Мифы древней Греции

Пронзил Аполлону он сердце стрелою,

Чем вызвал большую любовь.

Стрелу, что любовь уничтожить умеет,

Он в нимфу вонзил, юный плут,

Что дочерью бога речного Пенея

Была, её Дафной зовут.

И вот, Аполлон повстречал нимфу Дафну,

И сразу её полюбил.

А нимфа, узрев златокудрого, ахнув,

Пустилась бежать, что есть сил.

Ведь Эрот пронзил её сердце стрелою,

Которая губит любовь,

Не зная, что делать ей, Дафне, с собою,

Помчалась, за ней мчится бог.

– Прекрасная нимфа, зачем убегаешь?

Бежишь, как от волка овца.

Ведь я Аполлон, неужели не знаешь,

Я сын Громовержца – отца.

Зачем улетаешь ты, словно голубка,

От хищного клюва орла?

Тебе я не враг. Погляди, свою юбку

Уже о шипы порвала.

Гляди, ты поранила нежные ноги

Об иглы терновника в кровь.

Бежишь от меня ты, не зная дороги,

Несу я тебе лишь любовь.

Но бег ускоряла прекрасная Дафна,

Как птица, за ней – Аполлон.

Он крылья имеет, а ей и подавно

Не скрыться, догонит ведь он.

И нимфа взмолилась, и просит Пенея,

Медлительность тела кляня,

– Отец, дорогой, помоги поскорее,

Укрой хоть под землю меня.

Отец, отними от меня этот образ –

Приносит страданье одно

Мне бог светозарный, чей слышу я голос,

Уж лучше мне в реку – на дно.

Лишь только слова эти Дафна сказала,

Как чувствует – стали неметь

И руки, и ноги, а тело вдруг стало

Корою древесной твердеть.

Лавровыми листьями волосы девы,

Зелёными, стали шуметь,

А руки, простёртые жалобно к небу,

Вдруг каждая стала как ветвь.

Стоял Аполлон, опечален, у древа,

Потом, наконец произнёс –

Навечно венок из листвы твоей, дева,

Моих прикоснётся волос.

Пусть листья твои украшением станут

Кифары моей на года,

И благоухают, блестят и не вянут,

Зелёными будут всегда.

Так стой же ты, древо, цветущим беспечно,

Не ведая жгучую страсть,

Любовь Аполлона – как жизнь бесконечна,

Да только, вот жаль – не сбылась.

А лавр, шелестел всей зелёной листвою,

Он внял, что сказал Аполлон,

И ветви склонил, и вершиной – главою

Отвесил печальный поклон.

Артемида

(вольный перевод отрывка поэмы

Овидия "Метаморфозы!)

На острове Делосе нимфа Латона,

Рожая, выводит на свет

Не только божественного Аполлона,

Но дочь Артемиду вослед.

И брат, и сестра с детства вместе играли,

В охоте, в притворном бою,

Не зная вражды, и не зная печали,

И мать обожали свою.

Жила Артемида в не тяжких заботах,

Всё в жизни живое любя –

Зверей и деревья, домашних животных,

Траву и цветы не губя.

Она исцеляет людские болезни,

Приносит домашний уют,

И женщины часто слагают ей песни,

И благоговейно поют.

Прекрасная, с светлым улыбчивым ликом,

Подобным дневным небесам,

И с острым копьём она ходит по диким,

Богатым добычей лесам.

Богиня снимает с плеча торопливо

Свой лук, бьёт в мелькнувшую тень,

И нету спасенья лани пугливой,

Не скроется в чаще олень.

Вослед за богиней по плавному склону,

И нимфы – бегом по бугру.

Все в Дельфы спешит, отдохнуть к Аполлону,

Послушать кифары игру.

Под нежные звуки волшебной кифары

Богиня ведёт хоровод.

И музы, и нимфы сплетаются в пары,

Их всех Артемида ведёт.

На голову выше, она всех прекрасней,

Богиня! И поступь и стать!

И в каждом движении – полное страсти

Могущество можно читать.

В прохладных, увитых растеньями гротах,

Над узкой холодной рекой

Она отдыхает, и если хоть кто-то

Нарушит богини покой,

И горе тому, чьё нескромное око

Встревожит богиню, и он

Тотчас пострадает, наказан жестоко.

Так юный погиб Актеон.

Сын дочери Кадма, царившего в Фивах,

Охотился в местных лесах,

Зелёных, чащобах, густых и красивых,

Что на Киферона холмах.

Охотники – други, решили свалиться

Под дубом – поспать, отдохнуть,

А сам Актеон захотел прохладиться

У вод, и отправился в путь.

Он шёл, наслаждаясь прелестной погодой,

Повсюду был мир и покой.

Увидел пещеру на склоне. У входа

Гирлянды блестели листвой.

Входил в этот грот, и не знал, горемычный,

Услышав, как плещет вода –

Сама Артемида приходит обычно

На отдых полдневный сюда.

И нынче в том гроте была Артемида,

В ручье искупаться зашла,

А нимфам – подругам весёлого вида

Свой лук подержать отдала.

Уж нимфы с богини сандалии сняли,

И золото чудных волос

Они Артемиде узлом завязали,

Чтоб долго сушить не пришлось.

К ручью поспешили, где чистые воды

Теченьем косички плели,

Но тут Актеон появился у входа,

И в ужас все нимфы пришли,

И плотным кольцом окружили богиню,

Чтоб смертного пагубный взор

Не смог наготу осквернить её, ныне

Живой сотворили забор.

Подобно тому, как пурпур озаряет

С восходом небесный рельеф,

Так щёки богини огнём заливает

Безудержный яростный гнев.

Сурово блеснули прекрасные очи,

Покрыла чело её тень,

И тут Актеон, до прохлады охочий,

Предстал как пугливый олень.

Ветвистых рогов появилось сплетенье,

Пятнистою шерстью пошло

Всё тело, и шея вдруг стала оленьей,

И уши поднялись востро.

Увидел в ручье Актеон отраженье,

И горько воскликнуть хотел,

Но спазмом охвачено горла движенье,

И он по оленьи взревел.

– О, горе! – Вскричал Актеон, весь в смятенье,

Вглядевшись в злосчастный родник.

И слёзы из глаз покатились оленьих,

Наружу не вырвался крик.

Помчался олень от ручья без оглядки

В лесистую жаркую тьму,

И псы Актеона, предчувствуя схватку,

Помчались вдогонку ему.

Не в силах собаки узнать Актеона,

Пред ними всего лишь олень –

Азартная цель для охоты, загона,

Им гнать за добычей не лень.

И мчался олень по полям Киферона,

К ущельям, горам и лесам,

И сердце оленя, сиречь – Актеона,

Стучит – не достаться бы псам!

Но псы догоняют, в азартном удушье

Их лай переходит на хрип.

Догнали, вцепились в бока и подбрюшье,

И понял олень, что погиб.

Пытался собакам вскричать: «Я хозяин!»

Но выдавить смог только стон.

И умер, клыками собак весь изранен,

Несчастный олень – Актеон.

А тут и товарищи все подоспели,

И кто-то кому-то сказал:

– Жаль, нет Актеона! – Друзья пожалели –

Не видит охоты финал.

Погиб Актеон. Сей охотник отважный

Приблизился к страшной черте,

Когда Артемиду узрел он однажды

В прекрасной её наготе.

Адонис

(вольный перевод отрывка

поэмы Овидия "Метаморфозы")

Богиня любви Афродита – всевластна,

Всех жалует даром – любить,

Чтоб бог ли, герой, человек – не напрасно

Сумел долгий век свой прожить.

Жестоко Нарцисса она покарала

За то, что любил лишь себя.

Пощады и впредь никому не давала,

Кто думал прожить, не любя.

Но муки любви и богиня познала,

Адониса вдруг полюбив,

Царевича Кипра, каких не бывало

Средь смертных, так был он красив.

Адонис затмил олимпийцев прекрасных

Мужскою своей красотой,

И сердце богини зажглось и не гасло,

Навек потерявши покой.

Забыла Киферу, цветущую буйно,

Забыла про светлый Олимп,

Охотилась смело с Адонисом юным

В лесах, что на острове Кипр.

Охотясь в лесах, Афродита забыла

О собственной пышной красе,

Она драгоценных колец не носила,

Нет жемчуга в пышной косе.

Под солнцем палящим стреляла в оленей,

Добытчица зайцев и серн,

Но кабанов, грозных львов и медведей

Старалась не трогать совсем.

Она настоятельно друга просила

Не трогать медведей и львов,

Чья быстрая ярость и страшная сила

Могла взять Адониса кровь.

Нечасто богиня его оставляла,

Но всё же случалось не раз.

Любимого друга она умоляла

Её не нарушить наказ…

Однажды Адониса чудо – собаки

Напали на след кабана.

Охотник в предчувствии яростной драки

Азарт ощущает сполна.

Всё ближе к Адонису псы – забияки,

Шерстистая туша видна,

Несётся в кустах, догоняют собаки,

Вот-вот, и настигнет одна.

Адонис готов разъярённого зверя

Пронзить, приготовил копьё,

Но вот развернулся кабан, он намерен

Пустить в ход оружье своё –

Клыки, как кинжалы остры и зловонны,

В Адониса тело вошли,

Проткнули его, и упал он, сражённый,

На лоно цветущей земли.

И вот Афродита, убитая горем,

На поиск отправилась в путь

На Кипрские вечнозелёные горы,

Адониса тело вернуть.

По скалам, в ущельях брела Афродита,

Все ноги изранила в кровь,

Но раны не в счёт, если сердце разбито,

Не склеить, горючее, вновь.

Адониса тело нашла Афродита,

И горькие слёзы её

На тело любимого были пролиты,

На кисть, что держала копьё.

Цветку анемону богиня велела –

Из крови Адониса тут

Расти постоянно соцветием белым,

А рядом пусть астры цветут.

А там, где самой Афродиты упали

Кровинки из раненных ног,

Там розы чудесные выросли, алы.

И ей посочувствовал бог –

Сам Зевс – Громобой пожалел Афродиту,

Воистину, милостив к ней,

Уменьшить разлуку велел он Аиду,

Из царства умерших теней –

На лето Адониса душу и тело

К богине любви отпускать,

А осенью снова к себе в подземелье,

В мир мёртвых его опускать.

Счастливый Адонис с тех пор по полгода

С любимою вместе живёт,

Цветёт Афродита, ликует природа,

Никто расставанья не ждёт.

Но осень приходит, она неизбежна,

Адонис к Аиду уйдёт,

С любовью своей попрощается нежно –

Она до весны подождёт.

Нарцисс

По мотивам поэмы Овидия

Однажды летом нимфа Лавриона

Вошла в поток, что тихим, светлым был,

Но бог речной, Кефис, поднявши волны,

Насилие над нимфой совершил.

И понесла та нимфа от Кефиса,

И родила, когда пришёл ей срок,

Ребёнка нимфа назвала Нарциссом,

А на вопрос ответил ей пророк:

– О будущем младенца вопрошаешь,

Мол, сколько проживёт на свете лет?

Он проживёт, доколе не узнает

И не увидит собственный портрет.

А мальчик вырос до того красивым,

Каким бывает только божество.

Все юноши и девы, все ревниво

Дотронуться желали до него.

Нарцисс, был горд всеобщим обожаньем,

Но никому он повода не дал

Приблизиться и окружить вниманьем,

Его, любимого, и всех он отвергал.

Тот, кто не чтит златую Афродиту,

Кто не желает власть её признать,

Кто отвергает дар её великий,

Того нещадно может покарать.

Богиня стала строгой и жестокой

Для бога рек по имени Кефис,

И нимфы Лаврионы светлоокой,

Сгубив их сына с именем Нарцисс.

Сей юноша прекрасный, смелый воин,

Жил, никого на свете не любя,

Считал, что он один любви достоин,

Без памяти любил он лишь себя.

Однажды он, охотясь без успеха,

Вдруг заблудился в сумрачном лесу.

Увидела Нарцисса нимфа Эхо,

Залюбовалась на его красу.

Над нимфой Эхо гнев богини Геры

Распространял божественный свой дух –

Она сказать не смела слова первой,

Лишь повторяла сказанное вслух.

Нарцисс вгляделся в лес, чащобы кромку,

Недоумением охвачен весь,

И крикнул «Кто здесь?» с оторопью громко.

И Эхо громко отвечала: «Здесь!»

– Иди сюда! – Нарцисс окликнул Эхо,

Не видя ни дороги, ни пути.

– Сюда! – ответ из леса, как потеха,

И голос захотел к нему пройти.

Спешит к Нарциссу нимфа молодая,

Протягивает руки второпях,

Но оттолкнул её гордец, ломая

Ветвей завесу, спрятался в кустах.

Осталась нимфа, от любви страдая,

Печальной жительницей тех лесов,

Лишь голос свой любому отдавая,

Ответами на окрик или зов.

Ну а Нарцисс, гордец самовлюблённый,

Отверг всех нимф чудесной красоты.

Однажды дева с сердцем уязвлённым

Ему сказала: «Полюби ж и ты!

И пусть же та, которую полюбишь,

Не даст ответ взаимности тебе.

Погибнешь сам, как нас сейчас ты губишь,

Ведь так в твоей написано судьбе!»

Исполнилось той нимфы пожеланье –

Явила Афродита весь свой гнев –

За то, что дар оставил без вниманья,

Не обратив любви своей на дев,

Назначила Нарциссу наказанье:

Уставшему в охотничьей стрельбе,

Дать для него с самим собой свиданье,

Чтоб он и сгинул от любви к себе.

Нарцисс однажды на охоте летом

Вдруг вышел к тихому и чистому ручью,

Который был ни пастухам неведом,

Ни козам, ни окрестному зверью.

В ручье чистейшем не было ни веток,

Ни ветром принесённых лепестков,

Лишь гладь воды полна зеркальным светом,

И отраженьем неба и кустов.

Нарцисс нагнулся, опершись на камень,

Который выступал из глади здесь,

Упёрся так обеими руками,

В воде зеркальной отразившись весь.

Увидел он себя в воде, и мигом

Страсть к отраженью овладела им.

Так Афродиты кара и настигла

Того, который лишь себе любим.

Глазами, полными любви и ожиданья,

Глядит в ручей, душа его поёт,

К тому, достойному любви и обожанья,

Он руки простирает, и зовёт.

Он наклоняется к воде ручья зеркальной,

И жаркий поцелуй губами шлёт,

Но ловит лишь глоток воды хрустальной,

Холодной, обжигающей как лёд.

Всё позабыв от страсти первородной,

Нарцисс не ест, не пьёт, забыл про сон.

Любуется отображеньем водным,

Никак не может оторваться он.

– О, кто страдал на свете так жестоко!

Нас разделяют не леса, моря и льды,

Меня с любимым разделяет так немного –

Всего лишь узкая полосочка воды!

Задумался. Вдруг, как мороз по коже,

И мысль сверкнула в сумрачном мозгу:

О, горе мне! Я полюбил, похоже,

Лишь самого себя на берегу.

Я чувствую – немного жить осталось.

Едва расцвёл, увяну и сойду

К Аиду в царство, ах, какая жалость!

Но мне не страшно – так свою беду,

Свои страданья прекращу скорее,

Уйдёт неразделённая любовь.

Без сил Нарцисс, и плачет он, бледнея,

Но всё глядит на отраженье вновь.

И слёзы юноши, упав на отраженье,

Пустили по воде волну в кольцо,

И вод ручья пологое движенье

Прекрасное нарушило лицо.

Но вод опять пришло успокоенье,

Опять Нарцисс глядит во все глаза,

Не может оторваться в упоенье,

И тает, как от солнца днём роса.

И видит, им покинутая нимфа,

Та Эхо, что в Нарцисса влюблена,

Как, он, слабея, умирает тихо,

Но дева та Нарциссу не нужна.

Слабея, он воскликнул вдруг: «О, горе!»

И нимфа, что была невдалеке,

В ответ откликнулась Нарциссу вскоре –

«Горе!», платок сжимая в трепетной руке.

– Прощай! Промолвил тихо отраженью

Нарцисс, последний раз закрыв глаза.

Негромко Эхо повторила тенью,

Из глаз её скатилась вдруг слеза.

Склонилась тело юного Нарцисса

На сочную прибрежную траву,

В густой прохладной тени кипариса

Сложил свою прекрасную главу.

Заплакав нимфы о Нарциссе милом

(А нимфа Эхо – более всего),

Устроили усопшему могилу,

Пришли за ним, но не нашли его.

На месте, где легло Нарцисса тело,

Где он прилёг в траву, главою вниз,

Вдруг произрос цветок душистый белый,

Цветок посмертный с именем Нарцисс.

Геракл

(Вольный перевод поэмы

 Еврипида Геракл)

Геракл обретался в лесах Киферона,

Мужал там, учился и рос.

И сила была у Геракла огромна,

Огромным же стал его рост.

Геракл был привержен военным наукам,

Никто с ним сравниться не мог

В метаньи копья, в упражнениях с луком

Был точен герой, словно бог.

Ещё не вошёл он во взрослую пору,

И юношей ставший едва,

Поднявшись один в Киферонские горы,

Он встретил там грозного льва.

Копьём поразил он рычащего зверя,

И шкурой его, как плащом

Покрыл свои плечи, одеться намерен –

Довольно ходить нагишом.

Концами косынки он львиные лапы

Узлом завязал на груди,

И шлемом служила та кожа Гераклу,

Что снял он со льва головы.

Он вырвал с корнями молоденький ясень,

И палицу сам сотворил,

Гефест отковал золотой ему панцирь,

А лук Аполлон подарил.

Гермес подарил ему меч из железа,

Афина, отставив дела,

И пряжи тончайшей ничуть не жалея,

Одежду ему соткала.

Геракл возмужал, победил он Эргина (1) –

Орхомена  злого царя,

Которому дань постоянно платили

Все Фивы. И благодаря

Геракла за громкую эту победу,

Царь Фив ему славу воздал –

Мегару, прекрасную юную деву,

Он в жёны Гераклу отдал.

Он счастлив был в Фивах с женою Мегарой,

Супругой прекрасной своей,

И боги прислали супругам подарок –

Прекрасных троих сыновей.

Богиня же Гера к Гераклу пылала

Сухим ненавистным огнём.

В отместку болезнь сыну Зевса наслала –

Рассудок подвинулся в нём.

В припадке неистовства умалишённый

Убил всех своих сыновей,

И брата Ификла, безумия полный,

Убил и его он детей.

Когда же прошёл злополучный припадок,

Познал он себя самого,

Увидел Геракл, до чего же он гадок,

И скорбь охватила его.

Покинул Геракл семивратные Фивы (2),

И в Дельфы, как раненый зверь,

Поплёлся, спросить Аполлона тоскливо,

Что делать он должен теперь.

Велел Аполлон отправляться теперь же

В Тиринф, в нём безвыходно жить,

На службу податься к царю Эврисфею,

Двенадцать там лет прослужить.

Сказал он вдобавок, Геракла жалея -

Судьба его смерти лишит,

Когда по веленью царя Эврисфея

Он подвиги все совершит.

                ***

1. Эргин -царь Орхомена Минийского.

2. Фивы – древнегреческий город в Беотии с семью городскими вратами.

Немейский лев

Гераклу недолго пришлось дожидаться

В Тиринфе.Он прибыл едва,

Как царь Эврисфей (1) приказал собираться

Прикончить немейского льва.

Тот лев, от Тифона рождённый Ехидной,

Был необычайно велик.

Он жил возле древней Немеи. Как видно,

Голодным он быть не привык.

В окрестных лесах уже не было дичи,

Ни коз, ни гусей – петухов.

Поэтому зверь взял себе за обычай

На ужин сжирать пастухов.

Геракл у Немеи отправился в горы,

Чтоб логово льва отыскать.

Повсюду охотник бросал свои взоры,

Но зверя нигде не видать.

Он долго искал свою цель, наш охотник,

По склонам в зелёных лесах,

Нигде не увидел усталый и потный

Намёка он даже в следах.

Но вот, наконец, когда солнце склонилось,

К закату, и стало темней,

Большая пещера Гераклу явилась.

Два выхода было у ней.

Геракл завалил один выход у грота,

И стал у второго ждать льва.

Почти что стемнело, когда вдруг у входа

Возникла его голова –

Огромных размеров, страшна и космата,

И тело громадного льва.

Геракл три стрелы запустил в супостата,

Звенела его тетива.

Но так поросла грубым волосом кожа,

И шкура была так крепка,

Что стрелы, остры и быстры, но похоже,

Пронзить не смогли льва бока.

И лев зарычал, грозно лапы расставил,

Рычанье в горах отдалось.

Искал лев глазами – кто стрелы направил,

В глазах были ярость и злость.

Но вот на Геракла в прыжке сиганула

Огромная туша, резва.

Но палица молнией быстрой сверкнула,

Обрушив на голову льва

Удар непомерный, тяжёлый как камень.

Упал лев – удар оглушил.

Геракл обхватил его шею руками,

И насмерть его задушил.

Взвалил льва на плечи, и палицу выскреб,

В Немею затем он сходил –

Принёс жертву Зевсу. Немейские игры (1)

В честь подвига там учредил.

Когда же он тушу доставил в Микены,

Увидел её Эврисфей,

И дрогнули в страхе некрепкие члены,

Он внял – нет Геракла сильней.

И царь запретил подходить (из боязни)

Гераклу к воротам Микен,

А факты его совершённых деяний

С высоких разглядывал стен.

                ***

1.– Эврисфей – царь Микен, горда в древней Греции, что находятся в рядом с городом Тиринфом.

2.– Немейские игры – прообраз Олимпийских игр.

Лернейская гидра

Вновь царь, за высокими прячась стенами,

Придумал Гераклу дела –

Пусть гидру убьёт с девятью головами,

Что в городе Лерна жила.

Та гидра была от Тифона Ехидной,

Как брат её, лев, рождена.

В болоте таилась, и было не видно,

Насколько огромна она.

Из логова гидра, когда выползала,

Людей постигала беда –

Ведь в девять голов она скот поедала,