Блудливая Венеция

Вдруг, Лукреция услышала лёгкие переливы лютни и флейты, и она восторженно посмотрела на хозяина, который лёгким движением руки, пригласил её присесть. Она опустилась на подушку, чувствуя, как её сердце наполняется любопытством и лёгким волнением. Её взгляд скользил по подушкам, по ярким тканям, по блюдам, в носу приятно щекотало от пряного запаха. Всё было непривычно ей – и в этом заключалась особая прелесть. Она медленно опустилась на подушку, аккуратно поправив подол платья, и провела пальцами по узору ковра. Ткань была тёплой от солнца, и в этом прикосновении было что-то очень приятное и интимное. Она чувствовала себя гостьей в чужом, но манящем мире.

– Вы хотели удивить меня? – тихо спросила она, не глядя на спутника, но с лёгкой улыбкой, которая выдавала её восхищение. В её голосе звучало не удивление, а благодарность. Она не привыкла к таким жестам – не театральным, а искренним, продуманным, почти сказочным. Всё вокруг говорило о том, что кто-то вложил душу в эту сцену – ради неё.

– Да, мечта моя – произнёс он тихо, почти с нежностью. – Этот сюрприз.

Слова повисли в воздухе, и всё вокруг будто замерло. От этих двух слов – мечта моя – у Лукреции перехватило дыхание. Только один человек называл её так. Она почувствовала, как сердце пропустило удар, а лёгкое головокружение туманит её разум. Она повернулась к нему, и, не в силах сдержать нарастающее волнение, одними губами прошептала:

– Кто вы?.. И что вам от меня надо?..

Он не отвёл взгляда. Наоборот – будто стал смотреть ещё глубже, как будто хотел заглянуть в самую суть её вопроса, в самую суть её самой.

– Я тот, кто слишком долго ждал момента, чтобы вы меня увидели, – сказал он наконец, тихо, но с уверенностью.

– Но я не увидела вас, синьор, вы всё еще в маске, – с лёгким удивлением ответила Лукреция.

Незнакомец покачал головой.

– Не глазами, синьорина, а сердцем. Я хочу, чтобы вы своим сердцем увидели моё. Выражение лица ничего не значит, особенно для тех, кто живёт в Венеции, – ехидно съязвил он.

– Это правда, – согласилась Лукреция, немного нахмурившись, но скорее не от раздражения, а от внутреннего напряжения, от желания понять. Всё в этом человеке было противоречием: он был чужим, но казался знакомым; он говорил загадками, но в этих загадках было тоже, что и чувствовала она сама.

– И теперь? – прошептала она. – Теперь, когда я вас «увидела»? Что дальше?

В его глазах промелькнула улыбка – не торжествующая, а с лёгкой грустью, и голос, с какой-то возбуждённой хрипотцой произнёс:

– Теперь всё зависит от вас.

– Через две недели моя свадьба, и это моего жениха вы, синьор, сбросили в канал как ненужный балласт.

– Это будет только через две недели, а пока давайте просто наслаждаться трапезой и разговорами.

– А маска? – хитро спросила Лукреция.

– А баута25 тем и хороша, что не мешает ни есть, ни пить, – в тон ей так же хитро ответил незнакомец.

– Ну хоть скажите, сеньор, как обращаться к вам.

Он чуть склонил голову, словно признавая, что вопрос правомерен, но в глазах всё ещё играла та же тень улыбки.

– Имя?.. – повторил он. – А если я скажу, что имя – это всего лишь звук, не несущий никакой полезной информации.

Лукреция приподняла бровь, но не отступила.

– Синьор, я не собираюсь звать вас «Мой мечтательный романтик» каждый раз, когда хочу попросить передать инжир.

Он рассмеялся – негромко, но искренним и тёплым смехом.

– Хорошо, Лукреция. Зовите меня Пьеро, – он сделал паузу, а затем добавил. – Пока.

– Пока? – переспросила она с лёгкой насмешкой.

– Пока вы не решите, кем я для вас стану.

– Но почему Пьеро? – откровенно удивилась Лукреция. – Это маска неуклюжего дурачка. А вы таким мне не кажетесь.

– Из-за его безответной любви к Коломбине, которая вместо него выбрала Арлекина. – Он замолчал, глядя на Лукрецию с еле уловимой грустью в глазах. – Но согласитесь, пусть даже в маске дурачка, но он любит искренне и преданно. А разве это не самое главное?

Лукреция задумалась. В его словах было что-то такое, что трогало ее сердце. Она видела в нем не просто незнакомца, а человека, скрывающего за маской иронии и легкой отчужденности какую-то глубокую историю.

– Хорошо, Пьеро, – сказала она, улыбнувшись уголками губ. – Тогда до тех пор, пока я не решу, кем вы сможешь стать для меня, я буду звать вас так. И, может быть, потом, вместе мы придумаем новую, более счастливую концовку для этой старой истории.

Мужчина медленно кивнул, принимая ее условия.

– Новая концовка… это звучит заманчиво, – пробормотал он, возвращаясь к своему обычному тону, полному иронии. – Но будущее неизвестно, а настоящее зовёт нас трапезничать, – жестом указывая на блюда, весело добавил незнакомец.

Они разговорились о книгах, о музыке, о философии. Оказалось, у них много общего. Лукреция удивлялась, как быстро она перестала чувствовать себя скованно. Он умел слушать и задавать вопросы так, что ей хотелось рассказывать ему все. Время пролетело незаметно. Когда солнце было в зените, Пьеро со словами: «Вам пора возвращаться!» поднялся на ноги и, взяв Лукрецию за руки, помог ей встать. От его слов она почувствовала укол разочарования. Ей не хотелось, чтобы их беседа заканчивалась, но сказать ему это она постеснялась. Он проводил её до гондолы и посмотрел на нее долгим, пронзительным взглядом.

– Надеюсь, мы еще встретимся, – произнес он, сжимая её пальцы в своих руках. Лукреция с лёгкой улыбкой на губах и чувством таинственной надежды в сердце кивнула.

Гондола долго кружила по лабиринту каналов, пока наконец не довезла её до Палаццо ди Риньяно. Как только она вошла домой, то тут же попала в объятия встревоженной Бьянки, и её глаза поймали озабоченный взгляд Джованни и нескрываемый неудовольствие – Алессандро.

Ночная серенада

– Что всё это значит? – прижимая подругу к себе, испуганным голосом спросила Бьянка. – Джованни вернулся из церкви абсолютно мокрый и сказал, что тебя похитили.

– Какая чушь, – отстраняясь от подруги, весело проговорила Лукреция. – Мы катались по каналам и разговаривали о путешествиях.

– И этот незнакомец в маске не причинил тебе никакого вреда? – Недоверие сочилось в вопросе Джованни.

– Абсолютно никакого, – искренне ответила Лукреция со спокойным выражением лица.

– Я говорил тебе, кузен, это месть и предупреждение. И синьорина Лукреция лишь оказалась пешкой в этой грязной игре, – высказал свою мысль Алессандро, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за реакцией собеседников.

Джованни нервно барабанил пальцами по ноге, явно обдумывая услышанное.

– Месть? Кому может понадобиться мстить мне, используя Лукрецию? У меня нет врагов, – наконец, произнес он, но в его голосе слышалась неуверенность.

– Неужели? А как насчет семейства Орсини? Или торговцев специями, которых ваш торговый дом оставил ни с чем в прошлом году? У вашей семьи достаточно недоброжелателей, кузен. Просто вы привыкли не замечать их, – парировал Алессандро. – А возможно, это предупреждение для Контарини, кто знает?! Вы же теперь почти родня.

Лукреция, до этого момента молча наблюдавшая за перепалкой, вдруг звонко рассмеялась.

– Вы так серьезны! Неужели вы действительно верите в эту нелепость с похищением и местью? Я же сказала, мы просто катались по каналам. Этот незнакомец оказался весьма галантен и образован.

Бьянка, не сводившая взгляда с Лукреции, прошептала одними губами:

– Ты что-то скрываешь.

– Потом, – также еле слышно, специально для подруги ответила Лукреция.

– Будем надеяться, – подходя к девушкам и обнимая их за плечи, уверенно произнес Алессандро, – этот цепной пёс твоего отца, синьор Спада, отыщет злодея.

– Вы сообщили об этом происшествии отцу? – глаза Лукреции увеличились до обеденных фарфоровых блюд. – И он отправил на поиски меня сбиро26?

Алессандро отстранился от девушек, отпуская их плечи, и прошелся по комнате, потирая подбородок и вопросительно посматривая на Джованни, словно ища у него поддержку.

– Нет, еще нет, – ответил за кузена Кавалли, стараясь придать голосу уверенность. – Мы не хотели его тревожить. У него сейчас и без того достаточно забот. Просто Алессандро случайно встретил стражника и от переживания за тебя и за меня поведал ему всё.

– Если Джироламо не найдет зацепки в ближайшие пару дней, – добавил Алессандро, – думаю, лучше сообщить синьору Контарини о происшедшем. Он человек старой закалки, и безопасность семьи у него всегда на первом месте.

Лукреция побледнела.

– Я думаю, мне лучше на время переселиться к Лукреции, – вдруг, обращаясь к мужчинам, сказала Бьянка.

– Отличное решение, – поддержал её Алессандро.

Лукреция хотела возразить, но благоразумно решила согласиться, чтобы не вызывать подозрения. Правда, она сама не знала подозрений в чём?! Она очень хотела увидеть «Пьеро» снова, но его образ был как отражение в канале, которое дрожит от каждого движения воды и исчезает под гребком весла. Она не знала ни его настоящего имени, ни где его искать. Но одно она знала точно – время, проведенное с ним, оставило отпечаток в её душе, и ей очень хотелось встретить «Пьеро» снова.

Бьянка тем временем подтягивала перчатки, наблюдая за безмолвной подругой.

– Лукреция, ты ведь не против? – наконец, спросила она.

Лукреция приподняла подбородок, заставляя себя выглядеть равнодушно.

– Конечно. Это хорошая идея.

Алессандро хмыкнул, переглянувшись с Джованни. Они оба понимали, что это решение выгодно всем. Для Лукреции это безопасность, для Бьянки – спокойствие, а для них двоих… возможность быть ближе к ответам на вопросы, которые пока ещё скрывались в тенях этой запутанной истории.

– Отлично, – заключил Джованни. – Я договорюсь с твоей прислугой, Бьянка, чтобы они подготовили все необходимое. И Алессандро привезёт твои вещи. А ты, – обратился он к кузену, – навещая Бьянку, сможешь наблюдать за домом.

Когда мужчины покинули палаццо, подруги прошли в садовую беседку, спасающую от солнца. Слуга принёс вино и фрукты.

– Что имел в виду Джованни, говоря, что Алессандро будет тебя навещать? – тихо спросила подругу, когда они остались одни.

Бьянка на секунду застыла, затем её губы дрогнули в еле заметной усмешке, как будто всё это было лишь необходимостью и удобным решением проблемы её будущего.

– Я стала подумывать о браке с ним.

Лукреция удивленно вскинула брови.

– С Алессандро? Но ты же его почти не знаешь!

Бьянка пожала плечами, отводя взгляд.

– Разве это имеет значение? Брак – это сделка, а не романтическая сказка. Он всё время говорит, что ему нужен наследник, а мне – безопасность и безбедное будущее. Мы оба получим желаемое.

Лукреция нахмурилась. Бьянка говорила не своими словами, это скорее были речи, характерные для её отца, чем для женщины, несчастной в предыдущем браке и мечтающей о чем-то большем, чем просто удачная партия. Мечтающая о любви и страсти.

– А что насчет любви? – тихо спросила Лукреция.

Бьянка усмехнулась, но в ее глазах мелькнула тень грусти.

– Любовь – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Я должна думать о будущем, и брак с Алессандро – лучший способ обеспечить моё благополучие.

Лукреция молча смотрела на Бьянку, пытаясь понять, что скрывается за этой показной холодностью.

– Ты уверена, что это то, что ты действительно хочешь? – спросила Лукреция, стараясь скрыть тревогу в голосе. – Ведь тебе теперь не надо торопиться. Сейчас, когда я выйду замуж за Джованни, ты сможешь жить с нами на правах вдовы его брата. Тебе не угрожает больше уход в монастырь. Ты можешь быть счастлива с тем, кого полюбишь.

Бьянка вздохнула.

– Неужели ты еще до сих пор не поняла, что счастье – это лишь иллюзия. Важнее стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Я видела, как мой отец, не имея возможности собрать приданое дочерям, решил отдать нас в монастырь. Но чтобы заплатить за монастырь за каждую, он каждый раз продавал один из домов. В конце концов, у него не осталось даже гондолы. Семья страдала от бедности. И я не хочу, чтобы это повторилось со мной. Да что я?! Посмотри на себя, тебе не надо продавать себя, чтобы обеспечить безбедное существование, но, тем не менее, ты тоже должна выйти замуж за того, кого не любишь. Так что, дорогая моя Лукреция, хорошо, что мы живём в Венеции, и в дни карнавала мы можем быть кем угодно и делать то, что захотим. И это делает нас немного счастливее. Ведь так?!

Лукреция выслушала Бьянку, не сводя с неё глаз. В словах подруги было столько горькой правды, что ей хотелось отвести взгляд, но она не сделала этого.

– Иллюзия… – тихо повторила она, задумчиво касаясь пальцами узора на рукаве платья. – Если счастье – это иллюзия, то зачем все пытаются его найти?

– Вопрос в другом, – Бьянка чуть наклонила голову, – какую цену ты готов заплатить за это счастье.

Лукреция медленно вздохнула. Но ни одна из них не сказала вслух, что иногда цена бывает слишком высокой.

– Но свадьба с Алессандро пока только в моей голове, он сам об этом ничего не говорил, – после затянувшейся паузы весело сказала Бьянка и рассмеялась. – Ты лучше расскажи, что за таинственный незнакомец в маске тебя похитил.

Лицо Лукреции озарила улыбка, и она поведала подруге историю, которая больше походила на сон, чем на реальность.

Бьянка склонила голову набок, её глаза блестели от любопытства.

– Опиши его, – потребовала она игриво.

– Он же был в маске, – в тон ей ответила Лукреция. – Ну, высокий… уверенный в себе… интересный собеседник… думаю, он много путешествовал, – с восторгом в голосе рассказывала Лукреция. – И ты знаешь, в какой-то момент мне стало безразлично, какое у него лицо.

– Безразлично? Да ладно! Чтобы тебе стало безразлично, как выглядит мужчина? Ты же у нас ценитель прекрасного, – подковырнула подругу Бьянка. – И что, ты даже не пыталась ее сорвать?

Лукреция рассмеялась, запрокинув голову.

– Ну, соблазн был велик, не скрою. Но в этом и была вся прелесть. Он создал вокруг себя ауру тайны и интриги. И мне почему-то казалось, что сорви я эту маску, и все очарование развеется.

– А что он говорил? Наверняка осыпал тебя комплиментами, раз ты так расцвела.

– Говорил о многом. О звездах, о ветре пустыни, о старинных легендах. Он словно читал мои мысли, угадывал мои желания. И нет, комплиментов почти не было. Но каждое его слово, каждый взгляд заставляли меня чувствовать себя особенной.

– Знаешь, моя дорогая Лукреция, мне начинает казаться, что ты влюбилась в этого незнакомца в маске.

Лукреция задумчиво посмотрела на подругу.

– Влюбилась? Возможно. Или, скорее, очарована. Очарована сказкой, которую он мне подарил. Ведь, по сути, я ничего о нем не знаю. Только то, что он умеет говорить так, что сердце замирает, и смотреть так, что весь мир перестает существовать.

– А что будет дальше? Ты собираешься его искать? – Бьянка вопросительно приподняла брови.

– Не знаю, – пожимая плечами, ответила Лукреция. – Наверное, это глупо, но я надеюсь, что он сам меня найдет. Хотя… может, Алессандро прав, и я была просто пешкой в чьей-то игре против дома Кавалли. В любом случае, через две недели я выйду замуж за Джованни, и всё это останется в прошлом.

Но ей вдруг стало очень грустно от всего этого. Грустно от того, что сказка закончилась, а реальность оказывается слишком прозаичной. Но где-то в глубине души она все еще надеялась. Надеялась на чудо, на продолжение этой волшебной истории. Ведь иногда, и каждый венецианец это знает, маски не только скрывают, но и создают новую, прекрасную реальность.

Две недели пролетели незаметно. За это время Лукреция видела «Пьеро» всего два раза. Один раз, ближе к полуночи, Лукреция проснулась от звуков музыки. Она подошла к окну и увидела «Пьеро», поющего серенаду. И хотя маска скрывала половину лица, а ночь и чёрный плащ растворяли контуры фигуры, она была абсолютно уверена, что это он. Лукреция замерла у окна, чувствуя, как внутри всё сжимается от странной смеси восторга и тревоги. Когда он закончил петь, она выкрикнула, что сейчас спустится, но, прежде чем она успела сделать шаг от окна, «Пьеро», смешавшись с ночными тенями, исчез под звуки баритона Алессандро, ругающегося, как последний гондольер в лагуне.

Лукреция сначала испугалась за «Пьеро», но убедившись, что он успел сбежать от разъяренно-махающего шпагой генуэзского кузена, лишь весело рассмеялась. Она накинула расшитую серебряными нитями голубую накидку-халат и спустилась в залу. Ткань едва держалась на её фигуре – длинные рукава скрывали запястья, но лёгкие движения заставляли полы халата развеваться, приоткрывая ноги, чуть осветлённые свечным светом.

Алессандро стоял у подножия лестницы, напряжённый, со сжатыми от гнева губами.

– Не нахожу ничего смешного, синьорина, – сквозь зубы процедил он, стараясь не смотреть на Лукрецию и бросая взгляды по сторонам. – Этот проходимец компрометирует вас.

– Почему вы решили, что песня предназначалась для меня? – с лукавой усмешкой спросила Лукреция. – Может, это было для Бьянки или для какой-то юной служанки?

Взгляд Алессандро остановился на хозяйке палаццо. Его глаза скользили по изгибам её силуэта, по мягкой складке ткани у ключиц, по босым ступням на холодном полу. Это был взгляд, в котором злость и желание смешивались слишком откровенно.

– Я вас умоляю, синьорина! – ехидно хмыкнув, произнёс он. А затем добавил твёрдым, почти холодным голосом. – И клянусь весами Августы27, я не позволю беззаконию проникнуть в этот дом!

Его кулаки при этом сжались, а глаза пристально смотрели на Лукрецию, которая, поймав его взгляд, уставилась на лицо Алессандро, словно изучая его. На какую-то долю секунды их глаза встретились, и мужчина поспешно отвёл взгляд в сторону.

– Неужели вы думаете, синьор Алессандро, что ваше мнение имеет для меня значение? – промурлыкала она, приближаясь к нему на шаг. – Я сама буду решать, с кем мне общаться и кого слушать. А вот что вы делаете в такой поздний час в моём доме, да еще в неглиже? – говоря это, она провела двумя пальцами по груди Алессандро.

– Вы играете с огнем, Лукреция, – прошептал он, стараясь выглядеть хладнокровным. – Я-то был у вдовы Бьянки, и это никак не компрометирует её. А вот этот паяц под балконом однозначно порочит ваше имя. И если Джованни узнает…, – он не успел договорить, как Лукреция усмехнулась и перебила его.

– Компрометирует? О, Алессандро, не будьте таким старомодным.

– Но если поползут слухи, – молодой мужчина смягчил голос, – кузен Джованни обвинит меня.

Лукреция сделала еще шаг к Алессандро и приблизила свои губы к его уху. Её дыхание опаляло кожу мужчины.

– А может быть, вы боитесь не Джованни, а самого себя? – прошептала она.

Алессандро сглотнул, стараясь не поддаться ее провокациям. Он знал, что Лукреция играет с ним, испытывая его терпение.

– Я думаю о последствиях, синьорина Лукреция.

– Последствия? – Она рассмеялась, ее смех звучал как звон рождественских колокольчиков. Затем она провела рукой по его волосам, и ее пальцы скользнули по его шее.

Алессандро поймал ее руку, сжимая запястье. Они смотрели друг на друга пристальными взглядами.

– Вы собираетесь жениться на Бьянке, синьор Алессандро? – вдруг серьёзно спросила Лукреция.

– Возможно, – усмехнулся мужчина.

– Тогда ответьте мне, почему желание обладать мной затмевает вам разум?

Алессандро, ничего не ответив, вдруг подхватил её на руки и в несколько прыжков, перескакивая через ступени, оказался в спальне Лукреции.

– Что вы делаете? – выкрикнула девушка, обхватывая его за шею, в страхе думая, что он её уронит.

Его глаза горели, словно угольки в ночи.

– Я делаю то, о чём ты так долго мечтала, Лукреция. Ты жаждала волчьей страсти?! Так зачем теперь притворяться невинной овечкой?! Помнится, ты обвиняла меня в пороке?! – проговорил он, ставя её на пол. – Я покажу тебе порок, от которого ты будешь молить о пощаде.

Его губы накрыли её губы в жадном, требовательном поцелуе. Лукреция попыталась отстраниться, но её тело предало её. Она ответила на поцелуй, отдаваясь во власть его страсти. В этот момент она поняла, что игра зашла слишком далеко, и, оторвавшись от Алессандро, с силой оттолкнула его и вдруг… заплакала.

Алессандро замер. Ярость мгновенно схлынула, оставив после себя лишь растерянность и боль. Он смотрел на Лукрецию, не понимая, как это всё могло произойти. Её слёзы жгли его сильнее, чем собственные несдержанные слова.

– Почему так? – сквозь слёзы, всхлипывая, проговорила Лукреция.

Алессандро, не моргая, смотрел на девушку, и пытался уловить каждое произнесённое ей слово.

– Сначала Витторио, теперь вы! Неужели Бьянка права?! Чтобы быть поближе ко мне, вы женитесь на ней?!

Он стоял в удивлении от этого признания, и в его душе боролись противоречивые чувства: стыд, вина и нестерпимое желание обнять её, успокоить, сказать, что всё это не так, и все его действия – это ошибка. Но он понимал, что сейчас любой его шаг только ухудшит ситуацию.

– Вы сами верите в это, Лукреция? – наконец, тихо спросил он голосом, полным усталой горечи.

Её плечи дрогнули, как будто она боролась с новой волной слёз. Затем она медленно опустила руки, но, не посмотрев на него, ответила:

– А разве вы дали мне повод не верить, синьор?

И снова молчание. Тяжёлое, как камень, будто стены палаццо сомкнулись вокруг них, стараясь скрыть то, что произошло в спальне. Алессандро медленно вдохнул, переводя взгляд на тёмное окно. Он не должен был быть здесь, не должен был её целовать, но он уже ничего не мог изменить.

– Если вы соблазняли меня, чтобы убедиться в бредовых предположениях вашей подруги, – сказал он так тихо, что едва ли она могла услышать, – то это просто смехотворно. И глубоко оскорбительно. Я не марионетка, которую можно дергать за ниточки, чтобы потешить чье-то болезненное любопытство. Я человек со своими чувствами, своими надеждами и, да, своими уязвимостями. Редкий мужчина смог бы устоять перед вами, синьорина. И вы воспользовались этим ради какой-то нелепой теории вашей подруги. Это не просто глупо, это жестоко.

Лукреция, вытирая глаза, смотрела на Алессандро, словно впервые видела его… по-настоящему. Его голос был твёрдым, но в глазах мерцало нечто большее – не злость, а боль, глубоко спрятанная, пробившаяся в дрожащий оттенок слов.

Она хотела ответить и парировать его обвинения, но слова застряли в горле.

– Я понимаю, – продолжал Алессандро, – что, возможно, вы сами не осознавали масштаба своего поступка. Возможно, вы искренне верили, что проводите безобидный эксперимент. Но последствия вашего «эксперимента» ощущаю сейчас я. Я чувствую себя использованным, обманутым и, что хуже всего, выставленным на посмешище. Вам стоило, прежде чем ввязываться в эту авантюру, подумать о последствиях. Впрочем, – он усмехнулся, и голос его снова стал с лёгкой иронией, таким, как был всегда, – полагаю, это вам вообще чуждо, если вы в этих серенадах под луной и катаниях на гондоле не видите ничего предосудительного.

Алессандро повернулся к двери и сделал шаг. Второй. Третий. Он уходил от Лукреции, от её слёз, от той ситуации, которая не имела права существовать. Он приоткрыл дверь и на прощание сказал:

– Я не требую извинений, синьорина, хотя они были бы уместны. Я просто хочу, чтобы впредь, прежде чем использовать людей как пешек в своих играх, вы подумали о том, что у каждого из нас есть сердце, которое легко разбить.

И с этими словами он покинул спальню хозяйки. Дверь закрылась, отрезая его от женского взгляда и её глубокого дыхания. Лукреция осталась стоять в тишине, комната казалась слишком пустой, слишком холодной после его ухода. Её пальцы непроизвольно коснулись губ, всё ещё помнящих его поцелуй – жадный, требовательный, упоительный. Он был похож на тот, в темной библиотеке дома Кавалли. Нет, он был восхитительнее, более дурманящий, более страстный, такой, от которого дрожь пробегает по телу, от кончиков пальцев до самой макушки. Наверное, ещё и от того, что он был осознанным и предсказуемым. Это было непристойно, безрассудно, но так волнующе. Лукреция закрыла глаза и медленно выдохнула, стараясь вернуть себе равновесие. Но слова Алессандро всё еще эхом отзывались в её голове: «У каждого из нас есть сердце, которое легко разбить». Лукреция печально улыбнулась и вспомнила «Пьеро».

Алессандро вернулся в спальню Бьянки и кинул холодный взгляд на пустую кровать. Вопрос Лукреции – «чтобы быть поближе ко мне, вы женитесь на ней?» – звенели в его голове, мучительно и жёстко. Он так и не смог уснуть и с первыми лучами солнца, прыгнув в гондолу, покинул Палаццо ди Риньяно.

Ночное приключение

Второй раз Лукреция видела «Пьеро» совсем накануне своей свадьбы. Через несколько дней после «ночной серенады» Лукреция и Бьянка в сопровождении Джованни и Алессандро плыли в гондоле к дому богатого покровителя искусств Сальваторе Фоскарини. В его резиденции – в одном из изысканных дворцов неподалёку от Гранд-канала – должен был состояться музыкальный вечер, собирающий лучших композиторов и исполнителей.