Блудливая Венеция

Ночь в Венеции уже вступила в свои права, и вода канала была гладкой, почти зеркальной, гондолы покачивались в ритме неспешного течения, а их тёмные силуэты растворялись в ночной зыби. Вдалеке едва слышно раздавался звук лютни – нежный, мелодичный и немного печальный. Бьянка восторженно рассказывала об украшении церкви к свадьбе, но Лукреция, хоть и кивала в знак согласия, мысленно была далеко. Бьянка, не замечая ее задумчивости, продолжала перечислять сорта роз, которые будут украшать алтарь, цвета тканей и свечи, которые придадут алтарю особую торжественность.

– А ты как думаешь, Лукреция? – спросила она неожиданно, и Лукреция, осознав, что последние несколько минут слушала лишь отголоски слов, заставила себя улыбнуться.

– Это будет прекрасно, Бьянка, – сказала она тихо. Но её голос звучал отстранённо.

Со стороны домов слышался звук мерно плескающейся о каменные стены воды. Гондола подходила к пристани, и Лукреция разглядывала освещенный факелами дворец синьора Фоскарини. Хозяин палаццо был не просто богатым покровителем художников, композиторов и поэтов, он был человеком-загадкой. С одной стороны, его дом был местом философских дебатов, литературных и музыкальных вечеров, где собираются лучшие умы города. А с другой, ходили слухи, что синьор Фоскарини связан с тайным политическим обществом.

Лукреция, глядя на огонь факелов, дрожащих в ночном небе, вспомнила слова «Пьеро» о «танцующем городе». И вправду, свет, отражающийся в водах канала, словно оживлял дворец с его каменными арками, тяжёлыми дверьми и силуэтами слуг, мелькающими в проходах. Гондола мягко ударилась о пристань.

– Надеюсь, этот вечер не продлится до утра, как в прошлый раз, – с надеждой в голосе сказал Джованни, выскакивая из лодки и протягивая руку Лукреции.

– Всё будет зависеть от выпитого вина и символичных римских оргий, дорогой кузен, – весело ответил ему Алессандро.

Это был вечер в стиле Римской империи. Гости были одеты в тоги и паллиумы, украшенные золотыми вышивками. Женщины – в длинных хитонах, с драгоценными украшениями, диадемами и сложными причёсками. На некоторых были маски, вдохновлённые римскими театральными традициями или венки из лавра, символизирующие победу и мудрость.

Лукреция ловко спрыгнула, поправляя длинный хитон из тончайшего шёлка, переливающийся золотистыми и кроваво-красными оттенками, словно отражение закатного солнца над Вечным городом. Тонкие драпировки обвивали её фигуру, подчёркивая изгибы, но оставляя место воображению. Элегантные золотые цепи, соединённые небольшими рубинами, украшали открытые плечи, а на запястьях красовались браслеты в виде змей. Волосы были убраны в сложную римскую прическу с переплетениями жемчуга, но несколько тёмных прядей создавали эффект небрежной естественности. Лукреция сделала несколько шагов вперёд и, заметив скрывающуюся в полутени колонн фигуру в маске, лишь слегка освещённую слабым светом факела, остановилась. Всё её внимание сосредоточилось на ней. Но Алессандро, перехватив её взгляд, взял девушку под руку и со словами: «Ничего удивительного в этой фигуре нет. Это один из охранников», потянул Лукрецию к входу.

Синьор Фоскарини в стилизованном костюме, напоминающем наряд римского сенатора, с лёгкой, немного двусмысленной улыбкой на лице приветствовал их внутри дворца с колоннами, покрытыми красным и золотым тканями, с мраморными статуями богов и императоров. В воздухе витали звуки кифары и авлоса28 и тонкого голоса певца, переплетающиеся с негромкими разговорами гостей.

– Какая честь видеть вас, синьорина Лукреция, – хозяин склонил голову, но его взгляд задержался чуть дольше, чем требовало простое приветствие. – Надеюсь, музыка будет достойна вашего внимания. – И обращая свой взгляд на стоящего за ней Алессандро, протянул ему руку для приветствия. – Мои поздравления, сеньор Даль Пьетро! Вы в одном шаге от должности.

– Благодарю вас, синьор Фоскарини, но я бы не торопил события. Вы же знаете, выборы проходят по принципу сложного баллотирования, с использованием жребия и многоступенчатого голосования, чтобы избежать коррупции и влияния отдельных семей, – с какой-то хитрой многозначительностью ответил Алессандро.

– Бросьте, синьор Даль Пьетро! С вашими связями, репутацией и доверием к вам влиятельных семей, я буду удивлён, если не вы получите это место. Додж лично знаком с вашим неаполитанским дядей, честная репутация которого обгоняет его самого.

Губ Алессандро коснулась лёгкая улыбка. Во время этого разговора три пары глаз, в которых повис одинаковый вопрос, не моргая, буравили его взглядом. Синьор Фоскарини поприветствовал Бьянку и Джованни, лишь кивнув им и, протянув руку в сторону зала, пригласил их присоединиться к другим гостям. Как только они отошли в сторону, Бьянка, еле сдерживаясь до этого, вдруг затараторила, словно желая поскорее всё выплюнуть изо рта.

– О каком назначении речь? Он говорил о судейской коллегии? Или о Совете Сорока?29 Почему ты ничего не рассказывал? Если в одном шаге, значит, голосования уже были?

– Да, кузен, как-то странно получается. Все вокруг в курсе происходящего, а семья в неведении.

– Пока еще нечем хвастать, – скромно ответил Алессандро и взглянул на Лукрецию, которая стояла как вкопанная, испытывая шок.

– Так вы как-то связаны с юриспруденцией, синьор Алессандро? – наконец, придя в себя, спросила она его.

– Как-то? – восторженно взвизгнула Бьянка. – Кузен закончил Падую30 и у него степень доктора права.

– Значит, разговор идёт о должности судьи? – медленно, проговаривая каждое слово, предположила Лукреция.

Но ей никто не ответил. Так как первый аккорд музыкального инструмента прорезал воздух, заставляя разговоры стихнуть. Весь концерт Лукреция сидела, переваривая полученную информацию. Она не могла избавиться от странного ощущения – ей казалось, что она смотрела на Алессандро не так, как должна была. Судья! Это требовало не только знаний законов, но и определенной моральной твердости. Но то, что произошло между ними в её доме, было далеко от норм приличия. Как этот лукавый, ироничный и обаятельный собеседник, человек с тонким чувством юмора и откровенный ловелас может вершить судьбы людей и быть холодным и безличным?! Музыка лилась, обволакивала, но не могла успокоить ее смятение. С одной стороны, она должна была быть рада за Алессандро. А с другой – в глубине души она чувствовала легкую тревогу. Суд! Это власть и влияние, это место, где всё движется по правилам, а не по интуиции. А в отношениях между ними не было правил. Были какие-то спонтанные порывы.

Она украдкой посмотрела на Алессандро. Слишком собран. Слишком серьёзен. Слишком уверенный. Ей даже показалось, что этот Алессандро не был тем, кого она привыкла видеть. И в душе закрался вопрос – а какой он на самом деле?!

После концерта музыка создавала фон для разговоров, наполняя воздух зыбкими, похожими на вздохи, переливами арфы и флейты, но разговоры уже заглушали её. Факелы и масляные лампы, создавая атмосферу тайны и величия, отбрасывали мягкий свет на серебряные подносы со свежими фруктами, ломтиками инжира и гроздями винограда, оливками и медовыми лепёшками. Слуги разносили охлаждённое вино в амфорах, украшенных римскими узорами, серебряных кубках и глиняных чашах. Гости медленно рассеялись по залу – кто-то обсуждал последние новости, кто-то стоял у стола, наслаждаясь угощениями, кто-то распивал вино и казался пьяным, возможно, не столько от разбавленного водой вина, сколько от эмоций вечера.

Избавившись от официальности мероприятия и после распития вин – Фалернского, Цекубского и Сетийского31 – гости говорили свободно. Повсюду слышался сдержанный смех, приглушённые споры, быстрые фразы, которые превращались в умелую игру слов. Лукреция с интересом наблюдала за присутствующими. Джованни, безупречный и сдержанный, легко вливался в беседы, находя общий язык с купцами и банкирами. Бьянка, сияющая, восхищённо слушала Доменико Ардиньи. Он был учеником известного венецианского художника Пьетро Либери, который славился своими смелыми композициями и изображениями драматических сцен. Ардиньи увлечённо рассказывал Бьянке об аллегорических сюжетах и скрытых эмоциях персонажей на его полотнах.

А Алессандро… Лукреция обвела взглядом залу и не нашла его. Она чуть нахмурилась, краем кубка коснувшись губ, но едва ли ощущая вкус вина, и задалась вопросом, где он. Он только что был здесь, стоял у стола и с видимой учтивостью разговаривал с синьором Реццонико, представителем одной из патрицианских семей Венеции. Но теперь его нигде не было. Лукреция подошла к окну, ловя отражения города в чёрной воде канала. Глаза смотрели вдаль, а уши старались уловить всё, что происходило за её спиной – смех Бьянки, немного басовитый голос хозяина, блистательное, отличающееся гибкостью и выразительностью сопрано Анны Ренци32, Джованни, обсуждающий с кем-то цены на шёлк и кружево…

И несмотря на то, что во дворце всё еще была праздничная атмосфера, и кифара33 мягко переливалась древнеримскими мелодиями, для Лукреции вечер уже начал тускнеть, и ей ужасно захотелось домой. Она повернулась к жениху, сообщить о своём решение. Джованни с чашей в руке, разговаривая, стоял к ней спиной, его тон был учтив и ровен. Лукреция готова была к нему подойти, пока одно слово, одна фраза, не заставила её замереть.

– …разумеется, ей будет легко привыкнуть, – говорил он, с лёгкой улыбкой, обращаясь к мужчинам- собеседникам. – Женщины быстро находят своё место, особенно если их направить правильно.

Мужчины рассмеялись

Лукреция медленно перевела на жениха взгляд.

«Легко привыкнуть? Направить?»

Внутри от таких речей что-то сжалось.

Она не знала, был ли в голосе Джованни оттенок пренебрежения или это просто отражение его спокойной уверенности. Но это было как удар – неожиданный, почти незаметный для остальных, но непростительный для неё. Она поняла, что больше не должна оставаться в этом месте. Уверенным шагом она направилась к выходу.

Но, не успев дойти до двери, она услышала за своей спиной голос Алессандро.

– Ночная Венеция коварна, синьорина, – его тон был ровным, но в глубине слов чувствовалось мягкость и забота. – Особенно для нашей семьи, когда в памяти ещё то, что случилось с Витторио.

Лукреция подняла на него глаза. Взгляд Алессандро не выражал явного беспокойства, но в нём было напряжение, словно он не просто напоминал о произошедшем, а видел в этой ночи новую опасность.

– Вы считаете, что мне стоит бояться? – спросила она тихо.

– Я считаю, что вы должны быть осторожны, – ответил он, медленно протягивая ей руку, явно давая ей понять, что готов сопровождать её.

Лукреция колебалась. Остаться означало терпеть снисходительные взгляды собеседников Джованни. Уйти – признать, что что-то внутри неё заставляло бежать из этого дворца. Но она всё-таки протянула свою руку, и Алессандро сжал её пальцы, мягко, но уверенно, и прошептал на ухо:

– Обещая, то, что однажды произошло в вашей спальне, не повторится.

И не проронив больше ни слова, он направился к выходу, ведя её за собой.

Ночь была тёмной, но не безмолвной. Венеция дышала приглушёнными звуками воды, далёким смехом в другой части набережной, редкими шагами на мостах, откуда-то доносившимися отголосками разговоров. Алессандро и Лукреция двигались вдоль канала, их шаги глухо отдавались в камне. Они шли молча, лицо мужчины было напряжено, и он настороженно вглядывался в темноту.

Тень выскользнула из переулка так быстро, что Лукреция даже не успела сообразить, что произошло. Лезвие блеснуло в слабом свете фонаря…

Алессандро резко оттолкнул Лукрецию, заставляя её отступить, прежде чем удар мог достичь цели.

– Беги! – короткий приказ, но она не двинулась.

Человек в маске не говорил, но его движения были точными, уверенными, как у того, кто привык к подобным нападениям. Алессандро уклонился, шагнув в сторону,

– Я сказал – беги! – прикрикнул он на девушку.

Лукреция рванулась прочь, её шаги гулко отдавались на каменных плитах узкой набережной. Воздух был холодным, но она почти не чувствовала его – в ушах шумело от внезапно охватившего её ужаса и от страха за Алессандро. Она слышала звуки борьбы – резкие шаги, глухие удары, напряжённые крики. Но она не обернулась, не позволила себе остановиться. Тени домов мелькали перед глазами и переулки казались бесконечными, но она знала город, знала, куда свернуть, чтобы исчезнуть.

Наконец, она остановилась, переводя дыхание и ловя взглядом блики от факелов, дрожащие на поверхности воды. Воздух пах сыростью камня и пряным дымом ночных фонарей. Тёмный угол набережной был скрыт от посторонних глаз, но словно интуитивно чувствуя присутствие кого-то ещё, Лукреция машинально сжала в руке холодный и гладкий веер. Она не двигалась, прислушиваясь. Она чуть повернула веер, ощущая скрытый механизм под пальцами. Этот предмет был не просто украшением. Это было элегантное и скрытное оружие. Сделанный из слоновой кости и шёлка, украшенный золотом и драгоценными камнями, он имел достаточно острые рёбра в металлических пластинах, чтобы нанести удар. В ручке было спрятано лезвие, в нужный момент превращающее дамскую безделицу в опасный кинжал, а в одном из декоративных элементов была спрятана небольшая игла с ядом, который действовал при малейшем уколе.

Голос раздался прежде, чем она увидела обладателя его. Приглушённый, но бархатный и с лёгкой усмешкой.

– Вы слишком прекрасны, мечта моя, чтобы гулять в одиночестве перед свадьбой.

Лукреция резко обернулась и увидела тень возле угла дома. Лунный свет скользил по краю маски, выхватывая полутон улыбки. «Пьеро» стоял расслабленно, но в его позе было нечто хищное, и Лукреция нисколько не сомневалась, что это не случайность, он не просто оказался здесь. Он её ждал или даже преследовал. В голове мелькнула мысль, что это он напал на Алессандро.

– Какое у вас странное увлечение, – немного с вызовом ответила она, но её голос едва уловимо дрожал. – Ожидать женщин в темноте.

«Пьеро» сделал несколько шагов, но не приблизился к ней, будто наслаждался созерцанием женского образа.

– Не женщин, синьорина Лукреция. Вас.

Ночная тишина сгущалась, погружая город в сон. Вдалеке еще слышался скрип гондол, всплеск воды от вёсел, но здесь, на этой узкой набережной, всё замерло. Лукреция вскинула подбородок, стараясь скрыть волнение. Она хотела задать вопрос, но мужчина поднял руку, останавливая её.

– Не надо слов, прошу вас.

«Пьеро» сделал еще шаг, и Лукреция могла разглядеть на его лице чёрную матерчатую полумаску, не характерную для венецианцев. Она плотно прилегала к лицу, закрывая его верхнюю часть, оставляя открытыми глаза, рот и подбородок. Девушка стояла как зачарованная, ловя на себе выразительный, пронзительный и загадочный мужской взгляд.

– Ваш брак… он ошибка, – наконец проговорил «Пьеро». – Вы достойны большего, – его голос был тихим, но в каждом слове чувствовалась неприкрытая горечь. Лукреция в удивлении отшатнулась. Это были те самые слова, которые она прятала в глубине своей души. И сейчас они вырвались наружу чужими устами, обжигая её, словно пламя. Но она лишь грустно усмехнулась.

– Вы говорите как персонаж дешевой пьесы, мой друг. Мой брак – это сделка, выгодная для обеих сторон.

«Пьеро» рассмеялся, и этот звук эхом разнесся по набережной.

– Возможно, но я вижу страх в ваших глазах, синьорина. Страх перед жизнью, в которой нет места мечтам и страсти. – Он приблизился еще на шаг, и теперь между ними было расстояние вытянутой руки. – Я предлагаю вам другую жизнь, Лукреция. Жизнь, полную приключений и любви. Жизнь, в которой вы будете сами решать свою судьбу.

Лукреция молчала, ее сердце бешено колотилось в груди. Она знала, что «Пьеро» говорит правду. Она всегда мечтала о другой жизни. Но что, если он действительно предлагает ей шанс на счастье? Что, если она осмелится рискнуть всем ради любви? Мгновение колебания выдало ее. «Пьеро» это заметил. Он протянул к ней руку, словно предлагая не просто бегство, а спасение.

Лукреция смотрела на протянутую руку, но не спешила принять её. «Пьеро» ждал – без давления, без слов, словно знал, что решение должно родиться внутри неё самой.

– Вы слишком много предлагаете, – наконец тихо произнесла она.

Его губы дрогнули – едва заметная улыбка, как у человека, который слышал подобные слова прежде и знал, что они всегда скрывают нечто большее.

– Возможно, – легко согласился он. Но вы пока не отказали мне, синьорина.

Между ними висела пауза. Она могла сделать шаг назад, уйти, раствориться в ночи и забыть этот момент. Но она шагнула вперёд, касаясь своими пальцами чужой ладони в кожаной перчатке. Кожа перчатки была гладкой и прохладной, но под ней Лукреция чувствовала тепло живой руки.

– Вы сделали шаг, – немного лукаво произнёс он.

Лукреция медлила с ответом. Её сердце всё ещё бешено стучало, но она не отводила взгляда.

– А вы ждёте, что я сделаю следующий?

– Нет, – «Пьеро» чуть улыбнулся. – Я жду, когда вы сами решите, каким будет ваш следующий шаг.

– Пусть это будет наша ночь, а после я решу, каким будет мой следующий шаг, – с обворожительной и соблазнительной полуулыбкой решительно ответила Лукреция.

– Тогда пусть ночь принадлежит нам!

И с этими словами «Пьеро» нежно обнял её за талию и, приблизив к себе, дотронулся до её губ своими. Поцелуй был лёгким, почти невесомым, словно прикосновение бабочки, но он мгновенно воспламенил ее кровь. Лукреция ответила на поцелуй, забыв обо всем на свете. О долге, о Джованни, о свадьбе. Сейчас ей важна была только эта ночь, только она и «Пьеро». Она знала, что утро принесёт ответы, но пока ночь принадлежала только им – без обещаний, без прошлого, без будущего, лишь одно мгновение, в котором решение ещё не было окончательным.

Его губы стали более настойчивыми, требовательными. Он углубил поцелуй, и Лукреция почувствовала, как все ее тело охватывает дрожь. Она обвила руками его шею, желая раствориться в нем и слиться с ним в единое целое.

– За углом стоит гондола, – услышала она хрипловатый от возбуждения голос «Пьеро».

Лукреция отстранилась, тяжело дыша. В голове царил сумбур. Одна часть её разума кричала об опасности, о недопустимости такого поступка, другая же – жаждала продолжения, жаждала забыть обо всем и отдаться во власть чувств. Она посмотрела в глаза «Пьеро», полные страсти и мольбы.

– Гондола? – переспросила она, стараясь вернуть себе самообладание. – Но я же не приняла еще решение сбежать с вами.

– А кто говорит о побеге? – томно, немного насмешливо, еле касаясь её губ, ответил «Пьеро». – Если это наша ночь, почему бы лодку не использовать не совсем по назначению?!

Лукреция вздрогнула от его слов. Он играл с ней, дразнил, распалял ее чувства до предела. Ее разум протестовал, твердил о благоразумии, о последствиях, но тело уже не повиновалось. Оно жаждало его, каждой его ласки, каждого его поцелуя. Она молча смотрела на него, не в силах оторваться от его глаз. В них плясали чертенята, отражались блики уличных фонарей и таились обещания наслаждения. Она знала, что если сейчас поддастся, то пути назад уже не будет. Но разве она этого не хотела?! Медленно, словно в трансе, она кивнула, давая ему понять, что согласна. «Пьеро» довольно улыбнулся и, не теряя ни секунды, подхватил её на руки и завернул за угол, где, действительно, покачиваясь на волнах, стояла гондола.

Он, оставаясь в одной блузе, сбросил черный плащ на дно лодки и положил на него свою драгоценную ношу. Он осыпал ее лицо поцелуями, спускаясь к шее и к плечам. Лукреция стонала, запрокидывая голову, позволяя ему делать все, что он пожелает. Его руки скользили по её телу, лаская каждый изгиб. «Пьеро» смотрел на нее так, словно она была самым драгоценным сокровищем, которое он когда-либо находил. Его взгляд был полон обожания и желания. Шёлковая туника Лукреции поднималась всё выше, а поцелуи «Пьеро» спускались всё ниже. Страсть, словно огонь, охватила их обоих, сжигая все сомнения и страхи. Они слились воедино в танце любви, в ритме, который диктовала блудливая, порочная, но такая прекрасная Венеция…

… Город еще был окутан тихой, призрачной красотой ночи. Он еще спал, но вода в каналах уже нашёптывала предрассветные звуки и отражала первые проблески света. Фонари, догорающие в ночи, отбрасывали длинные тени, воздух был пропитан солью и влажностью. Гондолы, привязанные к деревянным сваям, слегка покачивались в такт течению. Где-то вдалеке слышался одинокий приглушённый голос – может, ранний торговец, или, может, прохожий, который не спешил покидать ночную Венецию. Еще немного, и рассвет начнёт окрашивать небо в нежные пастельные тона. А пока город лишь готовился к пробуждению.

Они спали под меховыми покрывалами, обессиленные, в объятиях друг друга. Их ночь еще продолжалась, и только им было известно, что произошло в этой гондоле под покровом безлунной венецианской ночи. Лукреция, просыпаясь, потянулась. Она вдохнула солёную свежесть, принесённую лёгким ветерком, и вместе с ней пришло осознание происходящего. Она не хотела думать о принятии какого-то решения, в этот момент ей было все равно. Она провела ночь, полную безумия и наслаждения, с мужчиной, о котором не знала ничего – ни его настоящего имени, ни откуда он, ни его лица, остающегося в маске.

Его рука все еще покоилась на ее талии, теплая и тяжелая. Лукреция осторожно высвободилась, стараясь не разбудить его. Дыхание «Пьеро» было ровным и спокойным. Лукреция позволила себе секунду разглядывать его – расслабленную линию губ, тёмные волосы, выбивающиеся из-под платка-маски. И вдруг её глаза тронула хитринка, и пальцы коснулись маски. «Пьеро» не шевельнулся, но его дыхание изменилось – едва заметно, но достаточно, чтобы она почувствовала, что он проснулся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«О героических неистовствах». Это философско-поэтический трактат, в котором любовь трактуется как путь к божественному познанию.

2

Тип маски

3

Простая белая маска

4

Совет был одним из самых могущественных органов власти Венецианской республики

5

Жизнь продолжается! (итал.)

6

Дворцы, принадлежащие семье Контарини

7

"Suora" в итальянском языке означает "сестра" и используется в обращении к монашкам.

8

"Дворец Кавалли

9

Торговля (ит.)

10

Живой и энергичный танец

11

Один из самых богатых и престижных монастырей

12

В Венеции прошения и жалобы могли подаваться в Совет Десяти через специальные ящики, известные как "Bocche dei Leoni" (пасти льва). Ящики были выполнены в виде пасти льва

13

Улица Менял

14

Мечта моя (итал.)

15

Сказка "Красная Шапочка" была впервые записана Шарлем Перро в 1697 году. Однако её сюжет существовал в устных народных традициях Франции и Италии ещё со Средних веков

16

Традиционная таверна, где подавали вино и простую еду

17

Узкий кинжал с длинным тонким клинком

18

Цветки похожие на ромашку

19

Мечта моя (ит.)

20

Малышка (ит.)

21

Няня

22

Дорогая моя (ит.)

23

Канал Тишины

24

Малышка (итал.)

25

Баута – традиционно белая атласная маска c резким треугольным профилем и глубокими впадинами для глаз. Интересно, что нижняя часть её была устроена таким образом, что человек мог есть и пить, не обнажая лица. Также благодаря своей форме, голос человека менялся, позволяя оставаться неузнаваемым.

26

Sbiro (ит.) – городской стражник

27

Юсти́ция Августа – в древнеримской мифологии богиня правосудия

28

Инструменты, популярные в Древнем Риме