Призраки Москвы. Тени Петербурга

– Это цена.

– Не ее! – Фёдор вскочил на ноги. – Это не ее судьба.

– А ты знаешь ее судьбу, Фёдор? – Древний поднял на него взгляд. – Ты, кто и своей еще не ведает?

Фёдор отвернулся, сдерживая возмущение.

– Я не знаю ее судьбы, – наконец произнес он, опустив голову. – Может быть, она и не должна была сюда попасть. Но все уже случилось. И сдается мне, это не случайность. Анна ничего не расскажет о Затишье, она мне обещала.

Древний медленно встал с камня.

– Я хочу с ней поговорить. Приходите ко мне на обед. Тогда я и приму решение.

Когда Древний ушел, Фёдор обратно сел на землю. Провел рукой по теплой траве, перебирая пальцами травинки, посмотрел на яркое небо. Честер подошел и сел сбоку, прижавшись плечом. Фёдор потрепал его за ухом:

– Вот такие тут дела, дружище.

Он посидел еще немного, потом поднялся и неторопливо пошел к одинокому домику, стоящему на этой же опушке.

* * *

Закончив одеваться, Анна провела рукой по волосам:

– Где у вас тут зеркало, – спросила она, оглядываясь.

– О! У меня есть лучшее! – оживилась Милава и схватила ее за руку. – Пошли покажу!

– Но я еще…

– Пошли, пошли! Оно не в доме – и оно настоящее.

Анна не успела возразить, как Милава уже распахнула дверь, и они оказались снаружи. Невдалеке под низко склонившимся деревом виднелся небольшой пруд, окаймленный крупными камнями. Поверхность воды была гладкой и неподвижной как стекло.

– Вот, – гордо сказала Милава, – этот омут – мое зеркало! Смотришь – и видишь как есть.

Анна подошла и посмотрела в воду. Сперва она увидела отражение неба, зеленой листвы над головой, а потом и свое лицо. Немного бледнее обычного, с легким беспорядком в волосах.

– А ты что сделать хочешь? – заинтересовалась Милава, подходя и вставая рядом.

– Причесаться. В таком виде нельзя из дома выходить.

– Давай я помогу! – радостно воскликнула девушка. – С волосами я умею. Смотри!

Она шагнула в сторону, приподняла подбородок и раскинула в стороны руки. И вдруг волосы Милавы вскинулись, как пушистое облако, будто снизу подул сильный ветер. Пряди задрожали, выпрямились. Это было похоже на одуванчик перед грозой или на человека, подошедшего к разряднику. Сотни тончайших нитей поднялись в воздух и разошлись в стороны.

Анна ахнула и отвернулась: другой одежды, кроме волос, у Милавы не было. Сзади раздался сдавленный вздох.

– О, Фёдор. Доброе утро! – воскликнула Милава, обернувшись.

Фёдор, красный от смущения, застыл около дома, потупив взор.

– Ты… – пробормотал он, – одежда…

– Что одежда? – Милава искренне удивилась. – Летом на Купалье ты не краснел. – Она прищурилась и добавила с невинной улыбкой: – Может, потому что и на тебе тогда ничего не было?

– Милава, опусти волосы, – выдавил Фёдор, глядя в землю. – Пожалуйста.

– Ладно, – она провела ладонями по воздуху, и тяжелые пряди плавно опустились, снова укрывая ее тело. – Странные вы, люди…

Повисла неловкая тишина. Даже ветер, казалось, стих.

Фёдор кашлянул в кулак:

– Древний… э-э… приглашает на обед. Говорит, что скоро будет готово.

Анна медленно пригладила ладонью выбившуюся прядь. Волосы все еще топорщились.

– Спасибо, – сказала она хрипловато, – но перед визитом мне хочется все-таки причесаться.

– О! – оживилась Милава так, будто и не было неловкости. – Сейчас помогу.

Она подошла к Анне, провела рукой у нее над волосами, и они сами собой разгладились, легли ровно и аккуратно, как после заботливой укладки. Анна посмотрела в омут и улыбнулась отражению. Милава подошла и тоже заглянула в воду.

– А хочешь, они у тебя вьющимися станут? Или совсем курчавыми. Приходил к нам недавно один гость – кожа темная, а волосы все в таких очень мелких завитушках. Мне так не понравилось… – Она задумалась, а потом весело добавила: – Но тебе могу сделать – вдруг подойдет?

Анна немного приподняла бровь, посмотрела в омут, потом на нее и с мягкой улыбкой отрицательно покачала головой:

– Спасибо, Милава. Мне нравится так, как есть.

Фёдор подошел к Анне.

– Древний ждет. Хочет поговорить с тобой.

– Мне стоит волноваться? – спросила она, не оборачиваясь.

– Думаю, что в первую очередь стоит волноваться мне. Это же я привел тебя без спроса.

Анна вспомнила заброшенный парк и летящую к ним навью.

– А у тебя был выбор?

– По мнению дивьих людей – да. Я мог оставить тебя умереть. Смерть для них не аргумент.

Милава, до этого молчавшая, вдруг сказала:

– Ой, да ладно вам. – Она повернулась к Анне: – Он не причинит тебе вреда. Если захочет – задаст прямой вопрос. Здесь вообще не принято играть в догадки.

– Особенно перед Древним, – подхватил Фёдор. – Он видит любого насквозь.

– А он… насколько древний? – вдруг спросила Анна.

Фёдор пожал плечами:

– Не знаю. Но похоже, что когда он познакомился с княгиней Ольгой, то был уже очень стар.

Милава долго вела их по петляющей лесной тропинке. Анна внимательно смотрела по сторонам и все пыталась определиться. Вроде бы лес как лес, такой же, как и многие леса вокруг Москвы, но при этом ее не оставляло ощущение инаковости этого места, и она никак не могла понять, в чем именно оно появляется. Милава шла впереди, насвистывая себе под нос, периодически отходя в сторону, чтобы сорвать какие-то ягоды с кустов. Анна молчала, прислушиваясь к собственным мыслям. В конце концов она повернулась к Фёдору:

– Древний – это его имя?

– Это и имя, и звание, да и природа у него такая, если на то пошло.

– Кто он? – голос ее был ровным, но в нем сквозила напряженность.

Фёдор на секунду замедлил шаг.

– Он один из немногих, кто родился до Изгнания. Никого древнее я не встречал. Он не просто живет здесь – он хранит Затишье. Без него оно давно бы исчезло.

– И он решает, кто опасен для этого мира, а кто нет? – спросила Анна, подняв брови.

Фёдор кивнул:

– Да, он всегда говорит с теми, кто первый раз сюда пришел. Он опасается не тебя, а твоих слов, которые живут своей жизнью.

Анна кивнула, не глядя на него. Тропа начала спускаться вниз, открывая просвет в зелени.

– Он боится, что я про все это буду рассказывать и писать в газетах? – тихо спросила она. – И потому он будет меня проверять? Или допрашивать?

Фёдор помолчал.

– Он посмотрит тебе в душу. Не глазами. Просто будет знать. И если решит, что ты сможешь уйти, – значит, так и есть. А если нет… тогда Москва, твоя прежняя жизнь станут сном.

Анна покосилась на него:

– И ты знал, что все может закончиться именно так?

– Нет, – он покачал головой. – Я хотел показать тебе тот двор, немного рассказать… Я не думал, что все так обернется. – Он замолчал на миг, потом добавил: – Навья все изменила. Она могла убить тебя, потому выбора у меня не осталось. Но теперь, когда ты здесь, – он посмотрел на нее с тихой уверенностью, – я думаю, может, это судьба.

Впереди Милава обернулась и радостно махнула им рукой:

– Идете? Уже почти пришли!

Фёдор выдохнул, собираясь.

– Ну вот. Сейчас и узнаем.

Лес расступился, и они вышли на открытое пространство к развалинам какого-то большого строения. Полуобрушеные стены, провалившаяся крыша. Это напоминало какую-то старую усадьбу, над которой с очень большим старанием поработало время. Анна остановилась перед арочным проходом, ведущим во внутренний двор, и, присмотревшись, спросила:

– Не могу понять… Это что – камень или дерево?

– И то и другое, – ответил Древний, выходя им навстречу. – Это окаменевшее дерево. Мы раньше любили так строить.

Анна шагнула вперед, слегка присела и склонила голову:

– Здравствуйте. Благодарю за приглашение.

Древний сделал шаг в сторону, приглашая войти:

– Пройдемте, стол накрыт.

Прежде чем идти, Анна подошла к стене и провела по ней ладонью. Поверхность была гладкой, но при этом сохраняла на ощупь древесную структуру – мягкие неровности волокон, тонкие изгибы. Самое удивительное, что стена была теплой, не нагретой солнцем – казалось, тепло шло изнутри.

– Она как будто живая, – прошептала девушка.

– Была, – отозвался Древний, – и не до конца забыла.

Внутренний двор напоминал светлую поляну, окруженную остатками стен. Там, где когда-то был зал, под открытым небом стоял деревянный стол, низкий, длинный, темный от времени. На нем уже ждали деревянные тарелки, глиняные чаши, миски с едой. Все выглядело просто: густой суп в большой чаше, запеченное мясо с травами, ломти хлеба, яблоки, какой-то ягодный напиток в стеклянном кувшине.

Древний занял место на одном из широких резных табуретов у торца стола. Милава, не теряясь, села слева от него и, указав на свободные места через стол, сказала:

– Садитесь сюда, добрые люди. Места хватит на всех.

Все расселись. Милава наполнила чаши напитком, аромат которого напоминал сразу и вишню, и мед, и что-то совсем незнакомое, как будто лето в траве. Анна обратила внимание, как Древний берет ложку – движение его было неспешным, почти церемониальным.

Некоторое время ели молча. Было вкусно. Простой густой суп оказался удивительно насыщенным, мясо пахло дымом и травами. Наконец, когда трапеза подходила к завершению, Древний посмотрел на Анну:

– У вас много вопросов, но вы почему-то их ждете от меня.

– Я не знаю, что могу спрашивать, – ответила Анна. – И не уверена, что вообще имею на это право.

– Имеете, – на лице Древнего на миг появилась легкая улыбка. – Вы хотите знать, что это за место и кто мы такие. – Он ненадолго замолчал, глядя перед собой, а потом продолжил: – Имен у нас много. Но все они даны нам людьми: эльфы, сиды, дивьи люди, народ холмов… Пусть будет так. Наше настоящее имя вам все равно ничего не скажет – его можно понять, только зная наш язык. Мы появились задолго до человека и по милости Адонаи жили в эфирном плане Земли, рядом с вашим плотным физическим миром.

Он на секунду прикрыл глаза, словно вслушиваясь в воспоминания.

– А потом появились вы. Люди. Любимые создания Бога. И Земля была отдана вам. Что это значило для нас? То, что энергия Земли, потоком идущая из ее сердца, стала проходить через вас. А большая ее часть – оставаться у вас. Мы начали болеть. Слабеть. Исчезать. – Он открыл глаза: – Мы поняли, что без вас нам не выжить. И тогда каждый наш род пошел своим путем. Кто-то вошел в союз с животными, кто-то – с деревьями. Домовые и брауни нашли путь через симбиоз с людьми. А иные стали хищниками и паразитами: кикиморы, бэньши, ночницы…

– А вы? – тихо спросила Анна.

– Мы, эльфы, выбрали третий путь. Мы научились создавать свои области, анклавы, Затишья. Пространства, где можно жить независимо от физического мира. Но и они невозможны без людей. Нужен тот, кто сохраняет и поддерживает проход между мирами, кто своей жизнью поддерживает само существование этой области.

Он посмотрел на Милаву. Та спокойно подставила лицо солнцу, улыбаясь.

– Мы нашли ее зимой. Мать оставила младенца в корзинке у двери дома богатого купца, а сама убежала. В доме же хозяев не было – семья уехала на праздники, а сторож был пьян и не слышал плача ребенка. Девочка бы замерзла. Мы ищем таких, кто умрет, не дожив до года. Иногда подменяем – ребенка уносим, а вместо него оставляем одного из младших, который потом исчезает, возвращаясь к своим. Человек же растет здесь, с нами, ни в чем не нуждаясь. Меняется, врастая в наш мир. И в сорок два года умирает.

Анна вздрогнула и медленно повернулась к Милаве. Та поняла ее взгляд и спокойно ответила:

– У меня нет страха смерти, – она мягко улыбнулась. – Если тебе будет легче, считай, что я умерла тогда, в три дня от роду. А все остальное – подарок. Мне осталось чуть больше года. И я рада каждому дню.

– Ты выглядишь такой юной! – воскликнула Анна.

– Эти люди медленно стареют, – ответил за Милаву Древний.

– Или медленно взрослеют, начиная с двенадцати лет, – добавил Фёдор.

Древний перевел на него свой взгляд.

– Ты правильно считаешь себя в ответе за нее. И ты опасаешься, что Анна вспомнит страшные сказки: про чудовищ, что прячутся в ночных тенях, воруют детей и магически вредят честным людям. А теперь оказывается, что это не сказки, а самая что ни на есть реальность, доступная в ощущениях. – Он медленно обвел рукой пространство вокруг: – А раз это реальность, то ее можно изучать. Можно вступать в диалог и даже договариваться с теми, кто живет рядом с Москвой и до сих пор был вам неведом.

Фёдор бросил взгляд на Анну. Он понимал, что за неспешной речью Древнего, за его воспоминаниями скрывается проверка. И от того, как сейчас отреагирует Анна, зависит, сможет ли она покинуть это место.

– Да, ты правильно понял, – Древний кивнул, не отрывая от него взгляда. – А потому помолчи пока.

Он посмотрел на Анну. Та сидела неподвижно, обдумывая услышанное. Поняв, что Древний ждет от нее ответа, она посмотрела на окружающие их разрушенные стены и спросила:

– Скажите, а у вас много таких развалин?

– Хороший вопрос, – кивнул Древний. – Бедствия, о которых я говорил, что коснулись моего народа с появлением людей, это только начало. Дальше люди уже сами продолжили нас вытеснять из своего мира и однажды сделали наше пребывание на Земле вне Закона. Не просто так в Ирландии холмы стали называться пустыми – после Изгнания.

– Вы говорите про охоту на ведьм? Костры инквизиции?

– Нет, конечно. На кострах тогда горели люди. Среди них, конечно, встречались и те, кто знал о нашем существовании. Но их было меньшинство. Нас же изгнали другим способом и гораздо раньше. Очень немногие смогли остаться. Потому тут и развалины. – Он ненадолго замолчал, а затем добавил: – Сейчас же, когда мир начал меняться, Изгнание закончилось, и мы получили возможность вернуться. Это не просто и не быстро, но скоро все эти руины будут восстановлены.

Фёдора обдало холодным пониманием того, что Древний уже принял решение.

Анна вскинула голову и спросила напрямую:

– Вы хотите, чтобы я дала клятву нигде не упоминать про Затишье?

– В этом нет необходимости, – Древний улыбнулся, и на этот раз его улыбка была теплой и дружелюбной. – Я знаю, что ты не будешь рассказывать. Знаешь ли ты сама причину?

Анна задумалась:

– Я очень мало что здесь увидела, – она говорила медленно, но ее голос понемногу крепчал, – но не хочу быть причастной хотя бы краешком к тому, что кого-то будут преследовать только потому, что он иной.

Древний молча кивнул, после чего повернулся к Фёдору:

– Вам нельзя возвращаться тем же путем. А до другого прохода путь неблизкий. Если хочешь вернуться до темноты, то не трать попусту время.

– Спасибо. Да, мы поспешим. Но у меня еще есть вопросы.

– Спрашивай.

Фёдор достал из кармана платок, развернул его на столе пред Древним и показал на огарок черной свечи:

– Я нашел это перед Проходом, как и следы какого-то ритуала. Что тебе известно про это?

Древний взял огарок, задумчиво покрутил между пальцами, скатил в ладонь. Комочек воска вспыхнул, оставляя в воздухе коптящий дым, который вскоре исчез.

– Слушай. Три дня назад, после заката, в саду у Прохода появился мужчина. Он стал организовывать пространство ритуала. Судя по использованным силам и направлению энергии, он планировал взломать межу и призвать кого-то из нас. Я был готов встретить его как врага. Однако в самый последний момент ритуал исказился – и вместо пробоя межи его энергия ушла вниз и притянула навью. Ту самую, с которой ты столкнулся. Это удивило даже меня, но спасло его от смерти. В итоге навья была оглушена и частично связана структурой портала. Человек, посчитав, что ритуал не удался, собрал свои артефакты и ушел. Навья позже пришла в себя и отправилась на охоту. Это меня не заинтересовало – до тех пор, пока она не влетела в Затишье вместе с тобой. Тогда я прекратил ее существование.

– А зачем тогда черные свечи? – спросил Фёдор. – Я не понимаю.

– Ты не работаешь с темными – и правильно делаешь, а он работает. Я видел демона рядом с ним. Видимо, энергия нижних миров для него привычна.

– Ты можешь мне показать, как это было?

– Закрой глаза, – коротко сказал Древний.

Фёдор послушался, и перед его внутренним взором появилось изображение парка, темные деревья под низкими тучами, свечи, стоящие на земле в низких подсвечниках, и мужчина в длинном одеянии, читающий нараспев заговор на латыни.

– Марко! – выдохнул Фёдор, откинувшись от удивления на спинку стула и открыв глаза.

– Ты его знаешь?

– Виделись на днях. – Юноша задумался и мысленно стал сопоставлять то, что ему было известно про этого мага, Маришку, демона… Он поднял взгляд: – А демон такой низкий, коренастый, с длинным синим языком?

– Даже если бы мы вдвоем смотрели на одного и того же демона, – ответил Древний, – то видели бы его по-разному. Я же не человек, как ты. Да и демоны не привязаны к своему облику так, как вы к своему телу.

– Спасибо. Теперь мне стало понятнее.

Фёдор встал и поклонился Древнему:

– У меня есть еще одна небольшая просьба. Ты можешь организовать нам тропу до прохода в Голосов овраг? А то в прошлый раз я полдня потратил, отвечая на дубовые загадки деревьев, мешавших мне пройти.

Древний на миг задумался, затем склонил голову:

– Будет тропа. – Он повернулся к Анне: – Если будет желание, приходите к нам еще. Мне понравились вопросы, которые ты не решилась задать.

Милава подошла к ним, улыбаясь. В руках у нее была корзинка с чем-то завернутым в полотенце:

– Вот! В дорогу. Яблоки, хлеб, немного орехов и того самого медового напитка, – сказала она, протягивая корзину Анне. – Ты ведь не против?

Анна улыбнулась и покачала головой:

– Спасибо.

– Ну я же добрая, – кивнула Милава с лукавой улыбкой. Она шагнула к Фёдору, прижалась на миг к его плечу. – Буду ждать вестей. Если что – я тебе приснюсь, – сказала она шепотом и быстро отступила.

Фёдор ничего не ответил. Только коснулся ее плеча и отвел взгляд.

– Вам пора, – произнес Древний. – Идите.

* * *

Тропа начиналась у самого края холма – тонкая красная нить лежала поверх травы, слегка дрожа при каждом дуновении несуществующего ветра. Анна наклонилась, провела пальцами по ней – и ничего не почувствовала: рука прошла как сквозь дым.

– Как в сказке, – сказала она, – идем за клубочком.

– Это точно, – ответил Фёдор, – и в сторону не отходим.

– Далеко нам идти? – спросила Анна.

– По прямой – верст восемь. Если же по-новому, в километрах, то дальше, около девяти.

Анна улыбнулась шутке и спросила:

– Ты часто сюда заходишь?

– Нет. Ты же Древнего видела – к нему просто так на чай с бубликами не приходят.

– Но ведь не только он здесь. Милава… она ведь человек?

– Почти, – подтвердил Фёдор. – Любой человек, находясь здесь, меняется. Тело перестраивается под этот мир настолько, что уже через месяц невозможно вернуться. А она здесь с младенчества.

– Наверное, не только тело. Она так спокойно говорит о смерти, как будто это просто часть расписания… – Анна помолчала. – Моей тетушке когда-то поставили смертельный диагноз. Я тогда была совсем маленькая, почти ничего не понимала… Но помню, как тяжело было на нее смотреть, как она страдала от страха и ожидания. Больше, чем от телесной боли.

– Для Милавы все иначе, – вздохнул он. – Она живет здесь всю жизнь. По иным правилам, по-другому смотрит на смерть. Я не уверен, что она вообще видит в ней конец… Скорее – переход.

Анна замедлила шаг и, не оборачиваясь, с деланным равнодушием поинтересовалась:

– А ты давно ее знаешь?

– Не очень. Весной впервые увидел. А ближе познакомились на Купалье, летом.

Он замолчал, Анна кивнула и все же решила уточнить:

– А ближе – это как?

Фёдор сбился с шага, и Анна смущенно поправила волосы. Откровенность вопроса и то, что как он прозвучал, создало неловкую паузу. Федер остановился, подумал и заговорил, аккуратно подбирая слова:

– Я остался здесь на ночь. Тогда был праздник, Купала, горели костры и над рекой стелился туман. Она пела у воды, а потом… потом мы долго говорили. Я был неопытен и очарован, в общем, все как будто само собой случилось. А утром бабушка сказала, что я идиот.

Анна рассмеялась – коротко, беззлобно:

– Строгая она у тебя.

– Иногда, – кивнул он. – Милава хоть и старше и очень непосредственна, но она не сделала мне ничего плохого. Просто… это другой мир. Свои правила. Я потом не знал, как себя с ней вести, но для Милавы все, что между нами произошло, так и осталось милым и незначительным приключением. А потом и я стал так же к этому относиться.

Анна смотрела на него, стараясь побороть смущение. Перед глазами возник романтический образ ночной реки, и она с удивлением поняла, что ревнует. Опустив глаза, Анна эхом повторила:

– Да, другой мир… Свои правила. Удивительное место! Спасибо, что показал мне Затишье! Я бы хотела узнать его получше!

Некоторое время они шли молча и немного смущенно в тишине, но потом понемногу вновь заговорили, обсуждая окрестности.

Вскоре лес рядом с тропой разошелся, и они увидели в отдалении небольшой город – редкие, просторно стоящие дома, высокие шпили с огнями, мерцающими сквозь легкую дымку. Анна остановилась:

– Это город? – спросила она. – А много их тут живет?

– Ну я перепись населения не устраивал, – хмыкнул Фёдор. – Сотни, тысячи… вряд ли сильно больше. Древний сплел тропу в обход. Не хочет, чтобы ты пока туда заглядывала.

Анна молча кивнула. Они пошли дальше, и почти сразу тропа нырнула обратно в лес. Через некоторое время сделали привал и подкрепились.

Сидя на пригорке и заканчивая трапезу, Анна поинтересовалась:

– Мне вот еще что непонятно. Ты тогда на угольном складе спокойно пошел договариваться с Митяем, искать выход, однако, когда появилась навья, ты сразу приготовился к бою. Почему? Ведь это тоже… ну… призрак.

Фёдор усмехнулся и немного откинулся назад, глядя в легкие, как пар, облака.

– По сути своей – да, душа, не ушедшая полностью. Только разница между ними такая же, как между заблудившимся путником и зверем в капкане.

– Объясни.

– Воля человека – удивительная сила. Иногда она способна остановить смерть. Не отменить, но и не отпустить до конца. Держит желание, долг, обещание. Как у Митяя – на свадьбе хотел побывать. Или как та женщина, про которую бабушка рассказывала – мать, что не могла уйти, оставив ребенка. Она призраком приходила к нему, когда он плакал ночью, пыталась утешить, успокоить. Не просто же так у каждого народа, в любой религии есть ритуалы провода души. Это помогает отпустить. Отойти. Не зацепиться.

– А навьи?

– Навьи… это уже иное. Если смерть была насильственная, жестокая, если человека мучили, унижали, если он умер в страхе или проклятии, и душу не проводили – она не отпускает боль. И тогда боль, страх, ненависть… разъедают ее. И душа превращается в навья, который хочет одного. Смерти. Для всех без разбора. Ненавистного ко всему живому. И тут договариваться, искать способ проводить и отпустить не получится. Только драться. Жизнь против смерти.

Анна помолчала.

– Я вспомнила сколько насилия было раньше, да и сейчас, что скрывать, происходит. В полицейских сводках много такого: убили, ограбили, тело сбросили в Неглинку. Получается, их много? Навьев.

– Достаточно. Помогает то, что они обитают как бы между мирами. Далеко от места смерти не отходят и живых редко слышат. Но если кто-то откроет проход, нарушит границу, призовет, – тогда беда. Мы с тобой одного такого встретили. Марко его привел, на Арбате.

– Он сразу набросился.

– А я сразу стал звать на помощь. Хорошо, что было кого.

Они замолчали. Ветер прошелестел по траве. Анна убрала со лба прядь:

– Спасибо, что объяснил. Просто мне важно понимать… с чем мы имеем дело.

Фёдор кивнул.

– Конечно. Мы же теперь вроде как в одной упряжке.

Анна улыбнулась. Тепло, почти застенчиво.

– Тогда давай продолжим путь по нитке.

– Давай, – откликнулся он.

Они встали и снова пошли по тропе – рядом, в каком-то новом, более близком ощущении друг друга.

Пройдя еще некоторое время, Анна остановилась и прислушалась:

– Слышишь?

Фёдор замер и услышал тихое ритмичное пошлепывание.

– Да.

– Что это?

– Видимо, пароход, это колеса по воде бьют. Мы сейчас там, где Москва-река проходит…– он задумался, поводя руками, – над нами… вокруг. Сложно объяснить, но реки как-то с этим миром связаны, тут завеса тоньше, потому можно что-то услышать. Но это хороший знак – значит, мы рядом. Хорошо бы до темноты вернуться.

* * *

Они вышли у подножия холма. Обернувшись, Анна увидела, как зеленоватый туман, заполнивший овраг, плавно исчезает, впитываясь в землю. Под ногами чернела земля, плотная от недавнего дождя. Воздух стал другим – густым, резким, с примесью дыма и прелой листвы. Вверху над оврагом синело вечернее небо. Где-то лаяла собака. В отдалении прозвучал колокол.