Сердце в огне

Отдышавшись, Юрий пригладил волосы чёрной рукой и заметил, что всё это время бежал вместе с цепью, удавом обмотавшейся вокруг предплечья. Он начал медленно распутывать её, оголяя вдавленные следы с кровоподтёками, которые не мог видеть в полутьме, только чувствовал. Если бы сейчас ему предложили посмотреть в зеркало в обмен на то, чтобы покинуть подземелья, он бы даже слушать не стал. Странная мысль… Странная. И воздух какой-то здесь странный.

Юрий обмылся в ручейке. Протёр глаза. Посреди пещеры стоял Заур, шмыгая носом, руки в карманах.

Подкрался издалека. Не приближаясь. Заур повернулся и вздрогнул.

– Фух. Ты чё тут делаешь?

Он пошёл на Юрия. Тот отпрыгнул, попятившись в темноту, как безмолвное животное.

– Что такое?

Заур остановился. Поманил.

– Иди сюда.

Юрий прищурился. В глазах больше не двоилось. Может, он лежит сейчас на операционном столе, и это так наркоз действует? Что ж там такое намешано?

Юрий оказался слишком нерешительным. У Заура кончилось терпение. Он долго глядел на добычу, ожидая действий, пока лицо не стало меняться, глаза полезли из орбит. Юрий застопорился в резком размышлении, оторванный от реальности. Существо вывернулось с хрустом, опустилось на мостик и начало подкрадываться. Юрий заметил только в последний момент, столкнувшись с ним взглядами, оно было уже на расстоянии прыжка. Сердце ударилось о рёбра, попытавшись катапультироваться из хозяина. Тщетно. Настало время прощаться с жизнью.

И в тот же миг огромная сила отбросила Юрия, он плюхнулся в воду. Местный хищник был уже в полёте и повернуть никак не мог, поэтому врезался прямо в грудь великана, очутившегося между ним и Юрием. Распластавшись на полу, псевдо-Заур увидел, кто перед ним, и скривился, как лимон сожрал.

Здоровяк взялся за ногу существа. То помотало головой. Он в ответ утвердительно покивал. Существо замотало ещё сильнее.

– Чего? Не хочешь? А надо, Федя, надо.

Великан взметнул его в воздух и ударил об землю с такой скоростью, что кости повылетали, разлетевшись по всей пещере вместе с ошмётками. В руке осталась только нога и обрывок склизкой кожи.

Юрий кашлял, покрытый брызгами крови. Попытался встать, устремиться в бегство, но понял, что уже не может. Боль полностью его поглотила, и он просто лежал в луже, медленно извиваясь, как разрубленный лопатой дождевой червь.

Громадина обернулась, сверкнув глазками-жемчужинами, и начала приближаться. Юрий отполз из последних сил, упёршись спиной в мраморную колонну, объятую светом, льющимся с потолка.

Великан остановился на кромке тьмы.

– Вы посеяли вещицу, дорогой дружище!

Из мрака высунулась ручища, кожа розовая, будто солнечный ожог, волосатые костяшки, отросшие ногти с забившейся грязью. Она была такого размера, что могла обхватить человека за голову и с лёгкостью раздавить, как куриное яйцо. Два пальца держали чистенькую пачку сигарет.

– Где я?!

– Ну загнул, с наскока не ответишь. Пока тебе этого знать не надо.

Юрий тяжело хрипел. Он закашлял, густо отплёвываясь.

– Ого, это чего такое? Смотри, кишки не выхаркай! А говорят, людишкам пробежка всегда на пользу…

Великан сковырнул крышку, достал ногтями сигарету и вставил в зубы. Его лицо было ровно на кончике темноты, только розовый подбородок торчал.

– Чтоб я сгорел, – захлопал по карманам. – Огнива дуля!

Юрий сипел, не в состоянии разговаривать. Монстр отошёл от него, шлёпая босыми ногами по мокрым камням.

– Надо тебе очухаться, сейчас главное, чтоб у тебя не поехала крыша, такое иногда случается, с кем не бывает? Вот поешь от пуза, пивом придавишь, али винищем, покуришь, и долго ли коротко ли всё начнёт устаканиваться…

– Где я? Что со мной? Это бред? Я умираю?

– Ничего ты не умираешь, и никакой не бред.

– Это ад? Я в аду?

– Какой ад, ты что, глухой? Ты жив-здоров, студентишка, будешь два дня рождения праздновать!

Юрий с трудом оторвал затылок от колонны, пытаясь разглядеть, с кем же он разговаривает?

Тут в голове зашевелился опарыш мысли.

– Ты…

Великан развернулся. В черноте повисли две белые точки. Лужа начала подрагивать от топота. Студентишка. Говор, вонь, сигареты…

Появилась голова, и Юрий увидел перед собой самый кошмарный образ, который можно было описать только сказав, что многие лишились бы чувств, увидев его перед собой. Чудовищный, отвратительный демон, нет, химера, горгона, отродье, тварь! Тварь широко улыбалась! Взгляд существа вышибал дух. На лице, которое ни на секунду нельзя было принять за человеческое, зияло две круглых дырени размером с баскетбольные мячи, на самом дне которых прятались крошечные-прекрошечные глазки. Так и сравнишь – как из двустволки выстрелили сначала в один, потом во второй, но нет, края гротескных глазниц были такими ровными, будто циркулем начерчены, будто какая-то жуткая скульптура, вылепленная шизофреником-рецидивистом на занятиях по реабилитации! Трудно было поверить, что оно живое, говорящее, да ещё и курит!

– Бомж в пиджаке! Это ты!

– Эво какой умный.

– Я знаю, это ты!

– Цыц!

Глазницемонстр прислушался. Где-то в глубинах шумело и, кажется, раздавались голоса.

– Надо сматываться, как раз тебе свежий воздух мозги прочистит. Подземелья не место для людей. Ты из лужи вылези, вдруг там болячка какая плавает.

Юрий с трудом держался на ногах, опираясь на мраморный столб. Колонна в замечательном ионическом ордере, как из античного храма. Что она тут забыла?

– Сюда ползи, быстрей!

В пещере запрыгал свет. Юрий стоял, потерянный. Великан подбежал к нему, да так резво, что тот моргнуть не успел. Он схватил парня и крепко прижал подмышкой. Под тряпками чувствовалось лишённое жира тело – в бок Юрию упёрлась, как булыжник, тазовая кость.

– Носище зажми.

Студент не послушал, сопротивляясь, и чудище шагнуло прямо в стену. На секунду Юрию показалось, что ему отрубили голову и забросили в стиральную машину. Время сгустилось.

Свет вскипел в конце туннеля…

Глава 4

Я закрываю глаза и вижу поле цветущих тюльпанов. Цветы такие хрупкие и обнадёживающие, невыразимо прекрасные, что даже не по себе от их умиротворяющего очарования. И всё в них – и радость, и равнодушие, и упрёк. Чувствуется страшная нелепость всей вашей человеческой жизни с её бесконечным утомляющим трагизмом: “нет ничего твёрдого и уверенного. Нагрянет буря и вырвет с корнем древо жизни”. Неужели так нужна какая-то сумасшедшая катастрофа, чтобы осмыслить и постичь эту кристальную чистоту? Так много всего второстепенного, что кажется вам важным, но так мало по-настоящему важного, что по жестокосердию вы считаете второстепенным, что докучает вам своей важностью, от которой вы отнекиваетесь, отравляет этим ещё больше. Ведь где-то глубоко внутри вы знаете, что называете его второстепенным лишь от упёртости, от которой сами не знаете, как избавиться. Очарование тюльпанов – это до предела сжатая страсть подлинной, честной жизни. Как хорошо, когда одно только цветение тюльпанов становится утешением.

Неизвестная

Вокруг тянулись длинными белыми склонами и крутыми балконами меловые холмы, обросшие бурьяном вперемешку с редкими чахлыми ёлками. Солнце грело упрямо. Юрий стоял абсолютно голый посреди едва ли не зловонной, острой на запах массы вовсю цветущих жёлтых тюльпанов и ещё всяких растений, из которых обычно заваривают чай, на широком-прешироком пологом уступе, вытекающем чуть вниз, к проезжей дороге с колеями от телег. Было сухо и душно. Летали жучки. Уставший склон, казалось, вот-вот исчезнет, растворится, исполненный тихого, дрожащего молчания.

Юрий втянул воздух, но дыхание перехватило. Закашлялся от неожиданности. Никогда в жизни он не вдыхал настолько чистого воздуха. Может, действительно, он сейчас на операционном столе, а это всего лишь кислород из баллона?

– Эх, брат Сердце, как ясен твой свет!

Юрий пригладил мокрые волосы. Он взглянул на стоящую рядом образину, отковыривающую шелуху с макушки. Огромная угловатая башка, как у абортированного на позднем сроке младенца, ни волос, ни бровей, на щеках и подбородке белобрысый пух, торчащий во все стороны, как иголки кактуса. Глазницы похожи на лунные кратеры с глазами на дне, словно кто-то прячется внутри черепа. Вся кожа сплошь выгоревшая, щербатая, покрытая прыщами, морщинами, веснушками и какими-то раковыми пятнами. Ушей нет.

Юрий несколько раз осмотрел его сверху донизу.

– Удивительно, какую дрянь может породить человеческое воображение.

– Твоя воображалочка и половину меня бы не породила.

– Кто ты?

Существо радостно оскалило зубищи. Щёки у него были наливные, ярко-красные, будто держит во рту два яблока.

– Ты можешь звать меня стариком.

– С большой буквы?

– А?

– С большой? Как прозвище? Или просто стариком?

– Что такое “с большой буквы”?

– С той, которая больше соседних.

Морду великана так скривило, будто у него сейчас в мозгу сработает пожарная сигнализация. Он крепко задумался, а потом оглушительно воскликнул:

– А-а-а! Вспомнил. Да, с большой! Я же большой, значит, и буква большая! – роста ему и вправду было не занимать.

– Это твоё имя? Старик.

– Имя я тебе не скажу.

– Вот как.

Юрий уставился вдаль, на засыпанные меловой крошкой склоны. Старик ждал. Он переминался с ноги на ногу, оглядываясь.

– Ну?

Молчит.

– Гляди, а то висюльки застудишь.

– Это может быть что угодно. Галлюцинации от наркоза, от удара, перед смертью, это может быть сон, что угодно. Поэтому я никуда не пойду, не буду тебя, химера, слушать и ничего не буду делать.

– Ох, людишки-людишки! – Старик схватился за нижние края глазниц. – Только ты, червяк, из преисподней на свет выполз, так сразу резко и поумнел, и в штанах вонять перестало?

– У меня нет штанов.

– А, так ты ещё и барон Делаю-вид-что-всё-понимаю-дословон.

– При чём тут слон?

– Это я переиначил, чтоб созвучно с бароном!

– Ты разговариваешь, как какой-то идиот.

– А ты разговариваешь, как какой-то идиот, – игру интонаций было совершенно невозможно описать, но сначала Старик обманул, будто сейчас назовёт Юрия как-то ещё более оскорбительно, а потом просто точь в точь повторил то, что он сказал, с наглейшей уверенностью выдавая за своё. – Я тебе и башку свернуть могу, хочешь?

– Не можешь, ты в моей власти.

– Как это?

– Это же мой сон.

Морду Старика стиснуло. Он втянул воздух ноздрями-дырками, однако вновь хитро заулыбался, подойдя поближе:

– Даже если это предсмертные твои глю… галю… галюны, движение может, наоборот, пойти на пользу – кровь к мозгам будет приливать, и тебе, может, помочь успеют. Эта приедет, как её. Скорая!

Молчит.

– Ладно, ладно! – Старик поднял большую ладонь. – Не урчи. Я тебе расскажу. На самом деле моё имя…

Юрий покосился. Старик не договорил. Он быстро пробормотал:

– Нет, тебе нельзя знать его. Но для начала позволь спросить твоё.

– Иван.

Старик недовольно сморщился, но промолчал.

– Иванушка. Скажу тебе в словах простых, загадок не вплетая. Ты не просто так оказался здесь, в этом самом местечке в это самое времюшко. Есть кое-кто, кто хочет твоего присутствия, не именно твоей наглючей морды, но ты по занятной случайности подошёл по описанию. Так что ты тоже сойдёшь. И если я не отведу тебя к нему, мне оторвут башку, и мне плевать, что тебе кажется и в чьём мы сейчас сне. Если ты сейчас не пойдёшь со мной, я потащу тебя силой. Ты понял? Чем пахнет?

Он сунул кулачище в лицо Юрию. Тот не шелохнулся.

– Смертью пахнет. Понял?

Юрий морщился вдаль. Он думал. На самом деле, у него не было выбора. Незачем упираться. Только что, когда он бегал по этому… подземелью, это было настолько реально, боль, падения, вцепившиеся в мясо пальцы медного человека – Юрий потрогал плечо, там уже созревал синяк. Всё это причиняло настоящую, не воображаемую боль. И вряд ли сейчас что-то изменится, если эта горилла решит его приплюснуть.

– Ладно. Я пойду. От этого ничего не изменится.

– Во! Вот это настрой.

Старик махнул вперёд, а сам отошёл в сторону.

– Ну веди, а я за тобой.

Юрий ещё раз внимательно на него поглядел. Шестерни в голове зашевелились. Повисла вибрирующая, как натянутая леска, пауза.

– Что, напрягся?

– Ни одно слово из того, что ты сейчас нёс, не было правдой, это так?

– Ни одно! – с собачьей радостью замотал головой Старик.

– Чего тебе тогда от меня надо?!

– Тихо, тихо. Да ничего. Мне вообще резиново.

Юрий осмотрелся. Природа как природа. Жара давит, и уже начинают кусать насекомые, невозможно стоять. Внизу видна опушка леса, хоть какая-то тень. Ещё с минуту поспорив с внутренним голосом, Юрий всё же сошёл с места. Старик заковылял следом. Всё слишком реально, кожа чешется, хребет ноет, жужжит облако мошек. Допустим, он действительно здесь. Здесь и сейчас. Но… где это, здесь и когда это, сейчас?

– Где я вообще нахожусь? Я на Земле, в другом мире? На другой планете? Это всё реально, или это видения, вроде симуляции?

– Бу-бу-бу.

– И что же это были за пещеры, что там были за существа, из меди? Это всё тоже было реально? И та шахта… И тот узник!

– Бу-бу-бу-бу.

– Зачем вообще…

– Ты что это, усыпить меня удумал и смыться, пока я не вижу? Ты думаешь, я тебе на это всё отвечу? Неужели ты не читал все эти смешные книжки из вашего мирка? Даже я слышал про одну, очень занятно, я тебе скажу! Какие-то парнишки про неё болтали.

– Какие книжки?

– Ну, где кто-нибудь попадает в другой мир.

– Чушь.

В животе заурчало. Голод тоже настоящий. Юрий расправил рёбра, глубоко вдохнув.

– Хорошо. Тогда скажи мне, зачем ты всё-таки меня сюда притащил?

– Как, зачем? Я спас тебе жизнь!

– И для этого нужно было непременно переносить меня сюда.

– По-другому никак. Я тебе не господь бог, молитвой мёртвых не воскрешаю. А так да, смог. Только подумай, оглядись! Сколько всего вокруг! Разве это не мечта на яву? Гулять да творить, что в голову взбредёт, и никакой ответственности, тебя же тут даже никто не знает. Это почти как переехать в другой городишко. Только в другой миришко. Забиться, так сказать, в самый лубок, в самую подкорку. Но ты гляди, если чью-то корову уведёшь или бабу отдерёшь, всё равно коленочки переломают!

Юрий не отвечал, стараясь не запутаться в цепком чабреце.

– Все дороги открыты, все рубашки нараспашку!

Вдруг он остановился. Старик врезался ему в спину.

– Чего стряслося?

Юрий резко поднял голову. Брови бешено сдвинуты. Не оборачиваясь, он быстро произнёс:

– Мне не надо никаких дорог, кроме дороги назад.

– Пьяный, что ли?

Он оглянулся через плечо.

– Как попасть назад? Отвечай!

– Зачем? Оно тебе надо?

Молчит, глядит. Старик поморщился с ворчанием.

– В том мире ты – трупище. Тебя там уже нет. Исчез, без следа. Это уже и не ты, а вроде как твоё отражение. Как в бронзовом зеркале.

– Но ты же перемещаешься между мирами, значит, и я могу переместиться!

– Перемещаться в твой мирок могу только я, никто и ничего больше, и брать с собой я никого не могу, по крайней мере, живьём.

Юрий отвернулся, сжимая кулаки.

– Попасть назад уже никак.

Старик хлопнул студента по спине, всучил пачку сигарет и затопал дальше, растаптывая цветы. Юрий уставился на сигареты. Руку покрывала огромная сине-красная печать от цепи, зудящая болью.

Двое приближались к склону холма. Юрий оглядывался на Старика, не скрывая остатков растерянности, похожей на удивление ребёнка, раскрывшего зенки на инвалида в магазине. Чудище специально не спешило, чтобы не обгонять спутника. Если же такая махина пойдёт с обычной скоростью, то Юрию за ним придётся бежать бегом.

– Прими ты вид человеческий!

– Я тебе в цирке не выступаю. Не умею.

– Не может быть.

– А я перед тем, как к вам в гости заявиться, попросил, чтоб меня превратили. Ну вот действие и кончилось, всё, – он бзднул губами.

– Так стань невидимым, что-нибудь!

– Не могу. Не умею.

– Спрячься хотя бы! А если кто тебя увидит?

– Да я ни за одно дерево в мире не помещусь!

– Здесь вообще люди есть? Или только такие, как ты, да те големы, которых я видел?

Как по мановению раздались грохот и вопли. Юрий застыл. Он сделал три быстрых шага и вытянул шею, увидев что-то на дороге внизу.

– О, вспомнил говно, – сказал Старик. – Чего это там так зашебуршало?

Юрий рванул, он следом.

Юрий старался не разодрать ноги, держась рукой за склон, спускаясь к дороге. Там оказалась поваленная карета, одна лошадь убита, второй нет. Пассажиров вытащили, все валялись вокруг на земле, мертвы. Одного, самого роскошно одетого, оттащили в сторону. Карманы обчищало двухметровое тощее существо с длинными руками, в штанах и с голым торсом. Оно махнуло с призывом, и за ним убежало двое таких же, скрывшись в лесу.

– Это ещё что, из твоего племени?

– Ха-ха-ха! Эта мелюзга мне и в подмётки не годится, но я рад, что у тебя начинает варить котелок – мы с ними и вправду чем-то похожи. Например, по пять пальцев на руках, ну или по две ноги, – по особенно масленой улыбке было понятно, что это злая ирония, означающая крайнее презрение Старика к этим тварям. Не удивительно, Юрий тоже начал их презирать, увидев, что они сотворили.

На дороге валялся, как выброшенный на берег кит, толстяк в шоссах и тесном дублете, весь в крови, мёртвый. Но вдруг он жадно захрипел, поднявшись на локте, жив! Все трупы, до единого. Толстяк стал судорожно искать источник голосов. У него перехватило глотку от вида великана.

– С-ст… Старец… Чтоб меня… Судьба, что ли?

Изо рта выплеснулась кровь со слюной. Он надрывно закашлял.

– Голый! Голый, иди сюда, кем бы ты ни был!

Юрий подошёл к нему, даже не прикрываясь. Вместо этого он стоял с расправленными плечами, как скульптура, грозно взирая на умирающего. Забыть, что голый, не мог – ведь его только что так назвали. Толстяка слепило солнце, тень нависла над головой. Ему чудилось, что перед ним божество.

– О Сердце… Вы… Вы отпрыск? Кто вы такой? Не важно, я не знаю… С вами останок… Ничего не пойму, останок с отпрыском, как такое может быть… Я умираю? Мне чудится?

– Что он бормочет, какой отпрыск?

– Сам не пойму. Кабан! Чего тебе, что ты там бубнишь? Перед смертушкой исповедуешься?

Толстяк стонал от боли.

– Прошу. Умоляю. Возьмите письмо…

Он бледнел, теряя сознание. Юрий схватил у него из рук свиток, и незнакомец, уже закатывая глаза, выдавил:

– Главному палачу. Передайте. От этого зависят жизни…

Повисла тишина, только раненный сипел. Юрий невозмутимо осмотрел письмо с каплями крови. Средневековый желтоватый свиток, перевязанный ленточкой и закреплённый сургучной печатью с гербом.

– Я передам.

Старик аж подпрыгнул.

– Ты чё, с неба упал? Во, снёсся! Сдалось оно тебе!

– Молю… – толстяк выпустил последний воздух и уронил голову замертво. Кровь лилась из разорванных где-то под пузом артерий, впитываясь в трещины сухой грязи.

Юрий поднялся с колена.

– Главный палач, где это?

Старик задрал брови. То есть, кожу над глазницами.

– Что, понесёшь, что ли?

– Понесу.

– А ты, оказывается, ещё и смельчак. Главный палач… Это, видать, в городе, вот по дороге туда и припрёмся. Не знаю только, какой город там, я тут ни разу не гулял.

Юрий, казалось, не слушал. Он принялся осматривать тела, шарить по карманам. Забрался на перевёрнутую карету и спрыгнул внутрь. Там оказалось довольно богатое, но очень старинное убранство. И вправду, средневековье. И ничего особо ценного.

Вылез. У всех вокруг была какая-то странная одежда, такая бы ему не подошла. Богатую тоже не хотел брать, в такой задохнёшься по жаре, но выбора не было.

– Может, в письмецо заглянем?

– Зачем?

– Во, зачем. Это ж послание с печатью, там что угодно может быть. Вот заглянешь своими глазёнками и увидишь. Может, это тебе разжиться поможет!

– Не буду я ничего смотреть.

Юрий заметил, что держит в руках пачку сигарет. Зачем они вообще ему? Выкинуть? Хотя нет, лучше подождать, сейчас что угодно пригодиться может. Не гантеля, можно и в руке понести. Карманов пока он не увидел ни на одном из лежащих – похоже, ещё не изобрели.

Мёртвый кучер был одет наименее броско и не так душно, да и следов крови поменьше. Юрий хладнокровно стянул с него всё, по-прежнему остуженный мыслью о нереальности происходящего, и напялил на себя. Тесновато. Туфли с пряжками, зелёные чулки, чёрный дублет и атласная голубая накидка, которую Юрий перекинул через плечо, в другой руке держа сигареты. Письмо заткнул за пояс сзади.

– Пойдём.

– Пойдём так пойдём, – улыбнулся его новому одеянию Старик. На самом деле он улыбался не виду Юрия, а тому, как он стянул с окровавленного жмура тряпки, не поведя бровью.

Студент ещё раз, чтоб наверняка, измерил его приподнятой бровью.

– Харибда…

– Ты так не говори. Если обзываешься, то хоть так, чтоб я понял.

– Пошёл к чёрту.

– Да что ж такое-то с тобой, во. Что за чёрту? Не знаю я, что это.

– А что такое скорая, знаешь?

– Ну дык. Я её даже вызывал однажды!

Карета и трупы остались позади на суд первых, кто их обнаружит. Отправились по дороге, куда показал Старик.

Часть 5

Путь, как Юрий уже понял, был неблизкий, но сожалений по этому поводу пока не было. Только дышать тяжеловато, сердце сжимало. Может, из-за резкой смены погоды? Была осень, а тут тебе раз, и посреди лета очутился. Точнее, посреди весны, судя по тюльпанам. Будто где-то на юге идёшь по деревенской тропе, никаких отличий от реальности: такая же природа, небо, всё. Под ногами меловая крошка, вокруг горы, пахнет чабрецом. Вдали на уступе зиял проход, обрамлённый аркой из красного кирпича. Штольня? Людей там не было.

Юрий покосился на жуткого спутника – единственное напоминание о том, что всё это сон. Туловище у него было коренастое, похожее на картофелину, замотанное в какие-то драные бордовые занавески, как голова индуса в тюрбане. В тряпье мелькали тощие волосатые ноги с огромными, как булыжники, коленями, и такие же длинные руки, вроде как у орангутана.

– Это тюльпаны.

Старик вырвал дюжину одним махом и показал Юрию.

– А вот это чертополох. Видал такой? Может, в горшках выращиваете?

Он показал волочащийся подол, облепленный колючками.

– К тряпкам цепляется, во. А то у вас там одна плитка, даже траву подстригаете, как баранов! Едите её, что ли.

Шли дальше. Долго Старик не промолчал:

– А это от тачки колея. Вроде как у вас машины, только деревянные и без крыши, осёл тянет. Знаешь, осёл что такое?

– Знаю.

– Животина такая. На четырёх ногах, на каждой по копыту. Пальцев нету. Уши длинные. Характер скверный.

Юрий крепко стиснул челюсти, храня стоическое молчание. Старик оглядывался вокруг, почёсывая бок, чего бы ещё рассказать да показать? От него исходил такой невиданный букет запахов, что другой бы и коньки отбросил: будто старую, пьяную, вывалянную в собственном засохшем навозе кобылу намазали просроченным шариковым дезодорантом и облили уксусом.

– Пр-р-р!

Остановились. Старик схватил с земли два камешка и сорвал пучок сухой травы, принявшись высекать искру. Прикурил сигарету, а тлеющие остатки цивильно притоптал. Юрий отмахнулся от дыма.

– Будешь?

– Иди к чёрту.

– А, о, другую дать? А то я эту облизал.

– Я вижу, что ты её облизал, и другой не надо!

Старик зафыркал, выпуская облачка дыма.

– Вот ты мне тогда врезал! А ты, между прочим, первый человечишка, который на меня с голыми руками полез.

Юрий упорно уклонялся от любых разговоров, хотя должен был возмутиться – это ведь не он полез первым, а Старик!

– Какой-то ты чудной. Не боишься, даже когда меня увидал, не заорал. Как по барабану всё. А тут ещё письмо это нести собрался. Да что ж тебе, о письме думать теперь надо?

Великан достал ещё три сигаретки, сосредоточенно прикурил каждую от первой и прижал все четыре пальцем, превратив их в пепел за один вдох. Он выпустил дым глазницами, как паровоз.

– А ты не болтливый.

– Отвали от меня. Что ты прицепился?

Старика эти слова ошарашили.

– Ты сам сдох, причём тут я? Прицепился, во как!

– А идёшь за мной зачем?

– Хочу и иду. Между прочим, я мог тебя и не спасать. Я проявил невиданное милосердие к братьям нашим меньшим!

Шли они ни долго, ни коротко. Юрия уже начинало мутить – вообще не понятно, где он, зачем, куда бредёт? Мысли рассосались, ноги сами шаркали по щебню. Так было ровно до того момента, как они очутились перед развилкой, в центре которой торчал указатель, по стрелке направо и налево. Та, что повыше, гласила “город”, что пониже – “деревня”.