Сага о Ратиборе Тень и Сталь. От Переяславля до Готланда

«Стойте!» – крикнул Ратибор громче, чем намеревался. Все обернулись к нему с удивлением.

«Не надо брать здесь воду», – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно.

«Это ещё почему?» – недовольно проворчал Ждан, уже доставший ведро. – «Вода как вода. Прохладная, чистая на вид».

«Она плохая», – твёрдо повторил Ратибор. Он не мог объяснить, откуда знает. Сказать правду – значило признать себя колдуном или безумцем. – «Место это нехорошее. Чувствую я».

«Чувствует он!» – фыркнул Мирослав. – «Ты, может, и впрямь ведун? Да мы от жажды помрём, пока твоё "чутьё" будет нам ручьи искать!»

Несколько крестьян, измученных дорогой, тоже согласно заворчали. Они хотели пить, и колодец был прямо перед ними.

В этот напряжённый момент слово взял Борислав. Он подошёл к Ратибору и внимательно, испытующе посмотрел ему в глаза. Он видел не колдовство. Он видел абсолютную, непоколебимую уверенность на лице юноши, который ещё вчера был молчаливым и застенчивым. Ветеран, доверявший своему чутью на людей больше, чем собственным глазам, принял решение.

«Он прав», – ровным голосом произнёс Борислав, обращаясь ко всем. – «Парень дело говорит. Место и впрямь поганое. Мой дед учил: если сердце не лежит к воде, лучше три часа потерпеть, чем потом три дня животом маяться. Пройдём ещё немного. Я видел на той стороне оврага заросли ивы. А где ива, там и чистая вода близко».

Авторитет Борислава был непререкаем. Ждан, помедлив, нехотя согласился. Отряд, ворча и переругиваясь, двинулся дальше. Через полчаса, как и говорил ветеран, они действительно нашли небольшой, скрытый в кустах родник с чистой и холодной водой.

Так Ратибор, не раскрывая своей тайны, впервые спас отряд. Никто, кроме него, не знал, от какой страшной беды он их уберёг. Но Борислав, набирая воду, бросил на Ратибора долгий, задумчивый взгляд. Он не понимал, как этот парень узнал об опасности. Но он начал догадываться, что в этом молчаливом сыне кузнеца скрыто нечто большее, чем просто сила и упрямство.

Глава 27: Очередь Ратибора

Следующий вечер застал отряд уже на подступах к настоящей, открытой степи. Они разбили лагерь в последнем небольшом перелеске, и костёр, разведённый в низине, казался единственным островком тепла и света в наступающей темноте. После вчерашнего происшествия у колодца и молчаливого одобрения Борислава отношение к Ратибору изменилось. В взглядах спутников теперь читалось не просто любопытство, а настороженное уважение. Он перестал быть просто ещё одним добровольцем.

Когда ужин был съеден и по кругу пошла кружка с травяным отваром, Борислав, который до этого задумчиво чистил нож, вдруг поднял голову и посмотрел прямо на Ратибора.

«Ну что, Чудотворец», – начал он без предисловий, и в его голосе не было насмешки, скорее – серьезное любопытство. – «Истории многих мы уже слышали. Юнец наш о славе мечтает, Весняна – о признании, я – о свободе для своих. Даже Лютобор вон поведал, как его нужда прижала. Один ты молчишь, как воды в рот набрал. Пришла твоя очередь, Молчун. Рассказывай, что тебя, парня, который, видать, с духами на короткой ноге, погнало в эту дыру».

Все разговоры тут же стихли. Десяток пар глаз уставились на Ратибора, который сидел, чуть ссутулившись, у огня. Ему стало не по себе от такого пристального внимания. Он никогда не любил говорить о себе, а уж тем более – о родителях, чьи образы были для него священными и в то же время мучительными. Ему было гораздо проще махать молотом или мечом, чем ворошить слова.

Он медленно поднял голову, его лицо, освещенное пляшущими языками пламени, было серьёзным. Он понимал, что отмолчаться не получится. Доверие, которое только начало зарождаться, нужно было заслужить, а для этого – открыться. Хотя бы немного.

«Моя история простая», – начал он тихо, но так, чтобы слышали все. Его голос, не привыкший к длинным речам, был немного хриплым. – «У меня нет долгов. И я не ищу славы в песнях». Он сделал паузу, подбирая слова.

«Моя мать была воительницей. Радой. Отец, Светозар, – дружинником в княжеском полку. Оба они остались лежать в этой степи, в одном из походов. Я их почти не помню».

В лагере послышались удивлённые вздохи. Мирослав смотрел на него с новым интересом, поняв, что за молчанием скрывается не простая, а героическая кровь.

«Я вырос в кузнице. Меня вырастил мастер Прохор», – продолжил Ратибор. – «Молот я держать умею. И меч тоже. Десятник Воибор позволял мне тренироваться с дружиной. Но…» – он замолчал, глядя в огонь. Ему было трудно выразить то, что грызло его изнутри.

«Все в городе смотрят на меня и видят не меня, а их. Сына героев. Одни жалеют, другие ждут, что я стану таким же. А я не знаю, кто я. Во мне их кровь, или я просто парень, которому повезло с хорошими учителями? Все мои умения – это то, чему меня научили. А я хочу знать, есть ли во мне хоть что-то своё».

Он наконец оторвал взгляд от огня и обвёл своих спутников честным, прямым взглядом.

«Я пришёл сюда, чтобы это проверить. Узнать, выдержу ли я настоящий бой. Не поддастся ли моя рука, не затуманится ли мой разум. Узнать, течёт ли во мне их кровь, или я просто хороший молотобоец. Вот и вся история».

Он замолчал, сказав всё, что мог и хотел сказать. Его рассказ, лишенный пафоса и жалоб, был по-мужски скуп и предельно ясен. В нём не было ни трагизма Борислава, ни юношеского максимализма Мирослава. Это была простая и понятная каждому воину цель – познать себя в бою.

Борислав долго смотрел на него, потом медленно кивнул и коротко сказал:

«Цель достойная. Посмотрим, каков ты в деле, сын героев».

И хотя сказано было немного, Ратибор почувствовал, как невидимая стена между ним и остальными рухнула. Он перестал быть для них загадкой, чужаком с необъяснимым чутьём. Теперь они видели в нём не колдуна, а товарища, чьи мотивы им близки и понятны. В этот вечер он стал полноправной частью их маленького, разношёрстного братства.

Глава 28: Маленький Подвиг

К исходу следующего дня путь отряду преградила неожиданная помеха. Дорога, огибая небольшой холм, ныряла в низину, которая оказалась обманчивой, топкой болотиной, заросшей чахлым камышом. Над ней висели тучи мошкары, а в воздухе стоял тяжёлый запах гнили и тины. Первую телегу лошади с трудом, по самое брюхо уходя в вязкую грязь, протащили. А вот вторая, нагруженная мукой и солью, застряла намертво. Её правое колесо глубоко ушло в жирную, чёрную жижу.

«Навались!» – скомандовал Ждан.

Мужчины, чертыхаясь, упёрлись плечами в борт телеги. Лошади рванули, напрягая все мускулы. Ратибор, Борислав, крестьяне – все толкали, что есть сил. Их ноги скользили в грязи, лица покраснели от натуги. Но повозка не двигалась с места ни на вершок, наоборот, казалось, она лишь глубже увязает, будто кто-то держал её снизу.

«Проклятье!» – выругался Ждан, видя тщетность их усилий. Солнце уже клонилось к закату, и оставаться в этом гиблой низине на ночь было нельзя. – «Всё, хватит! Обрезайте упряжь. Скидывайте половину мешков, бросаем их здесь. Лошадей и часть припасов нужно спасти».

Это было разумное, но тяжёлое решение. Бросить здесь муку означало урезать и без того скудные пайки на заставе. Мужчины с неохотой начали готовиться, а Мирослав, уязвлённый бессилием, в ярости пнул колесо, едва не увязнув сам.

Но Ратибор не толкал. Он стоял чуть в стороне и напряжённо вглядывался в мутную, пузырящуюся воду у колеса. Его новое зрение показывало истинную причину их неудачи. Он видел то, чего не видели другие. Там, под водой, за спицы колеса крепко уцепилось маленькое, злобное существо. Оно было похоже на сморщенного старика, целиком слепленного из ила и тины, с длинными, тонкими руками и горящими болотным огнём глазками. Это был болотник, дух-хозяин этой топи. И ему явно не нравилось, что чужаки тревожат его владения. Он не был сильным, но его упрямства и цепкости хватало, чтобы удерживать тяжёлую повозку.

В голове у Ратибора всплыли уроки Заряны. "С духом не борются силой. С ним договариваются". Он знал, что нужно делать.

Незаметно отделившись от остальных, которые спорили, какие именно мешки бросать, он обошёл телегу с другой стороны. Запустив руку в свой заплечный мешок, он достал припасённую на ужин краюху ржаного хлеба – самое ценное, что у него было, кроме оружия. Он подошёл к самой кромке воды, присел на корточки так, чтобы его не было видно за телегой, и, показывая хлеб воде, тихо-тихо, одними губами, прошептал:

«Хозяин топи, дух болотный, не серчай на нас, людей неразумных. Мы не со зла твой покой потревожили, дорога нас привела. Прими сей скромный дар, угостись хлебушком. И отпусти нашу повозку с миром. Мы уйдём и больше не вернёмся».

С этими словами он бросил хлеб в воду. Краюха шлёпнулась в мутную жижу и, намокнув, пошла ко дну. Ратибор увидел, как подводное существо с любопытством отпустило колесо и потянулось к неожиданному угощению.

«А ну-ка, давай ещё разок, все вместе!» – крикнул Ратибор, возвращаясь к товарищам.

«Да что толку…» – начал было Ждан, но подчинился.

«НАВАЛИЛИСЬ!»

И в этот раз произошло чудо. Словно невидимое препятствие исчезло. Лошади рванули, мужчины упёрлись, и повозка, с громким чавканьем вырвав колесо из грязевого плена, легко покатилась вперёд.

«Вот так удача!» – выдохнул Мирослав, не веря своим глазам. Крестьяне одобрительно загомонили, хлопая друг друга по плечам. Ждан лишь удовлетворённо хмыкнул, радуясь, что припасы спасены. Все списали произошедшее на слепую удачу или на то, что в последний раз они постарались как следует.

Все, кроме одного. Борислав, который стоял рядом с Ратибором, видел, как тот отходил к воде и что-то бросал в неё. И теперь, выбравшись на сухое место, он подошёл к юноше и бросил на него долгий, задумчивый и полный невысказанных вопросов взгляд. Он снова ничего не спросил, но его молчание было красноречивее любых слов. Ветеран окончательно убедился, что этот странный, молчаливый парень – ключ к их выживанию в этих землях, где сила духа ценится не меньше, чем сила меча.

Глава 29: Лес остался позади

Прошла ещё пара дней монотонного, изматывающего пути. Отряд двигался на юг, и сама земля под их ногами начала меняться, словно они переходили из одного мира в другой. Перемены были постепенными, но неотвратимыми. Могучие сосны и дубы, что раньше стояли плотной стеной, уступили место редким, чахлым березнякам и корявым, скрюченным от ветра осинам. Привычная лесная тень исчезла, и солнце теперь нещадно палило весь день, заставляя щуриться и утирать пот.

Под ногами мягкая лесная почва, покрытая мхом и опавшей хвоей, сменилась сухой, растрескавшейся землей, на которой всё чаще попадались острые камни. Воздух тоже стал другим. Ушла влажная, густая прель леса, пахнущая грибами и сыростью. Вместо неё появился сухой, горячий воздух, наполненный запахом пыли и горькой полыни. А главное – появился ветер. Не лесной сквозняк, что шумит в верхушках деревьев, а настоящий степной ветер – постоянный, сильный, беспрепятственно гуляющий по открытым пространствам. Он свистел в ушах, трепал одежду и гнал по земле перекати-поле.

Ратибор чувствовал эти перемены не только физически. Его духовное зрение тоже улавливало изменения. Привычные, понятные лесные духи – лешие, боровики, ауки – исчезли. Их место заняли другие сущности – мелкие, быстрые, как ящерицы, духи сухой земли и раскалённых камней. Они были не столько злыми, сколько колючими и недружелюбными.

И вот однажды утром, после ночёвки в последнем, редком перелеске, отряд, как обычно, тронулся в путь. Они вышли из-за полосы низкорослых, кривых деревьев на открытое пространство и… замерли. Все, как один. Даже лошади остановились, будто почуяв что-то.

Перед ними, до самого горизонта, куда хватало глаз, расстилалось бесконечное, колышущееся море серебристого ковыля. Под порывами ветра по нему пробегали волны, точь-в-точь как по настоящему морю. Не было видно ни деревца, ни холмика – лишь бескрайний простор и огромное, давящее своей пустотой небо.

Лес остался позади. Они пересекли невидимую границу. Они вошли в Дикое Поле.

Молчание, повисшее над отрядом, было красноречивее любых слов. Чувство защищённости, которое давал лес, пусть даже и полный своих опасностей, мгновенно испарилось. Там можно было спрятаться, укрыться от врага, от непогоды. Там были понятные ориентиры. Здесь же они были как на ладони. Маленькая горстка людей и две телеги, затерянные посреди безграничной, чужой равнины. Ощущение собственной незначительности, уязвимости под этим огромным, пустым, равнодушным небом было почти физическим.

«Ну вот…» – тихо, почти шёпотом, произнёс Мирослав, и в его голосе больше не было юношеской бравады. Только благоговейный трепет.

Борислав лишь молча затянул потуже пояс с секирой. Его лицо стало ещё более суровым. Он знал, что в лесу враг крадётся. А в степи – враг летит на крыльях ветра, и его видно задолго до того, как он окажется рядом. И скрыться от него негде.

Все они, от бывалого Ждана до последнего крестьянина, в этот миг почувствовали, что их путешествие по-настоящему только начинается. Всё, что было до этого, – лишь предисловие.

Глава 30: Дыхание Степи

Первый день в Диком Поле был не похож ни на один из предыдущих. Отряд медленно двигался по едва заметной тропе, проложенной в море ковыля. Это был совершенно другой мир, живший по своим, чуждым законам. Солнце, не сдерживаемое кронами деревьев, теперь было не другом, дарующим свет, а безжалостным врагом. Оно пекло нещадно, заставляя пот градом катиться по лицу и впитываться в льняные рубахи. Исчезли тени, в которых можно было укрыться хотя бы на несколько минут. Теперь единственной тенью была лишь твоя собственная, короткая и бесполезная, лежащая у ног.

Ветер здесь тоже был другим. Он не шумел успокаивающе в листве. Он постоянно свистел, гудел и шептал прямо в уши, выдувая из головы все мысли, кроме одной – о бесконечности этого пути. Этот непрекращающийся звук, монотонный и тревожный, действовал на нервы, заставляя людей чаще оглядываться по сторонам, хотя видеть было нечего, кроме колышущегося ковыля.

Но если для его спутников это были лишь физические неудобства, то для Ратибора первый день в Степи превратился в настоящее испытание на грани безумия. Его новое зрение, привыкшее к относительно упорядоченным лесным духам, здесь захлёбывалось от обилия новой, чужой и непонятной информации.

Духи Степи были не такими, как духи Леса. Здесь не было степенных хозяев-леших или ворчливых домовых. Степь была царством хаоса и движения. Ратибор видел, как сквозь волны ковыля проносятся стаи быстрых, бесформенных, полупрозрачных духов ветра. Они были похожи на невидимых гончих, вечно преследующих неведомую добычу. От их стремительного полёта ковыль припадал к земле, а у людей на мгновение захватывало дух.

Время от времени они проходили мимо древних курганов – невысоких холмов, одиноко стоявших посреди равнины. И каждый раз Ратибора охватывал иррациональный ужас. Он видел, как над этими могилами висят плотные, серые, неподвижные облака. Это были духи пустоты, вековой тоски и забвения. Они не двигались, не нападали, но их гнетущее, пассивное присутствие было хуже любой агрессии. Оно высасывало из души волю к жизни, нашёптывая о тщетности любого пути. Ратибору приходилось прилагать все силы, чтобы не поддаться этому унынию и не остановиться.

Иногда ему казалось, что вся Степь целиком – это одно огромное, дремлющее, но недоброе существо. Ковыль был его шерстью, ветер – его дыханием, а курганы – древними, незаживающими ранами на его теле. И это существо терпело их присутствие, но не было им радо. Оно ждало, когда они ошибутся.

К вечеру, когда отряд остановился на привал у крошечного, почти пересохшего ручейка, все были измотаны не столько физически, сколько морально. Однообразие пейзажа и постоянный ветер вымотали душу. Ждан, их провожатый, долго смотрел на кроваво-красный закат, какого не бывает в лесу, а потом с силой сплюнул на сухую землю.

«Ну вот, соколики, и пришли», – мрачно произнёс он, и его слова прозвучали как эпитафия. Он обвёл взглядом измученные лица добровольцев. – «Это и есть Дикое Поле. Добро пожаловать в задницу мира».

Он сделал паузу, давая каждому прочувствовать момент.

«Запомните одно. Отсюда и до самой заставы – никаких шуток, никакого расслабления. Глаза – по сторонам, уши – навостро. Дальше будет только хуже».

И в эту ночь у костра никто не рассказывал историй и не спорил. Все молчали, вслушиваясь в бесконечное, тоскливое дыхание Степи и понимая, что самое лёгкое в их походе уже закончилось.

Глава 31: Пограничье

Отряд покинул сплошной лесной массив, но настоящая, открытая степь, о которой с содроганием говорили старики, ещё не началась. Они вошли в полосу Пограничья – спорную, ничейную землю, где степь ещё не одержала окончательную победу над лесом. Это была земля контрастов, обманчивая и враждебная. На многие вёрсты простирались участки сухой, пожелтевшей травы, которые внезапно сменялись редкими, корявыми рощицами, состоящими из скрюченных, низкорослых дубков и диких яблонь. Дорога то и дело ныряла в глубокие, заросшие густым колючим кустарником овраги, на дне которых царил вечный полумрак.

Ждан, их провожатый, заметно изменился. Его обычная неторопливость сменилась напряжённой настороженностью. Он постоянно торопил отряд, не давая надолго останавливаться.

«Шевелись, шевелись! Нечего тут ворон считать!» – ворчал он. – «Это самые паршивые места. В лесу – леший хозяин, в степи – ветер гуляет, всё на виду. А здесь – ни то, ни сё. В этих оврагах и разбойная ватага может схорониться, и кочевничий разъезд засаду устроить».

Но дело было не только в людях. Ратибор чувствовал это напряжение не только умом, но и всем своим новым, обострившимся восприятием. Воздух здесь был… "грязным". Не пыльным, а духовно нечистым. Он был наполнен невидимыми для других, мелкими, злобными сущностями, которые, казалось, не принадлежали ни лесу, ни степи, а метались между двумя мирами в вечной неуспокоенности.

Его зрение улавливало их как крошечные, колючие сгустки тьмы, похожие на комки обугленной шерсти или мелких, злобных ёжиков. Они вились в воздухе, носились стайками, цепляясь к поклаже и одежде людей. Ратибор физически ощущал их прикосновения, как уколы крапивы. Он видел, как один из таких духов вцепился в поводья лошади, и та, ни с того ни с сего, испуганно шарахнулась в сторону.

Эти духи питались негативными эмоциями. Они вились вокруг людей, нашептывая им в уши гадости, вызывая беспричинное раздражение, усталость и злобу. И это работало. В отряде, который только-только начал сплачиваться, начались мелкие, но неприятные ссоры. Двое крестьян чуть не подрались из-за того, что один якобы толкнул другого. Мирослав начал громко жаловаться на стёртые ноги и скверную еду. Даже всегда спокойный Борислав хмурился больше обычного и бросал на всех тяжёлые взгляды.

Ратибор шёл, пытаясь отстраниться от этого невидимого мира, но это было всё равно, что идти под дождём и пытаться не намокнуть. Колючие сущности цеплялись и к нему, вызывая зуд и желание огрызнуться на чьё-нибудь ворчание. Он стискивал зубы и сжимал в руке оберег от Велемудра, чувствуя, как его ровное тепло помогает сохранить ясность ума и отогнать налипшую мерзость.

Он понимал, что Ждан был прав. Эта земля была по-настоящему опасной. Она атаковала не только тело, но и душу, пытаясь разобщить их маленький отряд, сделать их слабыми и уязвимыми, прежде чем нанести настоящий удар. И этот удар, как чувствовал Ратибор, был уже не за горами.

Глава 32: Блуждающие огни

Первая ночь в Пограничье опустилась на землю быстро и безжалостно. Солнце словно провалилось за горизонт, оставив после себя лишь короткую багряную полосу, которая быстро погасла. Лагерь разбили в спешке, на вершине невысокого холма, с которого хорошо просматривались окрестности. Ждан был непривычно суров и собран.

«Костёр разводить большой! – скомандовал он, указывая на собранный валежник. – И чтобы горел до самого утра. Никто по нужде в кусты далеко не отходит. Все сидят у огня, на свету. Ночь здесь не наша».

Его слова не были пустыми. Как только сгустилась полная, безлунная темнота, мир вокруг лагеря изменился. Из оврагов и низин потянуло сырым, промозглым холодом. А потом началось. Вдали, там, где угадывалась болотистая, заросшая камышом низина, вспыхнул первый огонёк. Бледно-голубой, он покачивался в воздухе, словно кто-то нёс в руке фонарь. Затем рядом с ним вспыхнул второй, потом третий, и вот уже целый хоровод призрачных огней, зелёных, голубых и белесых, медленно закружился в ночной мгле.

Они были завораживающе красивы. Они мерцали, переливались, то приближаясь, то удаляясь, будто заигрывая, маня к себе, обещая что-то неведомое и прекрасное.

«Что это?» – шёпотом спросил Мирослав, не в силах оторвать от них взгляда.

«Блуждающие огни. Болотная нечисть, – мрачно ответил Ждан. – Не смотрите на них. Отвернитесь. Это морок. Заманят в трясину – и поминай как звали».

Большинство так и сделало, с суеверным страхом уставившись в спасительное пламя костра. Но один из крестьян, молодой парень по имени Игнат, не смог оторвать взгляда. Его глаза стали стеклянными, лицо – безвольным и отрешённым. Он медленно, как лунатик, поднялся на ноги.

«Игнат, ты куда?» – окликнул его сосед.

Но Игнат не отвечал. Он, словно ведомый невидимой нитью, пошёл прямо в темноту, в сторону манящих его огней.

«Сидеть, я сказал!» – рявкнул Ждан, вскакивая, но было уже поздно – парень был слишком далеко.

Ратибор же видел истинную, жуткую картину. Для него это были не просто огоньки. Он отчётливо различал, что каждый огонёк – это светящаяся макушка головы мерзкого болотного духа. Их тела, состоящие из тины и гнили, были скрыты в ночной мгле, но их глаза горели холодным, голодным светом. И он видел главное: от заворожённого Игната к самому яркому из духов тянулась тонкая, почти невидимая, дымчатая нить морока, которая медленно, но верно тащила парня в их смертельные объятия.

Нужно было действовать. Быстро. «Надо его вернуть!» – крикнул он.

«Как? Подбежишь к нему, и тебя самого затянет!» – сплюнул Ждан.

«Надо его… разбудить! Сильно!» – крикнул Борислав, поняв, что происходит. Он посмотрел на Мирослава, который был ближе всех к уходящему. – «Парень, беги! Хлестни его по лицу что есть мочи!»

Мирослав на мгновение замер в нерешительности, но приказной тон ветерана и отчаянное выражение лица Ратибора заставили его действовать. Он сорвался с места, в несколько прыжков нагнал Игната и, размахнувшись, с силой ударил его открытой ладонью по щеке.

Звук пощёчины гулко разнёсся в ночной тишине.

Игнат вскрикнул, вздрогнул всем телом, будто очнувшись ото сна. Дымчатая нить морока, которую видел Ратибор, лопнула и истаяла. Парень дико огляделся, увидел в нескольких шагах от себя танцующие огни, а за ними – чёрную пасть трясины. Осознав, куда он шёл, он издал крик животного ужаса и, спотыкаясь, бросился назад, к спасительному костру.

Мирослав притащил его обратно. Игнат трясся, как в лихорадке, и не мог вымолвить ни слова, лишь указывал дрожащим пальцем в темноту. Он только что заглянул в глаза смерти, и это зрелище навсегда отпечаталось в его памяти. Остальные сидели молча, потрясённые. Эта ночь в Пограничье наглядно показала им, что здешние духи не просто пугают. Они убивают.

Глава 33: Дар для Хозяина

После тревожной ночи с блуждающими огнями отряд проснулся разбитым и молчаливым. Пережитый ужас витал в воздухе. Впереди, перекрывая им дорогу, темнела мрачная, густая дубовая роща. Это был не тот редкий и чахлый лесок, что они проходили раньше. Это был остров настоящего, древнего леса, каким-то чудом уцелевший посреди Пограничья. Дубы стояли плотной стеной, их могучие, сплетённые ветви почти полностью скрывали небо, погружая землю под ними в вечный полумрак. Даже на расстоянии от рощи веяло холодом, запахом прелой листвы и ощущением чего-то первобытного и могучего.

Ждан, обычно невозмутимый, заметно нервничал. Он остановил отряд у самой кромки леса, долго всматриваясь в его тёмную глубину.

«Дальше – только через Дубравы», – мрачно произнёс он, поправляя меч. – «Идти в обход – лишние полдня пути, а затемно мы отсюда не выберемся. Так что слушайте меня внимательно. Внутри – не шуметь. Веток зря не ломать. Не ругаться. Идти след в след за мной и не отставать».

«Что там, Ждан? Разбойники?» – спросил Борислав.

«Хуже», – ответил провожатый. – «Здесь живёт Хозяин. Старый, как эти дубы. Не любит он гостей. Очень не любит. В прошлый раз, когда я вёл здесь отряд, двое отстали. Мы их так и не нашли. Только шапки их висели на высоченных ветках, куда и белка не залезет».