бы он сказал это в полный голос, вряд ли бы что-то изменилось. И даже если бы кто-то услышал, тоже.

Он зыркнул из-под бровей на студентика впереди. Тот строчил сообщение, уткнувшись в экран, будто набирал носом по клавиатуре. У него была мятая как из задницы толстовка, и шнурки развязались. Мужик тихонько откашлялся и уронил из кармана пять рублей.

– Ой.

Наклонившись, он обогнул руками тощие ноги мальчишки, связал ему шнурки и выпрямился, отряхивая колени. Металлист вытянул шею.

– Ты чё там сделал, убогий?

– Монетишку поднял.

В библиотеку заглянула лысая башка с большими ушами. Протиснувшись внутрь, долговязый замер, осматриваясь.

В тот же миг, как сверкнули чёрные очки, вонючий мужик резко вышел из очереди и нырнул в книжный ряд, растворившись.

Очередь дошла до бледного. Он уже сдал книжку, двинувшись к выходу. Длинный поднял на лоб очки, под которыми оказались прищурые голубые глаза, и едва не залез ему в рот, так старательно вглядывался, а когда студент уже почти ушёл, вдруг схватил за плечо.

Молодой человек оттолкнул незнакомца. Повисла мёртвая пауза. Секунд десять они стояли и пялились друг другу прямо в глаза, пока длинный не опустил очки, оскалив забор:

– Прошу прощения, я лишь обознался. Не стоит беспокоиться.

Разминулись. Уже уходя, бледный студент вдруг почувствовал что-то на руке. Кровь.

Чтобы понять, что это не его, понадобилось три секунды. Впервые за всё время, что смотрел в пустоту без всяких мыслей, взгляд вспыхнул, он обернулся и увидел – внизу на куртке лопоухого темнел бордовый след.

Молодой человек дикими глазами следил за неизвестным, пока тот ходил по библиотеке, разыскивая кого-то. Куртка чужая – рукава короткие, да и штаны. Студент стоял на входе и наблюдал, но ничего не делал, пока, наконец, не заметил, что тип привлёк внимание. Библиотекарша приказала читателю подождать – тот и без того мог простоять с опущенным носом часик-другой, – и убежала в соседний зал. Там одна женщина что-то тараторила, вторая уже набирала номер. Очередь начала замечать длинного. Строчивший сообщение пацан попытался сбежать, но свалился мордой в пол с размаха.

Бледный быстро ушёл.

Лестница. Хотел спуститься, но столкнулся в узком проходе с вонючим мужиком в пиджаке. Секунду постояли, вонючий рванул, он вместе с ним. Опять столкнулись, не пролазят! Бледный терпеливо пропустил бомжа, слетевшего вниз, перемахивая через перила, а потом спустился сам.

Как только они пропали, вслед за ними из библиотеки вывалила целая толпа с испуганными замершими лицами.

Этого бледного молодого человека с впалыми щеками и горделивым лицом, шелушащимся от каждодневного бритья, звали Юрий Михайлович Воскресенье, и длинный действительно обознался, когда усомнился в этом, ведь никаких других мест, кроме бетонного зазеркалья окружных дворов, Юрию было неведомо. Он вышел на знакомую тропу, отправившись куда-то.

Вокруг было серо и тихо, единственный клочок жизни – угольный грунт с торчащими, будто искусственными, ровными деревцами неведомой породы. Их кроны как мелкая пёстрая мозаика были покрыты оранжево-золотыми вспышками. Солнце слепило влажно и душно. Где-то вдали вздымались промышленные трубы, подпирая небо и смешивая тучи с ядовитым дымом, словно черпаки в котле. Город стоял. Неизвестно где, неизвестно когда, окутанный вечной мглой. Казалось, если бы вдруг заплыл сюда из тумана веков корабль героев, сгинули бы они здесь и сошли бы в Аид, потому что хоть и край земли, а не пасут здесь циклопы стада богов, нет здесь священных лугов, нет одиноких волшебниц, даже гарпий и сирен. И нечем было бы питаться войску, кроме как грызть деревья на тротуаре – хорошего вина не продают, жертвенный огонь развести не дала бы милиция, а без того и другого как можно жить?

Если бы не огромная аббревиатура над входом в университет, можно было подумать, что это просто какое-то старинное здание под снос, одна из сотен облезлых четырёхэтажек конца позапрошлого века, наполняющих город.

На аллее возле мусорки сидел бедняк в лохмотьях и играл на гитаре. Скамейки заняты. Вокруг образовалась пустота – студенты обходили его стороной.

В кепку приземлилась бумажка. Мужчина тут же схватил её, но робко положил обратно, чтобы не показалось, будто рад пятидесяти рублям. Убедившись, что это не фантик от конфеты, он покосился вслед прохожему с гладко зачёсанными на затылок чёрными волосами. Болезненный какой-то.

Первокурсники показывали студенческие на входе, по очереди придерживая дверь. Юрий вошёл, но ничего не показал, и охранник на него не взглянул.

Стоило только очутиться в холле, как среди народа возник не то парень, не то мужик в брюках, строгом пиджаке и синем галстуке. Был он чем-то похож на советского актёра из какой-нибудь южной ССР. На голове копна – облысение не грозило. Усталый вид.

– Сегодня у всех короткий день, пары до двух.

– Ясно.

– Не хочешь спросить, почему?

– Не хочу.

Мрачные коридоры были похожи на кладбище с падающими на пол тенями оконных крестов. Стены покрашены старой зелёной краской, превратившейся в бугристую корку. Во всём здании стоял приятный запах прошлого, который первокурсники лаконично характеризовали: воняет.

Юрий был на голову выше Заура и заметно крупнее остальных студентов, хотя здоровяком его было не назвать – тощий, как вешалка в парикмахерской. Заур постоянно держал руки в брюках, задрав полы пиджака. Все вокруг несли на себе признаки времени: наушники средние и маленькие, у кого даже большие, как в девяностые, гарнитура в одном ухе, и только по Зауру и Юрию было никак не сказать, какой сейчас на дворе год или даже век. Разве что совсем примерно.

По коридору прошёл иностранец.

– Впервые вижу негра в университете.

– Не негр, а чернокожий.

Заур задрал бровь. Шея у него всегда была согнута, как у водопроводного крана, и от этого взгляд исподлобья.

– Или хотя бы африканец, – добавил Юрий. У него, наоборот, спина всегда была выпрямленная.

– Негр и негр.

Пошли дальше.

– Наверное, из какого-нибудь Гондураса, денег хватило только на наш музей.

Заур бесцельно откашлялся.

– Шавы бы.

Коридор разделился. Юрий и Заур молча пошли в разные стороны.

Юрий оказался в маленькой аудитории со старыми партами, похожей на семинарский класс. На стене чёрная доска, крашенная в несколько слоёв.

Сел за парту, откинувшись на стуле. Когда пришёл, людей ещё не было, только сейчас стали появляться. В группе было больше девушек, чем парней. Никто ни о чём не говорил, никто не здоровался, когда заходил очередной одногруппник: ни сам он, ни сидящие.

Звонка не было. Тут в класс забежала девушка. Она застыла и заметалась взглядом. Уже пошла к кучке парней за первыми партами, но остановилась. Один покосился недовольно, мол “чего надо?” Пошла к Юрию. У неё был горящий внимательный, нервный взгляд. Непрерывно смотрела в глаза, словно прикладывала для этого некоторое усилие.

– Привет! Надо на кафедре помочь, пойдёшь?

Это была староста. Юрий поднялся.

Преподаватели ходили туда-сюда, не бегая только из соображений солидности. Лазутчик-аспирант проскочил с пакетом из магазина, гремящим бутылками. На кафедре было шумно.

Староста с пыхтением тащила стулья, а Юрий шёл сзади, как пленный перс, придерживая подбородком советский складной стол. Они дошли до тёмного закутка с распахнутыми дверьми, ведущими в большую светлую аудиторию: там студенты царапали лакированный пол ножками столов, потихоньку превращая его в эскиз душевнобольного художника-абстракциониста. Получился а-ля ресторанный зал. Они убежали, отправившись за стульями, и в этот самый момент случилось так, что никого больше поблизости не оказалось.

– Девушка, позвольте!

Староста вздрогнула. Ножка стула впилась в ногу. Она зашипела, но тут же выпрямилась и застыла с круглыми глазами. К ней подскочил пожилой мужчина в коричневой кожанке. Он взял стулья, лётом залетел в аудиторию и поставил, возвращаясь с ослепительной улыбкой.

– Позвольте!

Незнакомец забрал ношу Юрия. На секунду замешкавшись, парень шмыгнул ко входу и заглянул. Мужик пронёс стол, держа высоко над головой одной рукой, и с посвистыванием поставил, словно то был пустой горшок, а сам он молодой выносливый индус.

– Кто это? – перепуганно прошептала староста.

– Не знаю.

Он вышел из аудитории, отряхиваясь, и остановился ровно на кромке света, держась за ремень. Затёртая до катышков рубашка слегка выбилась, прикрывая бляху. У него были густые смоляные волосы с сальным блеском без следа седины и поразительно ровные зубы – вряд ли свои. Губы накрашены бордовой помадой. Хоть и в годах, стариком не назвать, скорее, мужчина на исходе расцвета сил.

– У вас здесь очень пыльно.

Он пронзил Юрия взглядом насквозь и протянул сигарету.

– Курите?

Тот мельком глянул на неё.

– Здесь нельзя курить.

– Значит, не возьмёте?

Староста таращилась на незнакомца, но испуг уже прошёл. Она изучала его с ног до головы, а тот словно не замечал её, намертво приклеившись вниманием к Юрию. Они долго стояли и молчали без причины, пока мужчина не спросил:

– А вы не знаете, сколько у этого здания этажей?

– Двенадцать.

– Знаете, на самом деле я не просто так к вам подошёл, увидел вас случайно. Мы ведь виделись на улице утром.

– Виделись.

– И вы пошли в сторону библиотеки…

Юрий не успел ответить.

– Вы были в библиотеке? – закончил мысль незнакомец.

– Не был.

Мужчина потёр подбородок. Он у него тоже был треугольный, как и улыбка, и неистовое выражение бровей, образующее с морщиной на лбу треугольник. Треугольный человек.

– Как же так?

– Я заходил в ларёк.

– Вы же не курите.

– Откуда вы знаете?

Мужчина хитро прочистил глотку.

– Вы ведь не взяли сигарету!

– Ну давайте.

Он вновь протянул сигарету. Юрий взял её, смял в кулаке и засунул в карман. Улыбка резко сошла с лица франта.

– Что вы сделали?

– Спрятал.

– Вы же её испортили. Почему?

– Не курю.

Выражение типа вдруг омрачилось. Он смотрел Юрию прямо в глаза.

– Это ты?

– Кто?

– Я знаю, это ты.

– Вы обознались.

Молчание. Лицо неизвестного свело, и он оскалил белоснежный частокол, бешено выгнув бровь.

– Прошу прощения. Действительно, обознался!

Он издал зловещий смешок, развернулся и широкими шагами вошёл в аудиторию. Юрий тут же скользнул следом. Огляделся.

Никого.

Староста хотела тоже заглянуть, но остановилась в дверях, будто врезалась носом в невидимую преграду. Она нервно обернулась, а потом зыркнула на одногруппника.

– Он там?

– В смысле? – повернулся тот.

Староста часто заморгала.

– Не-не, ни в каком. Пошли!

Она засеменила на кафедру. Юрий следом. По пути он покосился на зияющий в мрачном закутке проход, ожидая, что сейчас мужик оттуда выйдет. Где он мог спрятаться в аудитории так быстро? Они уходили, пятно света в конце коридора отдалялось, но оттуда так никого и не появилось.

Вернулись на кафедру. Староста подошла к секретарше.

– Там какой-то посторонний в аудитории.

– А?

Та говорила по телефону. Староста не могла спокойно стоять, топая ногой.

– Минуту. Да?

Она начала грызть ноготь. Ждала, пока секретарша договорит.

– Мне надо было преподше помочь донести оборудование, у нас щас будут презентации.

– Я отнесу. Где она?

Назвала аудиторию. Юрий растворился, исчезнув с кафедры. Секретарша оторвалась от телефона.

– Чего-чего? Где посторонний?

– Какой-то мужчина в куртке, он к нам прилип. Ну долго объяснять, скажите кому-нибудь, позвоните, не знаю!

– Кому, охране, что ли? Он ещё там?

– Да там, там!

Юрий тем временем дошёл до аудитории и теперь шагал за преподавательницей с ноутбуком и колонками. Та быстро перебирала ногами, шаркая чешками. Юрий не был ни задумчив, ни хмур. Он смотрел перед собой как обычно, без каких либо чувств.