Сага о Ратиборе Тень и Сталь. От Переяславля до Готланда

Застава молчала. Не было слышно ни людских голосов, ни ржания лошадей. Лишь ветер заунывно гудел, пролетая сквозь щели в частоколе. Всё это место дышало усталостью, болью и отчаянным, упрямым сопротивлением. Было ясно, что здесь не служат. Здесь ведут бесконечную, изматывающую войну на выживание.

Но самое страшное было не в состоянии стен. Самое страшное ждало их за пределами. То, что говорило о цене этого сопротивления громче любых слов. Эта мысль заставила похолодеть даже бывалых воинов. Они подошли к месту, где не было ни покоя, ни надежды. Они подошли к Змеиному Броду.

Глава 48: Поле мертвецов

Земля вокруг заставы была похожа на незаживающую рану. Особенно перед воротами. Здесь, на этом пятачке, очевидно, разворачивались самые ожесточённые схватки. Вся трава была вытоптана до состояния пыли миллионами копыт и ног. Земля была густо усеяна молчаливыми свидетельствами недавней битвы: валялись расщеплённые древка сломанных копий, брошенные, никому не нужные кривые сабли, обрывки дорогой конской сбруи, пробитые стрелами и брошенные щиты кочевников. И повсюду – стрелы, бесчисленные, как семена, рассыпанные по полю.

Но это было не самое страшное. Чуть поодаль, у самого склона оврага, ведущего к реке, куда их, очевидно, стащили, чтобы освободить проход, лежали они. Неубранные тела.

Это были трупы кочевников, павших при последнем штурме. Десятки тел. Время и равнодушное осеннее солнце уже начали свою работу. Тела раздулись, почернели, превратившись в бесформенные, уродливые курганы плоти. На них уже вовсю пировали хищные степные птицы – вороны и стервятники, которые, не обращая внимания на приближение людей, ссорились и клевали мертвечину. Трупы лежали в неестественных, вывернутых позах – кто-то с застывшим на лице немым криком, кто-то – раскинув руки, словно в последнем объятии со степной землёй. Тошнотворно-сладкий, густой смрад разложения ударил в нос ещё на подходе, заставляя инстинктивно задерживать дыхание.

Мирослав, который считал себя уже бывалым воином после стычки с разбойниками, побледнел до синевы. Он прижал руку ко рту, силясь побороть подступившую тошноту.

«Почему… почему их не убрали?» – прошептал он, и его голос дрогнул. – «Не похоронили… Это же… не по-людски».

Ждан, шедший рядом, даже не удостоил трупы взглядом. Он видел подобное сотни раз.

«А кому они мешают?» – равнодушно, с ноткой презрения ответил он. – «Воронам – еда. Нам – напоминание о том, что бывает с теми, кто сюда суётся. Своих мы хороним, как положено, за стеной. А чужие – пусть в степи гниют. Земля их примет».